Жажда Смерти (гл. 1-10) [крупная проза]

Жанр: мистика, религия, философия, приключения.
 
Аннотация: Понять истинный смысл собственного выбора можно лишь тогда, когда отдашь за него свою жизнь. И тогда вера из чувства превращается в систему логических рассуждений, холодных расчетов закономерностей и вероятностей, и борьбу с сомнениями. Что есть реальность, и что есть иллюзия? И есть ли грань между ними?..
Шестеро отчаявшихся самоубийц, уставших от окружающей их действительности, отправляются в опаснейшее приключение в поисках смерти. Но то, что им предстоит увидеть, может изменить их представление и о смерти и о действительности, которая их окружает. Когда понятие жизнь из незыблемых основ человеческого бытия переходит в философскую категорию, основным смыслом этой жизни становится поиск той самой грани между реальностью и иллюзией.
И то, что не смогла сделать группа профессиональных специально обученных воинов, сможет сделать один священник если найдет эту грань и осознает, что его главный враг это он сам, а поле битвы — его собственный разум.
 
Художник Евгения Лысенко.
 

[list=]
На свет появляется новая жизнь, и мир,
с нетерпением ожидавший этого события,
замирает от счастья. Экзальтация, восхищение, радость.
Все крутится вокруг нее – этой новой маленькой жизни.
Но почему-то никто не спросил у этой жизни –
хочет ли она появляться на свет.[/list]
 
1.
 
– Они придут? – спросило тихо, еле слышно, почти шепотом маленькое беззащитное существо человеческого рода, так нуждающееся сейчас в любви и поддержке.
– Да, они придут, – ответила дрожащим голосом после небольшой паузы мама и прижала сильнее к груди своего ребенка. Она хотела, чтобы ее слова звучали как можно более утвердительно, но голос сорвался. Сейчас ей самой была необходима поддержка, и самое главное – уверенность в том, что кто-то действительно придет и сможет их спасти. Она поправила покрывало, в которое была укутана и нежно накрыла им свою дочь, по-прежнему прижимая ее к груди. Становилось очень холодно, и теперь мать со своим ребенком представляли одно целое – единый организм, чувствующий боль каждой клеточки своего тела, каждого сустава, каждой конечности.
– Мне страшно, – девочка потянулась своей маленькой, испачканной в грязи и крови, ручонкой и сжала одежду на груди матери.
– Мне тоже страшно, – услышала она в ответ, – Но я уверена – все будет хорошо.
В воздухе над головой пронеслось нечто темное – еще более, чем сама ночь – и с пронзительным криком взвилось вверх, оставляя на мрачном небе горящие следы и клубы пара.
– Они здесь. Они убьют нас, – взвыла маленькая девочка и еще сильнее впилась своими тонкими пальчиками в одежду своей матери. Ее тело дрожало, а на глазах выступали слезы. Она боялась и искала защиты.
– Нет, не бойся. Они не тронут тебя, – пыталась утешать ее мать, так нуждающаяся сейчас сама в утешении и защите. Она обвила руками свою дочь и прижала к груди, – Я не позволю им.
– Мама, они не придут. Никто не придет. Никто не спасет нас, – плакала девочка.
– Нет, они придут, – возразила женщина, – Очень скоро. Надо только подождать. Все будет хорошо.
Темный ночной лес. Высокие деревья закрывали своими мощными стволами и густой листвой от безжизненного лунного света, постепенно высасывая силы и остатки какой-либо надежды из двух умирающих душ и их организмов. Ветер гулял между ветками, производя ужасающий скрежещущий шелест. Изредка где-то вдали доносились мерзкие пронзительные крики. На земле, укутавшись в покрывало, пытаясь согреться, лежала мать со своей дочерью и утешала ее.
– Они придут, они обязательно придут, – говорила она, и старалась, чтобы ее слова звучали как можно более утвердительно.
 

2.
 
– Смотрите, что это?
– Что это такое?
– Там человек!
– Не может быть...
– Как он туда забрался?
– Что он там делает?
– Он ведь может упасть!
– Похоже, именно этого он и хочет.
На холодном, мраморном, мокром от слегка моросящего дождя, а от того еще и скользком, бордюре крыши одного из высотных зданий, стоял человек. Одетый в деловой костюм, он немного пошатывался, стараясь сохранять равновесие. Полы его пиджака свободно развевались на усиливающемся с каждой минутой ветру, и держаться на ногах становилось с каждой минутой сложнее. В одной руке у него была бутылка дорогой водки, в другой – сигарета. Бледный и опухший, не в полной мере отдающий себе отчет, с развязанным на половину галстуком на шее, он смеялся, задирая голову вверх, отхлебывая иногда прозрачной жидкости из стеклянного, гладкого, приятного на ощущение для губ, горлышка. В перерывах между глотками, он затягивался сигаретой, выпуская небольшие клубы дыма, и небо, и без того застланное густыми облаками, становилось на долю мрачнее и пасмурнее, наполняясь еще и чьей-то невыразимой болью.
Этот человек был пьян. Его стеклянные глаза горели злостью и яростью, одновременно с этим выражая отчаянье и абсолютную безнадежность. Он ненавидел, и в то же время ему было все равно. Он ничего не хотел знать. Он не хотел ни в чем принимать участия. И с каждым глотком и очередной затяжкой его безразличие становилось все сильнее.
Держа в правой руке бутылку, свободной левой рукой зажимая сигарету между двумя пальцами, человек до конца развязал галстук и выдернул его из под воротника рубашки. Он поднял его вверх, и смотрел, как тот играется на ветру, извиваясь словно змея. Сейчас ему было забавно наблюдать за этим. Последние, проведенные им часы состояли из множества таких забав. Сорок минут назад он рассматривал жестяную крышку от бутылки, восхищаясь ее красотой, которую он никогда не замечал раньше. Два часа назад он, выливая из стакана черный кофе, наблюдал за тем, как его тонкая струя ударяется о землю, разбрызгиваясь в стороны и смешиваясь с пылью. Еще раньше он сидел в парке на скамейке и в течение долгого времени любовался листочком, который умудрился сорвать с какого-то дерева. Теперь у него было достаточно времени на всю эту ерунду. Он уже никуда не спешил. Развлекая себя подобными мелочами, он больше не видел для себя в этой жизни ничего важного. И не знал ничего, что могло бы доставить ему удовольствие. Он сосредотачивался на простых, постоянно происходящих в этом мире, вещах, которые казались ему интересными. Сейчас он смотрел не в будущее и даже не в настоящее – он пребывал в мире воспоминаний, воспоминаний моментов, которые когда-то были для него счастливыми, а теперь стали просто… воспоминаниями.
Дистанцируя от других представителей человеческого рода, боль сконцентрировала все внимание на своей персоне, профессионально и холодно замкнув пространство целого мира в самом себе, отгородив его мощным забором и колючей проволокой от иных, в основном, таких же замкнутых, миров. И этот замкнутый мир просто воспоминаний сейчас жил по своим собственным правилам.
Человек выпустил из руки свой галстук и долго наблюдал за его движением в воздухе, пока тот не скрылся за очередным высотным домом. Неожиданно его взгляд приковал черный ворон, пролетевший совсем близко. Он умчался в даль, но потом развернулся и полетел обратно, как бы возвращаясь. Его огромные крылья поддерживали его на ветру, не совершая частых движений – он просто парил, кружился над человеком, восхищая своей грациозностью и вызывая желание абсолютной свободы. Его темные, слегка намокшие от дождя, перья блестели. Его огромный острый клюв рассекал воздух, а взгляд был устремлен вперед. Вырисовывая круги между зданиями, ворон внимательно и с каким-то чрезвычайно серьезным видом смотрел прямо перед собой, четко сосредотачиваясь на известной ему одному цели.
– Э-эх, птичка, как я тебе завидую, – проговорил человек, искривляя рот в маниакальной улыбке, – Но, хотя… я думаю, мне еще не поздно научиться. Как ты считаешь, а?
Внизу, на земле, не желая пропускать очередное зрелище и упускать возможность лишний раз проявить себя в воздыхании и оханьи, столпилась группа людей, в основном среднего возраста. Распихивая и крича на каждого попавшегося под руку, между людьми ходил толстый сотрудник городской полиции в служебной форме и фуражке.
– Чо встали! Разойтись! Никогда придурков что ли не видели? Не мешайтесь! – и уже обращаясь к своим подчиненным: – Оцепите периметр. Еще свалится кому-нибудь на голову. Сколько он там стоит уже?
– Минут тридцать, – ответил кто-то.
– Показное самоубийство, мать его так. Кто он?
– Неизвестно, товарищ лейтенант.
– Замечательно... Сержант!
К толстому полицейскому подбежал другой – тощий, но тоже в форме. Его лицо было бледным, а сверкающие глазки выражали волнение и явное нежелание общаться со старшим по званию.
– Сбегай, сними его оттуда, – приказал старший.
– Но…
– Никаких «но». Ты у нас лучше всего с людьми общаться умеешь. Прояви свои психологические способности. Поговори с ним.
– Слушаюсь, – подчинился молодой сотрудник, и в расстройстве и еще большем волнении побежал ко входу в здание,
– Вот срань, опять влип. Так и знал, – ворчал он про себя, не представляя, как он будет разбираться с этим делом.
А толстый полицейский продолжил важно ходить между людьми, орать на всех и отдавать приказания.
Забавляемый вниманием толпы, так желающий смерти, молодой
человек продолжал лакать водку и курить сигарету, балансируя на каменном выступе крыши.
– Что, хотите меня спасти, да?! Неужели, хотите? А почему же так поздно? Где вы раньше были, ублюдки?
Он шатался. Движения становились более резкими и менее контролируемыми. Вероятности того, что он свалится просто по своей неосторожности, было сейчас намного больше, чем реальных возможностей, что он спрыгнет.
Самоубийца сделал еще глоток, а затем вылил оставшееся содержимое бутылки вниз, наблюдая за тем, как жидкость, разбиваясь воздухом на маленькие капельки, летит на головы стоящих внизу зевак. Затем он отпустил в свободное падение и пустую бутылку.
– Там что-то летит! – крикнул кто-то из толпы, и люди с охами попятились назад. Бутылка достигла земли и разбилась вдребезги. В толпу полетели множественные осколки. Послышался чей-то визг, все быстро разбежались в разные стороны, освободив тем самым площадку для возможного падения.
– Я же говорил, всем разойтись! – рявкнул толстый лейтенант, – Парни, оцепите периметр, в конце концов!
К этому времени на крышу подоспел молодой сотрудник полиции.
Услышав позади себя открывшуюся со скрипом дверь, человек резко обернулся, чуть было не потеряв равновесие.
– Не подходи ко мне! – заорал он и неуклюже выставил в сторону руку, – Не подходи, я прыгну!
– Тихо, тихо, – начал успокаивать его, бледный от страха и мокрый от волнения, сержант, – Я не собираюсь тебя отговаривать, я просто хочу побеседовать с тобой, только и всего, – объяснял он дрожащим голосом, – Я… сяду… вон там, в сторонке, – он указал место, метрах в двух от самоубийцы.
– А почему это ты не будешь меня отговаривать? – немного удивился молодой человек.
– Ну... ты же ведь не хочешь этого. А я уважаю твои желания, – пробормотал полицейский, медленно подбираясь к мраморному бордюру, – Давай просто поговорим. Тебя как зовут?
– А если я не хочу с тобой разговаривать?
– Ну, зато я хочу. Я хочу с тобой поговорить. Как тебя зовут? Меня, например…
– Неважно. Я не хочу с тобой разговаривать.
– Почему?
– А зачем?
– Ну, просто. Хочешь курить? – немного растеряно предложил трясущийся от волнения сержант. К этому времени он уже сидел на бордюре и медленно, по возможности, незаметно сокращал дистанцию между своим собеседником.
– Нет, не хочу. Я больше ничего не хочу, – ответил тот.
– Ну, как же так... Человек всегда чего-нибудь хочет. Желания свойственны человеку, – продолжал сотрудник полиции, – Знаешь, я понимаю тебя.
– Нет! – заорал молодой человек. – Ты ничего не понимаешь!
Ты не можешь меня понять!
– Откуда ты знаешь? Тебе ведь не известна моя жизнь, – парировал сержант, – Может, я тоже когда-то стоял на крыше, как и ты. Ты ведь не можешь знать этого.
– Верно, – последовал через некоторое время растерянный ответ.
– Знаешь, в жизни случается много не правильных вещей, – молодой полицейский медленно сокращал дистанцию, – Но скоро все изменится... Ты даже сам этого не заметишь... Так всегда бывает. Черная полоса – белая полоса... Все изменится очень быстро... Пойми, жизнь продолжается.
– Да, – ответил ему уже не вменяемый, с глазами полными отчаянья и боли, человек, – И это самое ужасное.
Он медленно наклонился вперед всем телом, и с расправленными в стороны руками, словно парящий орел, камнем полетел вниз.
 

3.
 
Увлекаясь происходящими на крыше здания событиями, делая ставки на жизнь пьяного самоубийцы, мало кто заметил одного странного молодого человека, явно заинтересованного во всем этом деле и, судя по всему, принимающего в нем определенное участие. Собственно говоря, в этом человеке не было ничего необычного: заурядный темный костюм с белой рубашкой, вполне приличная прическа и ничем не выделяющееся, довольно приятное, лицо. Он полностью сливался с толпой, не проявляя себя никаким образом и не обращая на себя ничьего внимания. Одно только отличало его от всех остальных зевак – небольшая черная рация, по которой он время от времени осуществлял связь. Его легко можно было принять за очередного сотрудника городской полиции или за спасателя, или еще за кого-либо. Но только за все время своего пребывания на объекте, он ни разу даже не заговорил с представителями тех или иных структур – он ничего не спрашивал, ничего никому не объяснял, ни с кем не совещался, даже более того – он не командовал, не просил народ разойтись, ни на кого не кричал. Он просто делал свое дело, и, создавалось впечатление, что он знал, что делал. Но он работал не с системой, он работал отдельно, он был вне ее. Однако, как уже было сказано, мало кто обратил внимание на этот факт. За исключением, разве что, лейтенанта полиции, обязанного по роду своей деятельности, подмечать различные мелочи и разбираться в людях.
“Кто это такой?” – задумался он на мгновение, пристально приглядевшись, но тут же был отвлечен кем-то из своих подчиненных.
А человек в черном костюме, тем временем, спокойно занимался своей работой.
– Объект сбросил бутылку, – передал он по рации.
– Вас понял. Ситуация под контролем. Все в порядке, – послышался ответ.
На крыше противоположно стоящего здания с биноклем в левой руке и рацией в правой находился еще один сотрудник неизвестной службы.
– Кто сказал, что все в порядке? Объект пьян и еле держится на ногах. Он плохо контролирует свои движения, – возразил он.
– Не беспокойтесь, у нас уже все готово. Объект будет жить, – послышался треск в динамике, – Сообщите, если что-то изменится.
– Вас понял, – успокоился человек с биноклем и в эту же секунду: – Внимание! Ситуация изменилась. На крыше молодой сотрудник полиции.
– Вас понял. Сохраняйте постоянную связь. Передавайте о любых действиях обоих.
– Так точно… Они разговаривают.
– …Сотрудник полиции сел приблизительно в двух метрах от объекта.
– … Он постепенно сокращает дистанцию. Незаметно. Он хочет подобраться ближе.
– …Они разговаривают. Объект спокоен.
– …Он падает! Падает!!!
– Вас понял.
– Принимайте клиента, – скомандовал человек внизу, выходя из толпы и заворачивая за угол дома. Его работа была выполнена.
 

4.
 
Проникая сквозь прозрачное, но, тем не менее, мутное от грязи, стекло, а затем агрессивно пробиваясь между двумя шторами, яркий луч света озарял небольшой письменный столик и все предметы, находящиеся на нем. В частности, это были: опрокинутая на бок с остатками спиртного бутылка, грязный граненый стакан, пепельница со всем ее содержимым, одиночные окурки, по воле судьбы не попавшие в пепельницу, клочки бумаги, ручки, карандаши и Библия. Письменный столик стоял довольно близко к кровати, на которой в абсолютно спящем состоянии, переплетаясь телами, лежали двое. Молодой мужчина, 28 лет, тяжело храпя, валялся на спине с раскинутыми в разные стороны конечностями. Сверху, словно змея, его обвивала красивая девушка, покрывая грудь и голову партнера своими длинными светлыми волосами.
По всей комнате были разбросаны разные вещи, составляющие список обыденного и естественного пребывания человека, но обычно находящиеся на своих законных местах. Нарушение привычного интерьера производило беспорядок, среди которого где-то валялась верхняя и нижняя одежда любовников. На стене, совершенно нетронутыми, в отличие от других предметов, висели круглые симпатичные часы, показывающие точное время – 15:45.
Обращая внимание на этот и на другие, трудно не заметные для здорового глаза, моменты утреннего (а точнее, уже дневного) состояния, сложно было не предположить, хотя бы, что происходило ночью в этой квартире.
Неохотно пробуждаясь от затянувшегося сна, тяжело приподнимая стальные веки, молодой человек зашевелился и медленно открыл глаза. Совершив еще несколько невероятных усилий, он с трудом поднял голову и без особых эмоций посмотрел на то красивое тело, которое лежало на нем сверху. Опустив голову, он снова закрыл глаза и подчинился безоговорочной власти похмельного дрёма. Через пару минут он резко очнулся, также резко привел свою голову в стоячее положение и уже с целым букетом различных и противоречивых эмоций уставился на свою любовную партнершу, которая к тому времени тоже начала просыпаться.
Минуты две молодой человек с неподдельным удивлением и не перебиваемым интересом рассматривал то, что находилось на нем сверху, затем откинул голову на подушку и невероятно естественно скривился, выражая одновременно боль и отвращение.
– О, Боже! – простонал он, начиная припоминать события прошедшей ночи.
– В чем дело, милый? – отозвалась девушка, протирая заспанные глаза, и медленно садясь на кровати.
– Кто ты? – последовал чрезмерно некорректный вопрос.
– Как кто? Я Люся. Ты не помнишь?
Молодой человек тупо уставился на свою новую подругу.
– Мы познакомились вчера в клубе. А потом поехали к тебе.
– Дак я у себя дома?
– По крайней мере, у тебя есть ключи от этой квартиры.
Мужчина оглянулся вокруг в надежде отыскать знакомые ему вещи.
– Ты совершенно не умеешь пить, Викториус.
Викториус откинул голову на подушку, и устало опустил веки. Сколько истины было в этом утверждении!
Последовала продолжительная пауза.
Зевая и потирая глаза, девушка села на кровати и посмотрела на своего партнера, в надежде ожидая, когда тот придет в чувства.
Закончив долгое и упорное восстановление памяти, молодой человек с трудом поднял руки и провел ладонями по лицу.
– Убирайся, – спокойно произнес он.
– Что? – переспросила Люся.
– Я сказал – убирайся.
– Что ты сказал? – еще раз повторила свой вопрос недоумевающая девушка.
Мужчина поднял голову и уже на повышенном тоне сквозь зубы процедил:
– Я сказал – убирайся! Ясно? Еще раз повторить?
– Скотина. Ублюдок, – через некоторое время с яростью выпалила молодая девушка, сверкая злобными глазами, полными обиды и разочарования.
– Будь ты проклят, урод! – завизжала она, уже поднимаясь с кровати и начиная собираться.
Наблюдая за своей бывшей партнершей по сексу, искренне сочувствуя ей и также искренне испытывая к ней отвращение, молодой человек все более подробно вспоминал произошедшие с ним события, одновременно пытаясь анализировать свои действия.
Одевшись довольно быстро, без лишних слов, обманутая девушка вылетела в прихожую.
– Открывай! – закричала она.
Викториус встал с постели, подошел к двери и повернул ручку замысловатого замка.
– Люся, прости меня, – произнес он.
Обиженные, наполненные разочарованием, но старающиеся выражать сильный и независимый вид, глаза с ненавистью посмотрели ему в лицо.
– Будь ты проклят, – услышал он в ответ, и дверь с силой захлопнулась.
– Не беспокойся, буду, – заметил уже самому себе Викториус.
Закрыв прочнее деревянную дверь, молодой человек прошел в комнату и оглядел царящий вокруг беспорядок. Медленно подойдя к письменному столику, он сел на кровать и уставился на серебряный крестик на цепочке, в шутку опущенный в граненый стакан с водкой. Этот многозначительный жест веры в полной мере выражал состояние религиозности и отношение к ней.
– Ну что, тебе так же весело, как мне? – обратился мужчина к миниатюрному распятию, – Как странно, что ты позволил дожить мне до утра, – он вынул крестик из стакана и начал пристально разглядывать с легкой ухмылкой на лице. Затем он положил его на стол и пошел в ванну приводить себя в порядок.
Первое, что Викториус обнаружил, посмотрев в зеркало, это отсутствие густой бороды, ранее покрывавшей его лицо. Он побрился совсем недавно – вчера, перед тем, как пойти в клуб, в котором и встретил ту самую девушку по имени Люся. Странное чувство сейчас испытывал этот молодой человек. Казалось, с исчезновением бороды, была прервана сама жизнь, точнее ее образ, стиль. А вместе с этим ушла и сила, и желание жить. И, самое интересное – ушла вера, которая поддерживалась и сохранялась на протяжении многих лет невероятными усилиями. Викториус сбрил бороду, и это было не просто изменение стиля, это был символический акт, значение которого растолковывается достаточно недвусмысленно.
Умывшись, Викториус вернулся в комнату, и случайно наткнулся на, висящую на зеркале, картонную табличку с философской надписью:
“Тот, кто ищет истину, однажды непременно найдет ее, но будет ли он счастлив от встречи с ней и не постигнет ли его разочарование”.
Он не помнил когда и как она оказалась здесь, но смысл ему понравился.
Неожиданно зазвонил телефон, и молодой человек медленно поплелся в коридор.
– Да, – ответил он хриплым, еще не до конца проснувшимся голосом.
– Викториус, в чем дело? Почему ты дома? – это была мама.
– Привет, мам.
– Что с твоим голосом?
– Я только встал.
– Что? Время – пятый час.
– У меня была трудная ночь.
– Что-то случилось?
– Нет.
– Почему ты оставил священство?
Этот вопрос не понравился Викториусу. Именно его он боялся больше всего. Отчасти из-за того, что ответ на него было очень долго и трудно объяснять.
– Это очень долго и трудно объяснять, мам. Давай не сейчас.
– Что с тобой происходит?
– Ничего, я потом все расскажу, – нужно было заканчивать этот нудный и бессмысленный разговор, – Давай только не сейчас, я еще не проснулся.
– Я заеду к тебе после работы.
– Хорошо.
– Все в порядке?
– Да.
– Я приеду.
– Да, да, обязательно. Все. Пока.
Мама не успела сказать слова прощания, а телефонная трубка уже лежала на рычаге.
Викториус прошел в комнату, лег на неубранную до сих пор постель, и, взяв в руки маленький серебреный крестик, принялся его разглядывать, рассуждая о значении данного религиозного атрибута в своей жизни. Он лежал так некоторое время, вспоминая прошлые года, и в противовес им – недавнюю ночь и сегодняшний день. Он размышлял также о будущем, уделяя этому даже еще больше внимания. Его пугало будущее. Его пугало настоящее. Но сейчас он хотел сделать вызов своим страхам. Он хотел быть абсолютно свободным. Он был невероятно зол и безрассудно сильно желал как-то выразить это. Если бы он пошел на компромисс с Чьей-то высшей волей, противореча своим желаниями и амбициями, ему было бы обидно, что его злость так и не была реализована. Ему было бы обидно, что его злость ни для кого не является важной, и, самое главное – ему было бы обидно, что его злость навсегда так и осталась никем незамеченной. И это перекрывало всякий страх и чувство разумного опасения в своих действиях.
– В конце концов, какая разница, окажусь я в аду днем раньше или днем позже. Это разве имеет значение в свете такого явления, как вечность? – заключил он, пристально вглядываясь в распятие.
Викториус встал, зажимая крестик в руке, и направился в ванну. Он закрыл дверь, заткнул пробкой слив, и медленно раскрутил два крана с горячей и холодной водой, установив термодинамическое равновесие. Затем он взял с полки бритвенный станок и вытащил из него лезвие. Потом он залез в ванну, и, как будто застопорившись, отрешенно принялся наблюдать за тем, как ванна психоделически наполняется прозрачной, с оранжевым оттенком, бурлящей в многообразии своих движений и разбрызгиваний, жидкостью. В нужный момент он предусмотрительно закрутил краны, что бы в самое неподходящее время не прибежали соседи снизу. Он посмотрел на маленький серебряный крестик в правой руке и на гладкое холодное стальное лезвие в левой. С чувством жалости, расставания и определенной потери, Викториус положил крестик на мокрое ребро ванны, и взял лезвие в правую руку. С ехидной и самовлюбленной улыбкой он посмотрел на распятие, висящее прямо перед ним на стене, и, послав в его сторону воздушный поцелуй, с силой рубанул себя по венам на запястье. Алая кровь хлынула сквозь поврежденную, но еще живую ткань, и начала смешиваться с водой, окрашивая ее в соответствующий цвет.
Бывший священнослужитель Вселенской Церкви, молодой пресвитер Викториус Малочевский, лежал в ванне, до краев наполненной водой, и истекал кровью, с интересом наблюдая за своим состоянием. Он все больше слабел, ему становилось холодно, а голова сильно кружилась. Он больше не отдавал отчета своим движениям, и постепенно начинал терять сознание. Последнее, что он услышал – это сильные толчки в дверь, последнее, что он смутно увидел – как некий странный молодой человек врывается к нему в ванну.
 

5.
 
Одетый в ярко белый просторный, рваный и испачканный кровью, балахон, Викториус стоял на узком деревянном мосту, непонятным образом протянутом через темную бесконечную пропасть. Эта непонятная, ужасающего вида подвесная переправа была настолько ветхой, что в воздухе отчетливо ощущались запахи гниения древесных волокон, а многочисленные дыры и сломанные доски в некоторых местах вселяли уверенность страха и отсутствия каких-либо шансов добраться до хоть сколько-нибудь твердой поверхности. Викториус, совершенно не понимая того, как и, собственно говоря, где он оказался, как можно сильнее вцепился руками в дряхлеющие распускающиеся веревки, и огляделся по сторонам. Его удивленному взору открылась невероятно странная и не особо обнадеживающая картина. Вокруг не было ничего – только все проникающая темнота, ощущаемая физически рецепторами кожи, как будто не являющаяся следствием отсутствия света, а, наоборот, являющаяся причиной отсутствия его. Освящаемый непонятным образом, деревянный подвесной мост раскачивался на усиливающемся с каждой минутой ветру, заставляя без каких-либо сомнений поверить в возможность перевернуться на нем. Над головой священника раздались чьи-то животные пронзительные крики, заставившие его содрогнуться всем телом и начать метаться по сторонам. Чувствуя невероятно бешеное биение собственного сердца, Викториус медленно сел между двумя дряхлыми веревками и посмотрел наверх. Сливаясь с темнотой, и большинство времени оставаясь незамеченными, вокруг моста кружили странные серые существа с зелеными глазами, костлявыми полупрозрачными крыльями и длинными блестящими когтями на задних и передних лапах. Тяжело дыша и почавкивая слюной, они летали в поисках добычи и, как видно, нашли ее.
– Еда! – завизжал один из них и стремительно ринулся на священника.
Сердце, и без того разогнавшееся до невероятной скорости, заколотилось еще сильнее, и, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. В невероятном ужасе, едва не задыхаясь от застопорившего сознание страха, Викториус сидел на мосту, держась руками за веревки, и готовился к встрече. Существо приближалось, и необходимо было что-то сделать, возможно, оказать сопротивление или просто убежать, но единственно, на что хватило пресвитера – зажмурить глаза и ожидать своей участи. В последний момент, когда чудовище было всего лишь в паре локтей от своей жертвы, и оставались, буквально, мгновения, священник усилием воли открыл глаза, и увидел, как разъяренное, жаждущее плоти существо было отброшено в сторону еще кем-то. Этот кто-то, с ног до головы белый, испускающий тусклый, неясный свет, с мечом в руке, повис в воздухе, медленно взмахивая массивными крыльями, и обратился к Викториусу.
– Ты должен идти вперед, – единственное, что он сказал и, не задерживаясь ни секунды, тотчас умчался куда-то.
Теперь священник увидел вокруг себя множество огромных существ, сражающихся друг с другом. Светлые воевали с темными, пытаясь отогнать стервятников от пресвитера.
– Не дайте им приблизиться к человеку, – прозвучала от куда-то команда, и светлые воины окружили Малочевского плотным кольцом, накладывая друг на друга свои могучие крылья, словно щиты.
– Иди вперед, – прозвучало из их среды.
Викториус поднялся на ноги, держась за веревки, и медленно пошел по старому прогнившему мосту. Стая светлых воинов, обволакивала его словно облако, перемещаясь с каждым его шагом. Серые существа то и дело наносили удары по плотной защите слепившихся между собой крыльев, пытаясь отобрать свою добычу.
– Он наш, – агрессивно кричали они, как будто голодавшие уже долгое время, с невероятной силой жаждущие насыщения.
Претерпевая страх, сковывающий любые движения, и невероятную, неизвестно от куда взявшуюся усталость, пресвитер шел по странному ужасающему ветхому мосту, конца которого он не видел. Только сейчас он обратил внимание на то, что был сильно изранен, окровавлен, и его тело ныло от боли.
– Что-то уж больно знакомая ситуация, – заметил он, осторожно ступая на очередную доску.
Пройдя несколько локтей, Викториус с ужасом обратил внимание на дыру в мосту, оказавшуюся прямо перед его ногами. Она была не особо большая, но сейчас, в подобном состояние, когда любой шаг давался с огромным трудом, это казалось непреодолимым препятствием. Через дыру можно было легко перепрыгнуть, но проблема заключалась в том, что через нее все-таки необходимо было именно перепрыгивать. Малочевский остановился и посмотрел вниз. Он не увидел ничего, кроме темноты, в которую ему предстояло упасть в случае неосторожности... Он не мог совершить этот прыжок... Ему не хватало сил и контроля над собственным телом, порабощенным страхом. Ему казалось проще и удобнее оставаться на месте. Ему надоела эта ситуация, она была слишком сложной.
– Иди скорее! – прозвучало из стаи светлых воинов, до сих пор защищавших его от настырных, жаждущих плоти, стервятников.
– Я не могу, – тихо произнес Викториус, – Я не хочу, – он посмотрел вперед, – Да и где конец этого идиотского моста. Он бесконечен! – не видя ничего, кроме четырех веревок и кучи гнилых досок, удаляющихся куда-то в неизвестность, не слыша ничего, кроме животных, раздирающих сердце, визгов, клацанья железа и сильнейших ударов, священнику хотелось поскорее прекратить все это, даже ценой собственной жизни.
Собрав всю свою волю и энергию, пресвитер отшагнул назад и прыгнул через дыру, словно через огромную пропасть. Он оступился, приземлившись на треснувшую сырую доску, и не успел опомниться, как уже висел над бездной, держась только одной рукой за распускающуюся веревку. Неведомая сила тянула его вниз. Но в противовес ей что-то кричало внутри: “Сопротивляйся! Вылезай наверх!”.
Викториус пытался ухватиться второй рукой за веревку, но это было почему-то очень сложно. И в этот момент, он осознал, что меньше всего он хочет сейчас продолжать сражаться за свою жизнь. Намного проще казалось сейчас умереть, отдаться в руки этих безжалостных, страшных голодных существ, или упасть вниз, не задумываясь над тем, что там находится.
– Вылезай! – яростно кричали светлые воины, продолжая стойко отбивать нападки противника, – Ты должен дойти.
Викториус висел над безызвестностью. Его тело болело, и больше всего болела рука. Он устал, и больше всего устала рука. Он жаждал чьей-нибудь помощи, вцепившись онемевшими пальцами в нижнюю веревку моста. Он хотел закончить эту бессмысленную, как ему казалось, борьбу за существование.
Священник надменно улыбнулся, и тонкие, раскрасневшиеся от напряжения, пальцы, расцепились, намеренно выпустив последнюю нить, связывающую с жизнью. Малочевский камнем полетел вниз. Густая всепоглощающая тьма теперь имела возможность вдоволь насладиться своей добычей.
 
Викториус открыл глаза и увидел перед собой человека в темном костюме. Малочевский лежал на диване в собственной квартире. Его левая рука была перевязана. Тело накрыто одеялом.
– С возвращением, святой отец.
 
6.
 
На высокой, немного узкой и невероятно мягкой кровати, напоминающей хирургическую койку, лежал человек. Одетый в просторную светлую пижаму, он практически сливался с необыкновенно белой комнатой, интерьер которой состоял из раковины, унитаза и той самой невероятно мягкой кровати, стоящей прямо посередине. Помещение напоминало одиночную камеру для больных шизофренией – светлое, просторное, никакой мебели, кроме санузла и постели, никаких абсолютно предметов.
Человек открыл глаза и тут же зажмурил их. Немного яркий, хотя и матовый, но все же непривычно белый, свет слепил. Человек просыпался, потихоньку привыкая к характеру освещенности, то приподнимая, то опуская и снова приподнимая веки. Наконец, он окончательно пришел в чувства, и, удивленный, медленно сел на кровати. Окружающая обстановка, казалась ему довольно странной и необычной. Он не помнил, каким образом очутился здесь и не знал, что это, вообще, за место. Это немного пугало. Последние обрывки памяти, восстановленные в разуме – крыша, бутылка водки, сотрудник полиции, приближающийся асфальт – больше ничего. Первое, что пришло в голову – психиатрическая лечебница, судя по всему, очень дорогая, потому что камера одиночная. Но почему? Как он выжил? И если это частная больница, то кто заплатил? И этот невыносимо яркий белый свет. Он скорее сведет с ума здорового, чем вылечит больного. Тогда где он?
Человек встал и огляделся по сторонам. Никакой мебели, только кровать, на которой можно лежать сутками, не просыпаясь. Он медленно подошел к стене и потрогал поверхность – вся комната была покрыта плотным мягким материалом. Он посмотрел вниз – голые ступни ног стояли на еще более мягком, похоже шерстяном, но необыкновенно приятном для осязания, ковре. Этот ковер был расстелен по всей площади пола. Затем он посмотрел вверх и обнаружил, что люминесцентная лампа, дающая приятный матовый, хотя и яркий, свет, встроена в потолок. При всем желании на ней просто не за что было зацепиться. Немного разочаровавшись, человек направился к санузлу. Умывшись и справив свои нужды, он обнаружил, что все – раковина, кран, смеситель, унитаз были покрыты тем же материалом, что и стены. Это привело к окончательному выводу – психиатрическая лечебница.
Но он хотел есть и хотел бы выбраться наружу, поговорить с лечащим врачом. Каким образом ему сообщить о своих просьбах и желаниях? – нигде не было двери. Нигде не было кнопки вызова. Возможно, где-то расположена видеокамера. Но где? Кто-нибудь, вообще, знает о его состоянии, кто-нибудь наблюдает за ним?
Побродив немного в раздумьях по комнате, пытаясь найти хоть что-нибудь, человек, в конце концов, вернулся к своей кровати, и без каких-либо эмоций откинулся на ней, в надежде полежать, спокойно подумать и восстановить память. Все равно здесь больше нечем было заняться. И, кроме того, сильно тянуло в сон. Видимо, еще не прошло действие успокоительного.
Спустя некоторое время открылась дверь в самом неожиданном месте. В комнату вошел мужчина лет тридцати пяти с темными короткими волосами, худощавый, среднего роста. Его лицо было спокойным и как будто сияло, излучая некую невидимую положительную энергию. Возможно, так просто казалось из-за его приятной, не широкой улыбки. Но это был не врач. На нем не было халата, а только темный костюм и белая рубашка с галстуком.
– С добрым утром, Лиус Кварион, – обратился он, подойдя к койке и протянув руку.
Человек в пижаме сел, пожал руку и принялся разглядывать незнакомца.
– Вы позволите, я присяду? – спросил тот.
– Конечно.
– Как вы себя чувствуете?
– Неплохо. Только есть хочется.
– Ну что ж, тогда прошу к столу, – незнакомец встал и жестом пригласил молодого человека к выходу.
 
Прохаживаясь после трапезы по просторному коридору, больше напоминающему отсек какого-то космического корабля, Лиус Кварион наконец-то мог задать кучу накопившихся у него вопросов. Но он не спешил делать этого. Он просто шел и наслаждался присутствием этого странного человека, изучая каждый его шаг, каждое движение, изучая его лицо, манеру говорить, мимику. Что-то необычное было в этом мужчине, но в тоже время успокаивающее и не пугающее. И, кроме того, так долго уже к нему никто не проявлял подобного внимания.
– Как вам еда, Лиус? – мягко спросил он.
– Спасибо, все было очень вкусно.
– Как голова, не кружится?
– Да нет, вроде, все в порядке.
– Вы испытали действие не совсем обычного биологического вещества. Не удивляйтесь, если в течение нескольких дней у вас будет кружиться голова, или поскакивать давление.
Кварион внимательно посмотрел на своего собеседника и спросил:
– Что это за место, доктор? Новая лечебница? Частная клиника?
– Почему вы называете меня доктором? – улыбнувшись, ответил мужчина.
– А разве я не в психиатрической больнице? – немного удивился Лиус.
– Совсем нет.
Кварион покосился на странного незнакомца.
– Тогда где же я?
– Сейчас все узнаете.
Они зашли в комнату, до потолка заставленную всякой электроникой и цифровой техникой. На стене висел огромный плазменный экран, отображающий некую диаграмму. По горизонтали были отмечены года, по вертикали – непонятное количество определенных случаев.
Мужчина взял в руки небольшую стержневую ручку, нажал кнопку, после чего на экране пошел ролик, продолжая выводить диаграмму на первый план.
– Это статистика самоубийств по всему миру, – принялся рассказывать незнакомец, – В среднем их число составляет 25-35 случаев на 100 тысяч населения. Естественно, что эти цифры сильно варьируются в разных странах в зависимости от общественного мнения и законодательного отношения. Где-то такие явления преследуются юридически, где-то же, наоборот, считаются неотъемлемой частью культа и религиозной жизни. В некоторых странах число суицидов довольно низкое – 10 случаев на 100 тысяч населения, в других же достигает 60-70 на 100 тысяч. Основные причины: неразделенная любовь, собственная несостоятельность, одиночество и, самое интересное – отсутствие смысла в жизни. Отдельным пунктом стоит – культовый обряд. В интеллектуальных кругах, среди людей, способных к рефлексии и самоанализу, количество самоубийств обычно выше, чем у категорий людей, скажем так, среднесоциального статуса. Большинство самоубийц – не являются душевнобольными. Процент психов среди таких людей равен проценту среди остальных людей. В основном, каждый человек хотя бы раз в жизни в определенных обстоятельствах задумывается над тем, чтобы совершить самоубийство. Это один из самых простых способов покончить со всеми проблемами. Ежегодно статистика суицида увеличивается.
Лиус смотрел в глаза своего собеседника. Он не совсем понимал, что от него требуется, но его взгляд был совершенно спокойным и абсолютно безразличным, как будто ему читали курс квантовой механики. Однако все же он был не в состоянии скрыть некоторую долю удивления, которую при желании можно было легко прочитать на его лице.
– И что дальше? – спросил Кварион, – Я не понимаю. Если вы не доктор, то – что все это значит?
Наступила небольшая пауза, после которой мужчина в темном костюме продолжил.
– Я видел людей, у которых родные или близкие кончали жизнь самоубийством. Я видел жен и детей, рыдавших над телами своих супругов и отцов. Я наблюдал за тем, как в дальнейшем бедно и сложно развивались такие семьи. Я разговаривал с уже потом взрослыми детьми, которые говорили, что ненавидят своего отца, за то, что тот их оставил. Я видел матерей, обнимавших ноги своего повесившегося ребенка. Я видел, как потом эти матери сходили с ума или вешались вслед за ними. Поверьте, я видел столько страданий, что хватит на несколько поколений вперед. Я знаю, что это такое.
– Вы пытаетесь меня в чем-то убедить? – Лиус твердо поставил своим взглядом психологический барьер, преодолеть который было практически невозможно. Он не собирался открывать кому-то свою душу, тем более человеку, которого впервые видел в своей жизни.
– Я не хочу вам ни чего доказывать, Кварион. Я также общался и с теми людьми, которые подобно вам вешались, травились, вскрывали себе вены, прыгали с большой высоты. Я знаю, сколько боли находится в вашем сердце. Ее настолько много, что она перекрывает основной человеческий инстинкт. Но я также знаю, что самоубийство – это зло, это неправильно, этого быть не должно.
– Кто вы такой, чтобы судить об этом? – Лиус смотрел в глаза своему странному собеседнику, пытаясь подавить его взглядом, защищаясь тем самым от предлагавшейся ему помощи.
– Это истина, – ответил мужчина.
– Что? Истина относительна.
– Нет. Истина абсолютна.
– У каждого своя истина.
Наступила пауза, в продолжение которой мужчина в темном костюме и молодой человек упорно смотрели в глаза друг другу, не желая уступать победу в этой психологической борьбе.
– В любом случае, я не совсем понимаю, где я нахожусь, – наконец произнес Лиус, не отводя взгляда.
– Вы там, где вам могут помочь, – ответил мужчина.
– Я не нуждаюсь в вашей помощи. Что вы можете сделать? Поговорить со мной? Устроить консультацию с психологом?
– Я даю вам шанс.
– Шанс, что бы умереть? Еще один? Будьте спокойны, я разумно использую его.
Человек в темном костюме смотрел в глаза своему собеседнику и по-доброму улыбался. Он молчал несколько минут, изредка моргая глазами, и вертя ручку между пальцами.
– В таком случае, я хочу предложить вам работу, – наконец произнес он.
Кварион удивился.
– Работу? Мне?
Мужчина нажал еще кнопку на пульте управления, и на экране появилась карта Земли.
– Я основатель некой подпольной организации, до сих пор являющейся неизвестной большинству людей в этом мире. Мы занимаемся наймом таких… отмороженных людей, как вы. Знаете, что это? – спросил он, ткнув ручкой в область на карте.
– Бермудские острова?
– Вы, я думаю, наслышаны о тех, явлениях, которые там происходят.
Лиус неуверенно закивал головой, до сих пор не понимая, что от него требуется.
– Верите?
– Частично.
– Придется поверить полностью, мой друг. Подобных мест на земле существует еще несколько десятков, просто о них никто не знает. Некоторое время назад мы получили очень странный электромагнитный сигнал. Хотите послушать?
Кварион пожал плечами.
Мужчина в темном костюме выдвинул клавиатуру компьютера и задал команду. В динамиках акустической системы начали раздаваться странные звуки, похожие на всхлипы и сдавленные крики о помощи. На экране появилась запись, напоминающая видео-проекцию при УЗИ-исследовании. Сложно было различить, но, похоже, это были мама с дочерью-подростком, прижимающиеся друг к другу. Их крики и стоны становились все сильнее и отчетливее. Они умоляли спасти их.
Запись кончилась.
– Что это? – спросил Лиус.
– Очередной бермудский треугольник.
Лиус долгое время молчал.
– Чем я-то могу помочь? — усмехнулся он наконец.
– Вы автомеханик. И вы очень хороший автомеханик.
– Я предприниматель.
– Да, я знаю. Собственная автомастерская. Но вы начинали с простого механика.
– И что?
Мужчина улыбнулся и принялся объяснять.
– Люди, способные на самоубийство, обладают одним интереснейшим качеством. Они практически не боятся смерти. Они, вообще, практически ничего не боятся. По большому счету, это идеальные солдаты, готовые пожертвовать своей жизнью. Нам нужны подобные специалисты в различных областях. Мы ведем наблюдения за потенциальными самоубийцами. В нужный момент мы спасаем их и предлагаем работу, как вам сейчас. И нам сейчас требуется хороший автомеханик.
Лиус снова улыбнулся, так, как будто бы его разыгрывают «скрытой камерой» и его блестящие глаза забегали в различных направлениях в расширенных глазных впадинах.
– Вы собираетесь спасти этих женщин? – спросил он после небольшой паузы, все так же ухмыляясь.
– Да.
– А государство знает о вашей деятельности? Почему бы не отдать это дело спецслужбам?
Мужчина в темном костюме тоже снисходительно улыбнулся и после небольшой паузы он пояснил.
– Это место, как я уже сказал, сродни бермудскому треугольнику. Однажды в подобный район правительство выслало отряд спецназа. Через пятнадцать минут после высадки в точке назначения с ними была потеряна всякая связь. И до сих пор неизвестно, что с ними произошло. Все, кто там оказывался, исчезали без вести. Поймите, мы имеем дело не с людьми, а с какими-то другими, неизвестными для нас, силами. Как только спецслужбы увидят координаты данной местности, они сразу же потеряют к этому делу определенный интерес. Конечно, правительство не оставит проблему без внимания и будет как-то ее решать, но это займет очень много времени. Длительная подготовка, исследования, планы операций, ученые. Вы же знаете. Спасти людей необходимо сейчас. И еще одно.
Мужчина пристально посмотрел в глаза Лиуса.
– Это не радиосигнал. У тех женщин нет рации. Это чьи-то мысли.
Кварион улыбнулся.
– Я не верю в эту мистику.
– Почему? – поинтересовался человек, продолжая настойчиво смотреть в глаза.
Наступила пауза.
Кварион перевел взгляд на экран и с усмешкой заметил.
– Вы собираетесь бороться с неизвестным обычными физическими способами?
– Не совсем, – спокойно ответил мужчина, – Техническая сторона вопроса не так уж важна для вас. Вы можете отказаться, если не хотите. Тогда мы сотрем из вашей памяти отдельные воспоминания и отпустим. Здесь никого не держат насильно, – затем он наклонился по ближе и прошептал, – Но вам ведь все равно нечего терять.
Лиус задумался. По большому счету, этот человек был прав. Альтернативу новым приключениям составляла только очередная попытка самоубийства после выхода в банальный привычный мир из этой организации. Если уж приходится проживать остатки жизни, то, наверное, вполне разумно будет попытаться сделать это как можно более интересно.
– Как-то все это очень странно. И очень быстро. Я еще не до конца успел придти в себя, – проговорил Кварион, задумчиво опустив глаза.
– Я понимаю, но нам необходимо спешить.
– Мне нужно время, чтобы подумать.
– Конечно, – понимающе кивнул мужчина.
Он проводил своего гостя в новую комнату, более пригодную для жилья, и, закрывая за собой дверь, заметил:
– Примите правильное решение, основанное на собственных, независимых рассуждениях, Лиус.
 

7.
 
Упругий резиновый мячик, сверху покрытый тонким слоем желтой ткани, резко отскакивал от стены, возвращаясь в руки своего хозяина, а затем вновь отправлялся в горизонтальный полет.
– С возвращением, святой отец, – саркастически произнес человек, сидящий в кресле, положив ноги на письменный стол, увлеченный незатейливой, на развитие спинного мозга, игрой.
Малочевский медленно открыл глаза. Он лежал у себя дома, на диване, с перебинтованной рукой, под теплым шерстяным одеялом. Его голова кружилась, чувства были немного притуплены, сильно хотелось пить. Левая кисть болела. Все было как-то странно, глупо, неправильно, да еще и незнакомый и совершенно нежданный в гости человек вальяжно сидел в комнате и тарабанил мячиком по противоположной стене. Викториус лежал несколько минут, восстанавливая картину событий в памяти, изредка оглядываясь по сторонам. Неизвестность и непонятность ситуации немного пугала, но все было как-то спокойно и тихо, и, самое главное, невероятно мирно, как будто бы он находился в полной безопасности и со старым другом в компании. На улице шел слабый, не много затянувшийся, дождик. За стенами квартиры наблюдалось невероятное отсутствие каких-либо звуков. Стрелки часов, в такт ударяющемуся о стену мячику, равномерно отстукивали секунды, но создавалось такое впечатление, будто время остановилось, и сейчас, здесь этот диван, эта комната, эта квартира казались центром вселенной, в котором происходят самые важные события, которому уделяется наибольшее из всего существующего внимание, который на данный момент находится вне мира, независимо от мира, отдельно от него.
– Ты у себя дома, – произнес странный незнакомец, продолжая кидать мячик.
– Да, я заметил, – отозвался Викториус хриплым голосом. Как-то невероятно точно и исчерпывающе были выражены его чувствования. Он действительно был у себя дома. Бояться было абсолютно нечего. Оставалось просто лежать на диване и расслабляться, раздумывая над произошедшей ситуацией.
– Вы кто? – поинтересовался Малочевский немного с недоверием.
– Хочешь пить? – спросил человек, наконец-то оторвавшись от своей игры, убирая со стола ноги и наклоняясь к дивану. Пресвитер кивнул головой.
– Я принесу, – незнакомец умчался на кухню, по дороге забросив мячик в угол. Он вернулся со стаканом холодной воды и протянул его священнику. Тот сделал несколько больших глотков, после чего принялся рассматривать своего спасителя.
Это был молодой мужчина тридцати пяти лет с темными короткими волосами, худощавый, среднего роста. Его лицо было спокойным и как будто сияло, излучая некую невидимую положительную энергию. Возможно, так просто казалось из-за его приятной, не широкой, улыбки.
– Вы не ответили на мой вопрос, – заметил Викториус.
– Я спас тебе жизнь, священник, ты должен быть благодарен мне. Если бы не я, ты бы сейчас уже жарился глубоко в аду, – подчеркнул незнакомец, садясь в кресло, – Ты ведь веришь в ад?
Пресвитеру нечего было сказать. Он только ехидно улыбнулся и закивал головой.
– Как вы попали сюда? – поинтересовался он.
– Очень просто. Ты плохо закрыл дверь.
Малочевский сильно задумался. Насколько он помнил, дверь была хорошо закрыта после ухода Люси. Ведь он сам ее закрывал.
– А как вы, вообще, узнали обо мне?
Человек потянулся к письменному столу и взял в руки Библию. Краем глаза Малочевский заметил, как из под рукавов пиджака и рубашки на кисти мелькнул странный округлый шрам. Не уделяя этому много внимания, священник решил, что ему просто показалось.
– Ты все еще веришь в это? – спросил незнакомец, поднимая над головой Священное Писание.
Пресвитер надолго задумался. Он смотрел в сторону, размышляя над тем, как бы правильнее ему ответить.
– Не знаю, – наконец произнес он.
Мужчина улыбнулся и кивнул головой.
– Хороший ответ. Главное – искренний.
Наступила небольшая пауза.
– Вы… – начал и запнулся священник, – Ты… не ответил на мой вопрос.
– Хорошо. Я представлюсь, – согласился человек, – Я – основатель одной организации, занимающейся наблюдением за потенциальными самоубийцами. Мы следили за тобой. Когда наступил критический момент, я вошел в квартиру и сделал то, что считал нужным. Я спас твою жизнь.
Викториус улыбнулся и погрузился в размышления.
– Никогда не слышал о таком, – сказал он после долгой паузы.
– И не услышал бы, если б не вскрыл себе вены.
– А как твое имя?
– Зови меня просто – Основатель.
Человек встал и подошел к окну.
– Собирайся. Нас ждет машина, – произнес он.
Малочевский удивленно скривился.
– Машина? Куда мы едем?
– Я хочу предложить тебе работу.
– Работу? Мне? Но я ничего не умею делать.
– Кое-что все-таки умеешь, – заулыбался мужчина.
Пресвитер медленно сел на кровати.
– Чем я должен буду заниматься?
– Своими прямыми обязанностями, – развел руками человек, как будто бы это было нечто само собой разумеющееся.
Малочевский совершенно не понимал невероятности ситуации.
– Почему именно я?
Незнакомец, представившийся Основателем, наклонился к священнику и многозначительно произнес:
– А вот на этот вопрос, мой дорогой Викториус, ты когда-нибудь ответишь себе сам.
 

 
8.
 
Над бездонной пропастью, проходящей между двумя отвесными выступами скал, шириной в несколько локтей и длинной в бесконечность, уходящей за горизонт, над безызвестностью, пугающей своей неопределенностью, безжалостно засасывающей тусклый свет и отдающей взамен приглушенные неясные крики, на краю скалы сидело некое существо с яркими зелеными глазами, невероятно отчетливо светящимися в этой темноте, но, как будто, сливающимися с ней непонятным образом, как если бы они были одного происхождения. Существо покрывало себя массивными перепончатыми крыльями, с тонкими, казалось, хрупкими костями, и серой прозрачной, сильно натянутой кожицей. Его голова была наклонена к земле, а длинный, с острием на конце, хвост аккуратно подобран вокруг ног. Чудовище спокойно ожидало чего-то или кого-то, исподлобья смотря на противоположный край пропасти, размеренно выпуская из ноздрей зловонные клубы пара.
На большой высоте, подобно ровной прямой крыше, полыхало темное, грязное пламя, освещая собой неровные потрескавшиеся скалы, придавая неяркий красноватый оттенок всему окружающему. Где-то далеко по огромным безжизненным просторам кружили странные, жаждущие крови, птицы с огромными острыми когтями и жесткими, как металл, перьями. Они издавали непривычный уху высокий пронзительный крик, отражающийся эхом и доносящийся в слегка приглушенном виде. Зная о присутствии здесь, сидящего на краю бездны, с перепончатыми крыльями существа, и не решаясь подлетать к нему слишком близко, птицы старались искать добычу где-нибудь в другом месте.
Чудовище продолжало спокойно ждать, наслаждаясь стонами, исходящими из пропасти, и вдруг неожиданно заулыбалось, поднимая свою тяжелую, с двумя рогами на переносице, голову. Его дыхание стало чаще, а зеленые глаза засверкали еще сильнее. Оно наблюдало за тем, как еще одно существо, на этот раз одетое в ярко- светлый балахон, с огромными, мощными, покрытыми белыми перьями, крыльями, с длинными, такими же белыми, волосами, и с мечом на бедре, приближалось к месту встречи. Когда оно, наконец, подлетело к противоположному краю бездны и мягко опустилось на землю, чудовище встало в полный рост и расправило плечи. Теперь можно было разглядеть его тело – темно-красная, грубая кожа с маленькими острыми рожками на плечах, локтях и коленях, сильные, в тяжелых металлических обручах на запястьях, руки, длинные, острые, блестящие, свисающие к земле когти на пальцах, на поясе болтался искривленный меч.
– Воин света, – произнесло чудовище, выпуская клубы горячего дыма.
– Воин тьмы, – с ухмылкой отозвался только что прилетевший гость.
– Ты немного опоздал.
– Ну что ж поделать, пришлось кое-где задержаться.
Они смотрели друг на друга некоторое время, не произнося ни слова. Наконец, чудовище, не желая терять много времени на приветствие, начало хрипло говорить.
– Нам не нравятся ваши действия. Нам не нравятся деятельность организации. По общему договору человек сам делает выбор и этот выбор был сделан. Почему результат выбора изменен?
– Ты забываешься в своем тоне, Кваралиус, – ответил светлый, – Этот человек не познал истину. Он должен сделать свой собственный выбор, на основе своих собственных мыслей и переживаний, а не руководствуясь твоей лживой жизненной философией.
Ответ явно не понравился темному воину.
– Над ним работали много времени, – со злостью заявил он.
– Нас это не интересует. Он был обманут практически на протяжении всей своей жизни.
– Но так должно быть.
– Нет. Вначале он должен познать истину, – возразил гость.
– Он не хочет. Он отвергает ваше Царство, – продолжало напирать свирепое существо.
– Этот человек всегда старался поступать по совести, он редко нарушает закон. Ему необходимо это засчитать.
– Но он отвергает!
Наступила пауза.
– Он отвергает, потому что обманут вами, – спокойно ответил светлый, – Он должен быть освобожден. Он должен сам выбирать, точно зная, где истина, а где ложь. Только тогда он будет нести ответственность.
Темный надвинул брови и осклабил зубы.
– Что вы собираетесь с ним делать?
– Я уже сказал: его разум должен быть свободен и независим.
– Но это означает войну.
– Война идет постоянно. Это означает битву, – поправил светлый, – На основании всеобщей договоренности мы имеем право сражаться за его разум до конца его времени. И мы будем делать это.
– Ну что ж, ты хочешь еще одной битвы, Рикшон. Ты ее получишь, – заулыбалось чудовище. Светлый с ухмылкой кивнул головой, – Но нам не нравится организация.
– Нас это не интересует.
– Вы не имеете права.
– На каком основании?
– Вы непосредственно вмешиваетесь в жизнь людей. Вы нарушаете договор.
Называемый Рикшоном агрессивно подался вперед, вставая на самый край пропасти, и громко процедил сквозь зубы.
– Не забывай, что договор существует, только пока этого хочет Владыка. Ваше царство не имеет здесь никаких прав. Вы никто!
Чудовище зарычало и с силой сжало опушенные кулаки, продолжая смотреть в глаза своему противнику.
– И, тем не менее, – продолжал светлый, – Мы не нарушаем своей части. Мы защищаем людей. Мы спасаем их физическое тело, оставляя душу внутри. Если для тебя это так важно, узнай поподробнее об условиях соглашения. И помни, я всего лишь солдат, исполняющий волю своего Господина.
– Хоррошшо, – прошипел темный, вынужденный согласиться – Но как же тогда священник?
– Что тебя не устраивает, Кваралиус?
– Он послал куда подальше все ваше Царство. Он принадлежит преисподне. Отдайте его нам.
– Он никогда не принадлежал вам, и не будет.
– Он виновен.
– Разве золотая монета, упав в грязь, теряет свою ценность?..
– Хватит этих высокопарных фраз! Я не человек! — раздраженно произнес воин тьмы, — Он сделал выбор, осознавая все последствия!
Рикшон улыбнулся.
– С определенной долей вашей лжи.
– Отдайте его нам! – рассвирепело чудовище, направляясь вперед.
Светлый резко вытащил меч из своих ножен и вытянул его над пропастью на уровне шеи своего противника. Здесь, на пересечении двух миров, они не имели права драться, они только могли вести переговоры, и это знал каждый.
– Неужели ты думаешь, что Владыка так просто позволит погибнуть своему сыну?
Наступила пауза. Разъяренный Кваралиус стоял на краю бездны и смотрел в глаза светлого война, испуская клубы едкого дыма, дрожа всем телом, тяжело махая крыльями, готовый разорвать соперника на куски. Но в любом случае, он понимал, что не сможет добиться своего без серьезной битвы.
– Он никогда не отдаст его вам, – наконец прервал тишину Рикшон, – Мы никогда не отдадим его вам.
– Он слабак.
– Не тебе судить. Он сын.
– Он не справится с заданием, – ухмыльнулся темный.
– Время покажет.
Кваралиус вытянул голову и медленно произнес:
– Если Властелин так любит людей, то почему позволяет делать неправильный выбор, попадая в преисподнюю? – наслаждаясь своим вопросом, склабился он. Наступила еще одна пауза. Светлый по-прежнему держал перед собой меч, не отвечая ничего. Они стояли так некоторое время, не двигаясь, только испепеляя друг друга взглядом, готовые беспощадно и бесстрашно драться каждый за свою идею. Где-то вдали, нарушая тишину, кричали хищные птицы. Иногда из бездны приглушенным стоном доносились чьи-то страдания. Заданный вопрос висел в воздухе, и каждый заранее знал на него ответ, но никто не мог сказать его, потому что на самом деле его не было. Ответа на этот вопрос не существовало, и это являлось действительным ответом.
– Готовьтесь к битве, – наконец произнес темный и, развернувшись, полетел в свое царство.
 

 
9.
 
В просторной светлой комнате с белыми стенами и люминесцентными лампами на потолке, располагалась небольшая аудитория, напоминающая университетскую: с такими же, лесенками, друг за другом стоящими, партами, с такой же белой доской, предназначенной для рисования на ней специальными маркерами, с такой же преподавательской кафедрой.
Растекаясь по всему классу неоднородной группой, по разным рядам сидели шестеро человек. Среди них были Лиус Кварион, абстрагировавшийся от окружающего мира игрой в “тетрис”, и священник Викториус Малочевский, с любопытством наблюдающий за всеми собравшимися в этом странном месте людьми. Он сидел немного с краю от всех остальных и достаточно высоко, чтобы иметь возможность без всякого стеснения по долгу глазеть на собравшихся. Первым его внимание привлек молодой мужчина тридцати пяти – сорока лет, худощавого телосложения, в очках и с невероятно запоминающейся прической, явно выражающей протест всемирной организации парикмахеров и стилистов – его волосы, будучи недостаточно короткими, чтобы остаться незамеченными, торчали мелкими клочками в разные стороны с такой уверенностью, будто над ними поработал самый эмоциональный и нестандартно мыслящий экспрессионист в мире. Мужчина сидел за партой, склонив голову над листом бумаги, подпирая подбородок костлявой рукой, сжатой в кулак, и периодически делал пометки маркером, находящимся во второй, не менее костлявой, руке. Мышцы на его широком лбе постоянно напрягались, выражая определенный мыслительный процесс, в котором он пребывал уже в течение некоторого времени. Судя по всему, этот человек решал какую-то задачу, полностью погрузившись в свой мир, не обращая внимания на окружающую его обстановку. Возможно, он был ученым.
Через несколько мест от “озадаченного” Напряженного Лба сидел не менее интересный экспонат – некий бородатый дядя, со смуглым загорелым лицом и сильными жилистыми руками, в которых постоянно вертелась какая-то игрушка. Возможно, это был еще и не дядя, но густая растительность на лице сильно старила его внешний вид, не в состоянии, тем не менее, скрыть внутренне молодой, может быть где-то даже детский, характер, с блестящими, когда-то жаждущими приключений, глазами, но сейчас потухшими и совершенно безжизненными. Этот человек был похож на геолога или просто на путешественника по миру, каким-то образом заблудившегося и попавшего не в ту аудиторию.
Ниже, через пару рядов, сложив на груди руки, с чрезмерно серьезным выражением лица и орлиными, как будто сканирующими насквозь, глазами, делающими взгляд невероятно твердым, уверенным и психологически подавляющим, сидел следующий человек, на котором священник решил заострить свое внимание. Мужчина, так же среднего возраста, с короткой прической и длинной, но сильной шеей, сам наблюдал за окружающими его людьми, без эмоций делая в голове определенные выводы. Он был похож на военного, или даже не просто на военного, а, скорее, на машину для убийств, готовую без лишних вопросов лишить жизни, если это будет необходимо. В определенный момент времени он посмотрел на пресвитера, их взгляды встретились, человек оценивающе оглядел своего будущего коллегу с головы до ног и без каких-либо признаков жизни на черством лице перевел внимание на другого человека – сидящего слева, у стены. Это был молодой здоровенный парень, накачанный, с практически на лысо выбритой головой и спокойным, твердым и уверенным взглядом. Он мастерски крутил шариковую ручку между пальцами, наблюдая за тем, как она быстро изменяет положение в пространстве, под воздействием его силы. Он был погружен в свой собственный мир, отрешенный от действительности, он ожидал, как и все здесь собравшиеся, появления личности, которая должна была дать ответы на многие вопросы.
Священник изучил каждого из присутствующих и перевел взгляд на Лиуса, продолжавшего все так же непринужденно играть в “тетрис”.
В этот момент в аудиторию вошел человек, в котором каждый узнал того странного мужчину, который всем представлялся как Основатель организации.
– Здравствуйте, дорогие мои. Очень рад вас видеть, – приветствовал он всех, подходя к кафедре, – Как самочувствие?
Ответа не последовало, лишь кто-то утвердительно качнул головой.
– Как я понимаю, у всех все замечательно. Ну что ж, давайте приступим. Для начала представимся. Меня вы уже хорошо знаете. Осталось познакомиться друг с другом. Итак, – Основатель указал рукой на ближайшего к нему – на молодого накачанного парня, сидящего у стены, – Бариус Клавор, двадцать пять лет, работал в спецназе.
Потом на черствого длинношеего, с орлиными глазами мужчину.
– Крос Валиндук, тридцать четыре года, военный офицер, участвовал в нескольких военных конфликтах.
Затем пошел “взрыв на макаронной фабрике”.
– Лаен Акрониус, тридцать семь лет, ученый – физик, биолог и математик.
Бородатый.
– Франкл Карос, тридцать два года, геолог и географ, хорошо ориентируется даже на незнакомой местности. Лиус Кварион, двадцать шесть лет, автомеханик и предприниматель. И, наконец, – Основатель на мгновение остановился и пристально посмотрел в глаза пресвитеру, – Викториус Малочевский, священник.
Наступила небольшая пауза.
– На фига нам священник? – спросил спецназовец с легким удивлением.
– В силу необычности вашего задания, священник может оказаться самой важной фигурой в этой игре, – спокойно ответил человек, – Не забывайте, что вы имеете дело не с простым врагом. Вы даже не знаете, с кем вам придется сражаться. Обычные боевые навыки могут оказаться здесь абсолютно бесполезными.
Наступила еще одна пауза. Ни у кого не было ни сил, ни большого желания спорить или, вообще, проявлять какую-либо активность.
– Хорошо, продолжим, – Основатель уперся руками в стол, – В вашей команде шесть человек. Каждый из вас сделал свой выбор, поэтому вы здесь сейчас и находитесь. Как вы уже поняли, среди вас двое военных. Кроме того, Лиус – автомеханик – служил в армии. В максимально кратчайшие сроки всех остальных обучат обращению с огнестрельным оружием. У каждого будет личный пистолет. У военных также будут иметься автоматы. С этого дня вы одна команда, так что советую вам познакомиться поближе. Не замыкайтесь в себе. Вам необходимо слиться воедино. Вы даже дышать должны в один такт.
– От куда у вас оружие? – улыбаясь, спросил военный офицер.
– Пусть это останется для вас секретом, – немного помедлив, также улыбаясь, ответил Основатель, – Итак. В скором времени вас доставят в… некоторую точку назначения. Вы поедете на машинах, поэтому с вами специалист по автомобилям. Лаену будет выдано определенное научное оборудование. Франклу – соответствующие системы навигации. Хотя сразу же замечу: возможно, вам все это и не пригодится, – человек улыбнулся и скрестил на груди руки, – На самом деле, будет довольно странно, если обнаружится, что электроника в той местности исправно работает. Попутно предупреждаю: как только вы попадете в назначенный квадрат, прервется всякая связь с внешним миром. Вы останетесь совершенно одни, без какой-либо поддержки извне. Наедине со своими собственными чувствами, и собственным разумом. Что потом будет происходить – неизвестно. Что бы там ни случилось, вам никто не сможет помочь. Скорее всего, большинство из вас погибнет – это предположение. Многие могут сойти с ума – это тоже предположение. Если вдруг в ком-то из вас проснулся разум и желание жить, можете прямо сейчас отказаться от этого приключения.
Основатель замолчал и оглядел всех присутствующих. Никто ничего не ответил. Наступившая тишина несла в себе намного больше информации, чем какой-либо поток слов.
– Что ж, видимо, здесь нет разумных людей. Продолжим. Ваша задача добраться до места назначения и спасти двух женщин. Постарайтесь сделать это как можно быстрее, на счету каждая минута. Как только вы их найдете, сразу же убирайтесь оттуда.
– Как мы будем искать их? – спросил военный офицер.
– С помощью специальных устройств навигации.
– Вы говорите, электроника может отказать, – заметил геолог.
– Да, это так.
– Мы можем заблудиться? – поинтересовался все тот же военный.
Основатель выдержал паузу.
– Да, это вполне вероятно, – ответил он честно.
Офицер улыбнулся.
– Это самое интересное, что я ожидал услышать.
– Какая местность? – спросил геолог.
– В основном придется идти лесом.
– Сколько по времени?
– Не знаю, – покачал головой человек настолько непринужденно, как будто он и не должен этого знать. Все присутствующие с улыбками на лицах переглянулись.
– Пойди туда, не знаю куда, – геолог многозначительно почесал свою бороду.
– В какой-то степени.
– С каждым часом все веселее, – заметил спецназовец.
Человек глубоко вздохнул и поднял к подбородку указательный палец.
– Еще один момент, господа. Характер задания потребует от вас не столько хорошей физической подготовки, сколько максимальной психологической выдержки. Основная борьба, которую вам придется вести – борьба с собственным разумом. Ваши мозги будут являться главным объектом атаки данного врага. В любой ситуации сохраняйте хладнокровие. Никакой паники, никаких состояний аффектов не должно быть. Продумывайте каждое действие. Постарайтесь не сойти с ума. И научитесь контролировать свои мысли.
В аудитории повисла странная тишина, как будто бы данная на размышления.
– Ну что ж, – продолжил Основатель, – Еще вопросы есть? Нет. Всем, вроде бы, все ясно. Надеюсь, вы понимаете, на какой риск идете. Ваша жизнь подвергается опасности, – человек медленно заходил по кафедре, – Но я дал вам второй шанс. И, самое главное, я даю вам смысл бытия. Хотя бы на время. Учитывая специфику вашего состояния, с психологической точки зрения вы являетесь неплохими солдатами. Вы способны пожертвовать своей жизнью. От вас зависит спасение человеческих душ. Что в этом мире может быть важнее? – наступила пауза, – Те же, кого это не интересует, по крайней мере, на время отвлекутся от своих проблем.
“Он прав”, – подумал про себя Викториус, улыбаясь.
Основатель коснулся стола своими длинными красивыми пальцами и еще раз внимательно оглядел всех присутствующих в аудитории.
Шесть человек. Шесть душ, страдающих каждый от своей боли, потерявших желание и смысл жить. Шесть уникальных историй. Шесть разных миров, со своими чувствами, желаниями и приоритетами. Шесть отличных друг от друга путей, на изучение которых уйдут тысячелетия. Шесть энергетических систем, работающих в разных режимах. Шесть невероятно богатых и интереснейших сознаний, по которым можно путешествовать целую вечность, и каждый со своим особенным неповторимым мышлением. И каждый бесконечно ценен. И каждый бесконечно любим. И каждый из них – человек, и таких, как они человеков – миллиарды, сотни, тысячи миллиардов. И каждый из них уникален. И нет никого лишнего на этой Земле.
– Что ж, хорошо, – произнес Основатель, – Все свободны. Можете идти в свои комнаты. Отдохните. Скоро вам предстоит очень тяжелая работа.
 

10.
 
Викториус зашел в свою комнату, предварительно сняв обувь и носки, чтобы в полной мере насладиться приятными ощущениями от невероятно мягкого и нежного коврового покрытия на полу. Подойдя к кровати, он лег на спину, подпирая голову руками, и уставился в потолок.
Он думал.
Ему было не совсем понятно, что здесь происходит, не совсем понятно, что это за организация и чем она в действительности занимается, и совсем непонятно – что конкретно от него самого требовалось. Основатель, как он сам себя называл, рассказал ровно столько, сколько хотел, чтобы знали, то есть – практически, ничего. Оставалось много вопросов: кто финансирует этих людей? кто контролирует их деятельность? знают ли спецслужбы? кому и зачем это все нужно, в конце концов? Что-то было здесь не так, и это необходимо было выяснить. Хотя, с другой стороны – а не все ли равно? Священник задумался. Как-то все здесь было знакомо и, как будто, свое, родное. Как будто бы он был дома, в кругу своих друзей, на своей территории. Он чувствовал абсолютную безмятежность и покой. Он чувствовал, себя в безопасности, и знал, что с ним не может случиться ничего плохого… по крайней мере, пока он здесь. Может его накачали наркотиками? В любом случае, он собирался это выяснить, а пока…
Неизвестно, что ждало впереди, не совсем ясно, что происходит сейчас, но так много было уже пройдено и столько всего сделано – оставался только огромнейший мир воспоминаний. И священник, сам того не желая, погрузился в этот мир…
 

– …А знаешь, здесь очень даже не плохо.
– Нда, согласен, довольно вкусно. Мне нравится эта восточная кухня.
– Для меня она слишком острая, но, вообще, ничего. Но главное – здесь уютно.
– Да, в этом ты прав. Приличное место. Можно просто спокойно посидеть.
– Отдохнуть, расслабиться.
– Да-да-да. Вот именно.
– Закажу-ка я еще цыплят в соусе.
Викториус кивнул в знак одобрения собеседнику и, не концентрируя ни на чем своего взгляда, просто задумчиво уставился в сторону. Он с приятелем ужинал в недорогой, но очень хорошей закусочной, сделанной на восточный манер, и располагающейся в элитном районе городе. Здесь была очень теплая и уютная обстановка, совершенно не пугающая и ничем не угрожающая своим посетителям. Играла какая-то арабская, основанная на семнадцати-ступенчатом строе, а от того – необычная, музыка, доброжелательная обслуга с улыбками на лицах, принимая заказы, вызывала желание делать их как можно чаще, а слабое освещение и полузакрытые кабинки, абстрагируя от всех остальных людей, создавали приятную и комфортную атмосферу для общения со своими друзьями. Был уже поздний осенний вечер, за окном медленно, но настойчиво шел дождик, и врач со священником после тяжелого рабочего дня обсуждали интереснейший случай своей практики, произошедший накануне.
– Я не совсем понял, что же случилось там, в больнице, Мило, но поскольку я довольно близко знаком с лечащим врачом… нашего… пускай, пациента, то я в любом случае пронаблюдаю весь курс его лечения и все же докопаюсь до истины, будь уверен.
Мило, не отрываясь от своей тарелки, только улыбнулся и с полным ртом прожевал: “Да, пожалуйста”. Это был светловолосый, остроносый и сияющеглазый священник, среднего роста, не большой комплекции, довольно приятный на вид, молодой, не достигший еще и двадцати пяти лет. Одетый в темный костюм с расстегнутым пиджаком и наполовину развязанным галстуком, он выглядел очень довольным, но, вместе с тем, уставшим и голодным.
– Наверное, подействовало успокоительное, – произнес Викториус, пристально глядя на своего приятеля. Тот на секунду задумался, пожал плечами и вернулся к содержимому тарелки, уделяя ей все свое внимание.
– Может быть, – через некоторое время ответил он.
– Что ты жрешь, как с голодного края приехал.
– Извини, друг, проголодался.
– А, ну типа, борьба со злом отнимает много сил и энергии.
– Угу.
Викториус подался вперед, положил локти на стол и с блестящими глазами спросил:
– Ну ладно, давай расскажи, как ты это сделал.
Мило дожевал последний кусок, отодвинул от себя тарелку, вытер салфеткой рот и развел руками.
– Ты сам все видел.
– Ты всерьез хочешь сказать, что изгнал из этого психа беса?
Мило снова развел руками.
– Да.
– И куда же он потом делся?
Мило в третий раз развел руками и ответил:
– Не знаю.
– А он мог войти в кого-нибудь из рабочего персонала?
Священник скривился, прищурив один глаз.
– Навряд ли.
Викториус понимающе кивнул головой. Подобные слова, сказанные с такой уверенностью и непринужденностью, действительно успокаивали. Священник откинулся на обтянутую кожей мягкую спинку кресла, улыбнулся, и поспешил сказать что-нибудь по-настоящему умное.
– Знаешь, брат, ты, конечно же, можешь не верить во все это, но ты ведь сам все видел своими глазами. Пациенту стало лучше, он пришел в себя, начал адекватно воспринимать окружающий его мир. Как бы там ни было, но это сработало. Да и, в конце концов, ты ведь сам позвал меня.
– Я просто не знал, что еще делать, а ты как раз оказался в больнице, вот я и позвонил тебе, – ответил Викториус.
– Да, я заметил, что псих-машина приехала очень поздно.
– Они не всегда быстро работают.
– Да неужели?
Мило протянул свою худощавую руку к чашке с кофе и начал размешивать сахар маленькой металлической ложечкой.
– А вообще, – продолжал скептически настроенный работник медицинской помощи, – Я ведь и не сказал, что не верю. Даже больше – я, наверное, все-таки готов поверить. Просто, я врач с университетским образованием. Конечно, нам еще там говорили про различные пара-нормальные явления и вещи, которые наука не в состоянии объяснить, но, тем не менее, я бы хотел соприкоснуться с более убедительными доказательствами.
– С очень большой натяжкой могу назвать медицину наукой, – улыбнулся священник, – А если серьезно: ты просишь убедительных доказательств, но что бы для тебя на самом деле являлось такими доказательствами, а? Скажи мне. Приведи пример. Даже если бы ты Его увидел, то сослался бы на галлюцинации. Ведь так? Даже если бы Он тебя исцелил, ты счел бы это случайностью.
Викториус пожал плечами, понимая, что, скорее всего, так бы оно и было.
– А какие тогда, вообще, предпосылки вашей веры? – спросил он.
– Вот, что я тебе скажу, – начал священник, – Не пытайся никогда доказать другому человеку существование Бога – это глупое и бессмысленное занятие. Доказать что либо можно лишь только самому себе на основании собственной жизни. Поиск истины – это одинокий путь.
Викториус задумался. Такого он раньше еще не слышал.
– Хорошо, а почему ты не хочешь предположить, что тот парень просто болен, что он просто психически нездоров.
– Я могу это предположить. Но на основании собственного опыта – я просто знаю… Я не первый раз встречаюсь с чем-то подобным. Для меня это так же реально, как разговор с тобой. Я в состоянии отличить одну ситуацию от другой. Я живу в этом постоянно. Это моя работа.
Молодой врач, улыбнувшись, кивнул головой и задумчиво уставился в окно. Дождь продолжал идти. Его маленькие и, казалось, уже уставшие капельки изредка попадали на стекло и медленно стекали вниз. Золотая листва безжизненно опадала с деревьев на землю. Заканчивался очередной биологический цикл жизни флоры и фауны и наступал спальной сезон, а казалось, что закончился старый и вот-вот начнется новый этап его собственной, его – Викториуса Малочевского – жизни.
– И как ты себя чувствуешь после этого? Ты только что изгнал беса и можешь вот так вот просто… есть?
Священник улыбнулся.
– Нормально. Только устал немного.
– Серьезно, устал?
– Да.
Наступила небольшая пауза.
– Знаешь, Мило, мне всегда хотелось сделать что-нибудь важное в этой жизни, что-нибудь очень значимое, я всегда хотел чувствовать, что живу не напрасно, что моя жизнь действительно имеет значение. Именно поэтому я пошел работать врачом. Я всегда хотел бороться со злом, помогать людям. Я всегда хотел быть… героем, что ли.
Мило допил свой кофе и медленно и аккуратно поставил чашку на блюдце.
– Твоя работа – на самом деле очень важна, я считаю. Но проблема в том, что ты сражаешься не со злом, ты сражаешься лишь с его последствиями. А я – с его причиной. Последствия всегда будут существовать, пока существует причина. Понимаешь?
Викториус кивнул.
– Но даже последствия являются… злом, только другого рода. Знаешь, Бог дарует каждому человеку жизнь, и Он не хочет, чтобы человек страдал. Бог любит человека и, в любом случае, всегда хочет исцелить. Так что ты в определенной степени все же выполняешь Его волю.
Молодой врач наклонил голову и рассмеялся.
– Да что ты.
– Серьезно.
– Ну что ж, это не может не радовать.
Викториус весело помотал головой и снова посмотрел в окно. Дождь продолжал идти. Его маленькие и, казалось, уже уставшие капельки изредка попадали на стекло и медленно стекали вниз. Золотая листва безжизненно опадала с деревьев на землю. И действительно казалось, что начинается новый, неизведанный ранее, период жизни.
– А знаешь, я хоть и не психиатр, но все же буду очень внимательно наблюдать за ходом лечения того парня, и, в конце концов, докопаюсь до истины.
 
Перфильев Максим Николаевич. ©