Повесть "Сибирская сага. Ружанские" гл.двенадцатая

Глава двенадцатая

Лай Сигнала указывал на то, что незваные гости со двора пошли. « Чёрт им рад этим «гостям». – Теперь тайна её раскрыта и прятаться нет смысла. Стыдиться нечего, чай не в подоле принесла на старости лет, но всё ж таки… Пойдут толки по деревни и снова её имя начнут пережёвывать и выплёвывать на всех углах. Мелькала мысль, что хочется закрыться ото всех и от всего…

Ребёнок, насосавшись, отвалился от груди, засунув себе пальчики в ротик, весело издавал звуки. Её натруженные руки уже сомлели, а Васю нужно положить в колыбельку. За время, что находился на их попечении, у него округлились щечки, ручки и ножки, стал намного спокойнее, как будто понимал, что он не имеет права голоса, как и его бабушка-мать. Вина отца лягла и на его детство, сделав сиротою при живой матери. Марфа вздохнув, положила в висящую люльку внука, тот закряхтел, и Марфа подёргала за лямку, покачала ещё какое-то время. Дети, тихо сидевшие на печи, увидели, что бабушка освободилась, слезли на пол: пришло время и им ужинать. Миша помог Машеньке стать на пол и подошёл к бабушке.

- Бабушка, что нужно делать? Расставлять миски или резать хлеб?

- Да с чего начнёшь, то и ладно - Задумчиво ответила Марфа.

-Бабушка, ты не переживай, мы никому не расскажем, что они приходили с обыском. – По-своему понял задумчивость Марфы внук и постарался утешить.

- Да, это пустое. Теперь все будут знать, что я кормлю грудью дитя, и все станут смеяться. Это, конечно не грех, грех отказать в кусочке хлеба голодному, но разговоров теперь не оберёшься. - Ответила ему бабушка, расставляя посуду на столе.

Достала чугунок из печи и наложила картошки с мясом в большую миску, выбирая кусочки поменьше. Посмотрела в хлебницу и прикинула, сколько ещё нужно хлеба, мальчишки растут им надо хорошо кушать. Слава Богу, муки должно хватить до следующего урожая, транжирить хлеб не заведено в их семье, и дети приучены к тому же. Лишний кусок хлеба, не доев, никто не бросит. А теперь и подавно, идёт сорок третий год, скоро как два года будет со дня объявления. Горько вздыхая, Марфа пригласили детишек за стол и села рядом с ними.

- Ба, а ты отчего не ешь с нами?- Спросил подросший уже Коля.

- Я с родителями поужинаю, они уже скоро должны прийти.

Миша посмотрел на такающие ходики, с нарисованной кошачьей мордочкой, где в продолговатых отверстиях мелькали кошачьи глаза и заметил:

- Да нет бабушка, ещё, чай, не скоро. Сейчас полшестого, а они будут где-то в начале девятого. Ты должна есть, а то Васька голодный орать будет.- И, посмотрев на люльку, в которой спал малыш, задал вопрос:- А он скоро будет сидеть?

- Скоро. – Ответила и после некоторого раздумья, достала из поставца миску и положила немного и себе». – Твоя правда, надо есть.

И через силу, съела свою порцию. Если бы не Вася, никакая сила не заставила взять даже ложку еды и положить в рот. Так своим появлением ребёнок заставил Марфу вернуться к жизни. Давался возврат ей с большим трудом. Андрей неодобрительно отнёсся к появлению в доме подкидыша, и иначе, как только этим словом больше и не называл. Помня тот первый крупный разговор с матерью, он не заводил подобных, но при каждом случае высказывал своё мнение открыто.

В душе матери закралось ощущение, что донос в район написал Андрей, но может быть и не сам, а какая-нибудь его сударка. Говорили в селе о том, что он очень охоч до чужих баб, зря ведь не скажут, как говорится, дыма без огня не бывает и если душа не принимала чеснока, то и смердеть не будет. Она как могла, оправдывала действия и слова Андрея, но и от Васи, ни за что не отступилась бы, так как была уверена, что с Гришей что-то случилось не так. И ей не было никакого дела до причин гибели, для неё главное было, что смерть забрала его себе, что её кровинушки нет в живых, и уже трое лежат в земле сырой, а значит, нет смысла и ей жить дальше. Да теперь-то и умереть ей никак нельзя, внука кто же будет растить, Параня? Ведь Андрей и дня не оставит дитя в доме, враз свезёт малютку в приют. Марфа тяжко вздыхает от своих безрадостных дум и не может ни в чём найти успокоения её кровоточащее сердце.

А время шло, отелилась корова, стало намного легче. Но подросший Вася никак не хотел отлучаться от груди и упрямо требовал свою долю от своей старой мамки. Он уже становился на свои крепкие ножки и, держась за Маняшкины ручки, ковылял на косолапых ножках, обутыми в вязаные пинетки, связанными Марфой.

- Эх, видать плохо я свивала ножки, вишь, как он загребает.- Пожаловалась однажды она Арине, которая часто к ним забегала, не смотря на то, что многие осуждали её за этот поступок.

- Ему надо рыбьего жира. Попросите у фельдшера, как придёт к вам. – Посоветовала она Марфе.

- Да не ходит она к нам, далеко видать идти - Смущаясь, ответила Марфа Михайловна.

- Так я сама при встрече скажу или ещё лучше, зайду и возьму, будете поить три раза в день по чайной ложке. Договорились»?

Так мало-помалу отмякала застывшая душа Марфы от теплоты человеческого участия. Старшие невестки часто забирали Васю к себе, что бы старая свекровь хоть немного отдохнула, так как последнее время стала сильно хворать и худела прямо на глазах. Силы снова стали её покидать. И Арина, придя к Ружанским, увидела обессиленную Марфу, забрала ребенка к себе.

- Я сегодня выходная, у меня Нюрина Зоя в помощницах, так что за двумя успеет углядеть. А вам тоже надо попить рыбьего жира и вечером сделаю укол. А сейчас ложитесь спать. Скажу Паране, пусть в ясли детей сдаёт.

Начало было положено и старшие невестки стали забирать Васю к себе, что бы хоть как-то помочь совсем постаревшей матери. Они и раньше помогали, кто пеленки постирает, кто с мальчиком посидит, кто к себе заберёт, если время оставалось. С известием о Гришкином предательстве со свекровью произошли серьезные нелады со здоровьем. Но когда до них дошёл слух о том, что она кормит Васю грудью, в селе были шокированы, в том числе и невестки. Но, ни одна не посмела спросить её об этом, неловко было. Да и чего спрашивать?! Только удивительно всё очень, как в таком возрасте и могло такое случиться. Вон не у каждой молодой женщины молока вдоволь бывает, а тут больше семидесяти пяти, знать чудо Господне, да и только!

Сколько в душе было радости, когда малыш самостоятельно стал ходить, а потом и кушать. Он как будто понимал, что ему рано придётся идти на свой хлеб, а потому делал всё сам. Он забирал у Парани или Марфы ложку и говорил: « Я сям». Пыхтел, надевая рубашонку или штанишки тоже «сям». Хуже всего поддавались «дрессировке» ботиночки. Они никак не хотели надеваться на нужную ножку. Не только у Марфы, но и у Парани бывало, щемило сердце, глядя на этого смышленого мальчугана. Андрей смирился со своей участью и из рядового члена общества через год стал учётчиком, а затем и бригадиром. Знания и опыт ведения хозяйства, которые были у него, ему пригодились. С ним чаще советовались, нежели с Божком и тот, не помня раздоров, или делая вид, что не помнит, соглашался с дельными советами своего недруга. А однажды им пришлось провести вместе больше чем день в районе, обговорили все острые моменты и, прощаясь поздно ночью, крепко пожали друг другу руки. Да и что делить-то теперь, когда им обоим за пятьдесят.

Шурка и четверо мальчишек закончили ФЗО, вернулись в колхоз грамотными специалистами, на будущий год ещё троих мальчишек направят, и две девчонки просятся на учёбу. Одна хочет на агронома, а другая на зоотехника. Надо бы и племянницу направить в город учиться на парикмахера, есть у неё такая жилка, она девкам и бабам причёски делает на свадьбы и по праздникам. Будет стричь мужиков и парней. Надо только уговорить правление колхоза дать ей открепительную справку, в интересах самих же колхозников. Самая главная его боль, которую невозможно ничем излечить, это его падение с первых ступеней карьеры. Ничто не предвещало такого страшного конца его карьеры, для чего он потратил столько лет жизни? И зло копившееся внутри него он вымещал на тех, кто первым подворачивался под руку. Однажды сгоряча ударив младшего по мягкому месту, тот вывернувшись в слезах, крикнул отцу:

- Вот я вырасту, стану большим, а ты станешь совсем старым, я тогда тебе тоже покажу, где раки зимуют!

Андрей, аж оторопел от такого заявления, но бить детей перестал: на самом деле, разве они виновны в его бедах? Чаще под руку стала попадать Параня и то до поры до времени: вернувшийся из города Шурка пригрозил отцу, что если он ещё хоть раз ударить мать, то он, Шурка ему отцу, спящему отрубит голову. Это вынести нельзя было и вовсе, но помня себя и видя, что тот унаследовал буйный нрав его брата Гришки, крепенько задумался по этому поводу. Всё стало таким постылым и тягостным, что всё чаще хотелось выпить и забыться. Когда был председателем этот вопрос с выпивкой не стоял так остро, каждый старался угостить председателя. Купить в магазине не купишь, а самогон гнать – в тюрьму угодить. Вон, сколько явных недругов появилось, узнал на собрании. Донесут моментально, как только ещё брага будет стоять на печи.

С доносами дело хорошо поставлено. Коммунисты старались в этом направлении очень активно, выискивая сознательных патриотов. «Прихлебатели чёртовы»,- скрипел зубами Андрей. - «А ещё этот Стешкин выродок здесь и деть-то его некуда, мать за ним, как за Гришкой, горою стоит. Это же надо, молоко даже на старости лет появилось»! И когда по селу поползли слухи, то все стали говорить, что это случай не иначе как чудо господнее. Андрей не очень верил в чудеса, но не зная законов природы, стал склоняться тоже к этой мысли. Рассуждая, о том есть бог или нет, но надо держаться от греха подальше, пусть пока Васька живёт в их дому, а дальше дело покажет. Больше чем измазан в грязи, его уже вряд ли можно испачкать. Выше бригадира не подняться.

Больше всего, конечно, доставалось его жене, Паране. Она старалась угодить всем и дома, и на работе. Часто слыша в свой адрес незаслуженные укоры и упрёки, Параня к ним привыкла и старалась не обращать внимания.

Вася подрастал, и его ножки выпрямлялись. Он называл Параню, как и дети «мама», а Андрея - «папа». К Марфе обращался «баба». Он повторял по просьбе все слова, по – детски коверкая и шепелявя. Находясь среди детей разного возраста, Вася развивался быстрее, чем находился бы в группе сверстников в детском саду или если бы судьба оказалась к нему безжалостной, в детском доме. Материнскую ласку и тепло он получал в семье, приютившей в первые месяцы его жизни, семье его отца, о котором он узнает много разного, когда вырастет.


Казалось, что всё стало приходить в нормальное русло, Вася писал письма, не часто, но долгожданные весточки находили дорогу с пыльных дорог войны. Дети росли, вместе с взрослыми членами семьи трудились непокладая рук. Марфа ежедневно и ежевечернее просила Всевышнего хранить раба Его Василия от смерти и о вразумлении рабы Степаниды, чтобы она одумалась и забрала родного сыночка Васеньку к себе, так как Марфе не под силу растить внучка, здоровье может подкачать и одна надежда только на милость Его.

Пришло письмо от Васи, написал, что попал в госпиталь, ранили легко, только обгорел немного, когда танк подбили, но завезли в госпиталь далеко от фронта, зато поближе к дому, в Свердловск. И может так статься, что может быть он сумеет дня на три приехать в отпуск. Сколько было суеты и метушни после прочтения короткой весточки. У Марфы от такого известия сердце чуть не выскочило из груди от радости и после этого известия воспрянула духом, и казалось, что даже стали разглаживаться морщины на её лице. У неё засветились глаза и все вдруг заметили, что они голубые, а то были какими-то дымчатыми.

И стала мать нетерпением ожидать встречи с сыном, которая могла оказаться просто желанием, пустыми мечтами. Но время шло, а Вася не ехал и в письме к Вере жаловался, что врачи придираются к его ноге и не дают выписку. Вера читала письмо свекрови, та покачивала головой, с переплетенными руками на груди, и в конце чтения сказала:

- Ну, что же, дольше ждали, подождём ещё. – Вздохнула, и подперла голову рукой, а вторая осталась на груди. « Вера, будешь писать, напиши, что мы его очень ждём, что у нас всё хорошо, а самое главное, про Гришу пока ничего не пиши, приедет, всё потом расскажем.

На этом и порешили, а что оставалось делать? И потянулись дни ожидания, как в степи поезда, друг на друга похожие. Утро похожее на вчерашнее утро, день на день, а одни бессонные ночи похожи на следующие, такие же бессонные ночи. И так, до самого приезда Васи домой. Особо не готовились, боялись сглазить. Но Вася не прошёл мимо родительского дома, постучал в окно, напротив которого стояла её кровать. Как не сетовала Марфа, что стала плохо слышать, но стук в окошко услышала сразу и тут, же поняла – это сын! Сердце куда-то ухнуло и звон тысячи хрустальных колокольчиков зазвенели в голове.

- Андрей, Параня, Вася пришёл! – Звонко вскрикнула Марфа.

Параня, накинув ковровую шаль на рубаху, шагнула в сени, не спросив по обычаю «кто там», откинула щеколду и распахнула настежь дверь. На пороге стоял весь в снегу солдат и Параня с радостным возгласом «Вася», прильнула к его груди. Затем смахивая слёзы, пригласила торопливо:

- Заходи .- И подтолкнула к двери. - Вон мать заждалась-то! -Зазвенел голос молодой женщины.

Василий торопливо вошёл в комнату и на него со всех сторон накинулись с объятиями и поцелуями. Марфа, заголосила в причёт, да вот беда, не смогла даже пройти и трёх шагов, но сын сам подошёл к матери, наклонился, поцеловал и крепко прижал к груди.

- Три года я об этом мама, мечтал, всё думал, как домой приду. Не мог дождаться утра, мужик из Карасева ехал со станции, случайно на него наткнулся. Счастье мое, что он меня узнал. – Стал рассказывать Василий. Параня стала суетиться у печи, но Василий остановил жестом руки:

- Параня, я не буду есть, домой пойду, а то ведь там тоже, чай дожидаются.

- Мы с тобой пойдём. – Не мог оторваться от брата Андрей. – У нас будет, о чём поговорить, брат. - Угрюмо добавил –Гришки нет в живых-. И наклонил голову на плечо брата, он не хотел, чтобы Вася видел его слёзы. Вася, прижимая его к себе, тихо ответил:

- Я всё знаю, брат. Меня допрашивал уполномоченный НКВД. Но всё обошлось, никаких в отношении меня не было репрессий. У меня пять медалей и орден, хвастать не хотел.

Поскольку нужно было идти в конец села, на другую улицу, то действительно нужно было торопиться, так как Василий не хотел раздеваться, а в комнате было тепло. Андрей с Параней подошли разом к вешалке и начали одеваться, Василий снова подошёл к матери, присел рядышком и приник к её рукам, втягивая носом воздух, как в детстве: он очень любил запах её рук, они всегда пахли чем-нибудь вкусным или травами. Затем поднёс сморщенные ладошки к губам и попеременно поцеловал, перебирая маленькие сухонькие пальчики в своих ладонях. Мать ему рассказывала за маленького Васю, и Василий не сразу понял, что речь не о нём, а о маленьком племяннике, про которого писала Катя.

Марфа не могла наглядеться на своего среднего сына и не хотела отпускать, но Андрей и Параня уже стояли одетыми и ожидали, когда мать проститься с Василием. Он встал, сказал, что завтра непременно увидятся и они ушли в холодную сибирскую ночь.

Взрослые дети Марфины ушли, а она, закрыв за ними дверь, сидела при зажженной лампе, ей верилось и не верилось в произошедшее событие. Остался только запах оставленный курящим человеком. При Марфе сыновья не курили, видимо пошли в отца, тот не курил, да и вообще, в роду Ружанских моды не было табачищем дымить, а Василий видать покуривать стал. Марфа от сильного волнения уснуть не могла, но притушила лампу, улеглась снова в постель. Ей вспомнилось о Васе почти всё, что она за долгое время ожидания встречи, выудила из своей памяти. Память вынимает из своих тайников такие эпизоды из жизни, что порою сам себе удивляешься, да было ли так на самом деле, а может быть, это было с кем-то или приснилось во сне? Всё-таки как долго она живёт на свете и ещё приходится заставлять себя жить. Но радостное событие, на какое, то время заслонило все невзгоды и ради этого мгновения стоило, претерпевая всю ту боль и страдания, выпавшие на её долю, за последние годы и месяцы.

Для чего живёт человек? Все, в том числе и Марфа, особенно последнее время, задавала этот главный вопрос в своей жизни. Все умеют страдать и терпеть лишения, человек этому научился, а вот умеет ли он находить радость в самом малом каждый день своего бытия? Этому ни кто не учит, это зависит от состояния души. И от того: как человек видит окружающий мир, на какой позиции он стоит. Если видит всё в темных тонах то, как научить его различать цвета!

Уже ранним утром пришли домой Андрей с Параней и сообщили матери радостную весть, что Василия комиссовали домой по инвалидности и воевать он больше не пойдёт. Марфа, услышав эту весть, едва не потеряла сознание от радости. У неё едва не остановилось сердце, и ещё долго не могла вдохнуть достаточно воздуха грудью. Оказывается, что и радость может лишить жизни человека, как и горе дать силы для дальнейших испытаний и преодолении трудностей. Что-то отпустило, что сковывало её внутри всё это время. Может быть, и не совсем попустило, одним камнем на сердце уменьшилось, а это тоже не пустяк.

Начало: http://www.myjulia.ru/post/439070/
Глава вторая http://www.myjulia.ru/post/439331/
Глава третья: http://www.myjulia.ru/post/439359/
Глава четвёртая:http://www.myjulia.ru/post/439921/
Глава пятая: http://www.myjulia.ru/post/441317/
Глава шестая: http://www.myjulia.ru/post/443134/
Глава седьмая: http://www.myjulia.ru/post/443460/
Глава восьмая: http://www.myjulia.ru/post/443751/
Глава девятая : http://www.myjulia.ru/post/444334/
Глава десятая : http://www.myjulia.ru/post/445996/
Глава одиннадцатая http://www.myjulia.ru/post/446293/
Продолжение: http://www.myjulia.ru/post/446726/