БАБАЗАВРА

Владимир БАДАЛОВ
 
БАБАЗАВРА
 
Часть шестая
 
У магазина Машенька спросила:
-Чья смена, не знаете?
 
-Лишь бы не этой мегеры.- сказал Вися.
 
-Нехорошо обзывать бедную женщину,- сказала Маша.
 
-Она не женщина и совсем не бедная.- Вставил Женька.
 
-Это оно,- вмешался Вися.- Среднее между бабой и тиранозавром.- Бабазавра.
 
-Точно!- Согласился Женька.
 
-Она, так она!- Сказала Маша, толкая дверь. И прибавила загадочное,- ей же хуже!
 
Грузная дама восседала у кассы в центре зала. Было ей лет сорок с хвостиком. Однако хвост был чрезвычайно длинен. Поэтому его маскировали. Хвосты всегда маскируют, когда они длинные. Женщины, в основном. Мужчины к этому относятся наплевательски.
 
А достигается задача, если кому неизвестно, не с помощью маскировочной сетки, какой военные накрывают танки, чтобы их не увидел противник. Не привязыванием к хвосту букета цветов, чтобы разведчики думали, что перед тобой не хвост, а цветочная клумба. А выщипыванием бровей, с последующим изображением их на более выгодном, на взгляд хозяйки, месте. Делаются они повыше, и позагибистей. Отчего является желание посадить эти самые бровки на цепь, чтобы не шлялись, куда им вздумается по лицу, не пугали прохожих. Потому, что, хотя и не тявкают, бровки-то, неожиданно попав на глаза, не на своем месте, изогнутые как рассерженный кот, могут напугать не на шутку. Нарисуйте глаз на кончике носа, например. А настоящий закрасьте. Что люди станут делать, столкнувшись с таким носоглазым? Валидол глотать!
 
Маскируют возраст ресницами. Не хлопают ими, почем зря, а утолщают, и удлиняют, насколько возможно. Бабазаврины были так длинны и толсты, что с одной волосинки на другую, можно было перепрыгивать, хватаясь за них руками, как гимнасты на брусьях, или обезьяны в тропическом лесу, сигая с лианы на лиану.
 
Размечают несуществующие губы. Наподобие дорожников, изображающих на асфальте белой и желтой краской разметку: стрелки, пешеходные переходы «зебра», прерывистые и сплошные полосы. Не скупердяйничая, широкими мазками. Только используется красный цвет губной помады. Пара размашистых движений и даже слепой не пропустит взглядом красочно оформленный вход в организм.
 
Разглядывая такие «украшения», человек теряется и уже не в состоянии определить, сколько даме лет: больше сорока или меньше ста пятнадцати.
 
Однако особенную прелесть этой даме придавала присущая ей манера озирать букашек и таракашек, окрест. Под ее особенным взглядом, любой пятерочник, да хоть с десятью грамотами впридачу. Похвальными. Даже от уборщицы за то, что регулярно вытирает туфли на входе в школу. Да что пятерочник, таксист, или хозяин ларька. Люди, в общем, крепко стоящие на ногах. Чувствовали себя хромым, с дыркой на крылышке, заделанной заплаткой другого цвета, насекомым. С бородавкой на носу. Костылем на шестой ноге. И оскорбительной для насекомого фамилией Дихлофосов.
 
-Опять эта троица!- Процедила Бабазавра, разглядывая детей чванно и высокомерно.- Слушаю вас господа.
 
-Здравствуйте!- Приветливо сказала Машенька, пропуская мимо ушей язвительное «господа».
 
В ответ, однако, раздался крик:
 
-Опять вы со своим вонючим пуделем. Сколько раз предупреждать, чтобы не заводили эту гадость в магазин.
 
-Это не гадость, а живое существо,- жестко ответила девочка. И примирительно прибавила.- Сейчас выведу. Только не надо так волноваться. А то кондрашка хватит.- Последнее она буркнула под нос.
 
-Что ты сказала?- Грозно переспросила продавщица.
 
-Ничего!- Ответила Машенька и повела собаку к выходу.
 
Грубиянка разозлила девочку. Она была в растерянности: уйти в другой магазин, до которого полчаса ходу. Или наплевать на все и купить необходимое здесь. Судя по недоброй улыбке, какие-то еще соблазны тревожили ее воображение.
 
Маша вывела собаку. Время шло, а она не возвращалась. Мальчики подумывали, не последовать ли за подружкой? Но тут входная дверь отворилась и, поскольку была на пружине, захлопнулась, не представив вопросительным взглядам обеих приятелей и продавщицы, ни единой живой души.
 
Странный факт заставил мальчиков переглянуться и посмотреть на Бабазавру со злорадством, смешанным со страхом и любопытством. На физиономиях ребят изобразилось ожидание каких-то, вовсе не безобидных и совсем даже необычных событий, которые не заставили себя долго ждать.
 
Вдруг подал признаки жизни кассовый аппарат. Сами собой стали нажиматься кнопки с цифрами. Прибор заурчал, как пес, у которого отнимают кость:
-Сколько стыбзила? - После чего порадовал веселой выходкой, вывалив длиннющий язык чека.
 
-На... На...- Ответила женщина, вздрогнув. Все перемешалось в ее голове. Она затруднялась: назвать цифру, запрошенную аппаратом или спеть цыганский романс. «Ай, на-нэ, на-нэ...» К какому почувствовала внезапную привязанность.
 
-Так сколько?- Не унималась касса.
 
-Ай, на-нэ, на нэ,- все-таки напела она, бросив ошарашенный взгляд на агрегат, задававший вопросы.
 
Испугавшись того, что непослушание будет наказано каким-нибудь вообще мурашкобегающим по спине образом, продавщица выпалила.- Триста двадцать!
 
-Не хило!- Поразилось устройство.- Аппетит у тебя дай, дай.- От волнения, голос кассы даже сорвался на детские писклявые нотки. Однако быстро вернув произношению солидную хрипотцу, продолжал.- Да ты у нас пиратиха какая-то! Тебе саблю, ножи с пистолетами за пояс, глаз перевязать черной повязкой. Ах, вот еще: нужна шляпа с пером на голову! Ругаться тебя, конечно, учить не надо?
 
-Ага!- Кивнула Бабазавра.
 
-Кто бы сомневался.- Сказала касса.- И,- вперед,- грабить!
 
Женщина потупилась. Комплименты, даже сомнительные, приводили ее в томление.
 
Кассовый аппарат заурчал опять. Мадам пугливо перевела взгляд на табло и увидела сумму, раз в пять превышавшую ту, в которой призналась. Приспособление опять вывалило язык чека, будто бы, дразня продавщицу.
 
-Ты че творишь?!- Запричитала дама.- Мне придется погашать из своего кармана. Откуда брать? Я, бедная, одинокая женщина.
-Оттуда, куда положила.- Холодно отвечал агрегат.- Не убивайся так. Наворовала больше. Это б с тебя содрать.
 
-Бедная я, бедная! Ограбили, обобрали!- Взялась причитать Бабазавра.
 
-Тебя ограбишь, как же,- буркнула касса в ответ.
 
В магазине воцарилось затишье. Хлопнула входная дверь. У стойки, как ни в чем не бывало, снова образовался Марсик. Однако продавщице было не до него. Крокодил, вползи он сейчас в дверь, и спроси: привезли свежий хлеб или опять придется давиться вчерашним? Да что хлеб, попроси этот самый рептюган пиво, она бы не стала интересоваться, совершеннолетний он или нет. Кстати, у крокодилов совершеннолетие когда?
 
Из дальнего угла прискакала швабра. Она именно скакала, подпрыгивая на одной ножке. Было бы две, совершенно напоминала девчонку, играющую в классики, на асфальте. При этом у них еще так смешно мотаются хвостики из волос на голове. Швабра была без хвоста, хотя волосы присутствовали. У нее была другая прическа. Параллелипипедный ежик.
 
Штука для мытья полов вытянулась во фронт и в странной манере, будто пуская пузыри в бокал с чаем, забубнила:
 
-Красть нехорошо! Вы этого не знали? Какой-то бабуле не доплатят пенсию. Она не сможет позволить себе кусочек колбасы. А имеет право. В самые тяжелые годы работала на износ. На нас работала. На тебя, воришка, бесстыжая!
 
Продавщица открыла рот. Будто к челюсти подцепили гантелю. Но быстро собралась с духом, отцепила гантелю. Вознамерившись отбрить эту палку с волосней. Как мастерски умела делать это всегда. Со всякими там разными, которым не нравятся ее ресницы, как красит губы, правильно считает, сколько нужно заплатить за покупки….
 
Приготовила что скажет. Размяла, помусолила слова. Сложила в пилюлю. Чтобы выплюнуть в обидчицу. Да не просто выплюнуть, а выстрелить. Нет, застрелить. Насмерть! Как запричитает: « Как ты смеешь! Такое. Мне. Знаешь, кто я? А кто такая ты? Посмотри на себя. Швабра! Теперь взгляни на меня. Да я тебя... Ах, ты, негодница!» Женщина намеревалась перейти на крик. С элементами вопля. Как заорать. Чтобы поставить швабру на место.
 
Но тут уже разнервничалось приспособление для мытья полов. Стало наводить прямо ужас своими выходками. Потому, что никто и никогда не видел швабру такой психованной. Как закрутит верхней частью то в одну, а то в другую сторону. Совсем, как человек головой. Если у него попросить сто рублей три раза подряд. А на четвертый триста. И добавить, когда даст: «Ну ты и жмот, зараза?» Она начала подпрыгивать, стучать ручкой о пол, совершенно напоминая восклицательный знак, бьющейся в истерике. Большой восклицательный знак. В опасной истерике. Они были где-то родственниками, я думаю, швабра и восклицательный знак. Потому, что очень похожи.
 
И выглядело бы это все так себе, даже весело, коли было бы видно, кто ею этаким образом манипулирует. А тут сплошные непонятки. Представьте: спокойно смотришь телевизор. И вдруг, этот самый агрегат спрашивает: «балбес, сколько можно дурака валять? Когда начнешь делом заниматься? Так всю жизнь просидишь». Но когда швабра сама по себе крутит верхней частью, будто бы головой, а объяснение отсутствует, делается страшно. Не за швабру. За себя. Оно ведь как, начинается со швабры. Вот она заговорила. Потом явится веник и примется петь. А в довершение всего, любимый кот Пипольфен полезет обниматься. И поцеловав, томным голосом спросит: почему ты мне мышку не поймаешь. С нового года прошу. Мяууу…. Посмотри мне в глаза, ты ее сама не слямзила?
 
В разворачивающихся событиях, все отчетливее проступала какая-то несуразица. Чушь собачья! Е-мое. То Бабазавра беседовала с кассовым аппаратом, как с соседом: «Николай Иванович, когда ваш Джек прекратит мочиться на мою дверь?» Только что болтала со шваброй, как с соседкой из другой квартиры. Что могло случиться дальше, представить себе не труудно!
 
Бабазавра глянула в зеркальце, обновила губы помадой, потерев их друг о дружку. Обращали внимание, как мухи трут ножкой ножку? Вот так. До сих пор мучаюсь вопросом: это массаж такой, или оттираются от того, куда влезли? И собиралась дать отпор давешней собеседнице. Но та опередила ее.
 
-Ты меня любишь или нет?- Тягуче занудила эта штука. И волос на швабре зашевелился, заходил ходуном. Будто бы от ужаса, который обуял ее от одной только мысли, что она может остаться без благодатной Бабазавриной любви.
 
-Что?- Не поняла продавщица.
 
-А я тебя обожаю!- Липуче прибавила швабра. Прямо стражду по тебе. Погладь меня. Приласкай.- Волос на щетке стал ложиться и расправляться, от избытка нежности. А сама она прислонилась к груди женщины.
 
-Приласкать?- спросила женщина, меря щетку испуганным взглядом.
 
-Именно так,- подтвердила швабра, продолжая играть прической.
 
-Если хочется,- согласилась женщина. И протянула руку. Однако едва коснулась пальцами волоса, раздался громкий вопль на весь магазин, едва не лишивший ее рассудка:
 
-Потому, что остаток дней ты проведешь со мной в обнимку. Когда тебя вытурят с работы, а рано или поздно это обязательно произойдет. Ты будешь драить полы.- И как затрясется наподобие припадочной, как застучит о пол черенком.
 
-Да как ты смеешь!?- Пролепетала продавщица.
 
-Смею, смею!- Крикнула швабра,- для того и создана, чтобы порядок наводить. Не то, что некоторые…- И запрыгала в дальний угол, где располагался лагерь швабр, веников, совочков и этих, как его? Которые пускают пузыри в унитаз? Женька с Висей испуганно расступились, уступая дорогу.
 
Бабазавра, хотя и была напугана досмерти, заставила себя по- шпионски прокрасться следом к стану неприятеля, желая убедиться, не зреет ли среди санитарных приспособлений нового заговора.
 
Ничего крамольного не обнаружив, она вернулась. Глянула на мальчишек, наблюдавших за ней со страхом, смешанным со злорадством. Невольно отметила про себя, что ехидней всех выглядит пес. Глаз пуделя было не разобрать, однако каждая завитушка на его морде, закрученностью в одну сторону желала ей пакостей, а в другую,- неприятностей. Это было очевидно.
 
Женщине даже почудилось, что собака сейчас откроет пасть и человеческим голосом спросит:
 
-Деньги-то присыпала нафталинчиком? От греха.
 
-Какие деньги? Какие деньги?- Завопила она в ответ, когда пудель все-таки задал этот неприятный вопрос.
 
-Какие за унитазом спрятала.
 
-Нет!
 
-Сгрызут же мыши. Жалко! Тырила, тырила, а их возьмут, и сгрызут.
 
-Честно?
 
-Как пить дать сгрызут.- Сказал пудель уверенно, опираясь локотком о прилавок.
 
-У меня нет мышей.
 
-Это они не знают. Узнают, набегут. А узнают они быстро. У них что-то типа телеграфа есть. Агентство мышиных новостей. А те, что к столешнице снизу прикреплены. Их присыпала?
 
-Нет под столешницей денег,- закричала она.
 
-Ты, мать, какая-то вся изнервничавшаяся нынче? Не случилось ли чаво?- Продолжал пудель.- Али еще, где напрятала? Признавайся. Признавайся, говорю! Облегчи душу. Грехи отпущу.
 
-Отвали!
 
-Какие у нас манеры!- Укоризненно процедил пудель.- А я совет хотел дать. Теперь не дам. Обидела. Насмерть обидела!
 
-Какой?- Спросила женщина, не обращая внимания на чрезмерную обидчивость собеседника.
 
-Баночку... Что на антресолях. Которая сзади варенья стоит, открой, да щепотку нафталинчику туда сыпани. Съедят денежки-то. Червячки.
 
-И не на антресолях она.
 
-Под холодильником что ли?
 
-Под холодильником.- Вылетело у Бабазавры. И она прямо шлепнула себя по губам, закрывая ладонью рот. Притом, испуганно вытаращившись на пуделя.
 
Пес, слава богу, был не похож на разбойника. Не приставал с вопросами: где живешь? В смысле, не пытался выведать адрес. Где ключ лежит? Какими деньгами напрятала? Сотенными, али тысячными. Это чтобы знать, какую сумку прихватить: маленькую, али большую. Нет ли еще где нычки? И какое у нее давление?
 
Нет, давление, пожалуй, пуделя интересовало меньше всего. Хотя в принципе, пес был из сочувствующих. Когда, например, играл «Спартак» . А Вися болел за него, Марсик радостно лаял, если забивали гол. Когда забивали «Спартаку», тоже лаял. Как болельщик, пуделишка стоял за справедливость. Гол тебе, гол сопернику. Иначе обидешь соперника.
 
Вдруг утратив интерес к секретам продавщицы, пес упал на четыре точки. Подошел к кассе, задрал ножку и сделал это. Таким образом, как бы, дозволяя Бабазавре вступить в клуб приближенных к своей персоне лиц. Вроде печать о прописке поставил на документ. У них, у собак обычай такой. Побрызгал на тебя или твою вещь, значит любовь до гроба. А повод был. Все – таки, тут полезные советы давал, относительно нафталина. Чего ж не приблизить к себе. Надо приблизить.
 
Жест с задранной ногой, однако, переполнил чашу терпения дамы. Продавщица изготовилась схватить пса за шкирку, с тем, чтобы вышвырнуть его на улицу. Заодно, отправить следом пацанов, не спускавших с нее издевательских взглядов. Однако здесь произошло нечто, нанесшее новый удар по ее ошарашенным чувствам. Голос, вещавший от лица кассового аппарата, швабры, а потом и пуделя, донесся на этот раз со стороны витрины с конфетами.
 
-Ты где есть? Че мимо проскочила?
 
Приседая на ослабевших ногах. Примерно так, как двигаются танцующие вприсядку. Дама приблизилась к стойке, откуда раздавались звуки.
 
-Вы ничего не забыли?- Спросили у нее с полок.
 
-Кто со мной говорит?- Задала она встречный вопрос и затравленно оглянулась. Догадку, о том, что в контакт с нею вступают конфеты, она пыталась отмести, как способную сдвинуть мозги набекрень.
 
Оказалось они.
 
-Конфеты!- Выпалила коробка конфет. И раздраженно дернулась.
 
-Какие конфеты?
 
-Шоколадные, якобы.
 
-Почему якобы?
 
-Подойди ближе.
 
Бабазавра приблизилась и с опаской заморгала в направлении, откуда доносились звуки.
 
-Не прикидывайся дурочкой.- Сурово произнесла коробка,- почему мы среди шоколадных? И цена на нас как у шоколадных. А не как у соевых. Ась? Тетушка немножко аферистка?
 
-Тише ты зашипела собеседница, оглядываясь на мальчишек, не спускавших с нее глаз.
 
-Как тише? Ты дуришь людей, а я тише?- От возмущения коробка с конфетами сорвалась на крик.- Вот выйду из магазина. Как заору на всю улицу: не покупайте здесь ничего. Тут вас обкрадывают. Будешь знать, как заниматься нехорошими делами.- И как затрясется своим прямоугольным телом.
 
Взрослый, седой мужчина, бродивший среди полок с товаром, укоризненно посмотрел на продавщицу и неодобрительно закачал головой.
 
-Нехорошо. Нехорошо,- сказал он.
 
-Где-то Маша запропастилась. Ей бы на это посмотреть,- сказал один мальчик другому.
 
-Не говори,- заметил тот,- когда нужно, ее никогда не оказывается рядом.
 
Бабазавра сгребла в охапку конфеты и роняя коробки на пол, перенесла на другую витрину. Дрожащей рукой вывела фломастером новую цену, ниже той, что была. После чего боязливо установила коробку, склонную к болтологии вертикально.
 
-Теперь довольна?- Спросила она, поправляя прическу,- Ну ошиблась я, не молодая ведь.
 
-Ошиблась она. Ишь, ты! Почему-то в свою сторону ошиблась.
 
-Послушай-ка радость.- Крикнули с другого конца зала. Женщина затравленно обернулась и поняла, звуки издает пачка с рисом, стоящая среди прочих круп. Она как-то мялась, переступая с одной стороны на другую, будто с ноги на ногу. Хотя никаких ног у нее, разумеется, не было. Как, впрочем, и рук тоже.
 
-Да не тебе говорю,- крикнул рис вдогонку.- Тоже мне радость нашлась. Прямо обхохочешься.
 
Бабазавра принялась промокать себя носовым платком, потому, что вспотела. Когда с тобой заводит беседу рис, всегда, знаете ли, потеешь. Обратите внимание, если доведется.
 
Между тем рис продолжал:
 
-Я тут ночь напролет думал, с какой стати между мной и тобой. Между тобой и мной втесались эти макароны? Че они тут потеряли воще?
 
-Не понимаю?- Подала голос гречневая каша, к которой пачка с рисом обращалась.
 
Уяснив, что рис и в самом деле беседует с гречкой. И ей это не примерещилось, женщина крадучись приблизилась к полке, на которой развернулась полемика и навострила уши. Она была невероятно любопытна, эта Бабазавра.
 
-Объясняю для непонимающих.- проговорил рис раздельно.- Вот я рис. Ты меня знаешь.
 
-Как же...
 
-А рис это кто?- Задаю я простой вопрос.
 
-Да, кто?- Съязвила гречка.- Неужели картошка?
 
-Ехидна!- забрюзжал рис.- А правильный ответ? Ну, нельзя быть такой бестолковой.
 
-Это я бестолковая,- Возмутилась гречка.
 
-Нет, я. Конечно ты!
 
-Ой, ой, ой! Какой толковый выискался. Нобелевский лауреат. Тебя съедят, отложат личинку и забыли.- Тут пачка с гречневой крупой, начала угрожающе придвигаться к оппоненту. Давая понять, что не потерпит оскорблений.- А я... я полезна для здоровья. И потом, я местная. А ты гастарбайтер. Понаехали тут всякие... Телефоны отнимают.
 
Рис, впрочем, не имел намерения ругаться. Он примирительно произнес,- хватит! Что за плебейские наклонности, любой разговор превращать в базар. Гречка промолчала. Она не знала значение слова плебейский и боялась обнаружить свою необразованность.
 
-Я думал, думал. Прямо заснуть не мог,- продолжал между рис.- Того и гляди, свалюсь и захраплю на весь магазин.
 
-Боже мой, как ты любишь антимонию разводить.- Нетерпеливо перебила гречка. Что сказать- то хотел?
 
-Действительно, мозгокрут какой-то,- потеряла терпение и Бабазавра. Ей не терпелось узнать, над чем же таким всю ночь напрягал мозги рис.
 
-Ставлю простой вопрос,- переминаясь с боку на бок, продолжала пачка с рисом,- отчего между нами затесались макароны?
 
-А что такое? Опять не поняла гречка.
 
-Ты кто?
 
-Я?
 
-Ты, ты?
 
-Я,- гречка.
 
-Вижу. А гречка кто? Она! Женского рода? Я рис. Мужского рода. Значит мы с тобой мужчина и женщина. Понятно?
 
-Ничего не понимаю.
 
-А макароны кто?- Как завопит рис. Да зычно так, что продавщица даже вздрогнула.- Какая бестолочь, честное слово. Они, макароны, не он и не она. И даже не оно. Понимаешь о чем речь? Ты че тормозишь?
 
Пачка гречневой крупы переступила с боку на бок и склонив верхнюю часть книзу, задумчиво разглядывала собственный живот на котором было написано «Ядрица». Во всяком случае, ощущение, что она его разглядывает, было полным. Хотя глаз в наличии не было. Рук и ног у пачек с гречневой крупой так же не бывает, как и у пачек с рисом. Если кто не подмечал этого факта.
 
-Ты когда-нибудь видела, чтобы продавали отдельную макаронину? Чтобы самый непроходимый балбес взял да и спросил,- у вас макарон есть?
 
-И мне не попадались,- принимая участие в диспуте, сказала Бабазавра.- Все говорят макароны.
 
–Умница!- Сказал рис.
 
Бабазавра кокетливо поправила прическу. И глянула в зеркальце.
 
-Действительно!- Согласилась гречка.
 
-И вот, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами,- торжественно произнес рис,- я, в который раз, обращаюсь к вам с вопросом.- Что делает это непонятное изделие здесь, среди нас?
 
Бабазавра опершись локтем о полку, задумалась.
 
-Ну и дела,- пораженная выводами риса. А заодно его умственными способностями воскликнула гречка.- А они стоят себе и стоят эти макароны, будто ничего не случилось. А оказывается они вон какие. Вот скажите теперь, это не сволочи?
 
Мы с вами полностью солидарны.- Донеслось оттуда, где толпились пакеты с крупами.
 
-И мы,- закричали пачки с чечевицей.
 
-И я.- отозвалась манка.
 
–А действительно!- Протянула Бабазавра.
 
-Убрать их отсюда. Немедленно! Раздались голоса с полок, где стояли ячменная, перловая, пшеничная каши. Не станем терпеть в наших рядах какое-то непонятное «они».
 
-Да, да,- Поддержал всех горох и закашлялся. Издав странный звук, наподобие того, который производят лошади губами, завидев сто долларов.
 

-Завистники позорные!- Зашипела пачка с макаронами. И боком, боком, будто у нее имелись ступни. И она умела ими двигать. С пятки на носок, с пятки на носок, стала смещаться в глубину полки, отодвигаясь в тень.
 
-Они еще и огрызаются.- Подначивал рис.- Вы не все про них знаете. Люди от них толстеют, вот! Пухнут. Как жабы на болоте.
 
-Что ты говоришь? Ужаснулась фасоль.- А я думаю, че они такими трубочками? С дыркой посередине. Думаю, что-то тут не так. Ой, я сейчас брякнусь в обморок!.
 
Гнать их в шею!- Прорычал горох,- и обернувшись к продавщице, решительно прибавив: не примете меры, за себя не ручаюсь. Расстреляю непонятное создание очередями.
 
-А я отдельными выстрелами,- поддержала его фасоль- Могу атаковать и химически...
 
Бабазавра всплеснула руками и закрыла лицо.- Какой рис? Какими очередями! Что происходит!? Она попятилась задом. Пятилась, пятилась, пока не допятилась до противоположной стойки, где и замерла. Не потому, что уперлась задом. Ее остановил голос, доносившийся с места соприкосновения. «Этого» места и стойки.
 
Поначалу продавщица решила, что именно часть собственного тела под юбкой, коснувшаяся полки, обращается к ней. А чему удивляться? Если только вот беседовала с пачкой риса? Почему с тобой не может заговорить та часть тела, на которой сидишь? Ей тоже надоедает заниматься одним и тем же делом. Хочется сменить род деятельности.
 
Оказалось, ошиблась. Часть тела не подавала голоса. Звуки доносились со стороны витрины, на которой было выставлено кофе.
 
-Раз вы здесь... – Донесся до нее чей-то голос,- вы меня слышите, мадам? Будьте любезны переставьте нас в отдел кофейных напитков.
 
-Почему?
 
-А то вы не знаете,- сказала баночка с многообещающим названием «Отрада».-Нет, от избытка совести вы не помрете. И не забудьте поменять цену. Я не кофе, а кофейный напиток.
 
Продавщица истерично сгребла банки «Отрады» в охапку и перенесла на метр левее. Мальчишки, не спускавшие с Бабазавры горящих глаз, едва удерживались от хохота. События, свидетелями которых им довелось оказаться, вполне отвечали их представлении о справедливости. И наказании за проступок.
 
Раскладывая баночки, женщина услышала непонятную возню в витрине-холодильнике. Неожиданно оттуда завопили.
 
-Не прикасайся ко мне своим вонючим боком!
 
Чередовавшиеся со страшной быстротой события не давали времени задуматься. Оно и к лучшему. Кто знает, не потребовались бы ей люди в белых халатах со шприцами, клизмами, в общем, со всем своим малоприятным инвентарем, которые появляются в тот момент, когда все, совершенно все становится непонятным, однако веселым до ужаса?
 
Под стеклом на витрине холодильника, где лежали килька, камбала, сайра и форель. А так же прочая водяная братия. В специальных лотках. Бабазавра увидела, как селедка пытается взгромоздиться на собственный хвост. Падая и водружая себя вновь. Рыба истошным голосом вопила, обращаясь к валявшемуся по соседству карпу:
 
-Не смей прикасаться ко мне своим вонючим боком, плебей! Мы и полу разного, не говоря о национальности. Повториться, позову милицию.
 
-Подумать только!- поразилась Бабазавра. Ее слопают еще сегодня, а она туда же, права качает.
 
-Нет, меня непременно хватит кондрат от этой невоспитанности,- продолжала кричать селедка. Что это за панибратство такое?- С этими словами она брякнулась на подруг, вытянувшихся аккуратными рядками в лотке, и замерла.
 
–Подумаешь, какая нежная,- неприязненно заметил карп,- Ничего, скоро ты перестанешь разевать рот. Я уже вижу тебя в «шубе», нарезанной мелкими кусочками. Политой майонезом,- и он гнусно захохотал.
 
В соседнем лотке зашевелилась килька, и оттуда пропищали:
 
-Что творится на белом свете! Сумасшедший дом, да и только. Не разобрать, где, чей хвост, где голова. Глядя, на такую вот кучу малу, наверное, Толстой и написал знаменитую фразу: «Все смешалось в доме Облонских».
 
-Начитанная, поди ж ты.- Пропищали из-под груды тел.
 
-Че бестолку возмущаться,- шевельнулась еще одна. И как вертанет сальто через себя. От радости? От переживаний? Непонятно!- Все равно головы всем поотрывают. И сожрут с картошкой и луком. Кстати, вам нравится, когда вас поливают уксусом?
 
-Не доводилось испытывать,- отвечала другая.- Неужели доходит до такой низости?
 
-Еще как доходит! Скоро ты в этом убедишься.
Из емкости с краю, потянулось щупальце кальмара, с присосками. Казалось, тот, кому оно принадлежит, обязательно попросит воды. Как в кино. Если из окопа тянется рука, то обязательно просят воды: «Воо... дыыы...» И рука роняет саму себя, бессильно. И тот, чья она есть, произносит прощальную фразу:
 
-Постарайтесь меня не забыть. А то буду являться во сне. И строить морды, чтобы вскакивали в холодном поту.
 
Кальмар не стал менять традицию, жаловаться на судьбу. Бессильно уронив щупальце, трагически произнес: «Водыыы». После чего голосом, исполненным разочарования, добавил:
 
-Представляете, кто погиб во мне?
 
-Кто в тебе погиб?- С ехидцей в голосе спросила одноглазая камбала, уверенная, что в кальмаре никто и не думал погибать, кроме разве самого кальмара. Он намерено вводит общественность в заблуждение.
 
-Представьте,- не обращая внимания на пакостницу, продолжал кальмар,- с какой скоростью я бы мог работать на компьютере, имея в распоряжении такое количество конечностей! Раз, два, три, четыре, пять... Пересчитывая наличность, одну за другой, он поднимал их и ронял обратно.
 
-Восемь с половиной,- съязвила камбала.
 
-В каждую дырку затычка. Таких еще называют клизмами. Знаю, почему у тебя один глаз... Второй выбили. Из-за скверного характера.- И он уронил последнее щупальце. На сей раз, не попросив воды. Скорей всего, у бедолаги развивался склероз.
 
Бабазавра, окоченела. Переводя бессмысленный взор с селедки на кильку, с кильки на камбалу, оттуда на кальмара, она молчала с открытым ртом. Процесс думанья, который не прекращается у людей ни на минуту, у нее, как-то, замерз. Женщине это даже нравилось. Потому что, не отключись ум теперь, она бы просто спятила. Как пить дать.
 
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она понеслась обратно к кассе.
 
Оттуда, откуда она прискакала, опять стали доносится странные голоса. Судя по своеобразному акценту с ударением на шипящие, принадлежащие бутылкам с напитками. Один с подозрительной вежливостью, за которой, как правило, следуют какие-нибудь пакости, спрашивал:
 
-Правда, газированные напитки пучат живот? Что делать, если это случится с тобой? Магазин не бросишь, от кассы не отойдешь.
 
-О чем они?- Спросила самое себя Бабазавра. В голове творилась неразбериха. - Отчего бутылкам с водой необходимо знать, что она будет делать, если начнет пучить живот?- И услышала ответ, хотя вопроса не задавала.
 
-Потихоньку подпускает небось? Приемничек включит и под Бетховена айда травить атмосферу. Следы заметает освежителем воздуха, а?
 
Голоса расхохотались. Сначала одним голосом, потом другим, третьим... Женщина хотела покраснеть. Однако эта свойство давно не подчинялось ее воле.
 
Пудель стоял, опершись локтем о прилавок, и разглядывал ее в упор. И хотя глаз под завитками шерсти по-прежнему было не разобрать. Бабазавра чувствовала, что пес изучает ее с самыми гнусными подозрениями.
 
-Неужели, правда?- Спросил пудель.
 
-Что?
 
-Делаете это под Бетховена?
 
У Бабызавры отнялся язык.
 
С каким удовольствием намылила бы лна сейчас эту лохматую мордень, не сводившую с нее глаз. Побрила бы налысо, вместе с усами. Посмотрела в наглые глаза кудрявой сволочи. Возможно, там и отыскался бы ответ на вопрос: что происходит. И за какие грехи напасть такая, на нее?
 
-Главное за что? - Вот какой вопрос мучил ее. Впрочем, она начинала догадываться. Бабазавра была так напугана, что дала себе слово не грешить. Если получиться...