Грустная мысль, которая танцуется

Сейчас танго можно легко научиться – практически в любом городе есть студии и школы, обучающие зажигательному танцу. Более того, танго считается классическим танцем и включено в программу многих танцевальных конкурсов. Но так было далеко не всегда.
 

 
Этимология слова "танго" до сих пор не прояснена окончательно, но ученые согласны в том, что сам танец и сопровождающая его музыка возникли в Аргентине на исходе XIX столетия, когда в страну хлынул поток эмигрантов из Европы, в том числе из Италии. Новоприбывшие естественным образом оседали в Буэнос-Айресе и Монтевидео, скапливаясь в трущобах на окраинах этих портовых городов. Там они смешивались с представителями аргентинского "дна", включая прославленных compadritos - сутенеров и прочих мелких преступников, героев местных легенд.
 
Эти бедные предместья назывались аррабалями, и именно здесь произошло слияние нескольких музыкальных и танцевальных форм. Двудольная кубинская хабанера и ее европейский вариант - андалузское танго, привезенное испанскими танцорами и не имеющее отношения к обычному танго, столкнулись с такими порождениями сельской аргентинской глубинки, как пайяда (поэтическая импровизация, часто исполняемая под простой гитарный аккомпанемент) и скабрезная синкопированная милонга, которая из песни быстро превратилась в популярный у населения аррабалей танец. Потом милонга переплелась с афро-аргентинской кандомбе, ритмически сложной, раскованной пляской, которую compadritos переняли у чернокожих жителей Буэнос-Айреса. Из этой гремучей смеси и родились музыка и танец, известные ныне под именем танго.
 
В первое время танго не выходило за пределы публичных домов в аррабалях, поэтому высшее общество относилось к нему с презрением. Но благодаря шарманщикам и музыкантам из иммигрантской среды, которые стали включать в свой репертуар эти новые, захватывающие мелодии, оно постепенно проникло в многочисленные кафе и на улицы южных окраин Буэнос-Айреса, населенные более приличной публикой. Примерно на рубеже веков гитару начал вытеснять изобретенный немцами бандонеон - в сочетании со струнными его голос придал танго особое, характерное только для него звучание. Как и джаз, это была принципиально новая музыка. И хотя в ней соединились уже известные стили, она была чем-то большим, чем сумма ее частей.
 
Подспудный эротизм вкупе с едва завуалированным сексуальным подтекстом хореографии был безусловной доминантой раннего танго. Первые стихи на эту музыку изобилуют намеками на встречи в домах свиданий. К сожалению, записей ранних танго - 1880-х и 1890-х годов - не существует. Стихи, в том числе и вовсе непристойные, зачастую были плодом импровизаций. Однако по мере распространения в иммигрантских районах танец стал приобретать новые черты. В мелодиях и стихах с вкраплениями итальянизированного арго (лунфардо) зазвучала острая тоска по Старому Свету в сочетании с горечью разочарования и разбитых любовных надежд, ставших уделом тех, кто перебрался в Латинскую Америку из-за океана. Однако в первое десятилетие XX века, когда танго уже во многом утратило свой вызывающе сексуальный подтекст, представители более состоятельных кругов аргентинского общества все еще недолюбливали этот танец за его "низкое" происхождение.
 
Аргентинский поэт Леопольдо Лугонес заклеймил его, назвав "рептилией, выползшей из бардака". Отношение к танго резко изменилось к лучшему, когда его услышали и увидели в Париже. Европейское высшее общество не разделяло аргентинских предрассудков, и к началу Первой мировой войны увлечение новым танцем подобно вспыхнувшей эпидемии прокатилось от Парижа до Рима и от Мадрида до Лондона. После того как парижане вынесли танго оправдательный приговор, аргентинская элита репатриировала его и сделала своим фетишем.