Жизнь после смерти

Во второй половине ноября я принимал участие в работе съемочной группы канала "Россия". В Израиле снимали документальную драму о Славе Курилове. Этот человек в 1974 году бежал из СССР. Особенностью его бегства стало то, что ни до него, ни вот уже много лет после него, никто такого не совершал.
Дело в том, что Слава осуществил этот побег, прыгнув с борта океанического лайнера в открытый океан, в штормовую погоду. Все происходило в районе Филиппинских островов. С собой у него были только ласты и маска. Он проплыл до ближайшего острова примерно 100 км, в течение 3-х суток.
Нужно заметить, что этот поступок не был спонтанным: свой побег Слава четко спланировал, готовил себя к нему несколько лет, и при этом практически не имел шансов на успех.
Во-первых, потому что пришлось прыгать с высоты 15-17 метров. Во-вторых, проплыть в шторм по океану 100 км мало кому удастся. В-третьих, и это главное, что из-за туч он был лишен возможности ориентироваться по звездам, но все-таки добрался именно до намеченного острова. В-четвертых, в открытом океане всегда есть течение, и это течение обязательно огибает острова. Поэтому, чтобы выплыть на остров, нужно последние километры, когда силы уже закончились, плыть против течения.
Я уже не буду говорить о том, что он должен был угодить под винт, о недостатке пресной воды или об акулах, которые в этих теплых водах обитают круглый год. Одним словом, был целый ряд закономерностей и факторов, которые этот незаурядный и неоспоримо особенный человек преодолел и благополучно достиг намеченной цели.
После первых же часов съемки, а велась она в акватории Эйлата, ночью, на яхте, с помощью водолаза и глубоководной камеры, я вдруг понял, что этот побег с корабля был не только ради побега из СССР. Слишком безрассудным выглядел этот поступок, слишком большой риск. А ведь ему предшествовала еще и кропотливая работа по подготовке, и длительное ожидание.
Нет, не может быть, чтобы этот поступок был лишь ради побега от ненавистного режима! Впоследствии, из интервью с его женой, и друзьями, стало ясно, что Слава никогда не был диссидентом, или, скажем, сионистом, или его влекла какая-то "жажда западной свободы". Так что же заставило человека совершить такое!?
Я вновь обратился к его автобиографической книге "Путь", и нашел! Вот, что он пишет: "Страсть. Вот где причина. Страсть была и наслаждением, и мучением одновременно. Страсть появилась вместе со мной и вела меня по жизни. Страсть к морю, как болезнь поразила меня с тех пор, как я начал себя помнить. И еще зов. Не знаю откуда. Но его нельзя было не услышать. …. Я брошен в этот мир для какой-то неизвестной мне, но вполне определённой цели. Я должен чему-то научиться, что-то понять, должен сам найти дорогу домой…. Мне не будет покоя, если я оставлю дорогу и "присяду отдохнуть", я должен постоянно искать мой путь обратно".
Съемки шли своим чередом. Мы встречались и брали интервью с разными людьми. Среди них были товарищи по работе - океанографы, водолазы. Было много литераторов, писателей, критиков, журналистов. Эти люди вошли в Славину жизнь через его замечательную жену Лену Генделеву. Вообще, о Лене, о Мише Генделеве, об Иерусалимском литературном сообществе, об особой атмосфере братства, которое царит в институте океанографии, хочется сказать многое, но это уже отдельная, особая история.
А у меня, от вереницы этих встреч с такими интересными и очень разными людьми, уже не вдруг, а постепенно, возник следующий, второй вопрос, который мне подбросил Слава из своего далекого - далека. Тот другой мир, к которому Слава так страстно стремился, тот мир существует для всех людей? Тот мир, который неоднократно открывался перед Славой во всём своем величии и покое, тот мир, который Слава ощущал и признавал за единственную реальность, тот мир существует в ощущениях?
Мне кажется, я нашел логичные ответы. Если тот мир открывался перед Славой, значит, он может открыться перед всеми! То есть, тот мир существует для всех! Ведь все мы люди! Раз тот мир Слава ощущал как реальность, значит он также и всем нам дан в ощущениях! Значит, нам нужно только найти в себе орган, который бы ощущал эту реальность. Но тогда следует, по-моему, очень простой вывод: "Если тот мир реален, и для всех, то и орган, ощущающий тот, единственно существующий мир, тот орган также общий для всех! Как если бы у всего человечества появился общий глаз, или общее ухо, или, наконец, общая душа!?"
Остается вопрос: "Что человечество и каждый из нас должен сделать, чтобы создать такой общий орган?" Но, как говориться, постановка задачи – это половина ее решения!
Почему в результате развития человечество вступило в эпоху глобальных кризисов? Почему не может быть какого-то постоянного локального счастья для отдельно взятой группы людей? Быть может, природа оказывает на нас все большее давление, заставляя через страдания объединиться, для достижения единой цели - нового ощущения мироздания!?
А пока эти ощущения на короткий период приходят только к особенным людям. Вот как об этом пишет Слава:
"….Я потерял все ощущения тела. Вокруг меня образовался круговорот; я попробовал сопротивляться этому состоянию, но было поздно. Меня стало засасывать как бы в большую воздушную воронку, и я полетел через темный туннель в другую реальность. Мне было страшновато, но не очень, я уже начал привыкать к неизвестным состояниям. Все движение произошло в глубину моего существа, где оказалось огромное пространство. В этой другой реальности мое "я" было иным, я мог видеть вещи сразу со всех сторон и изнутри… Момент созерцания сопровождался экстазом могучей силы - это восхищение, потрясение, радость познания, любование красотой увиденного, возведенные в степень! Описывать это невозможно, я не могу найти слов…"
 
Слава погиб на озере Кинерет. Именно погиб, а не утонул. На Кинерете, на глубине 15-17 метров сплошная тьма, даже летом, даже когда солнце в зените. Это из-за обилия планктона. В этой тьме Слава спас своего товарища-водолаза, запутавшегося в сетях. Но сам запутался в тех сетях, и на поверхность подняли уже его бездыханное тело. Ему было 62 года. Для него делали исключение, и, несмотря на возраст, разрешали работать водолазом. Он без моря не мог.
 
Григорий Блюм