Чемодан из прошлого

Лифт не работал. Одним махом преодолев несколько лестничных пролетов, я понял, что напрасно так разбежался - нужно чуток притормозить и перевести дух. «Кошмар! И это в тридцать девять…» - упрекнула голова тело, и я в очередной раз пообещал себе делать зарядку по утрам. С понедельника.
 
Первым делом заглянул в детскую. Лохматая, в бесформенных штанищах и псевдодраной футболке, Маринка была похожа на умытого беспризорника. Не переставая хрустеть яблоком, дочь нехотя оторвалась от компа, крутанулась на стуле и сняла наушники:
 
- Привет! А мутер ушла. Сказала, что ей нужно купить осенние туфли. А потом сразу в больницу, на дежурство.
 
Странно… Обычно Ленка одна по магазинам не ходит, всегда меня с собой тащит - поддержать разговор и подержать сумочку. Что означает – выслушать ее монолог и рассчитаться за покупки.
 
- Привет, Мышонок! Как дела в… - дежурный вопрос о школе застрял у меня в горле рыбной костью. Я замер с разинутым ртом, как в кресле стоматолога, ошарашенно глядя в угол. Там стоял ОН. ТОТ САМЫЙ ЧЕМОДАН. Я узнал бы его из тысячи… Если, конечно, на постсоветском пространстве осталось столько старых саквояжей, сделанных в середине прошлого века.
 
Металлические уголки чемодана потускнели и больше не напоминали наплечники рыцарей, а коричневый дерматин был настолько истерт и поцарапан, что уважающий себя бомж, найдя подобный раритет на помойке, побрезговал бы его приватизировать. Нет, этого не может быть!
 
- Все хоккей. Уроки сделала. Ужин на плите. А это… - Маришка захихикала, перехватив мой взгляд. - Это к нам какая-то Фрося Бурлакова приехала, из Казахстана. Днем еще, я в школе была. Отпад… Она что – жить у нас будет?
 
- К-какая еще Фрося? Это мама так сказала? Ничего не понимаю… И где… нууу, ОНА… здесь?
 
- Не-а, пошла бродить по Москве, скоро придет. Мутер сказала, чтоб ты сам с ней разбирался, раз она твоя родственница, какой-то там Ирины дочь. И забери отсюда этого монстра, пап. – Маришка кивнула на чемодан. - Пусть он в прихожке постоит.
 
По взмокшей спине наперегонки побежали холодные мурашки. Дочь… Ирина… Казахстан. А я думал, что так только в кино бывает.
 
- Что еще за родственница из Казахстана? Ты ничего не перепутала? - Голос предательски завибрировал. Я вышел в коридор, судорожно растегивая верхние пуговицы. Пуговицы отчаянно сопротивлялись. Не дождавшись от дочери ответа, как можно беспечнее добавил:
 
– Хорошо еще, что не тетя Роза из Бразилии!
 
Маринка засмеялась и отвернулась к монитору, давая понять, что аудиенция окончена. Я остался наедине с обшарпанным чемоданом, ежась под колючим душем воспоминаний.
 
Фрося Бурлакова… Девятнадцать лет назад моя мать окрестила так Ирку. У подлости нет срока давности. Или есть? Ну, вот еще… почему сразу «подлость»? Так - молодость… пофигизм. Пусть бросит в меня камень тот, у кого не было подобной истории! Скорее, трусость… Да, всего лишь трусость.
 
…Ирка - в клетчатом пальто, с синей спортивной сумкой на плече и с допотопным чемоданом в руке - нарисовалась в дверях нашей квартиры через месяц после моего возвращения из стройотряда. Я сам дал ей адрес – кто ж знал, что она такая дура? Да и я хорош… Взял и ляпнул перед отъездом, когда она на плече рыдала: «Приезжай в Москву, Ир. Чего тебе в Уральске делать?». Из лучших побуждений сказал. Об учебе, конечно, а она решила, что я ее замуж зову. Хрен поймешь, чем они слушают. В страшном сне представить себе не мог, что у Ирки хватит мозгов вот так с бухты-барахты взять и припереться в столицу. С чемоданищем! Родителей чуть кондрашка не хватила. Стыдно, блин, было... перед ними. У меня ж с первого курса Ленкиными фотками вся стенка в комнате залеплена… А с Иркой мы меньше месяца знакомы были, три раза всего… ну… переспали, короче.
 
- Кретин! – орал на меня обычно спокойный как удав отец. – Головой думать надо, а не причинным местом! Статью о совращении малолетних еще никто не отменял – ты понял, бабник несчастный?
 
Я вяло отбрыкивался.
 
- Ну, какое еще «совращение»… Ну, я ж ее не… не так все было…
 
Прям как у Вампилова – только не «Старший сын», а старшая дочь… Надо Ленусику звякнуть! Что ей эта новоявленная Фрося наболтала? Маришка, кажись, пока не в курсе.
 
Чемодан нагло пялился из угла, осклабившись мощными замками. Казалось - еще немного, и он двинется на меня, бряцая тяжелой ручкой.
 
«Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети…». Может, Ленка, как всегда, зарядить забыла? Или… Только не это! Какого черта? Столько лет прошло…
 
…В Уральске наш стройотряд бросили на строительство больницы. Не в самом городе, километрах в пятнадцати от него. Жарища дикая, пыль цементная во все дырки лезет, липкая духота не позволяет вздохнуть полной грудью, спать невозможно… Шел 1985 год. До Эпохи Больших Перемен и Грандиозного Раздрая оставались считанные благостные годы. Мы с ребятами пили крепленое вино «Чашма» и ржали до колик, разглядывая местные вывески. Здешний Дворец бракосочетаний назывался «Неке Сарайы». Расфуфыренные молодожены, подъезжающие на сигналящих шестерках с пупсами на капотах к «некому сараю», вызывали у нас приступы гомерического хохота.
 
По выходным выбирались на дискотеку. Там я Ирку и увидел. Стоит девчонка - в стенку влипла, будто ее малярным валиком по этой стенке размазали. Зажатая, смурная, в глазах страх полощется. Пригласил на танец. А она: «Лучше пошли, погуляем». Ну, пошли… Стала про семью рассказывать. Как старшая сестра с ухажером из дома сбежала, как родители полгода на ушах стояли. Потом оказалось, что этот парень фарцой промышлял, через год его посадили. Сестра с ребенком домой вернулась, куда ж еще? А теперь из-за сестры Ирку предки по-черному прессуют, первый раз на танцы пустили. Это в семнадцать лет! Полный мрак, короче.
 
У меня башка гудит как бетономешалка - мы ж с ребятами днем «Чашмы» жахнули. А она - бу-бу-бу, бу-бу-бу… будто железом по стеклу. Куда деваться? «Голова, - говорю, - сильно болит, спать пойду». А Ирка: «Садись на скамейку, полечу». И теплыми ладошками по затылку гладить стала… Ммм… хорошо-то как… Чуть не уснул.
 
Я помотал головой, стряхнув с нее Иркины руки, и вновь схватился за мобильник. Глухо… как ночью в степи. Спокойно, нужно все хорошенько обдумать. Значит, Ирина родила от меня дочь… А почему ничего не сказала о своей беременности? Мы ж с ней три дня по Москве с утра до ночи таскались - старый Арбат, Остоженка, Патриаршие пруды. Третьяковка, Пушкинский. Даже во МХАТ сходили. Мать сказала: «Покажи девочке Москву, когда еще выберется…» Поступать-то Ирка никуда и не собиралась, она же ко мне приехала, насовсем… ё-мое… Может, сама еще ничего не знала? Ну, в смысле, про ребенка… Она же совсем девчонка была… наивняк… хуже аборигена Берега Слоновой Кости. А потом я Ирку на вокзал проводил. Чуть допер этот треклятый чемоданище, будь он неладен.
 
И вот ОН вернулся.
 
Я обещал Ирке писать. И не ответил ни на одно ее письмо. И про Лену ей ничего не сказал. Зачем? С глаз долой… Ира дозвонилась по межгороду. Мать сказала ей, что я женился и переехал. Но о ребенке она никому и не заикалась! Или это мать мне ничего не сказала?
 
Трудно быть виноватым. Кто сказал, что «люди не любят тех, кого они обидели»? Достоевский? Не дурак мужик был… Наверное, если разложить на три существа с двадцатилетней разницей шестидесятилетнего человека, эти части стали бы лютыми врагами. Представляю, каким высокоморальным занудой я стану через двадцать лет…
 
…Леха, гад такой, все подзуживал.
 
- Ты, Сань, небось, с Ленкой все за ручку ходишь и в щечку целуешь? Смотри, надоест ей стишки слушать, плотских радостей вкусить захочется. Думаешь – девчонкам ничего кроме томных песен под гитару не надо? Еще как надо! И тут важно не оплошать, понимаешь? Еще Незнайка говорил: «Каждому делу учиться надо»! Ты же не хочешь перед Ленкой в койке опозориться?
 
Еще бы… Больше всего на свете я боялся причинить Ленке боль. И оплошать перед ней, тем более в таком деле, мне мучительно не хотелось.
 
Восемь часов. Где эта «Фрося» шляется? Не заблудилась бы… Пора позвонить матери – война войной, а звонок по расписанию. Это - святое. Ежевечерний ритуал, который нельзя нарушать. Но сегодня у меня категорически не то настроение, чтобы полтора часа выслушивать маменькины тирады. Обычно я звоню ей, включив вечерний выпуск новостей или снукер. Сразу интересуюсь состоянием здоровья, ближайшими планами и что ей нужно подвезти – фрукты там, овощи, лекарства… Тщательно конспектирую все указания, а потом – держа мерно жужжащую трубку на некотором расстоянии от себя - битый час исполняю сыновний долг, расслабленно пялясь в ящик. Время от времени - когда матушкино воркование затихает - я подношу телефон к уху и вставляю короткую реплику: «да, мама», «неужели?» и «как здоровье Софьи Семеновны?».
 
Понятно, что семидесятипятилетнему человеку катастрофически не хватает общения. Слава богу, что у матери есть подруги и иногда она ходит с ними в театр или на выставки, о чем на следующий день преподробно докладывает мне. И даже если я напрочь «забываю» все то, о чем меня подробно информировали накануне, мама не обижается. Она понимает - лысеющая голова сына под завязку забита работой и другими важными проблемами… Интересно, как она отреагирует на появление еще одной внучки?
 
…Ирка – ромашка, недотрога. Такие еще крепче влюбляются, не отодрать. Я ее не уламывал, лапши на уши о любви - женитьбе не вешал. Видел, конечно, что девчонка втюрилась по уши, не слепой… Все как-то само собой вышло… и неплохо, кстати. Очень даже хорошо! Я себя суперменом чувствовал, взрослым и многоопытным - девчонку от комплексов избавил. Ирка похорошела, уверенности прибавилось, а я вроде как ее опекал. Ленка из своего стройотряда - девчонки в Молдавии фрукты–овощи собирали - посылку с красными яблоками прислала, аромат от них офигенный был… Я потом пустой ящик под кроватью еще две недели держал - нюхал. А яблоками Ирку пару раз угостил.
 
Телефонный звонок выдернул меня из юности. Мама?
 
- Да, ма, давно дома. Маришка уроки делает, Лена на дежурстве. Какая Кристина? Какой Ирины? Да, чемодан стоит. Тебе привезти? Кто приехал? Мама, говори толком. Понятно, что не дозвонилась. От вокзала к нам ближе, да. Когда ты говорила? Неделю назад? И вчера? Ааа… ну да… у нас с телефоном что-то было, трещал страшно… Виноват, исправлюсь.
 
- Кого я должен был встретить? Какую Кристину из Семипалатинска? Конечно… помню. Слава, племянник, ты рассказывала… хороший врач. А-аа, переехали в Казахстан, его пригласили в институт радиационной медицины работать, да… Вспомнил, конечно. Кристина – дочь Ирины, Ирина – жена Славика, все понятно. Поступать в мед? А почему осенью приехала? Ааа, на подготовительные курсы…
 
- Скажи, ма, а почему она с таким уродским чемоданом приехала? Какая Алиса Игнатьевна? Ааа, одеяло из кусочков сшила… Пэчворк? И зачем ей старый чемодан? Аааа, рекламу турфирмы заказали… яркими открытками оклеить… все понятно. Какой винтаж? Мама, и где ты только таких слов нахваталась… А что, в Москве таких чемоданов ни у кого не осталось? У тебя будет жить? Нет, не против. Сейчас привезу.
 
Чемодан нагло ухмылялся белесыми царапинами.
 
Я осторожно взялся за ручку допотопного монстра. Наверное, так бережно обращаются только с фамильным фарфором или с миной замедленного действия.
 
Мина сработала. Через неделю я еду в Семипалатинск, хочу познакомиться с родителями Кристины, как ни крути – родня. А потом в Уральск. Я обязательно должен разыскать Ирину. Только бы она была жива – здорова… И, желательно, счастлива… Я сам не знаю толком – зачем мне это надо, но зачем-то надо. Даже если она плюнет мне в лицо.
 
А вдруг у меня на самом деле есть старшая дочь... или сын… Что тогда? Не знаю. Но я точно знаю одно - у подлости нет срока давности.