По образу и подобию. 21.

Начало:
01. http://www.myjulia.ru/post/511387/
02. http://www.myjulia.ru/post/511388/
03. http://www.myjulia.ru/post/511391/
04. http://www.myjulia.ru/post/511394/
05. http://www.myjulia.ru/post/511396/
06. http://www.myjulia.ru/post/511397/
07. http://www.myjulia.ru/post/511399/
08. http://www.myjulia.ru/post/511456/
09. http://www.myjulia.ru/post/511457/
10. http://www.myjulia.ru/post/511458/
11. http://www.myjulia.ru/post/511460/
12. http://www.myjulia.ru/post/511461/
13. http://www.myjulia.ru/post/511741/
14. http://www.myjulia.ru/post/511744/
15. http://www.myjulia.ru/post/511748/
16. http://www.myjulia.ru/post/511749/
17. http://www.myjulia.ru/post/511750/
18. http://www.myjulia.ru/post/511751/
19. http://www.myjulia.ru/post/511797/
20. http://www.myjulia.ru/post/511798/
 

На следующий день Тай Ши принял командование. И сразу же ввел на «Жюстине» чрезвычайное положение. Расход энергоресурсов был теперь строго лимитирован, а вместо завтрака, обеда и ужина каждый получал брикет пищевой смеси. Разведчики привыкли к лишениям, но хрусталийцы с трудом переносили однообразие и недостаток питания. Капитан ничем не мог облегчить их участь и тяжело переживал собственное бессилие. Однако, причина его страданий была не только в этом: с той памятной ночи Алиса его избегала. И, хотя он сам просил ее об этом, теперь не находил себе места. Рассуждения о противоречивости человеческой психологии мало убеждали Йоргеса.
 
В целях экономии осветительная система была отключена, и работало только контрольное освещение. Алиса молча брела по полутемному коридору. Впереди выпало несколько кристаллов и поворот был полностью погружен во мрак. Но она уже хорошо знала этот путь, и не боялась наткнуться на стену. Вот и знакомая дверь. Не шлюз, а именно дверь – прямоугольная, двустворчатая. Еле заметная полоска света у порога. Алиса вошла. Без кресел помещение церкви казалось пустым и огромным. Кристаллические лампады потушены. Только семисвечник поблескивает в глубине алтаря. Вот Она. Здесь. Не ушла. Алиса понимала, что это глупость, но всякий раз боялась: вдруг она уйдет? Обидится и уйдет. На что обидится? А хотя бы на то, что Алиса не верила раньше. Или что про маму так… Пронеслась в голове фраза: «Проклят будет, злословящий отца и мать свою». Но ведь она уже в этом каялась! А может, мало? Все равно. В мыслях сумбур какой-то. Что говорить? Просить. Можно ли просить? Имеет ли она право что-то просить? «Права человека». Ерунда какая-то. «Пресвятая владычица, Богородица… Богородице Дево, радуйся. Благословенна Ты в женах… На Тебе надеемся и тобою хвалимся…» - вспоминала Алиса обрывки молитв, которые когда-то заставляла учить мама. Мама заставляла ходить на службу… «Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу… Честнейшую Хирасим…» Опять оговорилась. Тогда ей лет шесть было. Тоже оговорилась. Мама ударила ее по губам, обозвала богохульницей. Не больно было, обидно. Прежняя обида вернулась. Нет, нельзя. Она же каялась, она должна простить… Мама просто не понимала, она не знала, что так выйдет. Она не знала, не знала… Господи, куда же все слова делись? «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую…» «Матерь Божия, помоги мне, знаю, что я плохая, но ты все равно помоги, ты же можешь. Упроси Его… Святые говорили: «Не как я хочу, но как Ты хочешь». Я не святая. Я так не могу, не могу, не могу… Не хочу. Не хочу умирать! Нет, не так… Пусть я умру, если надо, только он пускай… Нет, нет, я не о том хотела просить… Ты же можешь, ты все можешь, я знаю! Пресвятая Дева, я Тебя умоляю, ну помоги мне, ну, пожалуйста!»
 
Грешная женщина смотрела в глаза другой женщины, Непорочной Матери, и плакала.
 
«Чистейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую сущую Богородицу Тя величаем». И вдруг ей показалось, что Та, другая, тоже плачет. Показалось? Нет! По гладкой крашеной поверхности катилась крупная густая капля. Она докатилась до самого низа иконы и повисла на краю рамы. Алиса осторожно сняла каплю пальцем, поднесла ко рту. Капля была на ощупь маслянистая и источала тонкий аромат.
 
«Жюстина» продолжала дрейфовать. Запасы искусственного белка подходили к концу, и надежды оставалось все меньше. Но по молчаливому согласию никто не затрагивал эту тему. Тай Ши ежечасно получал доклады из машинного отсека. Во время одного из приемов в рубку ворвался Камби. Нога его почти зажила, он только слегка прихрамывал, от чего еще усиливалось впечатление какой-то перекошенности всей его фигуры, а не только лица, искаженного страхом.
 
- Капитан, скажите, это правда?!
 
Тай Ши дослушал сообщение, разъяснил план дальнейших действий и только после этого, обернувшись к диспетчеру спокойно спросил:
 
- А что именно Вас интересует?
 
- Я слышал разговор бортинженера с программистом. Это правда, что они не смогут исправить повреждение?
 
Тай Ши нахмурился.
 
- Вероятно, Вы неправильно истолковали услышанное. Я в курсе хода работ. Основные неполадки двигателя уже устранены, скоро мы сможем вести корабль на средних скоростях.
 
- На средних?! А нуль-прыжок? Я ведь правильно понимаю, что без него нам не добраться до людей?
 
- К сожалению, оборудование, необходимое для нуль-транспортировки, серьезно повреждено. И у нас сейчас нет возможности его отремонтировать. Но вопрос этот уже обсуждается, и, думаю, в скором времени верное решение будет найдено.
 
- Ах, Вы думаете! А я думаю вот что: Вы нас водите за нос, господин Тай Ши! В скором времени мы все просто подохнем здесь! Сколько дней уже мы грызем эту жвачку? Я знаю, скоро и она кончится, и тогда всему конец! Это все из-за Вашего любимчика, этого полудурка Сайтона, лучше бы мы сидели в бункере, там хоть еда была! И рано или поздно нас бы спасли, а теперь из-за Вашего недосмотра мы летим к чертовой бабушке и пухнем от голода в этой консервной банке!
 
- Прекратить панику! – рявкнул Йоргес. Камби тяжело дышал и трясся крупной дрожью. Но замолчал.
 
- А теперь послушайте меня, господин Зарецкий. По Вашему недосмотру, Вашему и Ваших коллег мы пропустили сигнал бедствия и не успели вовремя эвакуироваться. Это раз. Вы лично нарушаете мой приказ – вместо того, чтобы находиться в предоставленной Вам каюте и экономить силы, Вы шатаетесь по кораблю и поднимаете панику. Это два. Я бы Вам советовал вернуться к себе, принять успокоительное и лечь спать.
 
- Но я только хотел бы узнать правду, - захныкал Камби.
 
Штурман что-то промычал себе под нос.
 
- Что Вы сказали? – оживился Камби, - Вы-то откроете мне правду, верно?
 
- Я говорю, - угрюмо процедил штурман, - Что тебя, Камбино, действительно стоило оставить в бункере.
 

Лишенная травы и деревьев, комната природы производила тягостное впечатление. В кают-компании было не на чем сидеть, и Максимилиан все больше времени проводил у Элверта. Вместе они коротали свободные минуты, которых теперь было предостаточно. Элли паял свою гирлянду, а Макси, не способный ко всякому рукоделию, помогал советами и слушал его болтовню.
 
- А как бы ты отделал свою каюту? – спрашивал Элверт.
 
- Ну, что ж, давай, помечтаем. Вообще я предпочитаю белый цвет и мягкие пастельные тона: розовый, голубой, желтый. И еще антиквариат люблю. А будь у меня две каюты, обставил бы одну из них под наш загородный дом. Была там такая веранда… с витражами. Знаешь, витражи – это чудо. Как будто в комнате радуга. Ты любишь радугу?
 
- Солнечную, что ли?
 
- Ну да, солнечную.
 
- Не помню, давно не видел. Я ведь редко бываю на Земле… А вот радуга Беты Русалки мне очень нравится – она дает такой яркий желто-зеленый спектр! А что там еще у тебя на веранде было? Помнишь?
 
- Еще бы… - вздохнул Макси, - там прошло мое детство, и потом я частенько туда приезжал. Сейчас кажется, что с тех пор прошло лет сто… да, постой, хочешь посмотреть? У меня в компе есть кадры дачи. И этой веранды тоже.
 
Макси порылся в каталоге, и через пару секунд на экране возникло изображение ярко-освещенной веранды, стола под розовой скатертью и перламутровой вазочки на нем.
 
- Ух, ты! – Элли ткнул пальцем в экран, - это тоже антиквариат?
 
- Нет, это современная работа. Но сделано в стиле тридцатого века. Венерианский перламутр. Помню, мы с сестренкой часто сидели вон на том плетеном кресле. Совсем еще были крохи – вдвоем туда помещались. Мы любили с ней петь под караоке.
 
- Что, песенки?
 
- Да нет, в основном дуэты и арии из опер. Не веришь? Из «Ромео и Джульетты» у нас неплохо получалось.
 
- Я тоже обожаю петь. Слушай, а у тебя в твоем ящике сейчас что-нибудь есть?
 
- Должно быть. Посмотрим… ага, вот! «Графиня Байкальская».
 
- Мэлли, давай споем, а? Ну, давай! Вот… Ну, вот, например, дуэт Мишеля и Графа.
 
Максимилиану идея понравилась, и он спросил:
 
- Ты за кого будешь петь?
 
- Да мне все равно!
 
- Как это, все равно? У тебя вообще тенор или баритон?
 
- У меня все есть, а у тебя?
 
- Тогда я лучше за Мишеля тенором попробую вытянуть.
 
- Если будет высоко, я подтяну, да?
 
Максимилиана начинала нервировать эта глупость.
 
- Ну, как ты подтянешь, если даже мне будет высоко, а ты собираешься петь баритоном? Ты не успеешь перейти на верхнюю позицию!
 
- Я не знаю, что такое позиция, но если я сказал, что вытяну, значит, вытяну. Могу даже аккордом.
 
- Это как?
 
- А вот так!.. – тут Элверт легко, безо всякой распевки и даже, кажется, толком не взяв дыхание, выдал такую высокую ноту, что Макси подпрыгнул от неожиданности. Но чудеса на этом не закончились: через мгновение к этому звуку присоединился другой, на три октавы ниже, а затем – еще один, где-то посередине. Максимилиан вообще ошалел.
 
- Ты… да ты же феномен!
 
- Не феномен, - поправил Элли, - А мутант. Ну, так как, будем петь?
 
По коридору понуро тащился Камби. Услышав музыку и пение из каюты Элверта, он сначала подумал, что тот слушает оперу по музблоку. Его возмутило, что наглый лейтенант пустил на выход полную громкость вместо того, чтобы слушать в наушниках. Зарецкого теперь все возмущало.
 
«Коварный соперник, не ждите пощады!» - доносилось из-за шлюза. «Она мне призналась, что любит меня!» - отвечал тенор, подозрительно напоминающий голос Максимилиана. Стараясь не шуметь, Камбино медленно отодвинул панель шлюза и обомлел. Но не надолго. К нему быстро вернулась способность вопить и размахивать руками.
 
- Они тут поют! Они тут песенки распевают! Нарушаете приказ капитана!
 
Элли недоуменно замолчал.
 
- Какой приказ? – не понял Максимилиан.
 
- А вы знаете, - не унимался Камби, - сколько калорий расходуется на оперное пение?
 
Взгляд его упал на экран караоке.
 
- Что?! Включен компьютер? Тратите драгоценную энергию на развлекушечки!
 
Максимилиан пытался объяснить, что аккумулятор этот его личный, и заряд его ничтожно мал, чтобы помочь общей беде, но Камби не слушал. Он переключился на Элверта:
 
- А это что у Вас, тоже расход энергии?
 
- Это я гирлянду делаю. На Рождество.
 
- Что?.. – Камби как-то сразу обмяк, вместо гнева все его существо теперь выражало робкую надежду и вместе с тем недоверие, - Но Рождество еще не скоро, а к концу месяца нам крышка…
 
Элли высоко поднял коричневые брови:
 
- Кто сказал тебе такую фигню?
 
Совершенно сбитый с толку, Зарецкий поперся в машинный отсек и стал приставать с вопросами к механикам, пока те его не выгнали, чтобы не мешал работать.
 

Продолжение http://www.myjulia.ru/post/512049/.