"Молодожены"

«молодожены»
- Кузьмич,не спишь, чё ли?
В ответ закашлялись. Затем раздалось хриплое:
-Да вот, Петрович, сижу, думу думаю.
-А-а-а! ну, дело такое!- сверху засмеялись.- Думай, тут лучше думается!
Снизу молчали.
-Четвертый час ужо, а сна ни в одном глазу! Моя дрыхнет, ни разу не шелохнулась, а я крутился, пока не приспичило!
-Ясное дело!
-Случилось че, Кузьмич? Ты того, не молчи! Скажи, может, помощь нужна? Ты ж один теперь!
-Да чего уж!- внизу вздохнули.- Чем теперь поможешь!
-Понастроили скворечников! ходим по головам друг у дружки! И не только!- Петрович многозначительно дернул за рычаг сливного бачка.- Ну, пошел я, может, посплю часок-другой, и ты не засиживайся, ночь на дворе, ляг, подремли. -Он аккуратно примостил рулон туалетной бумаги на полочку, прочел в тысячный раз строчку из приклеенной на стену жухлой страницы, бесшумно прикрыл двери.

-Слышь, че скажу!- Петрович озирался по сторонам, потирая красный нос. Соседи встретились во дворе ранним утром, хмуро пожали друг другу руки. Кузьмич по обыкновению, в силу характера, Петрович- за компанию, согласно случаю.
-Моя ко мне приставать начала! Да точно говорю!- старик с жаром принялся уверять соседа, видя что тот недоверчиво усмехается.- Проснулся, а она на меня смотрит так пристально, а рука ейная у меня…-Петрович перешел на шепот.- На причинном месте.
Я спрашиваю, мол, ты че, старая!? А та глаза зажмурила, да как захрапит, типа спит!
Плутоватый старик, конечно, врал.
Его жена на самом деле действительно спала, придя со смены, а не притворялась спящей. Это он, наоборот, обнаружив ее руку у себя на теле, почти перестал дышать и придвинулся, пользуясь случаем, поближе в поисках утраченного (ключей от комода, где жена обычно прятала конфискованное имущество в виде бутыли), оттеснив женщину к краю.
Он бы никогда не признался даже под страхом смертной казни (что весьма сомнительно, Петрович как раз возглавлял печально известный робкий десяток), в том, что всегда спит у стены, в то время, как жена замыкает «процессию», подпирая хрупкий для ее тела край кровати. И уж никогда бы не стал откровенничать о том, что получил затрещину от возмущенной женщины, когда та в свою очередь обнаружила горячие руки мужа на своей необъятной груди.
-Пес шелудивый!- Ирина Васильевна, жена Петровича, дородная пожилая дама, кряхтя, встала с кровати, демонстративно запахивая застиранный халат с пуговицами через одну. -Ишь чего удумал, бес!- Женщина, поправив спутанный узел седых волос, обхватив губами носик закопченного чайника, жадно пила воду, остывшую за ночь.
Петрович кисло скривился ей в спину, проклиная свою торопливость. Оставалось надеяться на дворовых друзей, которые нет-нет, да уважат старика, нальют стопочку. Для этого, правда, придется помаячить по двору, поотираться, чтобы заметили.

Часть вторая
Возле магазина стояла хмурая очередь. Все дружно молчали. За два часа упорного противостояния очередному кризису под названием «мочало, начинай сначала»переговорить успели обо всем, да по нескольку раз.
-ой, бабы, моченьки мой нету, что делается-то! Да до каких же пор!-начала сызнова стоящая в самом хвосте эстафеты, щуплая пожилая женщина.
-Внук дома кашки просит, а бабка молока достать не в состоянии! В деревне-то проще было, свое все, а тут за каждой мелочью ноги отдавливай! Чай не казенные!
Женщина гневно трясла жилистой рукой, бренча бидоном с мелочью.
Очередь несколько ожила, переступив с левой ноги на правую, зароптала.
-Кричите-кричите!- усмехнулась Ирина Васильевна, кутаясь в халат с пуговицами через одну. Женщина была обута в разношенные мужнины ботинки, заляпанные глиной три года тому назад при постройке сарая, да так и оставшимися, на вид как будто вытащенными из глубокой трясины.
Не слышат они вас!- спокойно изрекла женщина, поправляя не чесаные с утра волосы, увидев развернувшиеся к ней как по команде головы ожидающих. –Ну чё уставились! Много от вашего вытья изменилось? Стоим как овцы, блеем, а те и в ус не дуют.
-Слышь, Ирин!- женщина с бидоном, недобро сверкнув глазами, ткнула подругу в бок.- Поговаривают, никак ты к мужу приставать по ночам вздумала!
Толпа притихла.
-……
-Пользуешься тем, что он спит, и ластишься к нему!- Монеты в бидоне жалобно звякнули.
Ирина Васильевна, как и все, стояла с широко раскрытым ртом. Женщина тяжело задышала, озираясь по сторонам. Она приняла стойку, уперев руки с пакетами в бока, и стала неумолимо надвигаться на щуплую подстрекательницу.
- Маа-а-нька-а-а! Я щас с тебя молока надою, вошь поганая!- Ирина Васильевна мотнула головой, как боксер, перенесший только что тяжелейший удар, пытаясь взять себя в руки, переваривая услышанное. Женщина набрала в грудь воздуха побольше.
-Высохла вся, как трость, ни жиринки, стерлядь дохлая, вобла!- женщина на удивление публики продемонстрировала недюжинное знание рыболовецких терминов.
Дальше шел непереводимый текс крупными буквами. Толпа затряслась от хохота. Настала очередь щуплой перечнице включать заднюю.
-Так ведь твой сам хвастался!- очень тихо добавила она, вытаращив глаза на разъяренную подругу. В толпе хоть и было шумно, но это услышали все.
-Ааа, вон откуда ветры дуют!- Глафира, давняя соратница Ирины Васильевны решила вступиться.- Плюнь, Ирка! Что ты, болтуна своего не знаешь?! Он же шагу не ступит без вранья!
Женщины, сгрудившиеся в круг, согласно закивали головами.
-Ой, бабы, что теперь будет!- заверещала Манька - сплетница со стажем.- Она ж ему башку отшибет!
В толпе наблюдали, как понурившаяся женщина в грязных до самого верха ботинках, плетется вдоль изгороди, отделявшей здание пекарни и хлебного магазина.
-Зачем ты так?!- поинтересовалась Глафира голосом, тон которого не предвещал ничего хорошего. – И так не ладилось у них, а теперь..! Ну-ка иди отсель, пока ускорения не придала!- Женщина уверенно двинула животом вперед. Манька, бренча бидоном, как отвязавшаяся коза цепью, потрусила следом за Ириной Васильевной, держась от нее на приличном расстоянии.
-Кто следующий?!- Глафира шутить не собиралась, осматривая притихших кумушек.
-Молока не будет, мяса тоже! – объявила появившаяся в окошке магазина размалеванная девушка, воровато посматривая на собравшихся.
Она юркнула назад, ловко захлопывая ставни окошечка.


Молодожены- 3 часть.
-Вот стервь, а! Так и знала!- Глафира шлепнула себя рукой по необъятному заду.- Два часа промурыжить, чтоб потом сказать, что нет ничего! Подлюка!
Разъяренная очередь возмутилась конкретнее: то и дело слышались грязные ругательства в адрес администрации города, магазина и продавщицы в частности.
Женщины, на чем свет стоит, кляли Верку, « у которой руки росли не оттуда и патлы ненатуральные, не зря ее мать выгнала из дому, когда та связалась с приезжим кавалером.»
-Поганка, и туда же, соплячка, мелкой на руках таскали, пряниками кормили, а она держит за идиоток! Ну выйдешь, зараза, я тебе все усы повыщипаю!- Глафира погрозила кулаком закрытому окну.
Вера, продавщица, была на удивление симпатичной девушкой и никаких усов у нее, отродясь, не водилось. Очевидно, разозлившаяся женщина имела в виду что-то другое, ведомое одной лишь ей.
Девушка, прислушиваясь к крикам с улицы, хмуро ковыряла пальцем намертво прилипшую к крышке стола жвачку.
-Ничего, побуянят и разойдутся, куда денутся!- вздохнула Дарья,- старшая среди работников магазина. Она была также ответственна и за выпечку хлеба, который сегодня так и не был выпечен, так как мука закончилась, а новой партии не предвиделось.

-Что, остался без работы?- Дарья, проходя мимо щуплого грузчика, покачала головой. Тот сидел, понурившись, в складском помещении, держась рукой за живот.
-Ты что?- испуганная женщина побледнела. –Объелся чего?
Они были тайными любовниками, что правда не мешало все знавшему
коллективу шушукаться и тихо посмеиваться за их спинами. Дарью уважали за ее трудолюбие и честность, но и побаивались. Обладая крепким телосложением и высоким не по-девичьи ростом, женщина к тому же имела характер боевой и не стеснялась демонстрировать его при каждом удобном случае.
-Грыжа у меня! Всё! Отработал!- Матвей с досадой сплюнул и поморщился. –Не могу даже разогнуться.
Дарья прислонилась к стене, схватившись за сердце. Она тихо ругнулась сквозь стиснутые зубы.
-Говорила же тебе, иди слесарем!- она заплакала, трясясь всем телом.- И деньги хорошие предлагали. Что ж ты, за бесценок угробился!
-Да кто ж знал!- молодой человек все же кое-как поднялся. –Не реви! Некогда реветь! Думай лучше, как перед горожанами ответ держать будешь!
Дарья быстро вытерла мокрое от слез лицо.
-Они знают, что я ни копейки не возьму чужого! И прятать не стану! Меня совестить нечего! А вот Захару Кузьмичу точно несладко придется!
-Да ты за него не переживай! Нет его в городе! В бессрочную командировку отправился, причем с семьей.
Глава местной администрации вовсю прикладывался к казне с городским бюджетом, рылся в ней с бессовестностью вора, перебирая отведенные для строительства нового детсада и парка средства, как свои собственные.
Жители городка по-прежнему отводили своих детей в старое, видавшее виды здание с продуваемыми окнами и облезлой краской, ругаясь и честя «старого козла, зажилившего деньги», сойдясь в одном мнении, что тому не миновать скамьи.


4 часть
По улице шла женщина. Она катила перед собой детскую коляску, аккуратно объезжая ею колдобины. Женщина то и дело наклонялась к коляске, улыбаясь и агукая. Погремушки, привязанные к поднятому козырьку, гремели на все лады. Прохожие исподлобья смотрели на нее, норовя поскорее прошмыгнуть мимо, не здороваясь, пряча глаза. Она как будто не замечала этого, шествуя мимо в туфлях на высоком каблуке. Ее лицо светилось от счастья, когда она смотрела в небо на пролетающих мимо голубей.
-Дожились!- Глафира потерянно вздохнула, вытирая ладонью потное лицо. Бабе под пятьдесят, а она родилку включила, снеслась! Хоть бы подумала, как объяснять будет своему дитю, что выглядит старухой!
Женщины, шедшие с подругой из сельсовета, озадаченно молчали, поджав губы.
-С ней-то и не здоровается никто, как с полоумной! Да кто ж умной-то назовет! При таком раскладе-то!
Кумушки дружно вздохнули.
-Поди нужно ей че!- вдруг как-то нехотя спохватилась Глафира.- Поди не сахар сейчас, днем с огнем ничего не сыщешь: ни ползунков, ни пеленок. Не знаю, как только выпутывается одна-то!
-Ты шо ли подашь ей!?- ввернула откуда-то вынырнувшая Манька. –Только и могёшь, что лаять да роптать. Тяжело ей, и псу понятно! –Манька на всякий случай держалась несколько поодаль от Глафиры, примеряясь к ее шагам, сдавала чуть вбок.
-Да нечай ты собралась шмотья подкинуть? -усмехнулась женщина, с презрением глядя на известную всему городку жадину.
-А может и подкину!- Манька слегка обиделась.- Я в гости к ней ходила даже!- она обвела взглядом раскрывших рты соседок.- А что? возбраняется, что ли?
- Да ну!- женщины остановились, подходя ближе.- Рассказывай, как дело было.
Манька приосанилась, встала потверже на ноги в колготках гармошкой и туфлях с дырами.
-Вот те крест!- побожилась женщина, осеняя впалую грудь размашистым крестом.-Чистенько у нее, сухо, светло в квартире. Все на своих местах. Дитё-то накормленное, не хныкало. Я мельком глянула, волосенки у него темные, глазки, что пуговки, тоже темные, почти как угольки, толстенький такой, упитанный.
Кумушки переглянулись.
-Нерусский шо ль?- Глафира изумленно скривилась, качая головой. –Батюшки…светопреставление!
-Да нет, вроде не похож на нерусского. Наташка и сама не блондинка (иногда Манька позволяла себе вольности, употребляя такие слова, которые в лексиконе горожанок отсутствовали в принципе ) -ну не светловолосая,- тут же исправилась женщина, видя, что интерес к ее персоне стал резко ослабевать. Соседки не любили, когда кто-то из них начинал чересчур умничать.
5 часть
-Да их не видно, русские или нет, пока мелкие!- Глафира фыркнула. –Нос, рот, два уха, это потом, когда уже вырастают, вот тут-то и факты выявляются!
-Да говорю тебе, русский, что я в детях не разбираюсь, что ли!
-Да какая разница!
- Наталья какая-то странная стала, молчит все больше, думает о чем-то. Чаем угостила, булками, а сама молчит, и взгляд у нее какой-то остановившийся!- Манька опять зачем-то перекрестилась.
- А когда ребеночек –то проснулся, она метнулась в детскую, что твоя лань, запричитала. Мне как-то неудобно стало, ну я и вышла, значит, пора и честь знать, ну, домой пошла.
Собравшиеся женщины жадно ловили каждое слово соседки, искоса поглядывая друг на друга.
-А Ирка, жена Петровича, зачастила к ней в гости. Поговаривают, будто они беседуют подолгу о чем-то.
-Кто поговаривает-то?! Сын ейный, что ль? Да он тебя за версту, дуру грешную, языкатую, чует! Отвечай, стервь!- Глафира, как и давеча, выпятив живот, стала наступать на тут же умолкнувшую рассказчицу. Та испуганно попятилась.
-Ладно, девоньки, пора мне!- засуетилась Манька, оставляя разговор на неловко законченном фрагменте.- Внучата заждались!
-Иди-иди! Твои внучата помрут с голодухи, пока припрешься! Бабка называется, шляется где ни попадя, лясы точит! Проваливай, кому говорят!
Глафира топнула ногой для пущей убедительности.
-Слышь, ты! Гневаться вредно! А то кондрашка хватит!- огрызалась улепетывавшая со всех ног Манька.- Сын-то ейный, Макар, ненавидит мать, чурается ее, хоть и живут в одной квартире. Она ему: «Кушай, родной, пей, кровинушка!» А тот рукой отмахивается, брови хмурит.
Женщина остановилась поодаль, отдышалась.
-Его понять можно! Двадцать лет парнишке, а мать в дом принесла, в подоле считай что…
-Иди к внукам!- Глафира покачала головой.- Что делается-то, бабоньки, дожили….


Наталья растила сына сама, без мужа. Тот бросил ее с годовалым ребенком, укатив куда-то на север, за длинным рублем, да там и остался. Поговаривали, что семья у него в тех местах образовалась, что зажил, как человек, разбогател, обустроился. В жены взял местную вдову бездетную, что любит она его больше жизни, лелеет.
Почтальон несколько раз приносил Наталье письма от нее. Долго топтался на пороге, пока женщина в очередной раз раздумывала, брать их или не стоит.
-Тебе ведь, бери! Не положено их назад приносить.
Наталья, опустив глаза, протягивала руку к мятому конверту, кутаясь в старенькую шаль.
Вечерами она сидела за столом, уронив голову на руки, всхлипывала. В письмах подробно описывалась стройка нового двухэтажного дома, подсобных помещений. Из них Наташа узнала, что детей новая семья так и не нажила, но это не помешало любви сошедшихся.
6 часть.
Женщина всегда плакала тихо, боясь разбудить и напугать сына. Он с детства рос смышленым, и ее удивляло то, насколько этот маленький ребенок может быть таким внимательным и умным.
-Мам, у тебя глаза мокрые!- заявил однажды Макар, внезапно подняв глаза от тарелки. Он перестал есть, положил ложку, слез со стула. Подошел к женщине, крепко прижался к ней, уткнувшись лицом в грудь.
-Я прошу тебя, не надо плакать!
Наталья, давясь слезами, принялась вытирать щеки и глаза, попыталась улыбнуться.
-Все хорошо, Макарушка, все хорошо!
После этого случая женщина старалась держать себя в руках при ребенке.

Затем письма резко оборвались. Целых два года Наташа не получала ни весточки.
Однажды вечером в дом постучались.
-Вот, телеграммка! Распишитесь!- все тот же почтальон грустно смотрел на женщину.- письмецо прилагается.
Наташа прочла о смерти мужа спокойно, без истерик. Для нее он давно умер. Дважды овдовев, Юлия, похоже, не впадала в панику, напротив, была довольно сдержанна и предприимчива.
В письме она предупреждала Наталью, что муж не упомянул бывшую супругу в завещании и ничего ей не оставил. Зато Юля стала теперь полноправной хозяйкой огромного подворья и небольшой лесопилки, приносящей не малый доход.
Дальше шли сухие подробности о болезни покойного, называемой чахоткой.
Письмо, как всегда, заканчивалось пожеланиями всего самого наилучшего. В конце неизменно красовалась подпись с изящными вензелями.
Наталья положила прочтенное письмо поверх стопки прочитанных, в верхний ящик стола, глубоко вздохнула.

Макар стоял в прихожей у зеркала, причесывая густые пепельные волосы. Он, заслышав срежет ключа в замочной скважине, нырнул в свою комнату, плотно прикрыл дверь.
Наталья вкатила коляску, тяжело дыша и уговаривая малыша «подождать немного засыпать, потому что еще покушать надо!» Она воевала с коляской в тесной комнате, пытаясь ее пристроить поудобнее, в другой руке держа ребенка.
Наталья прислонилась к стене, переводя дыхание. Малыш захныкал.
-Сейчас, Данилушка, сейчас, родной, потерпи немножко!
Макар малодушно сидел на кровати, вцепившись руками в волосы, мотая головой.


Однажды мать пришла домой почти под утро, прошмыгнула в ванную, долго отмывалась, включив воду бешеным напором. Утром, как всегда вставшая по обыкновению, чтобы приготовить завтрак сыну, она то и дело отводила глаза, пряча лицо от его пристального взгляда.
Завтрак Макар есть не стал, молча вышел из дома, хлопнув дверью.
После того, как по городку поползли слухи о том, что женщина забеременела, жизнь в семье Натальи полностью разладилась.
Сын перестал с ней разговаривать. Приходя домой, закрывался в своей комнате, включал магнитофон и не выходил до утра.
Каждое утро на кухонном столе его неизменно ждал завтрак, к которому он так и не притрагивался.
Перед родами женщина ушла из дома, забрав с собой небольшой узелок с одеждой.
7 часть.
Поселилась Наталья у подруги, Инессы Павловны, в старинном доме с прохладными комнатами и высокими потолками.
Пожилая женщина в прошлом работала акушеркой в местном роддоме и не мало ребятишек приняла в свои, так и оставшиеся почему-то молодыми, руки.
-Не горюй, голубушка! Травма это для него, для Маркуши, время пройдет, все изменится!- Инесса Павловна гладила рыдающую Наталью по голове, вздыхала.
-Поплачь-поплачь! Пусть напряжение через слезы выйдет! Глядишь, и полегчает!
Мудрая женщина не задавала лишних вопросов, осведомилась только о сроках беременности и самочувствии будущей роженицы.
-Будешь здесь жить!- хозяйка провела гостью в чисто убранную небольшую комнатку.
-Дочка моя здесь обитала!- Инесса задумчиво улыбнулась, проводя рукой по покрывалу на широкой кровати.
Наталья испуганно посмотрела на женщину. Все в городе знали, что дочь Инессы Павловны давно умерла. О ее смерти ходили разные слухи. Поговаривали, что шестнадцатилетнюю девушку нашли в каком-то заброшенном помещении строители среди гор строительного мусора.
Дом решили переоборудовать под склад, и срочно была нанята бригада для отделочных работ.
Бледную, как смерть, мать девушки, привели под руки на опознание прямо в развалины. Женщина очень осторожно переступала через балки с торчащими гвоздями, зачем-то внимательно оглядывая углы помещения. Мертвая девушка лежала на грязном полу с неестественно выкрученными конечностями среди мешков с отсыревшим цементом, которыми до этого она была завалена.
Инесса Павловна, зажав рот рукой, упала в обморок.
Долгое время она не могла придти в себя. На похоронах женщина, простоволосая, с потемневшим от горя лицом, лежала на гробе с телом дочери. Она не плакала, говорила очень медленно, тихо.
Подруги, как могли, пытались поддержать убитую горем мать, но, отойдя в сторону, начинали рыдать и с ужасом озираться.
-Ничего, Наташенька!- Инесса Павловна повернулась к испуганной постоялице.- Она там, высоко, ей уже не больно!
-Травки тебе заварю, ноги-то опухли, вижу, помочь им надо.- Женщина резко сменила тему.
Инесса Павловна оказалась на редкость проворной. Она растирала мягкими пальцами Натальину поясницу, массировала ноги, попутно давая советы о питании и гимнастике.
-Денег с тебя не возьму!- заявила хозяйка, наливая к ужину ароматные щи в глубокую тарелку.- Не вздумай подсовывать их в шкафы и комоды.
Женщины долгими вечерами сидели в гостиной, рассматривая старые фотографии, слушая музыку из старого патефона. Пластинки потрескивали и подпрыгивали, но Наталье казалось, что красивее мелодий она никогда не слышала.

-Поди сюда, старый козел!- Ирина Васильевна вломилась в квартиру, закрывая ногой дверь за собой.
Она срывала с себя одежду, заодно шаря рукой в шкафу. Женщина остановилась напротив зеркала, испуганно дернулась, отвернулась, увидев собственное отражение. Нашла какую-то заношенную, но чистую рубашку, натянула. По полу разлетелись оторванные пуговицы.
-Стервец! Пьянь! Поди сюда, кому сказала!
Женщине понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что в квартире кроме нее никого нет.
Она села на табурет, не подрассчитав, больно ударилась спиной о подоконник. Женщина ойкнула, скривилась и надсадно заревела, уткнув лицо в ладони. Плакала долго, до икоты. За окном стемнело.
-Это за что ж нас ,хрыч, молодоженами кличут, не в курсе!?
Петрович с ужасом взирал на опухшее лицо жены. Он бочком вошел в тесную прихожую, аккуратно повесил замызганную куртку на вешалку. Побрел в ванную, осторожно включил воду, намылил руки.
-Я кого спрашиваю!- голос женщины странно вибрировал, выдавая недюжинной мощи гнев, смешанный с усталостью.
-Пройти дай!- зачастил Петрович, шныряя глазами туда-сюда. Он смиренно стоял в сторонке, почесывая затылок.
Раздался глухой удар и жалобное восклицание.
Ирина, отвесив мужу затрещину, которой позавидовал бы любой волейболист, отрабатывающий нападающий удар, поволокла его в спальню, схватив за ворот рубашки.
-Ах ты, пьяная скотина!- женщина, учуяв запах перегара, несколько раз сильно мотнула мужа. Старая ткань рубашки, не выдержав страстей, треснула. Петрович отлетел к окну, хватая ртом воздух. Но инерция была велика, и мужчина врезался в стекло.
-Дзинь! –характерно отозвалось то и разбилось.
Ирина, зажмурившись, вжала голову в плечи. Повисла неловкая пауза.
-Пошел вон! Чтоб больше не видела тебя! Ирод!- женщина ушла в кухню, загремела кастрюлями.
Петрович вышел во двор. Около подъезда столпились соседи, охая над осколками стекла под окном. Они развернулись, уставились на съежившегося мужчину в порванной рубахе. Кто-то тихо засмеялся.