Несовременный детектив

У меня нет, кроме вас, других критиков. Я минуту
назад поставила последнюю точку. Я перечитала
только один раз. На большее нет сил. Мне очень
нужна ваша объективная оценка. Позже я скажу,
почему новую повесть разместила в дневнике, а не
в статьях. Пожалуйста, не стесняйтесь критиковать.
Очень нужно.




Глава 1
Следователь был стар. Он устал. Он работал на этой должности более сорока лет. Он знал, что за эти годы люди не стали лучше, законы разумнее, суды справедливее. Он трудился, потому что не представлял для себя другой жизни. Следователь был одинок. По вечерам он листал папки с делами и рисовал только ему понятные схемы на случайных листочках. Их ажурный узор напоминал паутину, и только Следователь знал смысл каждой нити. Утром он выходил так рано, что даже дворники ещё не приступали к своему уборочному ритуалу. В его портфеле лежали чертежи-паутинки. В кабинете он снова пересматривал их, снова что-то записывал, раскладывал только ему понятный пасьянс из имён, фамилий, связей, знакомств, вопросов и ответов.
Новое дело удивило Следователя, и он сделал для себя открытие: оказывается, он ещё может удивляться. Кому, зачем нужно было в их провинциальном музее повторить вандализм, случившиийся в Эрмитаже с «Данаей» Рембрандта? Это вновь деяние сумасшедшего или что-то другое, пока непонятное, очень туманное. Почему был варварски изрезан ножом именно «Портрет дочери», а другие картины не тронуты?
Выставки в городке устраивались часто. Городок был небольшой, но старинный, и художественный музей пользовался популярностью не только у местных жителей. Там хранились полотна живописи 19-го века, и столичные гости не были редкостью. Здание музея, одноэтажное, с толстыми стенами и анфиладами комнат, принадлежало в позапрошлом веке богатому купцу, любителю живописи, основавшему со временем в своём доме галерею. Условия для художественных полотен были идеальными. Вся постройка была продумана так, что стены зимой сохраняли тепло, а летом прохладу. Жители города не раз спасали картины. Во время Второй мировой, до того, как немцы вошли в город, полотна были разобраны по домам и надёжно спрятаны. Со здания музея сняты все таблички. Оккупанты так и не догадались, что расположили штаб в доме, где хранились произведения живописи, которые, как известно, были им вовсе небезынтересны. После войны все до одной картины были возвращены в музей.
Нельзя сказать, что выставка знаменитого столичного художника причинила в городе такой уж ажиотаж, но в первые дни работы стояли очереди, приезжали гости разные, телевидение. Потом всё успокоилось, желающие могли посмотреть картины в рабочие часы музея.
Это случилось в последний день выставки. Экскурсовод Валерия, молодая девушка, выпускница историко-архивного факультета, пришла на работу пораньше, чтобы пройтись по залам музея, пока нет посетителей. Город был ей родной, с раннего детства она знала, что будет работать в этом музее. Её одноклассники разъехались кто куда, а она, отучившись, получив диплом с отличием, отказавшись от аспирантуры, вернулась к своим любимым картинам, о которых, как казалось её слушателям, могла рассказать всё. Но только она одна знала, как много ещё неизученного, порой таинственного, скрывается за историей каждого полотна. Произведения известного художника, современника, чья выставка уже скоро закрывалась, оставили её равнодушной. Ей показалось, что многое написано на заказ, мастерски, но с холодностью человека, на которого уже работала его слава. «Портрет дочери» выделялся среди всех картин. Возле него всегда было много людей. Каждая деталь, каждый мазок дышали любовью. Юная девушка, почти девочка, сидела на подоконнике. Распущенные тёмно-каштановые волосы, огромные карие глаза, белая кожа, как мрамор. Руки худенькие, длинные нежные пальцы, в ушах серёжки – крохотные розовые жемчужины. Красная блуза, синие джинсы, остроносые туфельки-балетки – всё было таким красивым, изящным, казалось живым. Ветка цветущей сирени заглядывала в окно, почти касаясь плеча девушки. Говорили, что она похожа на мать, в прошлом известную красавицу-балерину, оставившую навсегда сцену после рождения дочери. Валерия быстро прошла через несколько залов, она торопилась туда, к портрету, который завтра утром вместе с другими картинами увезут из их города.
И тогда она опять будет рассказывать экскурсантам о родных музейных полотнах, каждое из которых, по её мнению, намного талантливее, чем всё, написанное столичной знаменитостью. Вот только, этот портрет…

Глава 2
Гардеробщица тётя Лена, как её здесь звали, тоже любила музей, любила людей, которые тут бывают, любила в свободную минутку сама прогуляться по залам, остановиться возле какой-нибудь картины, послушать, как самозабвенно ведёт экскурсию Валерия. Сегодня у неё последний тяжёлый день, опять будет много народу. А потом уедет выставка, и снова – редкие посетители, школьники-экскурсанты, вечные придирки директора, всем недовольного, как будто его сослали в этот музей отбывать наказание, вместо того, чтобы назначить директором Эрмитажа. Тётя Лена хотела немного навести порядок в гардеробной, но не успела. Валерия влетела к ней, зацепив дверцу, которая так и повисла на одной петле.
- Лерочка, что случилось? Ты бледная.
- Там, там, посмотрите сами.
Валерия махнула рукой в сторону узкого коридорчика, через который нужно было пройти, чтобы попасть в зал, села на стул, молчала. Тётя Лена почти бегом помчалась туда, где картины, где скоро станет людно, потому что до начала рабочего дня осталось полчаса. Она прошла через первый зал. Всё в порядке пока. Что же так напугало Валерию? То, что увидела она во втором зале, заставило её прислониться спиной к стене и прикрыть рукой рот, чтобы не закричать. Картина «Портрет дочери», которая так нравилась всем, о которой только и было разговоров, была изрезана, свисали куски холста, похожие на уродливые геометрические фигуры.
Конечно, музей для посетителей закрыли. Приехали двое из милиции, что-то рассматривали, замеряли. Потом поговорили со сторожем, который дежурил ночью и открыл утром Валерии дверь, когда та позвонила. Побеседовали с гардеробщицей тётей Леной, с Валерией и уехали. Позже появился директор, разъярённый, на всех накричал, всех обругал. Заявил, что по городу сумасшедшие маньяки, наверное, бродят. Сегодня на картину набросились, а завтра – вот так же, на него, беззащитного. А милиция – бездельники, всё равно никого не найдут, только очередные неприятности на его седины. У Валерии разболелась голова, и она решила потихоньку уйти, потому что на месте уже были все сотрудники, и аудитории для выслушивания стенаний директора вполне хватало.
Лера, как ласково называли её сотрудники, жила недалеко от музея, и через десять минут уже была возле своей квартиры. Она открыла дверь. Одна. Мамы, конечно, нет дома. Впочем, её почти всегда нет дома. Они жили вдвоём – мама и Валерия. Сколько Валерия себя помнит, они всё время вдвоём. Мама никогда ничего не скрывала, не выдумывала героически погибшего или пропавшего без вести в горячей точке отца. С самого начала Лера знала правду. Отец, как только узнал о её будущем явлении на свет, вручил маме крупную сумму денег и попросил больше его не беспокоить и о себе не напоминать. Мама, конечно поплакала, попереживала, но поскольку была девушкой очень практичной, быстро поняла что её слёзы и обиды – пустая трата времени. Подлого возлюбленного не вернёшь, а жить нужно, тем более, что ребёнок появится. Она вернулась в родной город и на полученные деньги начала бизнес, открыв маленький продуктовый магазин. Это было время, когда в распадающейся уже империи разрешили, наконец-то, деятельность кооперативов и хоть как-то начали признавать частную собственность. У Марины, так звали маму Валерии, было экономическое образование, ум и необыкновенное трудолюбие. Для Валерии до сих пор загадка, как справилась её мама с процветающим в те годы бандитизмом и вымогательством. Сейчас Марина – владелица сети супермаркетов. Ей принадлежат в городе несколько ресторанов. Да и музей, в котором Валерия работает, она поддерживает. Деньги на ремонт даёт, реставраторов нанимает. И вовсе не из-за тяги к искусству Марина меценатом стала, а из-за любви к доченьке. Валерия, совсем маленькой, когда дети Тараканище читали да за Красную шапочку и её бабушку переживали, ничего не признавала, кроме альбомов художественных с репродукциями. Она и читать училась не по букварю, а по названиям картин. В пять лет почти всю Третьяковскую галерею знала: и названия, и авторов. Сколько они с мамой вместе по музеям поездили: Марина – за рулём своего джипа огромного, а Валерия – с альбомами на заднем сиденье. Ни в чём ей мама не отказывала.
Валерия прилегла на большой кожаный диван, стоящий в прихожей, повернула голову к зеркалу напротив. Встретилась взглядом со своим отражением, в глазах – равнодушие и тоска. Давно уже смирилась она со своей внешностью, перестала расстраиваться и пытаться что-то изменить. Валерия была некрасива, совсем не похожа на маму, стройную, черноволосую, с нежными чертами лица и огромными зелёными глазами. И лицо, и фигура достались, наверное, ей от отца или кого-то из его предков.
Девушка была низкорослой, полноватой, с широкими по-мужски плечами и маленькой грудью. Крупный нос картошкой, всегда припухшие, нависшие над небольшими голубыми глазами веки. Только волосы были красивые: густые, тёмно-русые. Стригла она их очень коротко, чтобы не возиться подолгу с расчёсыванием. Все попытки Марины затащить дочь в салон или модный бутик отклонялись без обсуждения. Зимой и летом – кроссовки и джинсы. В холодное время Валерия натягивала на футболку свитер и куртку, убежать на работу могла, даже не взглянув на себя в зеркало. Девушка прикрыла глаза. Заснуть бы ненадолго, отдохнуть чуть-чуть после всех волнений. Но сон не приходил.

Глава 3
Следователь уже третий час находился в музее. Он побеседовал со всеми работниками, с директором, со сторожем, выслушал рассказ тёти Лены и о том, как она испугалась, и как картину жалко, и какая Лерочка бледная была. Он уже осмотрел всё здание, каждый уголок. Кроме центрального входа, через который заходили-выходили и посетители музея, и сотрудники, был ещё один, расположенный на противоположной стороне. Он всегда был закрыт изнутри на замок, ключ хранился в ящичке стола у сторожа. Открывали эту дверь только тогда, когда привозили новые картины. Но за последние годы музейная коллекция не пополнялась, и входом не пользовались. Следователь подошёл к двери, осмотрел внимательно. Всё закрыто. Провел рукой по замку, на пальцы легла пыль. Не похоже, что кто-то до него прикасался. И сторож уверяет, что, как всегда, вечером закрыл центральный вход и проверил запасные, ключи все на месте. К тому же, он с собакой, овчаркой Белкой. Та почуяла бы чужого обязательно. Да, была ещё одна дверь. Это узенький вход в торце здания, через который можно было попасть в полуподвальное помещение гардеробной. Следователь медленно направился к этому месту. Он вспоминал детство. Та далёкая зима была бесснежной почти до середины января. А потом за одну ночь всё замело на радость детворе. В снежки играли, на санках катались, просто кувыркались в снегу. Он помнит, как скатился с горки, попал на ледяную полосу, и санки занесло. Остановились они прямо перед какой-то дверью. Он к тому времени уже сильно замёрз, да и любопытный очень был. Толкнул дверь, открыто. Вошёл, увидел, что людей много, сдают одежду, надевают прямо на обувь смешные тапки войлочные и куда-то идут все. Пошёл туда же. Маленькому, ему показалось, что попал в сказочный дворец. Много комнат, на стенах картины разные в позолоченных рамах. Долго ходил там, картины рассматривал. Позже двум друзьям своим показал ход. Так они им и пользовались. Нагуляются, замёрзнут, а потом идут греться и к искусству высокому прикасаться. Все картины музейные знали. Со временем, вход закрыли. Да и детство закончилось. За последние годы дверь эту несколько раз меняли, запиралась она изнутри на масивную задвижку. Следователь подошёл поближе. Дверь плотно закрыта. Присмотрелся, задвижка была отодвинута. Значит, кто-то открыл вход уже после вечерней проверки. Но кто, если в здании, кроме сторожа никого не оставалось? Следователь вытащил из портфеля листик и добавил линию в уже нарисованной паутине. Он размышлял. Известный художник, с чьей картиной произошла беда, скоро должен приехать. Он сам согласился побеседовать, захотел, чтобы дело не передавали в столицу. Но вначале нужно было ещё кое с кем увидеться. Журналистку из Москвы, которая приезжала в составе делегации на открытие выставки, видели в музее в последний день перед происшествием. Вопросов у Следователя было много.Что заставило её вернуться в их городок? Чем так заинтересовал музей? Что делала она после закрытия? Ни в одной гостинице такая не останавливалась. Может, уехала? Но свидетели уверяют, что она была без машины, уходила из музея пешком. А в это вечернее время уже в Москву ничем не уедешь, нужно ждать до утра.
Возможно, есть в их городке какие-то знакомые. Все номера её телефонов уже были у него. Он решил набрать сотовый. Так надёжнее. Ответили сразу.
- Слушаю Вас.
Женский голос звучал приветливо. Следователь представился, объяснил, что хотел бы поговорить, задать несколько вопросов, пока по телефону. А через день-другой он сам в столицу собирается. Тогда уж хотел бы встретиться. Ответ был неожиданным.
- Зачем же по телефону? Я недалеко от Вас нахожусь. Если Вы на машине, подъезжайте.
Я без транспорта. Пока к Вам доберусь, стемнеет, поздно уже будет. У меня здесь дача,
домик небольшой.
- Хорошо. Диктуйте адрес.
- Замечательно, ставлю чайник.
«Как будто дорогого гостя ждёт», - улыбнулся про себя следователь. Такое редко встречается, ни настороженности в голосе, ни тревоги. Мысли набегали одна на другую, как волны. Значит, у неё дача здесь? Вот почему не было её имени ни в одной гостинице. Но чем же её так выставка заинтересовала, чтобы второй раз прийти?
Водитель затормозил возле небольшого домика. Следователь вышел из машины и прикоснулся к груди, что-то кольнуло в сердце. Второй раз за сегодняшний день он вспомнил далёкие свои годы. В таком домике он вырос, провёл детство. Такие постройки сохранились только на окраине города, затерялись среди строящихся один за другим современных домов. Калитка была приоткрыта. Следователь поднялся по нескольким ступенькам, ведущим к входной двери, и позвонил. Он не знал, как выглядит журналистка. Разве поймёшь что-то на групповой чёрно-белой фотографии, напечатанной в местной газете после открытия выставки? Неожиданностью была яркая внешность женщины: чёрные с проседью волосы, большие глаза, тоже очень тёмные, почти чёрные, нежный овал лица, правильные черты, высокий рост, по-девичьи стройная фигура. Следователь не мог определить её возраст: то ли чуть за сорок, то ли за пятьдесят. Впрочем, какое это имело значение? Красивая женщина вежливо поздоровалась и пригласила войти. Пройдя через маленькую веранду, служившую одновременно кухней, они оказались сразу в небольшой гостиной, где стояли два кресла и журнальный столик, а на нём, наверное, к приходу гостя были приготовлены чашки и уже заварен чай.
« Алла Петровна»,- назвала хозяйка своё имя и пригласила сесть.
- Как видите, Вы меня не удивили. Когда узнала о происшествии, сразу поняла, что
захотите со мной побеседовать. Задавайте вопросы, а я пока чай налью.
- Давайте просто поговорим. Вы не на допросе, я у Вас в гостях. Кстати, это Ваш дом?
- Да, подруга подарила. Здесь когда-то жили её родители. Потом она их к себе забрала, а
мне ключи отдала с их разрешения, зная, как я люблю в тишине поработать. А потом
они все заграницу уехали, а мне этот дом оставили, не стали за гроши продавать. Летом
здесь часто бываю, пишу, за цветами ухаживаю. Друзья иногда приезжают.
- Алла Петровна, Вы приехали с официальной делегацией на открытие выставки. Почему
именно Вы? Я знаю, что у Вашего журнала совсем другая специализация, с искусством
не связанная.
- Это старая история. Не хочу ничего плохого сказать о нашем именитом авторе, но,
знаете ли, есть такие люди, которые для себя всегда находят комфортную нишу в жизни.
- Вы видите в этом что-то нехорошее?
- Да. Меняются времена, власть, правительства, распадается государство. А таким людям
всегда замечательно живётся, потому что они всегда рядом с властью, какой бы та ни
была. Вот и наш герой, ведь художник от бога, мастер, а историю его творчества можно
по тематике работ проследить. Сначала Ленин в разных видах, выступающий на
съездах, портреты Брежнева, потом поочерёдно сменяющие друг друга вожди. И всегда
успех, всегда признание. А ведь многие такие же талантливые на улицах свои работы за
копейки продавали, чтоб прожить, но не шли в придворные живописцы ко всем подряд
власть имущим. Несколько лет назад я статью об этом написала. Скандал был
грандиозный, чуть работу не потеряла. Сам «виновник торжества» приезжал в редакцию
отношения выяснять. Позже, если мы случайно встречались где-то, даже не здоровался.
А тут вдруг позвонил, предложил забыть прошлое, написать о его новой выставке.
Сказал, что только мне доверяет. Я – человек не злопамятный, согласилась сразу. Работы
понравились, статью написала быстро, уже и номер вышел. Возьмите. Там и о музее
много хорошего сказано. Со всеми я не уехала, решила остаться здесь до выходных,
поработать и воздухом свежим подышать. Кто же мог подумать, что такая беда случится.
- Вы были в музее в последний день выставки. Почему, если статья уже была готова?
- Захотелось картины посмотреть, чудного вашего экскурсовода послушать. Это же клад,
а не девушка. Ещё чаю?
- Спасибо, мне пора.
Следователь попрощался с Аллой Петровной возле калитки.
«Домой», - сказал он водителю.

Глава 4
Ранним утром Следователь ждал Валерию возле подъезда. Она должна была идти в музей, начинался рабочий день. Валерия, как всегда торопясь, почти выбежала из парадного. Следователь остановился прямо перед ней.
- Здравствуй. Может, пойдём ко мне поговорим?
Валерия кивнула. В кабинет они вошли, молча. Валерия села, Следователь начал убирать в ящик свои схемы-паутинки. Валерия смотрела на его руки. Наконец, он заговорил.
- Ты мне только скажи: «Зачем?»
- Вы ничего не докажете.
- Я не буду доказывать. Доказывают в Высокой башне. Стругацких помнишь? Я просто
расскажу, как всё было. На лезвии, которое ты бросила на пол, конечно, никаких
отпечатков. Ты ведь прошла в зал одетой, поэтому никого не удивило, что ты
была в перчатках. Потом, когда тётя Лена ушла, ты отодвинула задвижку, понимая,
что теперь будут искать двоих: преступника и сообщника. Ты всё продумала. Просто и
гениально. Но, почему?
«Вы не докажете, не докажете»,- шептала Валерия. И вдруг почти закричала: «Это мой отец! Там на портрете моя сестра. Мама думала, что не узнаю, кто он, а я знала о нём всё. Пока училась, следила за каждым его шагом. Часто была совсем рядом, а он смотрел мимо меня. Когда открывали выставку, я, как бы случайно, стала просто перед ним. Он отодвинул меня, как досадную помеху, как вещь».
- Прочитай, всё ли правильно и подпиши.
Валерия поставила подпись, даже не взглянув на протокол.
Следователь молчал. Столичный художник появится здесь с минуты на минуту. Что ж, пусть встретятся. Может, Валерия правду рассказала.
Дежурный открыл дверь, пропустил в кабинет мужчину средних лет. Он вежливо поздоровался, остановился возле двери. В том, что Валерия сказала правду, сомнений уже не было. Они были не просто похожи, у них были одинаковые лица, одинаковые фигуры.
Валерия резко поднялась. Они стояли напротив друг друга. Он – низкорослый, широкоплечий, с грубым, будто вытесанным топором, по-мужски привлекательным лицом. И она – тоже низкорослая, широкоплечая, с его лицом, таким некрасивым для женщины.
«Эта девушка – виновница происшествия, - сказал Следователь, - но она – Ваша дочь. Вам решать. Я вправе закрыть дело по Вашему заявлению».
Со столичной знаменитости лоск слетел в одно мгновение. Он сел на свободный стул и начал медленно говорить, пытаясь смотреть прямо в глаза Следователю.
- Что здесь происходит? Что за цирк Вы устроили? Какая дочь? Я не знаю эту девицу.
Вы ответите за этот розыгрыш.
Вдруг Валерия разрыдалась: «Значит, она дочь, а я кто? Никому не нужный котёнок, которого следовало утопить? Урод, появившийся на свет по твоей милости?»
Она продолжала ещё что-то говорить, но в кабинет заглянул дежурный.
- Что делать? Марина Сергеевна к Вам рвётся. Пропустить?
Следователь кивнул. Марина влетела в кабинет. В огромных зелёных глазах был гнев. В небольшой комнате сразу стало тесно.
- Я всё слышала. Да, ты её не знаешь. Может, ты и меня не знаешь? Послушай, я оплачу всё, компенсирую тебе все потери. Напиши заявление. В Москве поговорят немного и забудут. Там сенсаций хватает. Клянусь, она больше никогда тебя не потревожит.
Следователь посмотрел в глаза художнику. Он знал, что дальше произойдёт. Столичная знаменитость произнесла медленно и спокойно: «Я первый раз в жизни вижу этих женщин. Испорченный портрет мне был очень дорог. Пусть отвечает по закону. Прощайте».

Эпилог.
Художник ехал по шоссе на большой скорости. Настроение было отвратительным
Он ругал себя, что согласился устроить выставку в этом городишке. Марину он, конечно, узнал, но они много лет назад договорились обо всём. Он ей ничего не должен.
Мысли его становились спокойнее по мере того, как лента шоссе, уводила дальше и дальше: «Чёрт с ним, с этим городишком и с его полоумными жителями. Он напишет новый портрет своей доченьки, своей красавицы». Он уже начал представлять будущую работу, но картину в мозгу не успел дорисовать. В глаза ударил яркий свет. Последнее, что он успел увидеть – это чёрный джип, несущийся прямо на него на бешеной скорости.