Руна десятая

Старый, верный Вяйнямёйнен
Своего коня выводит,
Жеребенка запрягает.
Вот запряг гнедого в сани,
Сам в санях тогда уселся,
Поместился на сиденье.
Он коня кнутом ударил,
Хлопнул он кнутом жемчужным,
Быстро конь бежит дорогой,
Лишь мелькает та дорога,
И стучат саней полозья,
Да трещит дуга сухая.
Он оттуда мчится с шумом
По полям и по болотам,
По равнинам и полянам;
День он едет и другой день,
Наконец, уже на третий,
Он подъехал к переправе,
Калевалы на границу,
На рубеж поляны Осмо.
Там сказал слова такие
И такие молвил речи:
"Волк! Сожри того сонливца,
Ты, болезнь, убей лапландца!
Он сказал, что не добраться,
Не домчаться мне до дома
И живым не воротиться
И, пока сияет месяц,
Мне ни Вяйнёлы не видеть,
Ни песчаной Калевалы".
Начал старый Вяйнямёйнен,
Начал петь весьма искусно
И напел златую елку -
Верх и ветви золотые,
Поднялась вершиной в небо,
Головой уперлась в тучи,
Высоко взметнула ветви,
Протянула их до неба.
Он поет и заклинает,
И выходит светлый месяц
На златой верхушке ели
И Медведица на ветках.
Едет шумно он оттуда,
Мчится прямо в край родимый,
Опустив главу, печальный,
Шапка на сторону сбилась,
Ибо сильный Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Им обещан как заложник,
Чтоб главу свою избавить,
В Похъёлу, в страну тумана,
В сумрачную Сариолу.
Удержав коня поспешно
На поляне новой Осмо,
Вышел старый Вяйнямёйнен
Из саней, пестревших краской.
Слышны в кузнице удары,
В доме угля слышен молот.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Тотчас к кузнице подходит,
Ильмаринена там видит.
Тот, не мешкая, работал.
Молвил старцу Ильмаринен:
"О ты, старый Вяйнямёйнен!
Где так долго оставался,
Где так долго, старый, прожил?"
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Вот где прожил я так долго,
Где все время оставался:
В Похъёле той вечно мрачной,
В той суровой Сариоле,
Я в Лапландии там прожил,
Средь лапландских чародеев",
Молвил старцу Ильмаринен
И сказал слова такие:
"О ты, старый Вяйнямёйнен,
Вековечный прорицатель!
Расскажи о том, как жил ты,
Как на родину вернулся?"
Молвил старый Вяйнямёйнен:
"Расскажу тебе я много.
Есть на севере девица,
Там в селе холодном дева;
Жениха она не ищет,
Мужа славного не хочет.
И пол-Похъёлы суровой
Славит дивную девицу:
Лунный свет с висков сияет,
Солнца свет с груди струится,
С плеч Медведицы сиянье,
Со спины свет семизвездный.
О кузнец ты, Ильмаринен,
Вековечный ты кователь!
Увези пойди девицу,
Посмотри пойди на косы!
Если выкуешь ты Сампо,
Крышку пеструю украсишь,
Ты возьмешь в награду деву,
Ту девицу за работу".
Отвечает Ильмаринен:
"О ты, старый Вяйнямёйнен1
Не обещан ли тобой я
В Похъёлу, в страну тумана"
Чтоб главу твою спасти мне,
Самого тебя избавить!
Не пойду, пока живу я
И пока сияет месяц,
В избы Похъёлы туманной,
В те жилища Сариолы,
Где героев пожирают,
Где мужей бросают в море".
Молвил старый Вяйнямёйнен,
Он сказал слова такие:
"Есть еще другое чудо.
Ель растет с главой цветущей
И с ветвями золотыми
На краю поляны Осмо:
На вершине светит месяц
И Медведица на ветках".
Отвечает Ильмаринен:
"Не поверю в то, покамест
Не увижу сам я чудо,
Не взгляну я сам глазами".
Молвил старый Вяйнямёйнен
"Если ты не хочешь верить,
Так пойдем туда, посмотрим:
Правда это иль неправда!"
Вот выходят, чтоб увидеть
Эту ель с главой цветущей.
Впереди шел Вяйнямёйнен,
А за ним шел Ильмаринен;
И когда пришли на место,
На рубеж поляны Осмо,
Подошел кузнец поближе
Ёлкой той полюбоваться,
Где Медведица на ветках,
Ясный месяц на верхушке.
Молвил старый Вяйнямёйнен,
Он сказал слова такие;
"Полезай наверх, мой братец,
Чтобы взять там ясный месяц,
Сиять Медведицу оттуда,
С золотой верхушки ели!"
Тут кователь Ильмаринен
Лезет высоко на елку,
На небесный свод стремится,
Чтобы взять там ясный месяц,
Снять Медведицу оттуда,
С золотой верхушки ели.
Ель его предупреждает,
Золотая елка молвит:
Муж ты слишком простодушный,
Богатырь без всякой сметки!
Лезешь ты, простак, на ветви,
Как ребенок на вершину,
Чтобы снять тот мнимый месяц,
Это марево созвездья".
Тотчас старый Вяйнямёйнен,
Начал петь с большою силой,
Чтоб поднялся бурный ветер,
Всколыхнулся б страшно воздух
Сам сказал слова такие
И такие молвил речи:
"Унеси его, о ветер,
На своей неси ты лодке,
Быстро мчи, чтоб он домчался
В Похъёлу, в страну тумана"
Сильно буря зашумела,
Разрывает страшно воздух,
Ильмаринена уносит,
Быстро мчит его оттуда
В Похъёлу, в страну тумана,
В сумрачную Сариолу.
Так понесся Ильмаринен,
Так спешит оттуда дальше,
По дороге ветра едет,
По стезе воздушной свежей,
Выше месяца, под солнцем,
Над Медведицей широкой.
Похъёлы во двор он въехал,
Прямо к бане Сариолы -
Псы его не услыхали,
Брехуны не забрехали.
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Редкозубая старуха,
На дворе сама стояла;
Говорит слова такие:
"Из каких мужей ты будешь,
Из числа каких героев?
По пути ветров пришел ты,
По стезе саней воздушной,
И не лаяла собака,
Не брехал брехун косматый".
Отвечает Ильмаринен:
"Не затем сюда пришел я,
Чтоб меня рвала собака,
Искусал брехун косматый
У дверей, мне незнакомых,
У входных ворот, мне чуждых"
Тотчас Похъёлы хозяйка
У пришельца вызнать хочет:
"Не знавал ли ты, быть может,
Или ты, быть может, слышал:
Ильмаринен есть кователь,
Он – кузнец весьма искусный?
Уж давно мы ожидаем,
Уж давно желаем видеть
В дальних северных пределах,
Чтоб он выковал нам Сампо".
Отвечает Ильмаринен,
Говорит слова такие:
"С кузнецом знаком я, точно,
Ильмаринена я знаю:
Я и есть тот Ильмаринен,
Тот кузнец весьма искусный".
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Редкозубая старуха,
Быстро в горницу уходит,
Говорит слова такие:
"Дочь моя, что всех моложе,
Всех детей моих прекрасней!
Нарядись получше нынче,
Выйди в платье понарядней,
Ты навесь прекрасный жемчуг,
Грудь укрась как можно краше,
Шею ты укрась поярче,
А височки попестрее.
О румянце щек подумай
Да о блеске глаз помысли!
Ведь кузнец-то вековечный,
Знаменитый Ильмаринен,
Прибыл выковать нам Сампо,
Крышку пеструю устроить".
Дочка Похъёлы, красотка,
Красота земли и моря,
Набрала получше платьев,
Понарядней из нарядов,
Их надела друг за дружкой,
Головной убор надела,
Медные взяла застежки,
Золотой прекрасный пояс.
Кладовую оставляет,
Со двора в избу проходит:
Красотой глаза блистают,
Вся она стройна, красива,
Все лицо её сияет,
На щеках румянец алый,
На груди сверкает злато,
Серебро в кудрях блистает.
Тут и Похъёлы хозяйка
Ильмаринена проводит
Прямо в Похъёлы жилище,
В дом суровой Сариолы;
Кормит досыта пришельца
И дает довольно выпить,
Угощает превосходно
И слова такие молвит:
"О кузнец ты, Ильмаринен,
Вековечный ты кователь!
Ты сумеешь сделать Сампо,
Крышку пеструю сковать мне,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных,
От овечки летней шерсти,
Ячменя зерно прибавив?
Ты тогда возьмешь в награду
За работу дочь-красотку".
Отвечает Ильмаринен,
Говорит слова такие:
"Я скую, конечно, Сампо,
Крышку пеструю украшу,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных,
От овечки летней шерсти,
Ячменя зерно прибавив.
Я ведь выковал же небо,
Кровлю воздуху сковал я
Раньше всякого начала,
Раньше, чем что-либо было",
Вот идет ковать он Сампо,
Крышку пеструю украсить,
Просит места для кованья,
Ищет он вещей кузнечных;
Не нашел такого места,
Нет там кузницы, мехов нет,
Наковальни нет и горна,
Молотка и колотила.
И промолвил Ильмаринен,
Говорит слова такие:
"Сомневаться могут бабы,
Не кончают дел бедняги,
А не муж, хотя поплоше,
Не герой, хоть послабее!"
Ищет места для горнила,
Для мехов своих местечка,
Ищет в той стране обширной,
Ищет в Похъёле суровой.
Ищет день, другой день ищет,
Наконец, уже на третий,
Увидал он пёстрый камень,
Увидал утёс пригодный.
Там кузнец остановился,
Там огонь себе разводит.
В первый день мехи он ставит,
На другой день – наковальню.
Вот кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Все припасы бросил в пламя,
Вещи нужные в горнило,
У мехов рабов поставил,
Чтоб огонь они раздули.
И мехи рабы качают,
Сильно угли раздувают;
Так три дня проводят летних
И без отдыха три ночи;
Наросли на пятках камни,
Наросли комки на пальцах.
Вот на первый день нагнулся
Тот кователь Ильмаринен;
Он нагнулся, чтоб увидеть
На пылавшем дне горнила,
Что из пламени там вышло,
Из огня что поднялося.
Лук из пламени явился
С золотым сияньем лунным;
Серебром концы блестели,
Рукоятка – пестрой медью.
Был по виду лук прекрасен,
Но имел дурное свойство:
Каждый день просил он жертвы,
А по праздникам и вдвое.
Сам кователь Ильмаринен
И не рад такому луку:
Пополам он лук ломает
И бросает снова в пламя,
Поддувать рабам велит он,
Им велит он дуть сильнее.
На другой день вновь нагнулся
Тот кователь Ильмаринен
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Из огня челнок там вышел,
Вышла лодка – красный парус,
Борт весь золотом украшен,
И уключины из меди.
Был челнок прекрасен с виду,
Но имел дурное свойство:
Сам собою шел в сраженье,
Без нужды на битву рвался.
Сам кователь Ильмаринен
Не обрадовался лодке:
Изломал ее он в щепки
И бросает лодку в пламя,
Поддувать рабам велит он,
Им велит он дуть сильнее.
Вот на третий день нагнулся
Тот кователь Ильмаринен
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Из огня корова вышла,
У нее рога златые,
Среди лба у ней созвездье,
Меж рогов сияет солнце.
Хороша корова с виду,
Но у ней дурное свойство;
Спит средь леса постоянно,
Молоко пускает в землю.
Сам кователь Ильмаринен
Недоволен той коровой:
Режет в мелкие кусочки
И в огонь ее бросает,
Поддувать рабам велит он,
Им велит он дуть сильнее.
На четвертый день нагнулся
Тот кователь Ильмаринен
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Из огня там плуг выходит,
У него сошник из злата,
Стержень плуга был из меди
И серебряная ручка.
С виду был тот плуг прекрасен,
Но имел дурное свойство:
Он пахал поля чужие,
Бороздил соседний выгон.
Сам кователь Ильмаринен
Не обрадовался плугу:
Быстро плуг в куски ломает
И бросает снова в пламя,
Заставляет дуть он ветры,
Заставляет дуть он бурю.
Быстро ветры зашумели;
Дует западный, восточный,
Сильно дует ветер южный,
Страшно северный бушует;
Дует день, другой день дует,
Третий день бушуют ветры,
Из окошка вьется пламя,
Из дверей несутся искры,
К небу мчится туча гари,
Дым смешался с облаками.
Ильмаринен, тот кователь,
Вновь на третий день нагнулся
Посмотреть, что получилось
На пылавшем дне горнила;
Видит: Сампо вырастает,
Крышка пёстрая возникла.
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Стал тогда ковать скорее,
Молотком стучать сильнее
И выковывает Сампо,
Что муку одним бы боком,
А другим бы соль мололо,
Третьим боком много денег.
Вот уже и мелет Сампо,
Крышка пестрая вертится:
И с рассвета мелет меру,
Мелет меру на потребу,
А другую – для продажи,
Третью меру – на пирушки.
Рада Похъёлы старуха.
Понесла большое Сампо,
В гору Похъёлы относит,
Отнесла в утес из меди,
Что за девятью замками;
Корни Сампо там зарыла
В глубину на девять сажен,
И один шел корень в землю,
А другой – на берег моря,
Третий корень – в глубь утеса.
Все устроив, Ильмаринен
Кротко просит о девице,
Говорит слова такие:
"Ты отдашь ли мне девицу,
Ибо Сампо уж готово,
Крышка пестрая прекрасна?"
Дочка Похъёлы, красотка,
Так сама ему сказала:
"Кто же будет в год ближайший
И на будущее лето
Заставлять кукушку кликать,
Вызывать на пенье птичек,
Коль уйду в страну чужую,
Буду, вишня, на чужбине!
Если б курочка пропала,
Заблудился бы гусенок,
Если б красная брусничка -
Вишня-матушка ушла бы,
То исчезла б и кукушка,
Упорхнули б мигом птички
С высоты родимой горки,
Со спины холма родного.
Никогда на этом свете
Я не брошу дней девичьих,
Ни занятий, ни заботы
И страды не брошу летней:
Целой ягода б осталась,
И не полным песен берег,
Я не пройденным лесочек,
Не играла бы я в роще".
И кузнец тот, Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Клонит голову, печальный,
Шапка на сторону сбилась;
Как ему домой уехать,
Как страны родной достигнуть,
Из той Похъёлы туманной,
Из суровой Сариолы.
Молвит Похъёлы хозяйка:
"О кователь Ильмаринен!
Отчего такой ты грустный,
Сбил ты на сторону шапку?
Иль ты мучаешься думой,
Как бы родины достигнуть?"
Говорит так Ильмаринен:
"Да! К тому стремятся мысли,
Чтоб на родине скончаться,
Там найти покой последний".
Ильму Похъёлы хозяйка
Накормила, напоила,
На корму ладьи сажает,
К веслам, столь богатым медью,
Веять ветер заставляет,
Веять северный свой ветер.
Так кузнец тот Ильмаринен,
Вековечный тот кователь,
Едет к родине любимой
По потокам в синем море.
Едет день, другой день едет.
Наконец, уже на третий,
Он счастливо в дом приходит,
В те места, где он родился.
Молвит верный Вяйнямёйнен,
Ильмаринена пытает:
"Ильмаринен, брат мой милый,
Вековечный ты кователь,
Что же, выковал ты Сампо,
Изукрасил ли ты крышку?"
Отвечает Ильмаринен,
Молвит сам искусный мастер:
"Сампо новое уж мелет.
Крышка пестрая готова:
И с рассвета мелет меру,
Мелет меру на потребу,
А другую – для продажи,
Третью меру на пирушки".