Господи, на посошок налей!

Не могу на то, Господь, взирать,
Как жиреет мародеров рать,
Не могу на то, Господь, смотреть,
Как потеет на ладошках медь.
Нет могу тем боле созерцать,
Как в миру хоронит сына мать,
Ну а ей поднюнивает тать,
Шля других туда же - умирать!
Не могу то, Господи, читать,
Где бесстыдно, не скрываясь, врать
Смеют правды вроде бы гаранты,
А бумага даже покраснеть
Не изволит, торопясь бледнеть
Перед татем, раздающим гранды...

Не могу я слышать, как куранты
Время бьют кувалдой палачей.
Не слыхал бы лживых их речей
И заевшей Пугачевой Галки,
Как их свора радостно поет,
И как хрип гармонию дерет,
Выскребая из сидений палки.
Рвет мне слух, когда святые кости
Раздирают зубы сытой Гостьи,
Скрежет ли: "Все будет хорошо!".
А народ за флейтой все ж пошел,
Получив от нации культурной,
По наследству только урны, урны
И аванс смертей - дезодорант...

Боже, рано, рано умер Дант,
Но лишь в этом мне ему завидно:
Ничего не слышно и не видно
Там ему из всех российских сфер:
Из любви ли - принародной случки,
Иль из родины - продажной сучки...
Господи, как счастлив был Гомер,
Видя мир одним воображеньем.
Может быть, и наши он сраженья
В Золотое б смог облечь Руно?...

Хватит рифм, исправить все равно
Не по силам тем, кого не слышат.
Господи, прости меня, я вышел
Из созданья твоего совсем.
Мне не нужно этой жизни тем,
Фабул, слов, финалов и сюжетов.
Может быть, не стану я поэтом,
Но не буду гражданином быть...

И прошу лишь об одном - лишить
Уз сей жизни: зрения и слуха!
В голове моей ее разруха
Превратиться может в крах Империй,
А поля пустые - в версты прерий,
И столицы - в Содом и Гоморру...
Лучше сам навыдумаю вздору
Пусть абсурдней жизни - не пошлей!

Господи, на посошок налей
Мне амброзии... Коль нет - своей
Нацежу я из походной фляги.
Все ж со мной: она, перо из шпаги,
Сны моих пророческих вестей,
Снеги чистой, девственной бумаги,
Небо неразбавленных чернил...
И чего же ты меня лишил?