Знак желания или проститутка по-грузински

Червленое золото заката. Котелок с булькающей ухой в искрах костра. Армюр огня, плесков речной воды и запахов скорой пищи. Вселенское блаженство.
− Знаешь, чем уха отличается от рыбного супа? − я щелкаю выключателем китайского фонаря-приемника.
− Чем? − Дима, приятель по рыбалке, неугомонный ловелас, аккуратно размешивает густую клейкую уху, похожую на колдовское варево.
− Если есть сто граммов, то уха, если нет − рыбный суп.
 
Сухой голос диктора треском коротких очередей нарушает лесную идиллию: Грузия, Цхинвал, артобстрел, горящие танки, гибнущие российские миротворцы. Грузины в московских кафе пьют за победу стоя.
− Война? − в сполохах костра мерцают встревоженные глаза товарища.
− Все-таки начали. Если русские вмешаются, генацвалям будет не сладко.
− Дим, что за люди эти грузины? Ты два года в их краях служил. Я их только по базарам и анекдотам знаю.
− Разные они. Для одних мы объект наживы, а другие за работу хорошо кормили и проститутку солдатам предлагали.
− Проститутку? В армии? Расскажи.
 
Сквозь змеящиеся языки костра, смахивающие на рыжих танцовщиц балета «Тодес», мерцал мокрый от жары торс товарища. Кривой палкой он поправил пылающие головешки и неторопливо, словно пробуя ступней воду в реке, начал рассказ.
 
В однообразной казарменной жизни этот день запомнился особо. Наша часть размещалась недалеко от Кутаиси.
− Сегодня работаешь на чаеразвесочной фабрике. Пойдешь вон с тем человеком, − командир указал на высокого молодого грузина, стоявшего у ворот части. Вернешься к отбою. Смотри − за вино и водку шкуру сниму.
− Меня Давид зовут, − на ужасном русском представился высокий.
Я до армии закройщиком работал. Даже сейчас частенько оцениваю людей по покрою одежды. Костюм Давида был элегантен и безупречен. Энергичное приветливое лицо. Эдакий джигит в безукоризненной европейской одежде.
 
Весь день с перерывом на обед я махал лопатой, насыпая чай в огромный мерный ящик. А вечером Давид пригласил меня в кафе возле фабрики на ужин.
Безобразная старуха-прислужница поставила на столик четыре бутылки вина и чахохбили из баранины. Давид расспрашивал о моем доме и службе, взаимоотношениях между солдатами. Вино лилось ручьем, чем больше мы пили, тем больше Давид переходил на русский, а я на грузинский. Как всегда в таких случаях выручали жесты и мимика.
− Как вы в казарме без женщин обходитесь? − сочувственно вопрошал мой сегодняшний начальник. Хочешь женщину? Прямо сейчас. Ламара! − он что-то быстро буркнул по-грузински.
 
Из темноты галереи медленно прошаркала уже знакомая мне старуха. Она стояла, согнувшись с опущенными руками. На вид лет восемьдесят, а может и девяносто. Лицо, похожее на прошлогодний сухофрукт, улыбалось двузубой улыбкой, редкие седые волосы на подбородке и запавших щеках завивались в кольца.
Из быстрых объяснений Давида я понял, что старуха не прочь провести со мной некоторое время. Она готова заплатить за час удовольствия сто рублей, только вот презерватив я должен купить за свои деньги. У нее он стоит три рубля.
Сто рублей! Сумма закружила голову. За эти деньги можно купить ящик вина и растянуть с ребятами удовольствие на неделю, еще и на закуску останется. Я уже представил, как вхожу в казарму с заветным ящиком. Одно в голове не укладывалось, зачем Ламаре презерватив?
 
− Согласен! − негромко, но твердо сказал я Давиду. Налей еще.
− А сможешь? − в глазах грузина качнулись знаки вопроса.
Ламара взяла меня за руку и провела в небольшую комнату, обставленную под спальню. Я сел на кровать, обреченно снял одежду и повернулся к бывшей женщине.
− Дэньги! − старуха резко протянула вперед сухую, похожую на сброшенную кожу змеи, руку.
− Потом отдашь, я тебе верю.
− Дэньги! − Ламара грозно замотала головой, сизые пасмы взъерошились клоками. Давид предупредил, что она ни слова не понимает по-русски.
До меня дошло. Деньги нужны ей.
В зале грузин удивленно вскинул брови: «Конечно, платишь ты. Но если денег нет, то за тебя заплачу я».
Я отказался. Без ящика вина моя жертвенность теряла всякий смысл.
 
Мы шли к части по кривым улочкам провинциального грузинского городка. Такой же сказочный закат. Размахивая руками, Давид рассказывал о Грузии. О земле и горах, которые по легенде Господь первоначально оставил себе под дачу. О вороне, который каждый вечер прилетает к Казбеку, вырывает из груди пушинку и бросает в глубокую пропасть. Когда ущелье наполнится доверху, с вершины Казбека грузины уйдут в небесную обитель. Я же думал о другом.
 
− Давид, сколько лет Ламаре? − мои глаза осторожно прикоснулись к его лицу.
− Много лет, очень много! − он ничуть не удивился вопросу. Отец рассказывал, что давно, до революции еще девочкой она влюбилась в какого-то князя. Он похитил ее, наигрался и бросил. Родные не приняли опороченную дочь. С тех пор Ламара прокляла мужчин и живет, продавая свое тело. У нас такие женщины редкость, но желания у мужчин хоть отбавляй. Пожар тушит и грязная вода. Она не успевает лечиться у венеролога. Поэтому не принимает мужчин без презерватива.
 
Стемнело.
− Давай споем, − предложил Давид. Нам запрещено петь в одиночку. Только хором или вдвоем.
Мы запели. Громко. На всю улицу. Никто не удивлялся горланящим мужикам. Даже собаки не аккомпанировали.
Неожиданно Давид остановился у арыка напротив ворот красивого двухэтажного дома и расстегнул пуговицы брюк.
− Вино выходит. И ты не стесняйся. Нас никто не видит.
 
Невероятно мощная струя блеснула в свете фонаря, перепрыгнула через арык, пешеходную дорожку и уверенно добралась до дверной ручки калитки. Я остолбенел. Если существует чемпионат по подобным состязаниям, то Давид смело мог претендовать на золото. Мои усилия оборвались на краю арыка.
− Здесь живет женщина, которую я люблю. Она замужем, − как бы оправдываясь, прошептал Давид. Но все равно она будет моей.
− А ручка причем?
− Утром Дарико увидит мокрую записку и все поймет. Она оценит мою мужскую мощь и силу желания. Рано или поздно я сорву с нее одежды, в которые облекает ее старик муж.
Возле ворот части Давид что-то впихнул в карман моей гимнастерки: «Возьми. Выпей за мою удачу. Мне предлагают возглавить фабрику в другом городе. Но я не могу жить, не увидев ее хотя бы день».
В тусклом свете казарменной лампы блеснула сторублевая купюра.
 
− Ушица готова! − Дима радостно потер ладони. Пойду, выну сетку с водкой из реки, чтобы наш супчик законно назывался ухой.
− Дим, как ты думаешь, у Давида получилось с его дамой?
− Наверное, получилось. По-моему, каждая женщина мечтает о таком признании, может эта мокрая «открытка» ей дороже и понятнее самого вычурного любовного письма. Женской душе сальные комплименты и скабрезные намеки так же необходимы, как и косметика. Что-то глубинное, живое и первобытное есть в этом диком послании. А еще мужчина должен удивить женщину. И тогда она будет его без остатка, быть может, навсегда.
 
Лунное серебро реки. Попурри шума ветра, криков ночной птицы, звона железных кружек и охмелевших голосов: «За женщин, которых страстно желают».