Тридцать третий канал

Тридцать третий канал
Одни люди считают зиппинг нервным заболеванием, другие – моральным уродством. Моя бывшая придерживалась второго мнения. Она дала это понять, когда запустила стеклянную вазу мне в голову, поставив тем самым точку в затянувшейся зиме. Странно, что мы называли ее семейной жизнью.
 
После развода я испытал облегчение. Домашние вечера превратились в убаюкивающее скольжение с одного телеканала на другой – рядом не осталось никого, кто мог бы нарушить мою зиппинг-нирвану. В приливе вдохновения я даже подключил спутниковое ТВ. Полторы сотни каналов сделали забеги по кругу почти бесконечными.
 
Не знаю, почему я остановился. Обычная комната: шкаф, кровать, портрет Есенина на стене. Черт его поймет, что меня там зацепило. Наверное, статичность картинки. Я ждал минуту, две, три, но на экране ничего не менялось. Только на постели под одеялом кто-то пару раз шевельнулся.
 
Моя программа дала сбой. Каждый раз, нажимая кнопку на пульте, я проглядывал первые кадры, определял, какой шлак вынесло на берег – ток-шоу, сериал или выпуск новостей, и шел дальше. А тут завис. На фильм не похоже – таких пауз даже на студии Довженко не делали, на реалтити-шоу тоже не тянет. Тогда что?
 
Утром, допивая свой чай, я снова взялся за пульт. Против обычного не стал перебирать все каналы, начиная с первого – сразу нажал две тройки. Странную комнату транслировали по тридцать третьему каналу.
 
На экране прямо в камеру смотрела темноволосая девица и красила губы, вытянув рот в смешную дудочку. Первая мысль была: все-таки реалити-шоу. Но тут девица вздрогнула, выронила помаду и, как будто, уставилась прямо на меня.
 
- Мама! – шепотом сказала она.
 
Я приготовился услышать бравую музыку и ласковый вопрос за кадром: «Пугает собственное отражение? Воспользуйся нашим…»
 
- Реклама, - разочарованно вздохнул я.
 
- Чего? – спросила девушка чуть громче. – Вы…вы… кто?
 
- Хорошая попытка. Имитация диалога со зрителем, - почему-то с переходом к делу создатели ролика не спешили.
 
- Какая имитация? – незнакомка оторопело потерла висок. Этот жест показался мне знакомым. Внутри что-то дернулось и затихло. Но разбираться со смутными воспоминаниями было сейчас не время.
 
- Вы меня слышите? – осторожно, чтобы не выглядеть в собственных глазах идиотом, спросил я.
 
- Ну да. Еще и вижу вдобавок.
 
- Это трюк какой-то? – я постарался, чтобы вопрос прозвучал грозно. – Как это сделано?
 
- Вы МЕНЯ спрашиваете? – похоже, девица рассердилась. – Понятия не имею, как вы попали в мое зеркало!
 
- Зеркало? Я вижу вас по телевизору!
 
- Чудеса! Правда? – она внезапно улыбнулась, шагнула назад и села на кровать. Улыбка сделал ее похожей на хорошенькую лягушку, и самую малость – на Алису Селезневу. Наверное, это сходство и заставило меня поверить, что она понимает в происходящем не больше моего. Гостья из будущего не может врать. – Яна. А вас как зовут?
 
- Василий. Э-э-э… Василий Андреевич, - незнакомка в телевизоре была раза в два моложе меня.
 
- И что нам с вами делать, Василий Андреевич? Мне бы докраситься и на занятия, а вы тут все зеркало закрыли.
 
- Я могу попробовать выключить телевизор.
 
- Попробуйте. Хотя нет, подождите! Вдруг это все случайно вышло. Ну, знаете, как с телефоном бывает. Раз, и вклинился в чужой разговор. Сейчас выключитесь, и больше так не получится.
 
- Один раз уже получилось. Я видел Вашу комнату ночью.
 
Девушка изменилась в лице.
 
- Ночью? Вы смотрели, как я сплю?
 
Мне вдруг стало неловко. Точно она сказала не «сплю», а «моюсь в душе». Странно, прозвучи ее слова чуть иначе, я бы попробовал сострить: «К сожалению, у меня не было возможности Вас поцеловать», но тут растерялся.
 
- Извините.
 
- Ладно, - она немного помолчала. – Я, наверное, побегу. До семинара десять минут.
 
- Бегите. Только… - У меня возникло сосущее чувство. Неправильно было ее отпускать. Все равно, что отказаться от путешествия в другой мир из-за сдачи годового отчета. Тут живая девушка в телевизоре, а у меня елки. Смешно же! – Вечером приходите. Скажем, часов в девять? Я как раз с работы возвращаюсь…
 
Она лукаво наморщила нос.
 
- Конечно, приду. Я же тут живу.
 
***
 
Я открыл входную дверь без пяти восемь. Мне пришлось оставить машину на офисной стоянке, чтобы, минуя пробки, попасть домой на час раньше.
 
- Василий Андреевич, это вы? – спросила Яна из комнаты. Уходя, я не рискнул отключить телевизор. Она сидела с книгой на кровати.
 
- Что читаем?
 
- «Двух капитанов».
 
- Заполняете пробелы детства?
 
- Нет, просто перечитываю. Иногда хочется чего-то абсолютно предсказуемого. Знаете, чтобы лишний раз не переживать за героев.
 
Конечно, я знал. Сам выбирал фильмы и книги по этому принципу. Предпочитал уютное, неторопливое и без эмоциональных потрясений. К примеру, затертого до дыр Конан Доила. Или Саймака. В конце концов, почему бы и нет? Нервотрепки мне и на работе хватает. А если хочется инъекции адреналина, можно новости посмотреть.
 
- Вы боитесь сильных чувств?
 
- Да, - Она сказала это так, что я понял: боится. Как аллергик апельсинов и клубники.
 
- Почему?
 
- Слушайте, а может, попробовать специалистов вызвать? Пусть они посмотрят, что с Вашим телевизором?
 
- Меняете тему, Яна? – Эта девушка мне нравилась. Ее лягушачья улыбка, мелкие зубки, затененные глаза, бледные веснушки на курносом носу. И бегство от сильных ощущений тоже нравилось. Оно роднило нас с ней, - Дело ваше. Так к каким специалистам мне обратиться? В телесервис? Или сразу к уфологам? А может, к психиатрам? Вдруг, вы всего лишь моя галлюцинация?
 
Она сидела на кровати. Я тоже, только по другую сторону экрана. Ей было двадцать или что-то около того. Мне тридцать восемь. Яна читала «Двух капитанов». И только за это в нее можно было влюбиться.
 
- Значит, будем хранить тайну? - хитро прищурилась она и отложила книгу. – Тогда, может, поболтаем? Расскажите о себе. Вы женаты? А дети есть?
 
И я начал рассказывать. О бывшей, с которой мы, к счастью, не обзавелись потомством – в условиях вечной зимы сложно вырастить счастливых детей. О работе в консалтинговой конторе – в меру скучной и не слишком доходной. О необременительных увлечениях сотрудницами офиса и периодическом бегстве от них под Мурманск, на озера.
 
Потом мы искали какой-нибудь странный передатчик, подключенный к моему телевизору или ее зеркалу. Ничего не нашли, зато сделали любопытное открытие. Второй телевизор, который стоял в соседней комнате арендуемой мною квартиры, тоже и на тридцать третьем канале показывал жилплощадь Яны. Только в другом ракурсе – из прихожей. Там, напротив входной двери висело большое зеркало, и в нем, по словам девушки-лягушки, появлялась моя удивленная физиономия.
 
- Это выходит, мне от вас никуда не спрятаться? – она изобразила ужас на курносой мордочке. – А третьего телевизора у вас нет? А то у меня еще в ванной зеркало!
 
- Советуете купить? Это не сложно.
 
Я предложил ей перейти на «ты». Она сказала, что для этого нужно выпить на брудершафт. Пришлось согласиться. Я пил коньяк из чайной кружки, Яна – компот из хрустального фужера. Ничего крепче у нее не нашлось. Мы встали напротив изображений друг друга и постарались, чтобы наши локти соприкасались. Было смешно. И Яна хохотала, пока у нее не потек компот из носа.
 
Потом я читал ей стихи Гумилева. «Сегодня особенно грустен твой взгляд. И руки особенно тонки колени обняв…» И Галича. «Прилетает по ночам ворон. Он бессонницы мой кормчий…». А потом как-то естественно перешли к прозе – «Витражам патриархов» Олди. К моему удивлению, Яна ничего не слышала об этом дуэте фантастов.
 
Мы уснули только под утро. Я собрался с духом и отключил телевизор. В квартире сразу стало пусто. Как в патроне, из которого выкрутили лампочку. Уже проваливаясь в сон, я вдруг сообразил, что Яна так ничего и не сказала о себе.
 
Ни слова.
 
Эта мысль не давала мне покоя весь остаток ночи. Утром я первым делом потянулся за пультом.
 
Комната оказалась пустой.
 
На меня смотрела наспех собранная постель, брошенный впопыхах на тумбочку фен и открытая дверца шкафа. Яна исчезла.
 
Я до последнего тянул с выходом из дома. Все надеялся, что она появится. Но когда стрелка на часах перевалила за критическую отметку, швырнул чайную чашку в раковину и хлопнул дверью. Если сейчас начихать на работу, то платить за квартиру очень быстро станет нечем. А значит, исчезнет единственный канал связи с Яной. Это мысль оглушила меня, словно вопль будильника в субботу утром. Надо же, как быстро отошла в мир иной старая система приоритетов. Мне ничего не стоит остаться без денег на жилье, бензин и еду, а я беспокоюсь только об изображении странной девушки на экране своего телевизора. Вот уж седина в бороду…
 

 
Яна вернулась домой только в девять вечера.
 
- Репетировали весну, - устало сообщила она и плюхнулась на кровать. – Представляешь, я играю Геллу. Ну, ведьму. У нас конферанс будет по «Мастеру и Маргарите».
 
И снова, как вчера, меня кольнуло едва уловимое воспоминание. Гелла… Конферанс по «Мастеру и Маргарите»… Помаячило и пропало. Зато осталась обида.
 
- Ты могла бы предупредить. Я испугался, не найдя тебя утром.
 
- Правда-правда испугался? Не шутишь? – на ее треугольном личике вспыхнул такой искренний восторг, что я засмеялся.
 
- Ну конечно! Решил, ты мне приснилась. Поэтому жду от тебя пароли и явки. Как твоя фамилия? Где ты живешь?
 
Все оказалось не так плохо. Яна жила не в Москве, но и не в Петропавловске Камчатском. Это был город-милионник в семи часах езды от МКАД. То есть ничего не стоило сесть за руль в пятницу вечером и в субботу утром оказаться у нее.
 
Но самое главное - Яна жила в городе моей юности. Пять лет в техническом вузе сделали его почти родным. Окончив эконом, я женился и уехал в Москву, однако, в тех краях до сих пор обитал кое-кто из моих друзей. Все складывалось удачно. Лишь бы дотянуть до конца недели. Сегодня была только среда.
 
- Моя очередь тебе читать, - Яна уже сидела возле зеркала. Она сняла его с тумбы и поставила на кровать. Теперь лицо девушки находилось в каких-то тридцати сантиметров от меня.
 
- И твой выбор пал на…
 
- Александра Грина. «Сто верст по реке». Знаешь такой рассказ?
 
- Не помню.
 
Пока она читала, я думал, что самое большое чудо на планете – это внезапное совпадение вселенных двух раньше не знакомых друг с другом людей. Совпадение прочитанных книг, любимых фильмов и песен, ключевых фраз, воспоминаний и страхов. Острое наслаждение от узнавания – мы с тобой похожи, похожи, несмотря на пропасть в два десятка лет.
 
- Эй, да ты уже читал этот рассказ! Я же чувствую!
 
- Читал. В седьмом классе. И потом пару раз перечитывал. Но мне нравится тебя слушать.
 
Три дня, точнее три вечера, переходящих в ночь… Вполне достаточно, чтобы понять, насколько все серьезно. Вернее, «насколько все необратимо». Наше знакомство с Яной было совершенно неизбежным, поэтому Провидение пошло навстречу и организовало маленькое чудо – связь между моим телевизором и ее зеркалом.
 
- Ты будешь у меня завтра? – Яна испугалась.
 
- Трусишь?
 
- Конечно! А вдруг вживую я тебе не понравлюсь? Ну, есть же там всякие флюиды, запахи, физическая совместимость, в конце концов…
 
- Есть. Но нам нечего бояться. Можешь поверить.
 
***
 
Возле дома Яны я был около семи утра. Кажется, впервые в жизни мне за всю ночь езды на автомобиле ни на минуту не захотелось спать. Возбуждение действовало не хуже пары банок энергетика. Нет, пожалуй, лучше - оно не вызывало изжоги.
 
Я взлетел на третий этаж, нашел аккуратную дверь с номером восемь, позвонил и замер в ожидании торопливых шагов. Но Яна не спешила открывать. Наверное, смогла уснуть только под утро. Я сделал глубокий вдох, почувствовав идущий из чьей-то квартиры запах утренних блинов, и снова нажал на кнопку звонка.
 
- Кто там? – женский голос за дверью никак не мог принадлежать Яне. Воображение нарисовало оплывшую тетку в линялом халате.
 
- Мне бы Яну. Калинину. Я не ошибся адресом?
 
- Ошибся! – тетка все-таки открыла дверь, продемонстрировав заспанную физиономию. Воображение оказалось на высоте – женщина явно страдала от лишнего веса и носила бледно-желтый махровый халат. – Нету у нас никакой Яны. И никогда не было.
 
В тот момент я испугался, но не сильно. Извинился перед разбуженной теткой, убедился, что ошибки с адресом нет, и вышел на улицу. Позвонил на домашний телефон Яны – она почему-то не дала мне сотовый, а я не стал спрашивать. Трубка вежливо ответила, что такого номера не существует, и ударила в барабанные перепонки очередью коротких гудков.
 
Не существует… Нет и никогда не было… Тебе все приснилось: девушка, рассказ Грина, портрет Есенина на стене…
 
Вот тут мне стало страшно. И бесполезная поездка показалась самой маленькой из возможных катастроф. Я еще раз десять набрал номер Яны – все впустую. Потом сел на скамейку возле подъезда и закурил. Попытался рассуждать если не спокойно, то хотя бы вменяемо. Яна не живет по продиктованному ею адресу. Что это может означать? Да только две вещи. Либо пора идти сдаваться в Кащенко, либо меня жестко разыграли.
 
Первую версию трогать пока не имело смысла. Для шизофреника я был слишком самокритичен. Тогда розыгрыш? Кто-то из приятелей постарался? Сомнительно. Во-первых, кому я нужен, чтобы устраивать по мою душу шоу Трумана? Во-вторых, смотри «во-первых». Нет у меня ни друзей, ни врагов, которые могли бы вбухать в подобную шутку, черт знает сколько денег, сил, времени - придумать сценарий, раздобыть нужную технику, найти хорошую актрису…
 
Под ребрами завозилась глухая боль. Яна актриса?
 
Даже если так, я должен ее найти. Есть вещи, которые невозможно сыграть. Для этого нужно хотя бы наполовину, хоть на четверть быть той, кем пыталась казаться девушка-лягушка. Значит, я не успокоюсь, пока не встречусь с ней. Почему она дала мне именно этот адрес? Ей было нужно, чтобы я сюда приехал. А потом что-то сделал? Кого-то нашел?
 
Из подъезда вышел мужик околопенсионного возраста с лицом цвета наваристого борща. Следом на поводке ковылял английский бульдог. Я поздоровался с собачником и спросил, не знакома ли ему Яна Калинина или кто-то в подъезде с такой фамилией?
 
- Дык, капитан Калинин с женой здесь жил. Прямо надо мной, - радостно сообщил мужик. – Ну как капитан – военным его, конечно, не назовешь. Скорее, артистом. Он в хоре при североморском флоте пел пока в отставку не вышел. Голос у него хороший был. Как с мужиками поддаст, так давай трубить: «На палубу вышел, а палубы нет. – Внезапно затянул хозяин заскучавшего пса, - Вся палуба в трюм провалилась. На миг я увидел оранжевый свет, упал, и пол литра разбилось…» Вот такой человечише!
 
- А увидеться с ним можно? Где он сейчас?
 
- На кладбище поди. Уже лет пять как помер. Жена квартиру продала и к родственникам съехала. В область куда-то.
 
- А дети у них были?
 
- Дети? Вот чего не помню, того не помню.
 
- Зачем вам их дети? – за моей спиной материализовалась крепенькая пенсионерка в ярко-розовой панаме и с корзиной в руке. – Калининых-то?
 
- Так у них в Подмосковье родственница на тот свет собралась… - начал сочинять я на ходу. – Домик хочет оставить. Вот попросила наследников найти. Сама она давно с ними связь потеряла. Лет пятнадцать назад.
 
- Ну, чиста триллер! – обрадовался мужик и подмигнул бульдогу. – Мне бы кто домик в Подмосковье оставил, шоб я от своей жабы убег.
 
- Иди, Паш, - беззлобно замахнулась на него корзинкой пенсионерка. – Тебе на Вальку молиться надо. Вот сляжет от своих болячек, наплачешься тогда, - потом повернулась ко мне. - Вам лучше не детей искать, а жену, Анну Кондратьевну. Больше никого не осталось.
 
- А дочь? – брякнул я наобум. – Вроде, ее Яной звали…
 
- Ну, вы и вспомнили. Яночка еще в девяноста седьмом умерла. Всего год в институте отучилась. Сердечницей была. Врачи твердили, до школы не протянет, а девочка невестой стать успела, - Женщина говорила, глядя в сторону. Как будто извинялась, что вынуждена через столько лет огорчить кого-то плохим известием, - Вы не на машине часом? – внезапно оживилась она. – Мне тут на кладбище к сестре перед Пасхой надо. Может, подбросите? А я вам могилку Яночкину покажу.
 
***
 
Всю дорогу я судорожно искал объяснение услышанному пока не оказался перед свежевыкрашенной голубой оградкой. За ней лежали две ухоженные могилы. Отца и дочери. С отполированного куска черного гранита на меня смотрела фотография курносой девушки. Моей девушки-лягушки. Под ней старой позолотой поблескивала безжалостная, как приговор врачей, надпись: «Калинина Янина Владимировна. 1978-1997»
 
Я оглох и потерял способность двигаться. Мир свернулся до размера крохотного клочка земли, на котором стоял надгробный памятник. Все остальное исчезло, погибло в ядерном взрыве миллион лет назад. А я продолжал стоять, зажатый между двух фактов: первый - всю неделю я общался с чудесной, волшебной, невероятной девушкой, второй – эта девушка умерла в прошлом веке.
 
Возле надгробия лежала пустая ваза из зеленого стекла в грязных разводах, оставленных весенним дождем. Эта безделица и заставила меня вспомнить. Точно она была рычагом, поднимавшим заслонку резервуара с голосами из прошлого.
 
… Мне двадцать два, и я живу с ощущением невыносимой легкости бытия. Денег, которые присылают родители, хватает на квартиру, шмотки, еду и пускание пыли в глаза прекрасному полу. Этот самый прекрасный пол существует для меня не в виде отдельных особей, а в режиме эпизодов. Эпизод Даша на дне города, эпизод Катенька по случаю посвящения в первокурсники, эпизод «блондинка с биолого-почвенного» во время пятничной пьянки… Где-то в затылке сидит надежда решить часть карьерных задач за счет очередной Дашеньки или Машеньки. На экономе до чертиков потенциальных невест с энергичными папами. Середина девяностых – время наивного цинизма.
 
Нет, эта девушка не перевернула мою жизнь и не заставила родиться заново. Просто ее эпизод неожиданно затянулся на целых три дня. Мы бродили по лесопарку, собирали подснежники, которые она упрямо звала пролеской, и пересказывали друг другу любимые книги, сидя на краю обрыва. Я пропустил колоквиум, чтобы сводить ее на «Титаник». Отменил свидание с перспективной Викой – дочерью владельца сети магазинов бытовой техники. А под конец третьего дня притащил Яну на вечеринку к приятелю в его мансарду.
 
И надо же было туда явиться самоуверенной Вике.
 
И надо же было мне согласиться на маленькое приключение с ней в ванной.
 
И надо же было приятелю распахнуть хлипкую дверь и громко прокомментировать увиденное.
 
У Яны был врожденный порок сердца. Она принадлежала к тем нежным цветам, которые живут до первого настоящего стресса. Я ничего об этом не знал, но незнание обстоятельств, как говориться, не уменьшает вины.
 
Голубая калитка скрипнула, нехотя пропустив меня за ограду. Шаткая лавочка подставила потемневшую от времени и непогоды спину. Я сел, потом наклонился и поднял с земли зеленую вазу.
 
Человек способен забыть то, что его разрушает. Мы помним ровно столько, сколько можем выдержать без большого ущерба для душевного комфорта. Все остальное прячем в дальнем углу шкафа за грудой старого тряпья и живем дальше: ходим на скучную работу, маемся в полудохлом браке и каждый вечер ныряем в зиппинг-нирвану. А потом память возвращается к нам парой случайных фраз, старой песней или… копеечной стекляшкой.
 
- Вася? Вы ведь Вася? – донесся из прошлого голос матери Яны. Худенькая женщина в черной кружевной косынке подошла ко мне сразу после похорон, – Яночка просила Вам сказать…
 
- Я не…
 
- Нет, нет, ничего не говорите. Она просила передать вам спасибо. Эти три дня моя дочь жила по-настоящему, как здоровый человек. Влюбилась напоследок. Эти цветы для Яночки?
 
Я, молча, протянул букет голубых пролесок. Женщина поставила его в зеленую вазочку, которую кто-то, словно нарочно, принес на кладбище для скромных лесных цветов.
 
***
 
Дорога швыряла под колеса пунктир ослепительно-белой разметки. Сумерки раскололи мир на две половины: темно-синяя трасса и светлое небо в языках розовых облаков. Стрелка спидометра дрожала возле ста восьмидесяти. Но мне было мало. Я рвался домой, чтобы убедиться – на тридцать третьем канале показывают заунывные сериалы или документальные фильмы о дикой природе, а Яна… Яна жила в моем воображении лишь до тех пор, пока ко мне не вернулось вытесненное воспоминание. Я надеялся и одновременно боялся, что никогда больше ее не увижу.
 
Квартира встретила меня ожиданием. Оно лежало в складках плотных штор, клубилось по углам сгустками пыли, смотрело в темноту белесым экраном телевизора. Не разуваясь, я прошел в спальню, нашарил пульт в морщинах покрывала и дважды нажал цифру три.
 
Яна лежала, свернувшись клубочком, на своей кровати и смотрела прямо на меня.
 
- Тихо, не надо ничего объяснять, - зашептала она, трогательно наморщив лоб. – Я знаю, ты не смог приехать. Хотел, но не смог.
 
- Прости…
 
- Мне не нужно было тебя отпускать. Пусть… пусть все останется, как есть.
 
Понимание навалилось одновременно с усталостью. Яна ничего не знает о своей смерти. Она живет в странном мире детских книг, студенческих репетиций и наших ночных разговоров. Девушка-фантом, игра моего воображения, напоминание о не случившейся жизни…
 
Я коснулся ладонью экрана телевизора. Его поверхность показалась неожиданно холодной, словно оконное стекло. Яна потянулась навстречу и прижалась щекой к моей руке.
 
- Как странно, я чувствую тепло твоей ладони. Первый раз… - сказала она, блаженно прикрыв глаза.
 
(c) snovazima