Флейта для Жар-птицы

Людмила Соловьёва
 
Говорят: «Кто часто женится — быть мужем ленится!» А куда деваться брошенной жене? В нашей истории соломенная вдова обставила супруга. Адюльтер всколыхнул портовый городок...
 
До героя-любовника Реусов не дотянул: ходил на костылях и торговал очками. С приходом капитализма выкупил свой магазин. Пристегнул протез. И даже уродины в его оправах хорошели!
— Подберите стильные очки! — просили его.
— Рад услужить, — кланялся им Реусов, как королевам.
Не думайте, что провинция алчет денег — и тут тоскуют по уму да красоте. Интеллигента ценят пуще толстосумов. Очкоправ угодил в яблочко: ума палата и богат... К тому же посещал концерты!
Катя вела сольфеджио в музыкальной школе. Её супруг настроил Реусову клавесин. Она дала уроки детям очкоправа, расспросив насчёт диоптрий... На комплименты Реусов был скуп. Но подчеркнул, что локоны у неё — будто у Жар-птицы. Сверкнул швейцарскими часами, засучив рукав «Версаче»... Выудил из кармана авторучку. Отвинтил колпачок... Но вместо вечного пера достал очки в тонюсенькой оправе!
— Это мне? — оторопела Жар-птица.
— Из Лондона, — кивнул даритель, — ерунда!
Сердито шоркнул тапками муж Кати, но та прицепила «ручку» к отвороту платья — и наутро «музыкалка» сбежалась посмотреть сюрприз. Но был у очков секрет — известный только ей. Стёкла превращали Катю в царицу Екатерину, а хромого — в Аль Пачино... На которого Реусов и был похож!
Он пригласил её на «Волшебную флейту». Моцарта в Национальной опере давали всего раз! Мужу Кати сказали — мол, школьный поход. А про супругу Реусова позабыли... Поход закончился в элитном ресторане.
— Тара-рам-па-па-па-пам, — выводила Катя вслед за Амадеем.
— Тамбурам-ти-ти-ти-там, — вторил ей хромой.
После ужина последовал отель. Розовые, а не дарёные очки — будто приросли к ней! Номер «люкс», сливки и клубника... Но сразила не роскошь — а духовное родство.
 
Корейская подделка
 
После уикенда Катины глаза сверкали и без стёкол. От мужа она ушла: негоже королеве лгать! Сняла угол для себя и дочки — забрав пианино. Туда наведывался и хромой — платя за пансион... Но с переездом медлил:
— Не спеши, Жар-птица!
И про брак, в отличие от сплетников, не говорил! Жену не бросил, новых отношений не оформил! Друзья отвернулись, Катины ученики ушли! Её муж переехал жить к соседке... Та умело приласкала сироту! А Катя бредила «Волшебной флейтой», но Моцарт так и не был повторён!
— Много дел, — сетовал Реусов, — вот съезжу в Лондон...
— Вали! — срывалась на истерику она.
Прошло два года: с положением содержанки Катя не смирилась. Но и со сказкой распрощаться не могла. Ныне заковыристые стёкла никого не удивляли, а для Кати оставались талисманом! Реусов по-прежнему был её кумир... А он не замечал слёз Кати. Лишь пианино компенсировало вечера.
— Чем меньше женщину мы любим..., — учил Пушкин.
Катя любила, и хромой не заходил. Однажды в дверь ей позвонили. Но вместо любовника ворвалась толстуха.
— Вернись к мужу! — крикнула она.
— Вы что, — поразилась Катя, — из полиции нравов?
— Нет! — взвизгнула та. — Супруга Реусова... И хозяйка всех очковых акций. Без меня он голый — как сокол!
— А нам и не нужно..., — начала Катюша.
И вспомнила, как друг придирчиво считал копейки. Брал со скидкой салфетки и носки! Заветные окуляры перешли в архив семейства, так и не дошедшего до загса. Больше очкоправ ей ничего не подарил. Зная расклад, мстительная тетка продолжала:
— Версаче со Швейцарией — корейская подделка... В базарный день ими торгуют по рублю! И его любовь — дешёвка.
 
Джоккер в рукаве
 
Затем поведала о женитьбе Реусова на... деньгах её отца! Катя возмущённо гнала гостью, но та — как шулер — выудила джоккера из рукава.
— Не веришь? — хохотнула она. — Сходи в бар «999»! Там твой дружок танцует на столе.
— Как на столе? — вновь удивилась Катя. — Без ноги...
— На протезе скачет! — засмеялась гостья и исчезла...
Катя не знала: явь это — иль сон! Глянула в окошко — темень. Натянула джинсы, благо дочки дома нет. И помчалась в «Три девятки». Мела стужа — автобусы забуксовали. Прождав час, Катя побрела пешком меж фонарей. Перешла мост... И минут через сорок добралась до бара. Послушав, как грохочет рок, отмахнулась:
— Что тут делать меломану?
— Пригласительный! — потребовал охранник.
Она сунула ассигнацию и вошла... Поплутав во тьме, нашла барную стойку. Народ толпился у сценического пятачка. Вокруг шеста извивалась стриптизёрша. Едва не обомлев, Катя узнала собственную дочь... И кумира, оравшего ей: «Бис! Браво!»
— Хоть не на столе! — подумала она.
Посетители приняли Катю за официантку. Кто-то сунул пепельницу:
— Убери!
Растерявшись, она уронила очки... «Хрясь!» — раздавил кто-то заветные окуляры... Но ослепшая гостья ничего не поняла, а Реусов её не узнавал — глядя на дочку.
 
Харакири на квартире
 
Не помня, как дошла до дому — Катя кинулась к аптечке. Но без очков лекарства не нашла... Побежала в кухню! Принялась шарить на полках — разлила подсолнечное масло...
— Прямо как Аннушка! — хихикнула она, наткнувшись на трёхгранную бутыль. — Уксусная эссенция, — догадалась Катя.
Вытащила пробку и глотнула... Гортань обожгло масляным комком, но кошмар с дочкой был куда страшнее! И она глотнула снова, и ещё раз... Живот пронзило, как от харакири. С криками:
— Спасите! — Катя принялась стучать в пол.
— Кончай бордель! — выматерился сосед.
Катя выползла на лестничную клетку... «Неотложку» вызывала дочь — явившаяся через два часа. Врачи нашли ожог гортани.
— Реусов! — звала Жар-птица. — Не бросай меня...
— Придёт! — обещали лекари, отводя взгляд.
— Я не умру? — пытала их она.
— Не сомневайтесь! — был ответ. — Только пищевод промоем...
Кололи обезболивающее, но портовая Бовари кричала — пуще книжной. Душевной боли морфий, ясное дело, не снимал!
— Ну почему, — сипела Катя обожжённым горлом, — вы не пускаете его?
И билась в истерике, думая — что друга держат силой. Меж тем «неотложка» — по просьбе дочери — остановилась возле его магазина. Но хозяин не открывал!
— Будет только хуже, так и передайте! — внушал он из-за дверей. — Я ей ничего не обещал.
— Сами и скажите! — спорил эскулап. Пока супруга очкоправа не выпроводила врачей...
 
Палач с приданым
 
Но благородство с подлостью, видно, ходят парой. Реусов не навестил Жар-Птицу, зато лекарь от неё не отходил. Сутки оглашал лечебницу крик Кати:
— Яду!
— Мало своего? — вскидывался врач.
— Палач, — рыдала портовая Бовари.
Она выпила не эссенцию — а концентрированный уксус. Ожог был не смертельным, и врач промывал ромашковым отваром пищевод. Раздобыл индийское масло — восстановить слизистую. Но что-то не срослось, и сердце Кати вдруг остановилось. Не спас даже электрошок... Врач оживлял её вручную, не подпуская санитаров приказным:
— Стоять!
— Она — овощ, — возражали те, — одни рефлексы.
— Поглядим, — не сдавался он.
Когда Катя моргнула, доктор присел на пол. Она вновь дышала — ему удалось сердце запустить... Память возвратилась, хотя узнать дочь и мужа она долго не могла. Минуло полгода, прежде чем заговорила. Врач варил ей манку — кормил с ложки. Она привыкла к его простеньким очкам и сказала:
— Доктор, я жить без вас не могу...
Сёстры сплетничали, что её спасла любовь. Но врач был в самом деле гениальным и опробовал свой метод. Защитил докторскую, возя Катю по городам. Жар-птица стала его талисманом. Сыграли свадьбу и покинули портовый городок.
— У нас одно сердце на двоих, — призналась она, лучась от счастья.
 
Банкрот по очкам
 
...Но удача выпала не всем. После трагедии очкоправ пришёл на съёмную квартиру. Застал дочь Кати и предложил:
— Давай поженимся.
— Пошёл вон, урод! — закричала та.
И переехала к отцу, а тот разбил очковую витрину. Убытки Реусов покрыл страховкой, но модницы обходили лавку стороной. В портовом городе, где все друг друга знают — у врага не купят даже хлеб. Вот и за очками народ ездил в столицу. Протез Реусова треснул, а на новый он не накопил. Тащился на костылях — растеряв и ум, и деньги...
— Аль Пачино — не мужчина! — смеялась над калекою жена.
Она заключила контракт на Земле Обетованной и уехала — прихватив мужа. Жили спокойно, будто над душегубами не властен Бог. Но Господня месть свершается нескоро. Вот и в портовом городе о них забыли. Катя стала достопримечательностью — про неё сложили миф... Хотя в «музыкалке» сетовали:
— Что за страсти, да в её-то сорок?
— Хорошо, не умерла, — вздыхал сосед-матерщинник.
Откуда им знать — что нелюбимый проживает более богатую палитру чувств, чем любимый. Не для того ли книжные герои и влюбляются в негодяев — чтобы страдать от неразделённых чувств? Этакое счастье наоборот...
Вот и Реусова в городе не одобряли. Не простили, даже когда вернулся умирать. Не посочувствовали, не навестили... Говорят: на миру — смерть красна! И ещё — мол, время спишет. Но на похороны очкоправа не пришёл никто, кроме жены... Да и та — по обязанности!
Зато музыкантша победила и изменника — и его толстый кошелёк. И — скудный ум, которого в нужный момент не оказалось! Жизнь — не боксёрский ринг, но в мнениях портовые жители сходились:
— В любви Реусов проиграл Катюше по очкам!
Так и прозвали: банкрот по очкам.