"Титаник" по имени Красноярск. ч.3, гл.30.

Как Юрий решил, так и поступил. Через день, рано утром, оседлал Персея, положил в дорожную сумку варёной картошки, свеклы и моркови, и обернулся к столпившимся на крыльце детям и Надежде.
- Пока, детвора! Слушайтесь Надю и … и взрослых. А я, когда вернусь, привезу вам … кхэ, гостинцев! - он поцеловал в лоб Павлика, пожал руку Никите, погладил по голове Вику, потрепал за ухо Бобика.
 
- А Вас, Надя, я попрошу, по мере возможности, приглядывайте за ребятишками. По хозяйству Женя поможет, я его просил. Вот, кажется … Да, я ружьё своё здесь оставляю, на чердаке. И патроны в коробке из-под обуви. Та-ак. Ну, в общем, разберётесь. И не сердитесь на меня, пожалуйста!
- Вот ещё! Никто и не думал сердиться, - нахмурилась Надя. - И не нужны Вы никому - сердиться на Вас! - она резко отвернулась и закусила губу.
 
Юрий постоял ещё секунду, впитывая в память стройную девичью фигуру, строгий, но такой милый профиль, вздохнул, махнул рукой и вскочил на коня. Персей тихо заржал и шагом пошёл по улице посёлка. Им в след махали маленькие Суриковы и Аркадий с Людмилой и Галиной Васильевной.
 
У калитки своего дома стоял Женя.
- Может, всё-таки возьмёте меня с собой, Юрий Петрович?
- Нет, Женя, извини, но это только моё дело. А ты здесь нужнее. Прощай! – он перегнулся через шею коня и крепко пожал парню руку. Пришпорил жеребца и лёгким галопом поскакал в сторону недалёкого леса.
 
Чтобы объехать по суше залив Золотой Рог, Юрию потребовался целый день. На ночлег он остановился у подножия сопки Батойская. За время Катастрофы сопка сильно подросла и теперь это была настоящая гора высотой не меньше тысячи метров, с крутыми, местами обрывистыми, склонами.
Крохин спутал ноги коню, и пустил его пастись, на свежей траве у небольшого, говорливого ручейка. А сам, пока не совсем стемнело, поднялся немного в гору, чтобы обозреть окрестности. На другой стороне залива была хорошо видна большая прогалина в густой тайге – посёлок Шушун. Юрию очень захотелось вернуться туда, и жить, и обрести счастье. Но он понимал, что не будет ему покоя, пока он не закончит свой путь и не узнает о судьбе своих родных.
 
В подавленном настроении он спустился с сопки. Настроения не было даже зажечь костёр. Он поел холодных овощей, закусив их небольшим сухариком. Затем завернулся в одеяло, не забыв положить под руку пистолет в расстёгнутой кобуре, и заснул крепким сном честного человека.