Прогулки по Киеву. Штетл.

продолжение...
 
Ночевали мы уже не дома, а в каком-то огромном подвале на окраине городка…(34)
23 июля 1941 года немецкие воинские части практически без боя вошли в Тульчин. Немцы согнали евреев в Капцановку, район кварталов еврейской бедноты, здесь и было создано гетто (по словам старожилов, это произошло в Йом Кипур 1941 года).
 
Из свидетельств очевидцев: «Немцы ушли за Буг. Оставили румын и мадьяров. Румыны приказали носить на груди чёрный круг и на нём жёлтую звезду. Не было воды и еды. Выходить за пределы гетто разрешалось до восьми вечера. На рынке евреев избивали румыны и местные полицаи. Мужчинам вообще не разрешалось выходить из гетто. Выгоняли на работу разбирать руины и завалы после бомбёжек. Корчевали лес, грузили брёвна в товарные вагоны. Нас постоянно охраняли вооружённые солдаты с собаками. На бирже труда нам выдавали по 180 г хлеба в день».
 
В созданной в сентябре 1941 года румынской губернии «Транснистрия» Тульчин стал центром одноименного уезда с администрацией, возглавляемой префектом; в городе расположился штаб жандармского легиона. В соответствии с приказом гражданского губернато¬ра Транснистрии Алексяну от 11 ноября 1941 года о поселении евреев в так называемых «колониях», 3005 евреев Тульчина были депортированы 13 декабря 1941 года (в праздник Ханука) в «колонию» в Печере.
 
По воспоминаниям Светланы Коган-Рабинович, «в гетто был вывешен приказ: нас всех высылают в Печерский лагерь смерти «Мёртвая петля», и если мы хотим остаться в живых, должны внести выкуп по списку. Стояла длинная очередь. Каждый старался попасть в этот список и внести выкуп. Вырывали себе золотые зубы клещами. Независимо от списка, всех отправили в лагерь смерти. Больных и престарелых вытаскивали на носилках. 80 человек покончили с собой. Их похоронили в Тульчине в двух могилах, которые и теперь без всякого памятника. Перед отправкой в лагерь нас согнали в школу, полицаям помогали румыны и мадьяры. В школе нас держали три дня. Было тесно. Могли только стоять. Не кормили, воды тоже не давали. В туалет тоже не выпускали. Голодных и измученных нас погнали в лагерь.
Пешая колонна, в которой были старики, дети, женщины с грудными детьми, проследовала от Тульчина до Печеры в оцеплении украинских полицейских, немецких и румынских солдат с собаками. Отстающих от колонны конвой расстреливал. В Печере, на берегу Буга, у границы немецкой зоны оккупации был создан концентрационный лагерь, в котором большинство заключённых были обречены на смерть. Тульчинских евреев разместили в помещениях туберкулезного санатория, на территории бывшего имения графа Потоцкого, некоторые из корпусов которого оставались недостроенными, без окон и дверей». (35)
 
Согласно официальным данным из 6500 евреев, заключённых в Печерском лагере, при его освобождении частями Красной Армии в марте 1944 года оставалось в живых 1550 человек.
Осенью 1941 года в район Тульчина были депортированы евреи из Бессарабии и Буковины. Большинство из них разместили в соседнем селе Нестерварке; в 1942-1943 годах здесь был устроен еврейский рабочий лагерь, узников которого использовали на торфя¬ных разработках.
 
В 1942 году в Тульчин были переведены (в дополнение к 118 местным евреям-«специалистам», оставшимся здесь после депортации в Печеру) несколько сотен евреев депортированных из Буковины и украинских местечек, в частности из Ямполя. По приказу жандармерии был создан совет гетто и еврейская полиция. В марте 1943 года в гетто насчитывалось около 500 евреев. На средства, присланные евреями Бухареста, совет гетто организовал бесплатную столовую и несколько мастерских, многие узники работали на предприятиях вне гетто. С разрешения оккупационных властей в гетто была создана школа, которую возглавила супруга председателя совета гетто Фишман. Школу посещали девяносто мальчиков и девочек, обучавшихся кроме прочего производственным специальностям. Двое музыкантов из узников вели в школе музыкальные занятия.
 
Пожалуй, здесь самое время сказать о скрипочке.
 
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!... (36)
 
Все люди нашего круга - маклеры, лавочники, служащие в банках и
пароходных конторах - учили детей музыке. Отцы наши, не видя себе ходу,
придумали лотерею. Они устроили ее на костях маленьких людей.
 
Когда мальчику исполнялось четыре или пять лет - мать вела крохотное,
хилое это существо к господину Загурскому. Загурский содержал фабрику
вундеркиндов, фабрику еврейских карликов в кружевных воротничках и лаковых
туфельках. Он выискивал их в молдаванских трущобах, в зловонных дворах
Старого базара. Загурский давал первое направление, потом дети
отправлялись к профессору Ауэру в Петербург. В душах этих заморышей с
синими раздутыми головами жила могучая гармония. Они стали прославленными
виртуозами. И вот - отец мой решил угнаться за ними.
 
Так писал Исаак Бабель в «Одесских рассказах» о традиционном музыкальном образовании для детей штетла. (37)
 
1929 год, первая пятилетка, пыльный украинский городишко Тульчин. Абрам Ильич Шварц - пожилой маленький человечек, работающий начальником склада, занимающийся, как водится, на этом складе всякими фиглями-миглями с помощью своего подручного кладовщика Мити Жучкова. Давид Шварц, сын Абрама Ильича, - школьник первой советской пятилетки: патриот, мечтатель, спорщик и, как водится, барабанщик Страны Советов. Впрочем, барабанщик он - сугубо в переносном смысле. Потому что Абрам Ильич не хочет, чтобы Додик был барабанщиком. Абрам Ильич лелеет традиционную и даже во многих смыслах шаблонную для еврейской оседлости мечту о том, чтобы Додик стал великим скрипачом! Да-да, чтобы его Додик вышел на сцену большого-большого зала и сыграл мазурку Венявского, а потом опять и опять сыграл, и люди чтобы хлопали бесконечно и кричали "браво"! И тогда Додик, мечтается Абраму Ильичу, скажет этим людям, что это его папа сделал Додика тем, кем он есть сейчас. Его папа из маленького и пыльного Тульчина. Он был пьяница и жулик, папа Додика, но он хотел, чтобы его сын узнал, с чем кушают счастье...
 
Ну а дальше была Москва, общежитие при консерватории и феноменальный успех юного скрипача Давида Шварца. Абрам Ильич все-таки добился своего: Давид выступал на сцене. Но папа не видел успех Додика. Он по-прежнему находился в своем Тульчине…(3
Эту историю о расстреле евреев у железнодорожного вокзала Тульчина во время фашисткой оккупации, о взаимоотношениях отцов и детей, о всепрощающей родительской любви мы узнаем из фильма «Папа», поставленном в 2004 году Владимиром Машковым по мотивам пьесы Александра Галича «Матросская тишина». (39)
 
Но есть в этом фильме и другое: мы живем и откладываем главные поступки в своей жизни «на потом». А это самое «потом» может не наступить никогда. Так осознается катастрофа.
 
Холокост - наиболее распространённый термин, обозначающий преследования и уничтожение 6 000 000 евреев нацистами и их пособниками после прихода к власти в Германии Гитлера и до окончания второй Мировой войны в Европе (1933 - 1945 гг.).
 
Об этом – написано, издано, рассказано немало. После посещения в Израиле мемориального комплекса Катастрофы и героизма еврейского народа Яд Вашем, я как-то вдруг поняла, почему бабушка моего друга каждое утро будила его одними и теми же словами: «Мальчик, не забудь, нас стало на шесть миллионов меньше». И мой друг, кстати, традиционно учился играть на скрипочке.
 
Герберт Циппер из Вены и харьковчанин Юра Зойфер встретились в концлагере Дахау. Там ими и была создана знаменитая "Песня Дахау". 23 сентября 1938 года Зойфер был переведен в концлагерь Бухенвальд. Когда в Бухенвальде вспыхнула эпидемия тифа, он был назначен в команду переносчиков трупов, заразился и умер от тифа 16 февраля 1939 года. Герберт Циппер был выкуплен из концлагеря, остался жив, умер в 1997 году в Калифорнии. Он вспоминал, как два гитариста и скрипач разучивали песню в концлагере, и как она распространялась, призывая к мужеству узников концлагеря. (40)
 
В Яновском концлагере пытки, истязания и расстрел немцы производили под музыку. Для этой цели они организовали специальный оркестр из заключенных. Оркестром заставили руководить профессора львовской консерватории Штрикса и известного дирижера львовской оперы Мунда. Композиторам немцы предложили сочинить особую мелодию, которую назвали «Танго смерти». Незадолго до подхода советских войск все оркестранты, прямо во время последнего исполнения этой музыки, ставшей символом ужаса, во главе с дирижером Мундом и профессором Штриксом были расстреляны в духе вагнеровских мистерий и в подражание "Прощальной симфонии" Гайдна.
 
Попытка восстановить звучание этого "Танго смерти" не увенчалась успехом - ноты не сохранились, а несколько уцелевших узников при попытке воспроизвести мелодию по памяти впадали в транс или заходились в рыданиях...
 
Мир обошла фотография из Ямпольского лагеря.
 

Были и другие фотографии в альбоме – обвинении. В луже крови, раздетые до белья, лицом вниз. Под забором. Публично расстрелянные на улице Армянской. Рвы с трупами. С балкона, притороченные к узорчатым решеткам, свисают петли. И повешенные. Виселица, сколоченная из бревен. На ней семеро казненных. Под фото надпись: «На базарной площади за оперным театром стояла виселица». Костедробилка. Это когда гитлеровцы заметали следы, и «бригада смерти» из тех же самых узников, зондеркоманда 1005, день и ночь жгла в Яновском концлагере штабеля трупов, дробила кости и рассеивала пепел.
 
Альбом-обвинение побывал в Нюрнберге. Его возил на процесс специальный
корреспондент газеты «Радянська Украина» Ярослав Галан. И мир ужаснулся. От зрелища того, во что фашизм превратил человеческую жизнь. И - от музыкантов-невольников, которых под страхом смерти принуждали аккомпанировать смертным казням. (41)
 
Эта история легла в основу написания Леонардом Коэном песни «Dance Me To The End Of Love». В интервью радио CBS 26 августа 1995 года Леонард Коэн рассказывал, что узнал об игре классической музыки в лагерях смерти возле крематориев. Пока происходил весь этот ужас, остановить музыку было нельзя. Играли те, кому была уготована такая же участь. «Скрипкою пылающей к себе меня веди» посвящена началу жизни и концу существования. Автор утверждал, что не имеет значения, будет ли кто-нибудь знать весь генезис этой песни, поскольку язык в ней - из того же источника страсти.(42)
 
Я не знаток английского языка, и прежде воспринимала песню исключительно как приятную лирическую мелодию. Чтение текста песни в переводе М. Немцова и интервью с автором, повлекли за собой неожиданное удивление, а затем - долгие раздумья о жизни и смерти, о том, что надежда живет даже на самом дне боли и отчаяния.
 
Знатоки говорят об ассоциации текста песни с псалмом 137: "У рек Вавилона, там сидели мы и плакали, вспоминая Сион. На ивах, посреди него, повесили мы наши арфы. Ибо там пленившие нас требовали от нас песнопений, а издевавшиеся над нами – веселья: «Спойте нам из песен Сиона!». Как нам петь песнь Бога на земле чужой?..." (43)
 
Снова замкнутая система и идея единобожия. И все та же незавершенность. Что укрепляло узников концлагерей в испытаниях? Думаю, что во многом – вера. Всевышний добр и Он един — поэтому все происходящее несет только добро. И, благодаря нашей вере в это, все происходит именно так.
 
«Уповающий на Господа окружен покровительством!» (Теилим, 32:10). «Славен человек, который надежды свои возлагает на Г-спода!» (Теилим, 40:5).
 
В определенных ситуациях нам следует верить в то, что Всевышний может изменить все происходящее в этом мире. Слова из Теилим, приведенные выше, рабби Йосеф Альбо (1380-1444) прокомментировал следующим образом: «Это означает, что даже если человек полагает, что он попал в беду, его вера в Б-га помогает ему, и добро случается с тем, кто верит» (Икарим, маамар 4, конец 46 главы. См. также 47 главу).
 
Рабейну Бахъе ибн Пакуда (ум. 1240) утверждал, что «Тот, кто верит в Б-га, награжден тем, что уходит от всех бед — даже если кажется, что несчастье неизбежно» (Рабейну Бахъя бен Ашер, Кад Хакемах, Битахон).
 
Разъясняя эти изречения, Брацлавский раввин Моше Рабинович, находясь в страшных условиях Печорского концлагеря, пытался спасти людей. Его духовная убежденность и вера помогали узникам оставаться людьми в этих условиях. Он заботился о людях, совершал необходимые обряды, благословлял узников на побег из концлагеря, вселяя веру и надежду в умы и души узников. Его сын – Гедалий принимал участие в группе сопротивления в Брацлавском еврейском рабочем лагере и был достойным последователем своего отца. (44)
 
Но одной лишь веры было недостаточно. «Духовность не исчерпывается религиозностью. В конце концов, Богу, если он есть, важнее, хороший ли вы человек, чем то, верите вы в него или нет», - утверждал на лекции в Московском университете психолог Виктор Франкл, прошедший ужасы концлагеря и написавший там свою книгу «Психолог в концлагере».
 
Почти всю свою жизнь он прожил в Вене — в самом центре Европы, практически, в эпицентре нескольких революций и двух мировых войн, поблизости от линии фронта сорокалетней холодной войны. Он пережил их все, пережил в обоих смыслах этого слова, — не только оставшись в живых, но и претворив свои переживания в книги и публичные лекции. Виктор Франкл испытал на себе весь трагизм столетия.
 
1942—1945 - это годы пребывания Франкла в нацистских концлагерях, нечеловеческого существования с мизерной вероятностью остаться в живых. Почти любой, кому посчастливилось выжить, счел бы наивысшим счастьем вычеркнуть эти годы из жизни и забыть их как страшный сон. Но Франкл еще накануне войны сделал разработку своей теории стремления к смыслу как главной движущей силы поведения и развития личности. В концлагере эта теория получила беспрецедентную проверку жизнью и подтверждение — наибольшие шансы выжить, по наблюдениям Франкла, имели не те, кто отличался наиболее крепким здоровьем, а те, кто отличался наиболее крепким духом, кто имел смысл, ради которого жить. Мало кого можно вспомнить в истории человечества, кто заплатил столь высокую цену за свои убеждения, и чьи воззрения подверглись такой жестокой проверке.
Виктор Франкл мог избежать такой участи. Незадолго до ареста ему удалось, как и некоторым другим высококлассным профессионалам, получить визу на въезд в США, однако после долгих колебаний он решил остаться, чтобы поддержать своих престарелых родителей, у которых шанса уехать с ним не было.
 
У самого Франкла было ради чего жить; в концлагерь он взял с собой рукопись книги с первым вариантом учения о смысле, и его заботой было сначала попытаться сохранить ее, а затем, когда это не удалось, — восстановить утраченный текст. Кроме того, до самого освобождения он надеялся увидеть в живых свою жену, с которой он был разлучен в лагере, но этой надежде не суждено было сбыться — жена погибла, как и все его близкие. В том, что он сам выжил, сошлись и случайность, и закономерность. Случайность — что он не попал ни в одну из команд, направлявшихся на смерть, направлявшихся не по какой-то конкретной причине, а просто потому, что машину смерти нужно было кем-то питать. Закономерность — что он прошел через все это, сохранив себя, свою личность, свое «упрямство духа», как он называет способность человека не поддаваться, не ломаться под ударами, обрушивающимися на тело и душу.
 
Выйдя в сорок пятом на свободу и узнав, что вся его семья погибла в горниле мировой войны, он не сломался и не ожесточился. В течение пяти лет он выпустил дюжину книг, в которых изложил свое уникальное философское учение, психологическую теорию личности и психотерапевтическую методологию, основанные на идее стремления человека к смыслу. Стремление к смыслу помогает человеку выжить, и оно же приводит к решению уйти из жизни, оно помогает вынести нечеловеческие условия концлагеря и выдержать тяжелое испытание славой, богатством и почетом. Виктор Франкл прошел и те, и другие испытания и остался Человеком с большой буквы, проверив на себе действенность собственной теории и доказав, что в человека стоит верить. (45)
 
Надо признать, что многие ученые еще с 1933 года активно включились в борьбу с фашизмом. При всей присущей ему толерантности, уже находясь в Принстоне (США), еще в 1934 году Альберт Эйнштейн дал благотворительный концерт, где исполнял на скрипке произведения Моцарта в пользу эмигрировавших из нацистской Германии учёных и деятелей культуры. (46)
 
Война полностью изменила жизнь Иегуди Менухина. И хотя он, отец двоих детей, не подлежал призыву в армию, совесть не позволяла ему остаться безучастным наблюдателем начавшейся драмы. Со скрипкой в руках Иегуди начал свою собственную борьбу с фашизмом.
 
За время войны он дал около пятисот концертов в военных лагерях от Алеутских островов до Карибского моря, а потом и по другую сторону океана. Менухин был очень смелым человеком: в конце 1943 года, не побоявшись вероятных бомбежек и встреч с фашистскими подводными лодками, пароходом отправляется в Англию, а затем, следуя по пятам наступающих союзных армий, первым из музыкантов мира играет в освобожденных от гитлеровцев Париже, Брюсселе и Антверпене. Общеизвестно, что концерт Иегуди Менухина в Антверпене состоялся, даже несмотря на то, что окраины города всё еще находились в руках нацистов. Человек с чутким, полным сострадания сердцем, он был первым и единственным музыкантом, выступавшим в только что освобожденных союзниками нацистских концлагерях, стараясь своим искусством вернуть бывшим заключенным веру в мир и свободное будущее. (47)
 
По свидетельству бывших узников Печерского лагеря, в конце января 1944 года немецкая воинская часть окружила гетто с целью его уничтожения, но благодаря вмешательству командира легиона румынских жандармов капитана Фетекау, кровопролития не произошло. В Одесском областном архиве хранятся списки узников тульчинского гетто.
 
Согласно данным официальной румынской статистики от 1 сентября 1943 г. в Тульчине оставались 7 евреев из Бессарабии и 220 евреев из Буковины, в Нестерварке, соответственно — 422 и 1168 депортированных евреев.
© Светлана Шапиро
Продолжение следует