А дождь лил и лил...

«Душа! Что ж это за субстанция такая – душа? Что ж она так кричит и мается, изматывая в конец нервы человеческие? Почему ж она не даёт мне покоя?
Писать…. Писать…. Руки прямо чешутся взять ручку и писать…. Да о чём!?! О чём я могу написать? Я ничегошеньки не знаю об этой жизни, я ничего такого не испытала. Нет у меня ни сюжета, ни фабулы…. Ничего нет, а писать хочу. Тоже туда же – в писатели…. Тьфу!
Откуда у меня это? Даже и не знаю – когда это началось, почему? Возможно из детства, ведь мы все родом из детства. Я тогда была очень большая фантазёрка, да и кто, скажите, в детстве не был фантазёром, но ведь не все же маются словами, фразами. А я, помню, очень любила петь, танцевать, декламировать стихи. Правда, по большей части это была этакая «абракадабра» - набор случайных слов или, вообще, что-то несусветное «иностранное».
Так зачем же моей душе всё это? Зачем звучит в ней музыка слов и завораживает своим колдовством, приманивает к чистому листу, заставляя его марать своими не мудрёными умозаключениями. Ну что я могу сказать нового, такого чтоб ещё не было ни кем сказано. Ведь все сюжеты уже давно обыграны, все истории уже придуманы. Судьбы, конечно, у людей разные и, нет-нет, да прорывается на белый свет такое, что и в страшном сне не приснится, но всё же по большей части это редкое исключение из правила. А исключение, как известно, это правило только подтверждает…»
 
На Леру опять что-то нашло. На неё время от времени набегало помутнение разума и, тогда она сама себе казалась не признанным талантом, хотя признавать, собственно говоря, было и нечего – так несколько сценариев, да стишки, которые писались от случая к случаю.
Но сейчас она упорно пыталась придать своим переживаниям стройную форму и изложить их, если не в виде рассказа или повести, то хотя бы так – вроде набросков для будущих произведений. Попытки эти были сродни предродовым схваткам – мучительно-больными. Они вытягивали из неё все силы, заставляя её страдать так, как страдают от неразделённой любви, когда ты готов отдать своему возлюбленному всего себя, а он в этом, собственно говоря, и не нуждается. Потуги были бесполезные и пустые: великое детище появляться на свет не спешило, и разочарованная Валерия Германовна уже в который раз стирала весь набранный текст. Она открывала пасьянс и, начиная разбирать его, загадывала: если сойдётся, значит, она всё-таки когда-нибудь да станет знаменитой писательницей, а если нет – значит, нет, таков тогда её крест, нести бремя страстей душевных, порывов поэтических и прочая, прочая, прочая….
 
Вообще-то, Валерия была небездарна. Она работала в захудалом клубе с обшарпанными стенами, где кроме дискотек ничего и никогда не проводилось, но по её сценарным разработкам проводились праздники даже в Центральном Дворце Культуры того самого маленького городка, в котором она, Лера, собственно говоря, и имела несчастье (или счастье?) жить.
Но писать сценарии разномастных представлений для Валерии было, как семечки – мусор. Или, как ходить вдоль берега, в то время как хочется дальних стран, высокого полёта! Она всегда читала, много, запойно, без разбору, всё подряд – классику, любовные романы, гламурные журналы и просто газеты. Разум её наполняли образы красивых, правильно выстроенных фраз. Музыка слов завораживала, втягивала в омут, а душа наполнялась такой невыразимой, такой безысходной тоской, что ни чистый лист бумаги, ни компьютер не могли облегчить эту наркотическую зависимость от слов, от нагромождения фраз, сюжетов, фабул, рождая на белый свет сумбурные, малопонятные рассказы, впрочем, никогда не имевшие логического завершения.
 
Вот и сейчас, Лера только что дочитала новую книжку своего любимого Коэльо. Мысленно она вновь и вновь возвращалась к только что прочитанному, анализировала характеры, поступки героев, сопоставляла, рассматривала со всех сторон и применительно к себе самой. Ей всё нравилось и ей хотелось вот так же, казалось бы, легко и душевно, написать о человеческих страстях и стремлениях, о поступках, их причинах и следствиях. Но одного желания было мало, а потому душа кричала, а на мониторе старенького компьютера ничего существенного и достойного внимания для случайного читателя не появлялось.
 
Удалив очередной раз написанное, Валерия удручённо вздохнула и выключила компьютер. Дети давно спали. Часы показывали без двадцати минут час ночи. На завтра было назначено мероприятие в клубе, на работе. Понимая, что давно пора бы уже и спать, она не спеша, выкурила сигарету, свою любимую – с ментолом, потом выпила чашку зелёного чая с лимоном. Только теперь от души немного отлегло, звенящая тишина больше не давила, разочарование сменилось ещё нестойкой, но всё же уверенностью, что завтра, завтра обязательно всё получится.
 

Всю ночь дождь барабанил по стеклу. Валерия практически не спала, то есть балансировала на грани между сном и явью – стук дождевых капель навевал какие-то смутные образы: тут были и детские мечты, и нереализованные амбиции юности, и даже…. Как же это было давно! Она успела забыть это лицо, успела забыть и начать всё сначала, никогда ни сном, ни духом не вспоминая и не думая о нём. Он её бросил, он жестоко обошёлся с ней, и Лера вычеркнула его из своей жизни. Почти, если только не считать Тошки, которая была плодом той любви. Тоня не знала другого отца, кроме как Дениса, мужа Валерии, и отчество носила Денисовна, а не Валерьевна.
От нахлынувших воспоминаний, вызвавших такую бурю эмоций и переживаний, Валерия застонала во сне и резко села на кровати. Денис спал в своей любимой позе – «котик», свернувшись клубком на подушке.
 
«Смешно, - машинально подумала Лера – взрослый мужик, а спит, как ребёнок». Спать не хотелось, сон напрочь улетучился в неведомые дали. Разминая ноги, Лера подошла к окну – дождь лил и лил, капли стекали по стеклу, и, казалось, сама природа плачет вместе с душой Валерии о том, что уже никогда не вернётся.
- Где ты, Валерка, - одними губами прошептала она.
 

© Copyright: Фиалка Фея, 2010
Свидетельство о публикации №21006051068