Никогда не умирай в феврале

Они жили вдвоем. Долго. Дружно. Молодая считалась молодой, только потому что старая была совсем уж старой. Однако, обе они уже перешагнули полувековой рубеж. Племянница и ее тетя. Неродная, тетя мужа. Горячо любимого мужа и племянника, бросившего и обожавшую его жену, и пылинки сдувающую с него тетю, ту тетю, что заменила ему, сироте, и мать, и отца.
 
Сначала они боролись за него. Потом за то, кому будет принадлежать вина за его уход. Как бы там ни было – он оставил ей – ее, и наоборот. Жили. Ждали. Надеялись. Срослись. Через 20 лет уже никто и не помнил, что было по-другому. Через 40, рассказывая, что они неродные, они и сами переглядывались удивленно – как это может быть, чтобы мы? И не родные? Что они думали о виновнике их «родства» – не знаю. Это были просто две души в одном доме. И когда одна возвращалась со службы, другая всегда заваривала свежий чай.
 
Однажды дом оказался холоден, чай не заварен. «Старость», – сказали врачи.
«Молодая», которой было под 70, похоронила, справила поминки. Отчего-то все ждали ее мужа. Он не пришел. «А жив ли он?» – спросила Она вдруг вслух. Спросила так, что слышно было – она пробует эту мысль впервые. И сегодня хоронит двоих разом.
 
Месяц спустя я уезжала, в другую страну, в другую жизнь. При случайной встрече она взяла меня за локоть и сказала: «у меня было два любимых человека, и вслед за каждым из них мне хотелось умереть… если когда-нибудь тебе будет плохо, ТАК плохо, обещай мне, что ты сделаешь ЭТО не сразу, а сначала ты будешь каждый вечер, в течение месяца гулять каждый вечер на улице полчаса перед сном. Хорошо? И еще, никогда, никогда не умирай в феврале. Посмотри сначала на весну».