Зачем мы родились

Зачем мы родились?
 
Только представьте себе, что Вы, перед своим рождением встречаетесь с Богом. Бог вызывает Вас в свой кабинет, и Вы с некоторым волнением входите к нему. Увидев Вас, Господь радостно вскакивает из-за стола, подходит к Вам, пожимает Вашу руку, улыбается Вам, приглашает Вас садиться не на стул, что около его рабочего стола, а на диван, что стоит рядом вдоль стенки и садится рядышком вместе с Вами. Вы — в смущении, Вы молчите, Вы ждёте, что скажет Он. А Он только улыбается и ласково смотрит на Вас.
 
— Вызывали, Ваше святейшество? — робко спрашиваете Вы, ещё не оправившись от смущения.
 
— Вызывал? — восклицает Бог. — Да что Вы, родная моя, побойтесь меня. Вызывал! Придёт же Вам такое на ум. Приглашал! Именно приглашал, а никак не вызывал. И с нетерпением ждал. Хотел в последний раз, перед Вашей дальней дорогой, увидеться с Вами, пожелать Вам всего хорошего, ну и... в таком роде.
 
— А-а, — радостно говорите Вы. — Спасибо, и я тоже... попрощаться... Ну и... в таком роде...
Вы — в смущении. Вы — в растерянности. И это понятно. Такое событие, а тут ещё прощальное слово Господа. Разве может быть иначе?
 

Но вдруг Бог хмурится. Он встаёт с дивана и, оставляя Вас сидеть на диване одну, переходит за свой рабочий стол. Садится, одевает очки, открывает толстую книгу, что лежит перед ним, и начинает что-то в ней вычитывать, изредка поглядывая на Вас поверх своих очков.
 

От всего этого Вам становится как-то не по себе. Вы начинаете волноваться. А Бог ничего говорит, только читает и поглядывает на Вас поверх своих очков, изредка. И Вы таким образом сидите ни минуту, не час или несколько часов, и даже не день, и не месяц, и не год. А сидите Вы так лет триста, примерно, и молчите. Он читает и поглядывает, а Вы тихо и робко мнётесь на кожаном диване.
 
— А зачем Вы, дорогая моя, собираетесь на Землю? А? — вдруг спрашивает Бог.
 

Вы вздрагиваете от неожиданности. Вы даже вопроса толком не поняли.
 
— Простите, что? — пугливо спрашиваете Вы.
 
— Вы плохо слышите? — равнодушно спрашивает Бог.
 
— Нет, что Вы... Только, Вы так неожиданно вдруг спросили, — робко отвечаете Вы, — я, простите, не расслышала. Если не трудно, ради Вас, повторите, пожалуйста, если, конечно, Вам не трудно.
 
— Да мне-то не трудно, — говорит Бог, громко захлопывая свою толстую книгу. — Повторить, оно конечно, можно. Другое дело — будет ли от этого толк? А? Как думаете? Толк будет?
 
— Не знаю. Может и будет, — ответили Вы, пожали плечами и глупо улыбнулись.
 

 
— Я спрашиваю тебя, друг мой, зачем ты, собственно собралась туда? — повторил Бог. — Там таких как ты, знаешь ли ... предостаточно. Ты-то там зачем?
 
— Ну как зачем, как зачем? — спешите с ответом Вы. — Ну это же так просто, и так понятно. Чего же здесь ещё спрашивать?
 
— И всё-таки, — настаивает Всевышний. — Утешь старика, скажи. Неужели, трудно?
 
— Нет, не трудно. Почему, трудно, — отвечаете Вы. — Только всё это... как-то... странно.
 
— Странно? — удивляется Бог.
 
— Ну да, — говорите Вы. — Странно. Можно подумать, что для Вас это так важно... Или Вы без этого не разрешите мне родиться?
 

Господь несколько озадачен тем, что Вы сказали. Он встаёт из-за стола и начинает ходить взад и вперед по своему кабинету, а Вы, продолжая сидеть, молча наблюдаете за ним. Вам не очень удобно наблюдать за Богом. Он ходит то перед Вами, то заходит сзади Вас. Вы выворачиваете голову, чтобы видеть его, но всё это так неудобно, всё это как-то неестественно. И Вы нервничаете.
 

В кабинете Бога, в углу, на маленьком столике, стоит радиола.
 
— Знаешь, что это такое? — спрашивает Бог.
 
— Я отсюда не вижу, — говорите Вы.
 
— Ты можешь встать, подойти и посмотреть, — говорит Бог.
 

Вы подходите к Богу.
 
— Ну что же ты на меня смотришь, дорогая моя, ты вон на это смотри, — ласково говорит Бог и показывает на радиолу.
 

Вы виновато улыбаетесь и медленно переводите взгляд с Бога на радиолу.
 
— Нет, — говорите Вы, — я не знаю что это?
 
— Это радиола, — говорит Бог. — Смотри.
 

Бог достал с полки пластинку и поставил её на радиолу. Зазвучала музыка: саксофон — Бразильская бахиана.
 
— Господи! — кричите Вы. — Божественно. А как это?
 
— Понятия не имею, — отвечает Бог. — Это мне серафимы (серафимы — это самые близкие ко мне ангелы) на день рождения подарили. Сказали, что это уже давно на Земле. Я очень люблю музыку. Ангельское пение стало меня утомлять. Люди поют куда лучше ангелов.
 
— Люди поют лучше? — спрашиваете Вы.
 
— Лучше, — уверенно отвечает Бог.
 
— А кто же это... изобрел? — спрашиваете Вы и показываете на радиолу.
 
— Не знаю. Да и какая разница, — ответил Бог. — Ты мне лучше ответь на вопрос, зачем ты на Землю собралась? Если радиолу изобретать... так думаю, что ради этого, наверное, не стоит. Или как? Может ты думаешь по-другому?
 
— Думаю, что и ради этого тоже стоит, — отвечаете Вы. — И вот ещё, я могу и петь научиться.
 
— Петь? — переспрашивает Бог.
 
— Ну да, — говорите Вы. — Петь. А что Вы переспрашиваете, плохо слышите?
 

Бог откидывается в своём кресле и с изумлением смотрит на Вас.
 
— Выйду замуж, — продолжаете Вы. — Нарожаю детей. Буду любить своего мужа и буду счастлива. Петь научусь. Буду пластинки записывать, а Вы их слушать будете.
 
— Скажи честно, а чего бы ты хотела больше всего? — спрашивает Бог. — А кстати, как тебя будут звать?
 

Вы называете своё имя.
 
— Очень приятно, — говорит Бог. — Я запомню тебя и твоё имя. Ну так, а чего бы ты хотела больше всего?
 
— Я очень хочу быть богатой, — говорите Вы. — Но не только. Ещё я хочу быть очень красивой, такой красивой, чтобы меня любили все мужчины, чтобы я всем нравилась и все, кто глядел на меня, говорили бы, что вот она — очень, очень красивая. А ещё я хочу, чтобы меня полюбил очень красивый и умный, и смелый, и богатый, но не жадный, и верный мужчина. Чтобы он был чуть старше меня. Лучше всего, если он влюбится в меня, когда мне будет восемнадцать, а ему двадцать три года. Хочу, чтобы он был очень богатым, а я ему нарожаю детей и мы станем счастливы. Я закончу консерваторию, научусь петь и Вы будете слушать меня тихими, осенними вечерами, сидя у камина, и вспоминать эту нашу встречу.
 

Прошло лет восемьдесят.
 
— Здравствуй, — сказал Бог. — Как отдохнула?
 
— Слишком долгое оказалось путешествие, — грустно ответили Вы. — Я устала.
 
— Я исполнил всё, о чём ты просила, — сказал Бог. — Ты была самой красивой и в тебя влюблялись все мужчины. Ты вышла замуж в девятнадцать лет по любви за умного, верного, богатого, не жадного и очень красивого мужчины. Правда, он был на год старше, чем ты хотела, но во всём остальном — он был идеален. Ты родила ему двоих детей. Я очень любил слушать твоё пение тихими осенними вечерами, сидя у камина. У тебя был изумительный голос. Ты была счастлива?
 
— Была, — грустно отвечаете Вы. — Но это было очень давно.
 
— Давно? — переспросил Бог.
 
— Оказывается, красота не вечна, — тихо ответили Вы. — Каждый год на Земле рождаются новые красавицы. В сорок лет я сдалась. А двадцать пять лет назад умер мой муж, — тихо ответили Вы. — И..., с тех пор, я не пою. Моё путешествие запросто можно было завершить тогда же или нет, даже можно было и раньше.
 
— Раньше? — ужаснулся Бог.
 
— Да! Раньше! — уверенно ответили Вы. — Сорок лет — вполне достаточный срок. Всё остальное... Не более чем жалкая попытка спастись от старения.
 

 
— А дети?
 
— Дети? — испуганно спросили Вы. — А что дети?
 
— Я не знаю, — сказал Бог, — но ты так хотела детей, поэтому я и спросил.
 
— С детьми всё оказалось намного прозаичней, — сказали Вы. — Дети перестали быть детьми уже лет так в одиннадцать. И вообще... В следующий раз я ещё подумаю, прежде чем... заводить детей.
 
— В следующий раз? — спросил Бог. — Ты снова собираешься туда? Когда?
 
— Не знаю ещё, — ответили Вы, — нужно о многом подумать. Слишком много осталось неясным. Но прежде чем я снова решусь на это путешествие, я всё-таки хорошенько подумаю над тем, зачем мне снова идти на Землю. Одной красотой сыта не будешь. Замужество? Я тебе честно скажу, что мой умный и красивый, а также богатый и верный муж опостылел мне на десятый год нашей совместной жизни.
 

Оставшееся время мы мучились друг другом, сохраняя друг другу верность. В конце концов, настолько привыкли друг к другу, что уже не мыслили друг без друга своего существования... Мы называли это любовью. И вообще... Мужчинам легче, они умирают намного раньше нас... Скорее всего, наш более долгий срок жизни — это наказание нам за нашу беспечность, за нашу глупость и недальновидность.
 
— Если хочешь, можешь вообще больше не появляться на Земле, — сказал Бог.
 
— Нет-нет, — уверенно ответили Вы. — Не следует впадать в крайность. Там есть чем заняться и... Надо только прежде всё хорошенько обдумать.
 
— Обдумать? — спросил Бог. — Что именно?
 
— Во-первых, дети и замужество, — ответили Вы. — Во-вторых, не всё ясно в отношениях с собственными родителями. А в третьих, я полагаю, что не стоит быть очень уж красивой и чтобы в тебя прямо-таки все влюблялись.
 
— Не стоит? — удивился Бог. — Почему?
 
— Слишком уж это отвлекает от жизни, — ответили Вы. — Всё хорошо — в меру, а тем более, это касается красоты и таланта.
 
— Красота и талант доставляют неудобства? — спросил Бог.
 
— Ещё какие, — ответили Вы. — Каждый хочет тебя оплодотворить, каждый хочет тобой насладиться.
 

 
— Это плохо? — спросил Бог.
 
— Когда не думаешь, то нет, не плохо. Даже нравится. К тому же, это приносит много денег; и талант, и красивая внешность — приносят хороший доход. Но когда задумаешься, то это раздражает, — ответили Вы. — Впрочем, думать приходится редко. Красивая внешность и шикарный голос слишком мешают думать. По началу это нравится, но когда понимаешь, что с каждым годом ты делаешься всё глупее и глупее... становится страшно. Моя внешность увела меня далеко в сторону, от того, что мне действительно было нужно. А мой шикарный голос прославил меня и дал мне много денег, и тем самым, окончательно убил во мне всё доброе, всё хорошее, что было во мне. Сейчас я даже скорее склоняюсь к мысли, чтобы в следующий раз вообще не привлекать к себе никакого внимания, чем привлекать всеобщее; оказывается, что ничто так пагубно не действует на душу, как всеобщее восхищение. Но в целом — путешествие было нескучным, хотя и... глупым.
 
Михаил Лекс