Странная история

Пересекать пустырь вокруг заброшенной стройки, темной башней возвышающейся на окраине, категорически не рекомендовалось: в горах строительного мусора, среди чахлой травы хищно поблескивали осколки стекла, торчала погнутая арматура. Битый кирпич некстати подворачивался под ногу, доски со ржавыми гвоздями выглядывали из-под листа лопуха. В окрестных зарослях и развалинах ютился целый зоопарк – бродячие собаки, бездомные коты, а по вечерам и стаи воронья. Местечко было угрюмое и глухое, потому-то ребята из команды Дакоты избрали его своим постоянным местом встреч.
 
- Ты гляди – Агроном…
От удивления Утюг даже присвистнул. – А этого-то сюда каким ветром?
 
Троица молча уставилась на Женьку Птицына, прозванного «Агрономом» за преданную любовь ко всяким «цветикам-семицветикам» и насадившего у себя под окнами целый огород с «диковинками». Местные жители недоумевали: ну, морковь, картошка, лук-чеснок – оно понятно. А тут… Какая-то разлапистая, в 2 метра высотой, «касторка» (еще и ядовитая, как Женька предупреждал!), стреляющие семенами «мексиканские огурцы», странная, похожая на тонкую змею лиана с удивительно красивыми цветами-«орденами»… Тоже мне «прелесть» - какая от них польза? Даже помидоры у Женьки росли какие-то чудные: длинные, как огурцы, с тонкой, полупрозрачной желтой или розовой кожицей, или, наоборот, круглые, почти что черные, с плотной зеленовато-фиолетовой мякотью. Вездесущие, вечно морализующие старушки, из боязни нарушить экстерриториальность «чужаков», вытягивали, как перископ, через забор тонкие шеи, щурили подслеповатые от катаракты глаза:
- Петровна!
- Чаво?
- Ты, Петровна, тока глянь – у него и малина не как у людей, черная… Тьфу!
И мелко, истово крестились, как при виде домового…
 
… Сейчас тот самый Женька медленно, с отсутствующим видом, словно в коме, брел через пустырь, осторожно переставляя ноги и как бы высматривая что-то на земле. Первым опомнился Чита. Маленький, вертлявый, с тонким, подвижным лицом он, словно оправдывая свою кличку, подскочил к Женьке, заскакал, закружился вокруг обезьянкой:
- Эй, болезный! Тебе чё, жить надоело? Ща портрет подправим, ни один фотошоп не поможет! Сидел бы дома, в крестики-нолики играл…
- Погодь… - Дакота поморщился, прицельно сплюнул. Плевок лег точь-в-точь у носка Женькиного ботинка. – Ты чё здесь забыл?
 
Женька тряхнул головой, словно просыпаясь, улыбнулся:
- Да я это… Замечтался!
- И о чем, если не секрет?
- Да… О разном! Вот, например, тебя Дакотой зовут – а ты знаешь, что это такое?
 
Дакота ошеломленно покрутил головой. В свои семнадцать он успел повидать многое. Кличка «Дакота» пристала к нему давно и намертво, но признаться в своей «дремучести» было для него неперeносимым. Парень нахмурился, брови зловеще сошлись на переносице. Утюг, почувствовав настроение главаря, придвинулся ближе:
- Слышь, ты… билингва! Ты думай, чего броешь!
 
Cтранное словечко «билингва», неизвестно когда попавшее в глубины его мутного сознания, почему-то ассоциировалось у Утюга со словом «бисексуал», а значит, было «тоже ругательным»!
 
Но Ангел-Хранитель сегодня, все же, не отвернулся от Женьки. Мелькнули из-за забора полы допотопного макинтоша, резкий, как в мегафон, голос закричал:
- А ну, разойдись! А то сейчас милицию вызову!
Сторож Степаныч, на удивление – трезвый, бдительно охранял вверенную территорию…
 
Женька побрел своей дорогой. Дакота еще раз смачно сплюнул, повернулся к Чите, сказал повелительно:
- Шо он там морозил про «Дакоту»? А ну, пробей!
- Я те чё, Остап Бендер? «На блюдечке с голубой каемочкой»?! Ща, подожди, гляну… - Чита достал мобильный, зашел в Интернет. – Во, есть! Тааак… Значица, Дакота (она еще и Северная, и Южная, оказывается!) – штат на карте США… «страна прерий»… обильно орошается рекой… на западе скалистая местность… В общем, ничего особенного!
- Фигня какая-то, я так и знал! – презрительно фыркнул Дакота. – Ну, чё – пивка для рывка? – и он встряхнул пачкой вяленого кижуча…
 
… «Человек в черном ушел в пустыню, и Стрелок двинулся следом.
 
Эта пустыня, апофеоз всех пустынь, растянулась до самого неба, в необозримую бесконечность по всем направлениям — белая, слепящая, обезвоженная и совершенно безликая. Только мутное марево горной гряды», начинающей оранжеветь, как на Марсе, «призрачно вырисовывалось на горизонте, и еще изредка попадались сухие пучки бес-травы, что приносит и сладкие сны, и кошмары, и смерть. Редкий надгробный камень служил указателем на пути. Узенькая тропа, пробивающая толстую корку солончаков, — вот все, что осталось от старой столбовой дороги, где когда-то ходили фургончики и повозки. С тех пор мир сдвинулся с места. Мир опустел.»©
 
Роланд с трудом разлепил красные, воспаленные веки. Потряс фляжку с водой и отшвырнул ее, ставшую ненужной, в сторону – вода закончилась еще вчера. Медленно поднялся на негнущихся ногах, поправил на поясе ремень со старинными револьверами с рукоятками из сандалового дерева…
 
Высоко-высоко, в немыслимо синем небе крошечной черточкой парил кондор. Стрелок собрался с силами и сделал первый шаг…