ИНФЕРНАЛЬНИЦА ВИКТОР БЕРДНИК

 
Наверное, у каждого эмигранта возникала мысль вернуться туда, откуда уехал. Не всегда, конечно. Просто однажды, преодолев сомнения, собраться и отправиться поглазеть:
а как оно там теперь без меня...?
И сделать это, повинуясь едва осознанному импульсу, чтобы уже раз и навсегда избавиться от ностальгии или, не избежав ее ремиссии, ощутить новый мучительный приступ.
Прошлое не забыть. Вот и остается гнать от себя воспоминания, если они угнетают или лелеять их как святыню- когда-то единственный островок радости. Не говоря уже о том, что прошлым можно жить. Да , и заканчивается ли прошлое вообще ?
Алик был, пожалуй, единственным среди своих друзей, кто после приезда в Америку так и не посетил ни разу Одессу. И это- человек, покинувший город с разбитым сердцем, со слезами на глазах ? Ну, ладно, никуда бы не выбирался и сидел бы в Нью-Йорке. Так ведь нет ! Что ни отпуск, так сразу за океан - отдышаться от американской действительности
и глотнуть европейского воздуха. Да уж, вот они странности эмигрантской натуры.
Алик не без интереса слушал рассказы
очевидцев, улыбался, не возражал, но, тем не менее, не ехал. Почему ? По разным причинам.
Из боязни разочароваться, например. Так, во всяком случае, он обЪяснял собственные мотивы особо надоедливым землякам. Более того, в том старался убедить себя самого.
Однако, дело было в другом. Он элементарно
стеснялся появиться в Одессе бедным: не видел для себя моральной возможности возвратиться на родину обычным неудачником.
Ему хотелось пожаловать победителем на белом коне и...
В Америку он подался как раз накануне развала Союза. Сразу понял, что за океаном связка - отдельная квартира и собственная машина, отнюдь, не индикатор материального успеха. Даже роскошная шуба, которую Алик
прикупил жене Людмиле к зимнему сезону, не стала свидетельством процветания семьи.
В Одессе его Людочка смотрелась бы в ней
боярыней, а здесь, где в натуральных мехах
щеголяла чуть ли не половина Брайтона, она выглядела как все. Надо сказать, что самооценка Алика в США понизилась, как гемоглобин в крови от неправильного и малокалорийного питания. Оттого, вероятно, и
врастал он в американский быт с трудом.
Короче, втайне страдал. Не то, что его некоторые приятели, не знавшие как благодарить судьбу, даровавшую им шанс
малярить не в Одессе, а в Нью-Йорке.
Один из них - Додик, прославившийся полоумными баснями о дяде ювелире, изготовившим на заказ серьги самой супруге
президента, чувствовал себя абсолютно счастливым. А признайся ему Алик в смятении и растерянности, так тот просто покрутил бы пальцем у виска. Жизнь Додика изменилась ровно в той степени, что свиные битки он покупал не у своего " рубальщика"... а шел в
" Интернэшэлэн" и брал там отборную вырезку.
Впрочем, не только. Еще при знакомстве он, протягивая руку, величал себя мистером.
Алик мистером себя не ощущал. Как и вообще, никем. Его дни плавно чередовали друг друга, уныло-одинаковые : работа, дом...
Да еще русский ресторан в дни именин родственников. Никаких достойных событий -
сплошной гармидер в душе. Это все, чем Алик мог похвастаться в тот момент, когда его отыскал привет из Одессы. И как обычно бывает, произошло это совершенно неожиданным образом. В один прекрасный день
в Нью-Йорке обЪявилась Майечка. С ней Алик был знаком когда-то близко и даже очень...,
поэтому та не увидела препятствий ему позвонить.
- Вот приехала на экскурсию, так сказать, в частном порядке,- прощебетала она задорно.
- А заодно и друзей навестить.
Последние слова Майечка произнесла так, что у Алика как-то нехорошо екнуло сердце и предательски кольнуло в печенке...
 
( продолжение следует)