Пальто и гвоздИки

(Посвящается Ив сен Лорану)
 
«Твой яркий цвет, что капля крови,
Эмблема чести и свободы.
Тобой клялись, тебя любили
И храбрый воин, и поэт...»
 
Шёл 1986 год. Второй год перестройки в СССР. Испания и Португалия становятся 11-м и 12-м членами ЕС. В Индии три сикха приговорены к смертной казни за убийство Индиры Ганди. В СССР Горбачев предлагает рассчитанный на 15 лет план уничтожении ядерного оружия. В Эрмитаже — первая выставка Ив сен Лорана.
 
***
Цветы. Женщины любят цветы, я не исключение. Мне очень нравятся гвоздики. Любые, красные, белые, розовые. Не знаю почему, но для меня гвоздика была особенной – притягивали её скромность, ранимость, хрупкость и в то же время похожая на кровь – такая же благородная, такая же прекрасная и роковая.
Может быть, она была чем – то похожа на меня? Может быть, мне хотелось быть похожей на неё? Не знаю. Но именно гвоздика стала символом моей свободы, полного переосмысления жизни, мировоззрения, восприятия мира. А ещё пальто, стильное, светлое мужское пальто и маленький флажок.
 
***
Я всегда была активным человеком, если кого – то нужно было отправить на конференцию или партийное очень важное собрание, то чаще всего отправляли именно меня. С самого детства я верила, что живу в свободной стране, в стране, где в скором времени построим светлое будущее, где все равны и всё, что ТАМ, (за границей то есть), всё нам чуждое. Я в это верила и ни капли сомнений в правильности курса развития всей нашей жизни не было. Когда на доске позора у горкома вывешивали фотографии девушек, которые дискредитировали честь советской девушки, то с осуждением смотрела на эти фото и с презрением отворачивалась.
 
Многие может ещё помнят, что в нашем городе одно время было место, куда ходить обычным гражданам было запрещено. Так называемый забор – натянутая сетка вокруг места, где располагались общежития со строителями из Германии. Среди партийцев нашёлся человек, который сидел в засаде в кустах в месте, где был лаз в заборе. Туда и ходили наши девчонки к приезжим. «Лазутчик» подкарауливал девчонок и фотографировал, а потом эти фото вывешивались на всеобщее обозрение. Девчонок постоянно таскали в милицию, постоянно держали их под контролем, а вдруг их завербуют и станут они против советской власти шпионить. В общем, позорили их при каждом удобном случае.
 
И вот 86-й год, перестройка в начале. Я учусь в Ленинградском вузе от завода, заочно. Зима, сессия, я иду сдавать экзамен по одному из сложнейших предметов. Но так как я всегда была очень ответственной, то и этот предмет знала достаточно хорошо. Преподаватель нам достался с очень символичной фамилией, передающей всю его пакостную и мерзостную натуру. В чём мы убедились в день экзамена.
 
Пришли, расселись в аудитории, ждём преподавателя. Вошёл, всех попросил покинуть помещение. Меня что – то потянуло заглянуть потихонечку в аудиторию, и я увидела такую картину: он, как вор, ходит по рядам, открывает наши сумки, заглядывает в них и откладывает в сторону. Зачем он это делал, я не знала, но поняла, что этому преподавателю сдавать принципиально не буду. Пусть ставит что хочет, лучше я потом пересдам на кафедре. Я сказала об этом девчонкам. Они меня поддержали и сказали, что если я выйду, то они выйдут за мной. Начался экзамен, я взяла билет, материал знала, но сдавать не стала, так ему и сказала, что, мол, Вам, сдавать не буду.
 
И вышла из аудитории. Какое – то время стояла за дверью и ждала, что сейчас и все за мной выйдут. Но никто не выходил. Мне стало так обидно, слёзы сами хлынули. Я не могла поверить в такое предательство со стороны моих одногруппников, которые клятвенно обещали меня поддержать и этому негодяю преподать урок. Но так никого не дождавшись, я ушла. Выйдя на улицу, пошла куда глаза глядят. Зарёванная, плелась по февральскому Ленинграду. Под ногами смесь грязи и снега. Под глазами огромные синяки от туши, которую покупала тут в Ленинграде. Помните, такая тушь – плевательница. Вся эта прелесть растекалась по моему лицу. У Эрмитажа я почему – то остановилась. Стою и рыдаю. Вдруг голос за спиной:
— У вас кто – то умер?
— Нет, — всхлипывающим голосом отвечаю и поворачиваюсь.
 
Передо мной мужчина. Но он был одет совсем не так, как одевались в то время самые последние модники в нашей стране. Мой знакомый художник и журналист, который считался самым стильным в городе и тот не мог сравниться с этим человеком. На нём было… белое… нет… светлое бежевое кашемировое пальто. Длинное, очень элегантное. Да и весь он был на столько элегантен, что мне показался каким – то сказочным принцем. Аромат, который исходил от него, не был похож ни на один мужской одеколон, которыми пользовались советские мужчины. Восхитительный аромат каких – то экзотических духов.
— У вас никто не умер? – снова спросил человек в пальто.
— Я экзамен не сдала, — промямлила я.
— Хотите на выставку?
Я посмотрела поверх него и увидела на фасаде Эрмитажа огромную афишу «Ив сен Лоран».
— Хочу, — ответила я.
— Тогда немного приведите себя в порядок, — произнёс человек и протянул мне платок.
Достав из сумочки зеркальце и глянув на своё отражение, я поняла, на сколько его предложение привести себя в прядок прозвучало корректно и вежливо. Вытерев разводы туши под глазами и восстановив боевой расскрас голубые тени и толстый слой туши, с чёрными стрелками отправилась с незнакомцем в здание Эрмитажа.
 
Честно говоря, выставку я не очень запомнила. Осталось в памяти лишь ощущение чего – то необычного – люди в странных нарядах, непривычные ароматы духов, тихая речь и одно платье, которое привлекло моё внимание.
 
— Оно похоже на гвоздику, — сказала я, разглядывая ярко красное платье на манекене.
— Почему на гвоздику?
— Не знаю. Я очень люблю гвоздики. Оно такое же яркое и какое – то нежное.
 
После выставки мы не расстались. Незнакомец пригласил меня в кафе, куда я согласилась пойти лишь с условием, что за себя заплачу сама. Человек в бежевом пальто улыбнулся и согласился.
Мы зашли в один из самых дорогих ресторанов Ленинграда. Я конечно была неопытна в таких вещах, поэтому заказала всё самое банальное типа картошки с котлетой. Он заказал хорошего вина и предложил меня угостить. Всё время, что провели в ресторане, я не проронила ни слова. Всё рассказывал он. Он рассказывал про Францию, про Париж, про Ив сен Лорана. Лишь однажды я проронила:
— А вы что с ним знакомы? Вы так подробно о нём рассказываете, что складывается впечатление, что вы очень близко знакомы.
— Да.
И продолжил свой рассказ.
 
Мне было очень интересно слушать всё, что он говорил. Время пролетело незаметно и я начала собираться, потому что завтра уже поезд, билеты куплены. Утром надо сходить пересдать экзамен, купить всем своим подружкам по заводу краску для волос, тушь и всяких ленинградских мелочей, которых в наших ефремовских магазинах не было. Список как всегда был довольно внушительный, придётся побегать. В общем, настала пора прощаться. Он вежливо предложил проводить меня и попросил о встрече. Когда я смогу с ним увидится. Я сказала, что у меня завтра экзамен и освобожусь к трём часам. Тогда он сказал, что в три часа будет ждать меня на мосту, на котором мы в тот момент стояли. И я пошла в общежитие.
 
Там меня уже ждали девчонки. Оказывается они вышли за мной следом, но чуть позже. Этот с символичной фамилией их задержал. Не найдя меня за дверью, все спустились в институтское кафе, которое располагалось в подвале. Там меня тоже не нашли и решили ждать у общаги.
 
На следующий день мы всей группой отправились на кафедру, чем необычайно удивили заведующую. Она была очень интеллигентная женщина, поэтому не стала вдаваться в подробности, почему так случилось, что предмет не сдала целая группа. Мне поставила хорошую оценку и я освободилась уже к двенадцати часам. Времени до трёх было ещё много. Мне очень хотелось увидеть этого человека. Слишком он казался каким – то необыкновенным. Это не было романтичным увлечением, это больше походило на детское желание увидеть ещё раз чудо.
 
Я выпила, казалось, весь чай в кафе. Наконец настало три часа. Посмотрев на себя в зеркало холла, я отправилась на свидание. Как билось моё сердце в предвкушении встречи! Я уже подходила к мосту, когда увидела уже знакомое пальто. Он стоял такой же прекрасный и необыкновенно загадочный. Рядом стояла машина. Чёрная, точно не наша. И тут я увидела то, что в одно мгновение зачеркнуло весь мой настрой, перечеркнуло всё мое ожидание от предстоящей сказки. На машине развивался флажок. Маленький флажок какой-то другой страны, не нашей. Ужас… меня охватил такой ужас при виде этого флажка. Я резко развернулась и быстро — быстро побежала от моста. Бежала, пока мост не пропал и человек в бежевом пальто не смог бы меня увидеть. Я ходила по улицам, совсем забыв про список покупок, про всё забыв. В моей голове творился хаос. Я думала о том, что за мной могли следить. Я вспомнила позорные фотографии девчонок. Вспомнила, какими словами их называли в городе. Как их презирали, обходили стороной, как прокажённых. мне было так страшно. Взрослая женщина, мать, председатель парткома завода, меня многие уважают.
 
Не помню, сколько времени ходила по набережной. Начинало смеркаться и я пошла назад. К мосту возвращалась другой дорогой. Мне вдруг показалось, что он меня ждёт. Конечно же, на мосту его уже не было. Я подошла к тому месту, где он стоял. В грязи, в снежной слякоти, в том месте, где он так меня не дождался лежали… гвоздики. Сломанные оранжевые гвоздики. Таких цветов я никогда в жизни не видела. Они лежали у перил, грязные и поломанные. Одна уцелела чудом. Её я и подняла. Спрятала под своим пальто и медленно побрела в сторону общежития. Собрала вещи и поехала на вокзал.
 
***
Никакая наша страна не свободная. Вот какой вывод я сделал, пока ехала домой. Какая же это свобода? С самого детства я верила в сказку о какой – то мифической стране, о сказочном государстве, которого на самом деле не существовало. Чего я испугалась? Сама не знаю. Ведь ничего плохого я не сделала. А испугалась. Испугалась, увидев всего лишь маленький флажок. Даже не знаю какой страны. все мои преставления и идеалы вдруг рухнули. Я вдруг поняла, что очень сильно заблуждалась. Что, возможно, упустила свой шанс стать счастливой только из – за того, что с детства мне вдалбливали какие – то нормы морали, советской морали.
 
Первое, что я сделала, когда приехала домой, положила партбилет на стол и вышла из партии. Я пережила кучу собраний, где разбирали меня как личность, обсуждали мои моральные качества, осуждали и презирали. Но я уже решила для себя одну проблему – я хочу быть по – настоящему свободной.
Сейчас я вспоминаю об этом случае с искренней нежностью. Ведь это единственно яркое приключение, которое могло случиться. Это сейчас Ив сен Лоран известен в нашей стране, это сейчас без проблем можно общаться с представителями любой страны, любой нации, любой концессии. Тогда, мы боялись шороха в кустах. Мы боялись всеобщего осмеяния и осуждения. Мы боялись быть свободными. Я боялась быть свободной…