Это не деловой разговор!

О создавшейся фирме по торговле медицинским оборудованием я услышала от бывшего одноклассника. Он позвонил мне и предложил работу. Скороговоркой перечислил условия, и я, ни секунды не раздумывая, согласилась
У Лапшина был дар убеждать, а я находилась в безвыходном положении. Муж Максим, математик, ни за что не желал бросать свою науку. Его профессорской зарплаты едва хватало на еду и квартплату. Остальное зарабатывала я - технический переводчик на вольных хлебах. Сын Митя еще учился в школе…
Уже в понедельник я сидела в окружении десяти своих новых коллег в крошечной комнатке у черта на рогах…
- Это наш офис, - сказал Сережа, демонстрируя полуподвальное помещение. И добавил: - Вот увидишь, скоро мы переедем в барские хоромы.
И не соврал. Фирма развивалась быстро, дела шли в гору, рос штат, и вскоре мы заняли уже весь этаж, а меньше чем через два года - целое здание…
С самого начала Сережа собирал не профессионалов, а друзей, на которых можно положиться. У нас сложился семейный стиль - все были в курсе проблем друг друга, вместе отмечали праздники, приносили домашнюю выпечку. В трудную минуту начальство всегда готово было помочь: молодой семье - кредитом на жилье, пожилой женщине - контактами с врачами, детям - путевки в хорошие лагеря… Мне сказочно повезло с работой. В то время куча знакомых с высшим образование торговала и занималась извозом, я же делала то, что умели и любила: заведовала отделом технических переводов и зарабатывала приличные деньги.
Беда и дружба рука об руку
Накануне окончания школы про нашего Митю вспомнили вооруженные силы. Утром я отправила его на медкомиссию, уехала на работу. Через три часа он позвонила: "Мама, они просят, чтобы ты приехала". …Врачей было трое. Один из них держал склянку, на которой было написано от руки: "нашатырный спирт".
- Ваш сын серьезно болен. Его нужно срочно класть на обследование. Лечение будет долгим и дорогостоящим.
Я услышала главное: нужны деньги, большие деньги. Будут деньги - Митя будет жить. Если нет…
- Поменяем квартира, - сказал вечером разом постаревший муж. - Продадим машину…
Я же представляла себе завтрашний разговор с Сережей Лапшиным. Я должна была убедить его в том, что Мите надо помочь. У меня просто не было другого выхода…
Убеждать Лапшина не понадобилось. Он сам предложил помощь. Побарабанив костяшками пальцев по столешнице, он сказал: "Тебе ежемесячно будут выплачивать сумму на Митино лечение, в дополнение к зарплате…" Я расплакалась прямо у него в кабинете.
В этот период я почувствовала: меня окружают друзья. На работе все знали о моей беде и старались помочь: кто-то принес видеодвойку, чтобы Мите было не скучно в больнице, кто-то предлагал телефоны врачей, травников, экстрасенсов. Поскольку теперь я разрывалась между больницей и работой, заезжая домой только чтобы поспать, Сергей неофициально разрешил мне приезжать к одиннадцати и уезжать в пять. При том, что случилась такая беда, я не уставала радоваться, как мне повезло с работой, с коллективом…
Тревожный ветер перемен
Предысторию появления у нас аналитического отдела я не помню. В то время я немного выпала из жизни коллектива. И в один далеко не прекрасный день в фирме появилась Галина Петровна. Не знаю, откуда Сергей ее взял. В первый день ее работы по фирме прошел легкий шелест удивления: новый аналитик оказалась психологом по образованию. А на второй день мы увидели объявление о собрании с припиской: "Явка строго обязательна".
На собрании новенькая сидела рядом с Сергеем, осматривая зал. Невысокая блондинка, губы узкие, глаза внимательные… неприятные. Нам ее представили. Она встала и сказала небольшую речь, смысл которой сводился к тому, что она надеется, что ее деятельность позволит фирме наладить внутрикорпоративные отношения. Мы недоуменно переглянулись.
- Что тут непонятного, - пожал плечами муж, выслушав вечером мой рассказ о новой сотруднице. - Просто ваше начальство хочет от вас наконец дистанцироваться. И для этого нанимает сотрудника, который будет его глазами, ушами и руками в коллективе.
"Значит, все меняется", - подумала я. И невольно посмотрела на дверь в Митину комнату. На двери висел календарь с Микки Маусом. Микки Маус корчил веселые рожи, не желая знать о наших проблемах. На секунду я позавидовала ему…
В течение следующего месяца Галине Петровне удалось привести в фирму троих "своих" людей. Одна из них заняла место секретаря-референта в приемной Лапшина - массивная дама, завитая мелким барашком, которую сразу прозвали Овечкой. Специально под нее приемную переоборудовали, а заодно сделали новую дверь в кабинет Сергея - кожаную с золотой табличкой. "Старички" шушукались в курилке, взволнованные переменами.
Между работой и больницей
Я шла по коридору к выходу, когда сзади меня окликнули. Ко мне приближалась Галина Петровна, холодно глядя голубыми глазами.
- Можно узнать, куда вы собрались в рабочее время?
- У меня рабочее время закончилось.
Несколько секунд блондинка в упор на меня смотрела.
- Рабочий день заканчивается в 6 вечера, это касается всех сотрудников.
- У меня сын в больнице, - сказала я, с ненавистью глядя в голубые глаза.
- Это ваши семейные проблемы, их следует решать в нерабочее время. Будьте любезны, вернитесь на место.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и ушла, а я, естественно, понеслась к выходу. Внутри все кипело. На следующее утро я примчалась на фирму раньше обычного. С порога я отправилась к Сергею, надеясь поговорить с ним по душам, но… Кожаная дверь была закрыта, за секретарским столом сидела Овечка и пилила ногти.
- Вам чего?
- Я к Сергею… Александровичу.
- По какому вопросу?
- Что вы меня допрашиваете? Пойдите и доложите, что пришла Матвеева, и он меня примет.
- Не примет, - уверенно сказала блондинка. - Приемные часы - читайте- по средам и пятницам, с часу до трех. А сегодня вторник.
Овечка углубилась в свой маникюр. Я уже выходила из приемной, когда услышала за своей спиной:
- Развели моду вваливаться к начальнику в любое время без стука…
Второе столкновение с Галиной Петровной произошло через пару недель. Митино состояние в это время ухудшилось, он лежал в больнице, равнодушный, исхудавший, с забинтованной головой. Разговаривал мало, ничего не хотел, ни на что не жаловался. Нам с Максимом не удавалась его развеселить, и по возвращении домой мы запирались каждый в своей комнате: Максим курил, я плакала в подушку.
В один из таких дней я приехала на работу позже обычного - усталая и заплаканная. Галина Петровна сидела в холле, возле охраны. Она сказала мне:
- Вы опоздали на сорок минут.
- У меня сын тяжело болен.
- У вас на все одна отговорка. Мало ли кто у кого болен. Личные проблемы надо оставлять за порогом фирмы.
- Вы не понимаете, он очень тяжело болен…
Она уже меня не слушала.
- Потрудитесь подготовить объяснительную записку на имя Сергея Александровича. Да, и не забудьте прийти сегодня на собрание.
У меня перед глазами стоял мой худой сын с синяками под глазами. Я сквозь слезы посмотрела на нее. Господи, какая глупость все эти разговоры, когда Митя, мой ребенок, лежит и ждет, когда я приеду, чтобы улыбаться ему, болтать и отвлекать от грустных мыслей! Да пусть он только позовет - я ни на секунду здесь не задержусь…
Семейные проблемы никого не волнуют!
Ничего я, разумеется, писать не стала. В конце концов я начальник отдела и подчиняюсь непосредственно директору. А какая-то Галина Петровна мне не указ. Поэтому, когда перед собранием она подошла ко мне с вопросом, написала ли я записку, я ей все это и выложила. Она сверкнула голубыми глазами и, ни слова не говоря, ушла.
На собрании Сергея не было. Галина Петровна долго говорила о то, какие у нас недостатки и как мы с ее помощью их исправим. Потом она надела очки.
- Тут у меня данные по работе разных отделов… Отдел сервисного обслуживания - молодцы. Никаких жалоб, все делается аккуратно и в срок.
- Ну да, - хмыкнул кто-то, - у них как раз на днях пропало запчастей на несколько тысяч долларов. Молодцы!
- …Отдела рекламы тоже хорошо работает, никаких нареканий… Отдельно хочу сказать об отделе технических переводов. Я вообще не понимаю, чем он занимается. Чтобы переводить инструкции, достаточно студента со знанием языка. Я почитала переводы - на мой взгляд, он сделаны отвратительно.
Уши у меня горели. Я пять лет работала с инструкциями и ни разу не слышала такой оценки своей деятельности… Собрание шло дальше.
- Несколько слов о дисциплине. В фирме недопустимо вольное отношение к рабочему времени: хочу - прихожу, хочу - опаздываю. На вахте будет лежать журнал, где я попрошу каждого сотрудника расписываться и проставлять время прихода и ухода. Опоздания будут караться штрафами…
Напоследок я снова услышала о себе.
- Некоторые сотрудники считают возможным использовать тяжелое семейное положение в качестве оправдания своих опозданий и неявок. С этим я буду бороться. Никаких поблажек у нас не будет. Те, кто с этим не согласен, могу прямо сейчас писать заявление по собственному желанию.
Мне показалось, что все с жалостью смотрят на меня. Хотелось провалиться сквозь пол, чтобы не видеть этих сочувствующих взглядов, этого собрания, этой ненавистной женщины…
Вечером я рассказала обо всем Максиму. Он сказал:
- Увольняйся. Она все равно тебе жизни не даст.
- За что она меня так невзлюбила?
- Может, она просто потихоньку убирает всех "старичков", чтобы поставить на их места своих людей, - Макс, будучи теоретиком, высказывает иногда здравые суждения. - И в этом случае она не успокоится, пока не вышвырнет тебя за дверь.
- Я пойду к Сереже! - вскинулась я. - Поговорю с ним! Он меня поймет, мы с самого начала вместе!..
- Дорогая, - усмехнулся Макс, - именно Сережа и привел эту даму, не забывай об этом. Я тебе уже объяснял: роли поменялись, а ты все до сих пор меряешь этими старомодными категориями - дружба, симпатия, любовь.
- Это жестоко! - крикнула я.
- Бизнес - вообще жестокая штука.
- А Митя? - тихо спросила я. - Ты забыл, что Митино лечение целиком оплачивается моей фирмой? За каждый день в больнице платит Лапшин!
Муж помрачнел и сказал:
- Займем. Переедем…
- Я пойду к Сереже. Встану на колени. Буду плакать. Ноги целовать. Что угодно. Лишь бы остаться…
В этот вечер в доме впервые прозвучало слово "увольнение". Помню, как я сидела, закрыв глаза, и пробовала его на все лады: увольнение - вольно - вы можете быть свободны… Меня вышвырнут из фирмы, а Митю из больницы. Какая странная взаимосвязь, ведь фирма в одном конце города, а больница - в другом… Я сама не заметила, что плачу. Макс обнял меня за плечи и отвел в спальню.
Идет охота на меня, идет охота!
С этого собрания началась откровенная травля. Галина Петровна то и дело пыталась повесить на меня какие-то поручения, которые были вне моих обязанностей, а когда я ей об этом говорила, заявляла, что я вообще должна радоваться, что меня не уволили. Потом она и ее команда перестали со мной здороваться. Это было глупо, смешно, но действенно и болезненно.
Когда я ехала в автобусе или сидела за своим рабочим столом, или общалась с коллегами, я все время будто видела Митю внутренним взглядом - как он сидит на своей койке в больнице, как идет на процедуры, как ему ставят капельницу. Поэтому я была словно здесь и не здесь и видела себя со стороны - как я шучу, улыбаюсь, печатаю, на самом деле отсутствуя. С другой стороны, я прекрасно понимала, что для того, чтобы удержаться, нужно работать, поэтому я старалась что-то делать, проявлять инициативу, иначе... Мимо доски с приказами я пробегала не глядя. Я боялась листочков с жирной надписью посередине: "ПРИКАЗ".
Я подала Сереже макет рекламного буклета к выставке с переведенными и написанными мной текстами, а через два дня Галина Петровна буквально швырнула мне его в лицо, сказав, что большей халтуры она еще не видела.
Через месяц я случайно увидела в холле наш новый буклет и, открыв его, поразилась: это был мой макет, с моими текстами, которые совпадали вплоть до запятых. А на следующем же собрании Галина Петровна во всеуслышание похвалила рекламный отдел, который сделал отличный буклет…
Рекламщикам дали премию. Я не верила своим ушам.
Через некоторое время я заметила, что все мои идеи и инициативы моментально бракуются Галиной Петровной, однако после неизменно воплощаются в жизнь уже под маркой аналитического отдела. Я поняла, что благодаря этому мое присутствие на рабочем месте становится все более и более бессмысленным. Поэтому, когда это случилось в очередной раз, я пошла к ней разбираться.
- Галина Петровна, - начала я с порога, - если вы меня уволите, я подам на вас в суд, и меня восстановят.
- Подавайте! - я услышала в ее голосе торжество. - Только зарплату-то мы вам платим по двум спискам - черному и белому. Официальная ваша зарплата равна ста долларам, то есть в несколько раз меньше, чем вы в действительности получаете. Подавайте, Матвеева. Вас восстановят, и вы будете получать свою законную зарплату. Но подумайте, каково вам будет работать в коллективе, который вы предали…
Помолчала и добавили:
- А потом я все равно добьюсь вашего увольнения с такой записью в трудовой и с такими рекомендациями, что вам мало не покажется.
Страх оказаться на улице без денег был все сильнее и сильнее. В конце концов я бы пережила увольнение, но у меня на руках был больной Митя… По ночам мне снилось, как его выставляют из больницы. Как я прошу милостыню на углу у собора. Снились мне и деньги - зелененькие, новые, хрустящие… Я просыпалась на мокрой от слез подушке и шла на работу…
Последняя попытка оказалась неудачной
Еще через пару недель мне позвонили из бухгалтерии.
- Наташка, - шепотом предупредила бухгалтер, - фурия собирается проверять зарплаты.
Я повесила трубку и выскользнула в коридор. Подойдя к дверям бухгалтерии, я услышала истеричный визг:
- Как это может быть?! С какой стати ей перечисляются такие деньги?!
Сердце упало: я поняла, что речь идет обо мне. Я прислонилась к стене.
- Кто распорядился?!
Ей ответили, кто. Ее голос упал на два тона ниже.
- Я все это прекращу, причем немедленно. Больше никаких выплат, слышите меня? Сергея Александровича я предупрежу…
Из своего кабинета я впервые за все это время позвонила Сереже на мобильный, попросила о встрече.
- Ради Бога, выкрои для меня пять минут! Я подойду прямо сейчас, ладно? Только предупреди свою секретаршу, а то она меня не пустит.
Впервые за несколько месяцев я попала в кабинет директора. Оказывается, в нем сделали ремонт: новая мебель, обои, картины. Да и сам Сережа чем-то неуловимо изменился.
Я вкратце описала ситуацию, рассказала про разговор, подслушанный в бухгалтерии. Он слушал внимательно, не перебивая.
- Ну а как Митя? Получше? - спросил он наконец.
Я ответила. Он покивал, что-то соображая.
Тут зазвонил телефон, он снял трубку, и я поняла, что это Галина Петровна, по моему поводу.
- Да, это было мое распоряжение. Да, возможно, вы и правы…
Я поняла, что в эти самые секунды решается моя судьба, судьба Мити. Не соображая, что я делаю, я подошла к нему и взяла его за рукав. Он посмотрела в мои глаза и сразу же отвернулся.
- Я вам перезвоню.
Он повесил трубку и долго, не глядя на меня, говорил о том, что бизнес меняется, что, в общем-то, отдел технического перевода действительно выполнил свои функции… Кажется, я даже не дослушала его - развернулась и вышла, а он все еще что-то говорил, глядя в сторону. Я хлопнула дверью, Овечка открыла удивленный ротик… Мне было все равно. Через пять минут я сидела в отделе кадров и писала заявление по собственному желанию.
- Все бегут и бегут, - вздохнула кадровичка, - работать некому. Написали? Куда пойдете?
- Не знаю, - сказала я ей, - куда угодно, но подальше отсюда.
Без работы: все не так уж страшно
Через три месяца мы обменяли квартиру на меньшую, с доплатой. Я снова делаю переводы, сидя дома. Постоянную работу найти пока не могу - все-таки возраст… Мите, слава Богу, лучше, он ходит на процедуры и пьет таблетки, но уже живет дома, учится.
Моя ненависть к Галине Петровне со временем не уменьшилась. Более того, я заметила, что постоянно будто веду с ней внутренний диалог, что-то ей доказываю. Однажды приятельница с работы сказала, что у нее больна дочь, и я искренне обрадовалась: может, она наконец поймет, что это такое - болезнь ребенка, а потом сама испугалась. Остается только надеяться, что со временем это пройдет…

Материалы с сайта : world-of-love.ru (ЭТО НЕ МОЯ ЛИЧНАЯ ИСТОРИЯ)!!!