Повесть "Сибирская сага. Ружанские" гл.седьмая

Глава седьмая

Марфа смотрела на сына и видела, как трудно ему, особенно сейчас, когда столько мужиков ушли в безвесть. Кто им там даст горячего борщу или чаю, кто постирает рубаху и кальсоны, просушит портянки и носки заштопает. «Ни Тереша, ни Миша, ни Вася в руках иголки в жизни не держали. Оборваны пуговицы, поди, как же они там ходят про меж людей-то?»- У матери защемило сердце по своим взрослым сыновьям, которые стреляют по врагу, прячутся в холодных окопах, мокнут под дождём и снегом, немецкие самолёты кидают по ним бомбы и снаряды, а она сидит в тепле, сытая и не чем не может помочь своим родным и ненаглядным сынам.

Марфа за всю свою жизнь не сказала и не подумала в адрес сынов столько ласковых слов, сколько мысленно послала им за четыре с лишком месяцев, пока они воевали. Эти трое сыновей росли спокойными парнями, хлопот. Марфе не доставляли, семьями обзавелись каждый уже после двадцати пяти лет. Терёша, так - то в двадцать семь лет привёл в дом Анну Чукину, красавицу первую на селе. Родители у неё зажиточно жили, а, поди, ж ты уговорил! В селе диву все давались. Вот и пойми девичье сердце. Ребята поселковые были и покрасивей Терехи, да хотя б взять Мишу, а она выбрала старшего брата.

За окном завывал студеный ноябрьский ветер, который гнал по тёмному небу луну, с огромным трудом, пробивая её сквозь плотные облака, в редкие просветы которых, выглядывали звёздочки. Когда всё было убрано со стола, дети принесли портфели, что бы отец проверил, как они выполнили уроки, мать стелила постели, а Марфа взялась за пряжу. Тихо и мерно постукивает прялка. А у неё из головы не выходила мысль о завтрашней сходке. Какие это люди, такие же, как и они или совершенно другие. Думала так же почему их, забыла слово, которое произнёс Андрей, сорвало с насиженного места и понесло зимою в неведомую даль, в холод и голод со стариками и детьми. Война всех гонит с насиженного места и человека и зверя. Теперь в целях экономии стали зажигать всего лишь одну только лампу, но Марфа привычно перебирает пальцами шерсть, и нить, скручиваясь, не рвётся, а наматывается на скалку. Сколько она перепряла этой шерсти, Марфа и в уме не сложит. Сколько ниток пошло только на ковры настенные! Краски покупала дочка Анюта. О ней мать меньше думала, чем о сынах, а теперь вот и Анюта солдатка. Пишет, что Павла забрали на фронт, а Ульянка снова заболела воспалением лёгких. Марфа просила Анюту, чтобы оставила девочку у них, когда приезжала прошлым летом в гости. Девочка на вольном воздухе поправилась, щёчки налились, и девочка стала хорошенькой. Но Анютка не оставила, сказала, что будет без Улечки скучать и что девочке нужно раз в месяц показываться врачу. Не послушалась, забрала, а теперь пишет, что состояние внушает опасения. Но, дай Боже дожить до лета, Марфа поедет и заберёт внучку и будет лечить сама а, то врачи залечат девчонку до смерти. Марфа услышала, как дети пошли спать, как Андрей, пожелав всем спокойной ночи, ушёл, Марфа с Параней остались вдвоём в комнате.

- Параня, я тебе вот что хочу сказать. Надо завтра будет прибраться в летней кухне. Занести солому для тюфяков просушить и прогреть, подушек хватит на всех. Надо будет забрать самую большую семью. Выделить им в пользование посуду, пересмотреть лишнюю одёжку. Я думаю, что картошки хватит на всех, уродила в этом году хорошо, а молоко и другие продукты, Андрей сказал, что колхоз будет выделять. Как ты на это смотришь? – Спросила и посмотрела на невестку.

- Мама, как вы решили, так пусть и будет. Я не буду против, раз люди в беде, значит нужно помочь. Я так думаю. Но в кухне им, наверное, будет холодно. – В раздумье ответила Параня.- « Как- то оно будет». И взялась за вязание, шить при таком свете было сложно, темно. А затем тихонько стала напевать и свекровь, прислушиваясь, стала подпевать. Закончив работу, погасили лампу и разошлись спать каждая на своё место.

Утро нового дня принесло и новые хлопоты. Проводив всех, кого на работу, кого в школу, Марфа достала из сундука наперники для матрасов, что стоял в прихожей, а правильнее в летней веранде, и положила на горячую печь, чтоб согрелись и подсохли. Затем пошла в закуток и набрала в них сено и снова положила на ту же печку. Прибежала после утренней дойки и занялась своими хозяйственными заботами Параня. Марфа оделась теплее, взяла стоящую палку-клюку и обратилась к невестке:

- Борщ я сварила, отварила картошку, кулагу поставила на печь. Ты здесь хозяинуй, а я пошла, скоро буду. – Посмотрела ещё раз на часы и вышла в морозную свежесть. Снег на дороге был укатан полозьями саней и нога, попав на такой участок дороги, скользила. Марфа боялась поскользнуться и упасть, поэтому шла по обочине дороги и отвечала на приветствия односельчан коротко. И на расспросы, куда путь держит, отвечала, что идёт по важному делу, на сходку, там будут приезжих распределять и надо успеть. Когда Марфа добралась до конторы, люди, пришедшие раньше, расступались перед ней и дружно приветствовали старую женщину. Отвечая на приветствия, Марфа остановилась возле столбца коновязи и, опершись на него, перевела дыхание. При разговоре парок вился возле каждого говорившего, в основном это были женщины и подростки, вообразившие себя парнями. Вскоре подошли остальные, и Андрей, взобравшись на стоящий ящик начал говорить:

-Товарищи, получено распоряжение из района о прибытии завтра большой группы наших советских немцев, эвакуированных из Поволжья, где сейчас проходят боевые действия. В основном это женщины и дети. Их нужно разместить, накормить и обогреть. Первое время нужна будет ваша помощь, а потом они обживутся и весною переселятся на постоянное место жительство, которое будет отведено. Сами понимаете, что сейчас копать землянки невозможно, а когда земля оттает, вопрос с отселением будет решен безотлагательно. Прошу заходить в контору и записываться, кто желает взять к себе постояльцев. Три дома, которые пустуют, будут отданы самым большим семьям, а вот остальных восемь или девять семей нужно будет взять. Приказать вам я не могу, могу только просить, что бы вы проявили сознательность и наше знаменитое сибирское гостеприимство. Записывайтесь.

Женщины разом загомонили, перекрикивая одна другую, стали говорить председателю, что как же это так, их солдаты воют с фашистами, а они тут будут чаи распивать с ними! Марфа отошла от столбика и стала продвигаться к сыну. Подойдя к нему, подняла палку повыше и крикнула:

- А ну - ко тихо! Люди, вот что я вам скажу. Мы не звери, и к нам едут тоже люди: дети, старики и такие же, как мы, бабы. Война отняла самое дорогое каждому из нас: дом, скот, добро нажитое годами. Как вы думаете легко им, оторвать от сердца живое и за мёртвым ехать невесть куда, свет за очи?».- Гомон стал стихать, и Марфе стало легче говорить; – « Так, что Андрей Иванович, запиши нас, Ружанских первыми. Давай самую большую семью, я уже тюфяки грею, так как перину с чердака нужно будет снять, а я сама не смогу, придёшь домой, снимем.

Андрей оторопело посмотрел на мать, такой помощи он не ожидал:

- Хорошо, записываю. – Достал записную книжку.- Кто следующий?

Так мать помогла в ответственный момент не только сыну, но и людям сорванным вихрем войны и закинутым в холодную и непонятную Сибирь, которой пугали весь мир. С какими думами ехали в холодных вагонах эти люди? Без надежды на то, что смогут вернуться назад в скором времени, бросившие всё нажитое добро, был оставлен в загонах скот. Что сталось с бедными животными. Время на сборы было коротким, всего два часа. Ложка, кружка, одеяло и смена белья, да кой - какая мелочь, нитки, иголки, да еду на три дня.

Всего этого не знали стоящие люди, которые решали сейчас их судьбу. Для них это были немцы, с ними или нет, но их мужья, отцы и братья сейчас воевали на фронте, где шла жестокая битва: не на жизнь, а на смерть. После крика до хрипоты, всё же главные вопросы решили: сколько саней отправить за людьми, кто будет управлять, кто даёт тулупы. Когда всё было обговорено, народ разошёлся по домам, но ещё долго не утихали страсти. Все ждали завтрашнего дня, каким он будет? Чужие люди, чужие нравы, а со своим уставом в чужой монастырь, как известно, не суйся.

Андрей, сначала был удивлён и в то же время раздосадован, но только потом он оценил поступок матери. Всегда начинай с себя, подай пример, потом требуй с других. Ему ещё этих забот не хватало, возиться с приезжими, но надо понимать, что это новая рабочая сила. В районе так и сказали, сколько у тебя людей война забрала, а они работать будут, или у тебя нет рабочих мест? В таких раздумьях он вошёл в контору, мать уже сидела возле учётчика и говорила, сколько и чего ей надо будет приготовить приезжим людям. Отдав последние указания, и они с матерью вышли во двор, сели в сани и поехали, почти, что в конец улицы, домой, где их ожидал горячий обед на накрытом столе. Какое это счастье быть дома!

Весь день прошёл в больших хлопотах: сняли перину и положили на печку, вместо подсохших тюфяков, также с чердака достали подушки, а потом занялись уборкой в летней кухне. Убрали лишнее, из посуды, что-то принесли, а самое главное, затопили печь, чтобы хорошо прогреть стены, как - никак, а она не рассчитана на проживание зимой. Значит надо утеплять, обложить стены навозом. Ну, это пусть сами жильцы утеплят стены. На двери повесили рядно, а на окно толстую дерюжку, положили на подоконник тряпки, стаявший лёд, превращался в воду, грозя намочить стену. Надо будет заказать второе окно колхозному столяру. Второй вопрос, где взять стёкла? Параня, уходя на колхозную дойку, сказала, что передаст дядьке Фролу просьбу матери за окно, и поговорит с кладовщицей о стекле. Марфа успокоилась. Теперь осталось хорошо протопить кухню, подбрасывать дров в топку понемногу, чтоб не растрескалась печь, а то будет дымить. Так за заботами прошёл день и наступивший вечер, собрал за столом дружную семью. Мишка завтра в школу не идёт, а будет ехать за людьми на розвальнях. Править умеет, да и лошадь из обоза не уйдёт, и не понесёт, куда ей свернуть? Некуда, дорога одна наезжена. Слава Тебе боже, ещё один день прошёл. Марфа на ночь учинила хлеб и ночью вставала, вымешивала, чтоб из квашни не убежало тесто.

Наступившее утро, по часам, а не восходу солнца, подняло население села рано. Многие стали собираться на повседневную свою работу.
А те, кто должны были ехать в обозе пошли на конюшню, снарядили обоз из семи саней и поехали по селу гуськом собирать тулупы. Сибирские морозы, это тебе не шутка, враз можно обморозиться.

Марфа снова растопила печь в летней кухне, там уже пахло жильём, одновременно затопила баню, ребята с вечера наносили воды в бочку. Дым тянулся через отверстие в крыше и открытую дверь. В доме сварила обед, из расчёта и на приезжий люд. Выгребла жар из печи, поставила противни с поднявшимся тестом. Закрыла заслонку в печи, подошла к окну, выходившему на улицу, и уставшая, стала смотреть в протаявшее свободное ото льда пространство. Марфе было неспокойно на душе, как то оно будет? Одно дело сказать, что берём на постой, но люди всё ж другой нации и неизвестной веры: а самое главное – немцы. Тяжело на душе от неизвестности. А как вдруг неправильно поступила? Но что, же делать - то было? Какой выход из положения надо было найти иной? Дети. Вот главный аргумент, который стал для Марфы опорой в её размышлениях. Кому нужны чужие дети? Кто их пожалеет? Ведь где-то и её сыны на чужой стороне, но те –то взрослые, а этим ещё расти.

Услышала, как залаяла собака и вышла во двор. Возле калитки стоял Фрол Веселовский, бывший жених от которого она когда-то убежала из-под венца. Накинула шубейку и вышла к нему.

Вчера его Параня попросила «Зайди, дядя Фрол к нам дело есть, надо вторую раму в кухню, а сколько стоит будет, мы заплатим, не сомневайся. Только ты сегодня постарайся сделать».

Фрол прошёл в открытую калитку и прямиком пошёл к кухне.

- О, вы уже и натопить успели, тепло. Он вставил раму, законопатил и, повернувшись, к Марфе вдруг сказал:

- Нравилась ты мне в девках дюже. Красавица первая на селе была. Вот и увёл Иван у меня невесту, а мне духу отнять не хватило. Кишка тонка, оказалась. – Заключил Фрол, подводя так сказать, своё резюме.

- Скажешь тоже,- засмеялась Марфа. – Сколько- то лет прошло, а ты всё помнишь. Зло на меня до сих пор держишь?– Отмахнулась Марфа.

- Да нет, правда, это. Кабы Иван был жив, не сказал бы тебе, а так, как всё уж прошло, могу сказать. Долго я по тебе тогда сох, сил моих не хватало, а видишь, прошло. И зла на тебя никогда не держал. И то, сколько это лет минуло? Полвека, пожалуй. Ну, так как сделаю, принесу. – Сказал и стал открывать дверь. - Ты на меня не серчай, Марфуша, это я к слову сказал».- И вышел. Марфа пошла следом за ним, чтобы проводить, как положено, хозяйке.

- Вот теперь обклеить, и будет вашим постояльцам тепло. – Сказал возле калитки на прощанье. – Ну, бывай!

- Будь здоров и ты, большое спасибо. Прости меня, Фрол, не со зла тогда ушла от тебя, у меня и сил-то от страха не было опираться ему Ивану.

Фрол повернулся и пошёл вдоль улицы, а Марфа пошла к бане, чтобы подкинуть дров в каменке и вернулась в дом.

Спустилась в погреб, наложила квашеной капусты в ведро, сверху капусты помидоры и солёных огурцов и вспомнила свою молодость. Хорошо ли плохо, но назад возврата нет, ей Фрол не особо нравился. За повседневными хлопотами, Марфа не сразу увидела, как ожидаемый обоз проехал мимо дома, в направлении конторы. Глядя вслед уехавшему обозу, Марфа засуетилась возле двора на улице: « Как же так? Вот незадача, что ж теперь делать-то? Маняшку не с кем оставить, а то к конторе сходила бы и разузнала в чём дело». Она ещё раз посмотрела вслед обозу и зашла в дом.

Маня успела испачкать подол платьица, на котором сидела, и уже хныкала. Бабушка достала ковшик воды горячей из чугунка, стоявшего возле заслонки, на всякий экстренный случай со стороны Маняшки, развела холодной и посадила ребёнка в тазик. Ребёнок, видимо просился на горшок, её к этому приучали давно, но бабушки в доме не было, и вот теперь случился конфуз. Марфа обмыла ребёнка, переодела в сухую одежду и надела чистые тёплые носочки. Время клонилось уже к обеду, когда Сигнал громко залаял. «Чужие».- Отметила про себя Марфа и увидела, как Андрей отворил калитку, пропуская вперед приезжих. Марфа накинула шубейку и вышла на крыльцо.

- Здравствуйте. Проходите. Меня зовут Марфа Михайловна, а можете звать бабушка Марфа. Я покажу вам ваше жилье.

И пошла к кухне. За нею гуськом шли две женщины пожилая и молодая и с ними дети. Открыла дверь в тёплую комнату и пропустила постояльцев внутрь.

Оказалось, что обеих женщин звали одинаково Мариями: свекровь и невестка, как звали детей, Марфа не запомнила, хотя имена оказались русскими и у Марфы от этого что- то попустило на душе и стало спокойнее. Они стали раздеваться и оказалось, что вешалки маловато для такого количества одежды. Тогда Марфа скомандовала, чтобы тулупы не вешали, а сложили у порога, сын потом зайдёт и заберёт. Дети в полном молчании раздевались, и всё время вопросительно посматривали на бабушку, а чаще мать, те взглядом молча, одобряли действия детей.

- Ну что, можно уже и кушать садиться, а потом пойдёте в баню или решайте сами, что делать будете в первую очередь. – Предложила хозяйка. - Не забудьте взять с собою вещи, в бане прожарите, чтоб паразитов не занести. Вы не обижайтесь. У нас тоже тифом болели люди.

- В баню? Тогда я поведу купать детей. А родители потом, когда придёт отец, он получает продукты.- Сказала младшая Мария с заметным акцентом.

- Первыми у нас ходят взрослые люди, так первый жар сильный, а дети потом, а впрочем, смотрите сами. Ну, вы ждите своего отца, а детей всё ж надо покормить. Они намёрзлись, видишь, как к теплу льнут. А искупаются, пусть лезут на печь. Устали, поди-ка. Вот посуда вам для готовки, а вот картошка, варёная на сегодня. Это соленья. Борщ сейчас принесу, расставляйте посуду. Хлеб тут лежит, а постельное лежит вон в том сундуке, чистое оно. – Отодвинула занавеску Марфа над вделанной в угол полкой в форме треугольника, так называемый «косяк».

Четыре полки косяка располагались друг над другом на определенном расстоянии и были похожи на этажерку, а всё это сооружение закрывалось шторой.

- Вот тут ставим посуду, а тут продукты и хлеб мы держим. Здесь будете ставить, что посчитаете нужным. – Рассказала и ушла к себе в дом.

Достала из печи с большим трудом чугун, налила в миску и пригласила сына обедать. Достала чугунок меньшего размера из - под загнетки, отлила половником еды, накрыла крышкой и понесла в кухню постояльцам. Поставила на стол на середину стола. Дети садились за стол, их было три мальчика и девочка, они тихо переговаривались между собой на своём языке. Марфа впервые слышала эти звуки, и они показались ей гортанными и грубыми. Неприятное чувство кольнуло в сердце, но поборов себя сказала просто:

- Я, конечно, не знаю, варите вы такое или нет. Но попробуйте, может и понравится.

Младшая Мария нарезала хлеба и выложила горкой на тарелке и стала разливать борщ в мисочки, каждому отдельно. Марфа пожелала приятного аппетита и ушла, пусть обживаются, как умеют. Параня уже была дома, вместе с нею пришёл и Миша. Параня с Мишей расспрашивали Марфу о новых жильцах, как им на новом месте. А Миша рассказал о своей поездке в район. Почти что следом за ними пришёл и пожилой мужчина, муж старшей Марии, Генрих. Мишка выбежал на лай собаки и провел Генриха к своей семье, которая уже заждалась. Он принёс мешок, наполненный почти доверху продуктами. До его прихода, невестка успела выкупать детей и искупалась сама, а свекор со свекровью побанились после того, как пообедали. Вещи, в которых они находились в дороге, оставили в бане на полке для выжаривания. Переодевшись во всё чистое, за многие дни мытарств в неприспособленных вагонах для перевозки скота, стали приходить в себя. Они уже определились с жильём, но тревога рвала сердце приезжих, с ними не было сына стариков, Адама. Где он сейчас? Про Адама сказали, что призван в трудовую армию, а где его искать, куда обращаться, куда и кому писать, чтобы кроме сына найти всех родственников?


Началась вынужденное соседство во дворе, где две семьи были сведены судьбою, вопреки воле в ноябре 1941 года. Знакомство продолжалось не один день и люди, приглядываясь, друг к другу. Война свела их вместе, совсем не заботясь о желаниях ни хозяев, ни тем более - постояльцев.

Председатель дал приезжим трое суток на обустройство: отдохнуть с дороги, выкупаться в бане, выстирать вещи и привести себя в полный порядок. Детей определили в школу по классам, а меленьких, пусть решают сами: кто хочет в ясли или кто – то из старших женщин смотрит за ними, пока они чуточку не пообвыкнут. Но как подсказывает жизнь, пусть эта женщина смотрит за детьми в яслях. Дети быстрее привыкнут к такой обстановке. Кормить грудью ребёнка, можно ходить с работы один раз на день в обед, а кто может и утром. Бедные матери в душе вздохнули с облегчением, они боялись худшего: у них могли вообще отобрать детей и сдать в приюты, поэтому согласились на все условия. Молодых женщин определили работать на ферму, кого дояркой, кого телятницей. Свиноферма была укомплектована, рабочих туда не нужно было, но работницы настояли, чтобы им дали ещё человека, подменную работницу, так как ожидаемый опорос свиноматок задаст такой темп работы, что вчетвером не справится, нужен пятый человек.

Местные женщины хоть и отнеслись с настороженностью к приезжим немцам, но тоже вздохнули с облегчением, теперь можно было иметь выходной день. Ну как за короткое время переломать себя, ведь почитай с каждого двора кто-то ушёл на фронт, чтобы воевать с ними, а они вот тут, ходят во дворе, по улицам посёлка и должны держать ответ за свой народ. И хоть председатель объяснял, что это наши советские немцы, многие не простили только за то, что они были немцы. Доверие, уважение завоёвываются добрыми делами, и приезжие немцы понимали это, вели себя достойно. Для крестьянок этот день многое значил, особенно, если в семье не было старших женщин, бабушек, которые по возрасту не работали в колхозе. Накосить сено, заготовить дрова и натоптать кизяк для зимы, вспахать и посадить огород, во время прополоть сорняки и полив каждый день овощей. Не говоря уже о повседневных делах: напоить и накормить скот, птицу, почистить навоз, подоить корову, сварить еду, помыть посуду, хотя бы раз в неделю постирать бельё и поштопать свои и детские вещи. Зимой борьба со снежными заносами, расчистка дорожек, чтобы можно было подойти куда нужно, к хлеву, к колодцу, сеннику Привезённые дрова нужно распилить, поколоть, сложить в поленницы. И бедные женщины, лишенные мужской помощи в семье, работали как проклятые, выбивались из сил. Труд, каторжный труд свалился на их плечи. И не было плеча, которое забрало бы эту ношу, оставив женщинам их повседневные заботы и хлопоты, которых и так немало.


Марфа на следующий день, увидев во дворе старшую Марию, вышла к ней, поздоровалась и спросила, как они переночевали. Но женщина жестом показала, что приглашает войти в кухню и что-то сказала на своём языке. «Не понимает, что я сказала», догадалась Марфа и вошла в кухню, вслед за нею вошла с дровами и Мария. Марфа поздоровалась со всеми и повторила свой вопрос. Младшая Мария и дети ответили женщине на приветствие и сказали, что спали хорошо. Старшая Мария, что- то сказала по-немецки, и младшая перевела.

- Спасибо вам за вашу доброту.

- Не об этом речь. Дров, нам, по всей видимости, не хватит поэтому, надо будет пойти в лес, что за нашим огородом и срезать несколько деревьев. Привезти во двор, порезать и сложить для просушки в овин. За лошадь, я сыну скажу, он выделит, а за дровами надо идти сегодня, а то померзнете. Ну, что ещё вам надо, подумайте и мне скажете.

- Нам стыдно просить. – Мария засмущалась.

- Что стыдного-то? Стыдно с чужим мужиком спать, а сейчас не время стыдиться. Чай, не по своей воли вы к нам приехали, не в гости, а горе заставило бросить своё, нажитое. – Марфа вспомнила, как плакали Ватулины, отъезжая от родного двора, советская власть обобрала их до нитки и вывезла без вести, куда на произвол судьбы. Страшные, судные дни растянутые во времени настали для людей. -Завтракайте и будем решать, что делать.

Но решение, оказалось, лежало на поверхности: на правлении колхоза постановили: организовать бригаду по заготовке дров и развезти по дворам, где расположились вновь прибывшие. Это облегчило многим положение сложившейся ситуации. Пока три пустующих дома приводили в жилое состояние, эти семьи забрали к себе колхозницы, кто посознательнее. Говорят, в тесноте, да не в обиде. Сибирский люд приучен: если тебе хорошо, то соседу должно быть лучше.

Поэтому, после завтрака ещё, затемно потянулся народ к конторе, переговариваясь между собой, идя группками. Странно было слышать, как наряду с русской речью, появилась чужая. Не привычные, гортанные звуки чужой речи, рождали что-то враждебное. На этом языке отдавались команды стрелять из автоматов, пулемётов, пушек, миномётов и сбрасывать бомбы на головы их сыновей, мужей, отцов, ушедших на войну из родного дома, своего села. Вот поэтому с большой неохотой, но взяли к себе постояльцев, жалея чужих детишек, которые мыкали горе, наряду со взрослыми. Они были худыми и бледными, часто не доедали. Кто их досыта кормил в дороге? Что им давали? Картошку с хлебом, которую запивали кислым молоком, попросту простоквашей и то не досыта, а пайка разве она накормит. На таких харчах долго не продержишься? Все были рады, что наконец-то получили хоть какое-то пристанище, и появилась возможность пусть не досыта, но покушать, пусть не изысков, но нормальную пищу. Колхоз постановил, в семьях, где есть дети, выделить по пол-литра молока на каждого ребёнка, пока своя корова не станет доиться. Как обустраивались другие семьи, Марфа знала от Парани, невесток и односельчан.

Привычное течение жизни у Марфы резко изменилось. День становился короче и короче, и ей теперь времени не хватало на многое. Морозы крепчали, и холод становился день ото дня сильнее и сильнее. Дрова, завезенные с леса, попилили, покололи и занесли в овин, сложили в поленницы, так чтоб был доступ воздуха и дрова могли сохнуть, если овин протопить. Теперь можно не особенно переживать, до весны дотянут.

Корова давала уже мало молока и молоко старались как можно больше наморозить, чтобы было из чего зимою варить молочное. Где-то в конце февраля корова отелится, а пока дети будут сидеть и ждать, когда мать сможет выписать и принести с фермы колхозного молока. А так как теперь всё для фронта, всё для победы, то молоко сдаётся на пункт приёма, перевевается и сливки отвозятся на переработку в соседнее село на маслобойню. Обезжиренное молоко не даёт той насыщенности и того вкуса молока, которое помнится всю оставшуюся жизнь. Молоко - вкус детства, кто с этим будет спорить? Марфа не только любила молоко, она любила доить корову. Брала ведро, наливала тёплой воды и обмывала вымя. Затем хорошо протирала чистым и сухим полотенечком. Воду выливала из ведра и отставляла в сторону, а брала другое ведро, которое называлось подойником, и садилась на скамеечку, зажимая ведро между ног. Брала обеими руками за передние дойки, и, потянув, сдавливала пальцами, и вдруг звонким шипением струйки молока, вырвавшись на свободу, ударялись о дно. По мере наполнения, поднималась пена, белыми мелкими пузырёчками, которые лопались от новых струй молока, рождая новые пенные молочные облачка.

Постояльцы старый Генрих и его невестка Мария пошли работать в колхоз, Генрих скотником, а Марию приставили к маленьким телятам. Двое старших детей пошли в школу, а с младших стала смотреть бабушка. Переезд для старшей Марии оказался ужасным испытанием, и у неё, никогда не болевшей, появились сильные боли в сердце и головная боль. Ходила неспешно, чувствуя одышку от работы, часто останавливаясь, прикрыв на мгновение глаза, тяжело при этом вздыхала.

Марфа как-то, уже перед Новым Годом, спросила её, что с ней. Но Мария практически не говорила на русском языке. Видя её состояние, Марфа налила капель от сердца, которые настаивала сама и принесла Марии.

- На, выпей, может, станет легче. Ничего, что ты немка, что твой народ стреляет в моих сыновей и мне больно, больно думать, что кого-то из них нет уже в это время в живых, но Господь велик, он не допустит, что бы на добро, воздавали злом. – Приговаривала, подавая ей стаканчик.

Начало: http://www.myjulia.ru/post/439070/
Глава вторая http://www.myjulia.ru/post/439331/
Глава третья: http://www.myjulia.ru/post/439359/
Глава четвёртая:http://www.myjulia.ru/post/439921/
Глава пятая: http://www.myjulia.ru/post/441317/
Глава шестая: http://www.myjulia.ru/post/443134/
Продолжение: http://www.myjulia.ru/post/443751/