Дуб

Чего только не приснится! Приснился как-то белый мишка из "Красной книги". Пришёл он к людям и стал живой мишенью. Сначала с ним просто играли, вплоть до вольной борьбы, забыв о том, что этот мишка не из отдела заводных игрушек магазина. Затем, когда зверь попытался уйти, люди его стали преследовать. И медведь решил, так сказать, постоять за себя, устроив трёпку одному из преследователей. Охотоведы, призванные охранять редких зверей, "защитили" весьма своеобразно "непослушного", строптивого медвежонка. Они устроили расстрел животного. Подходя к медвежонку метров за десять, стреляли в упор, пока не кончились патроны.

Раненый зверь, вопреки всем ожиданиям и "правилам охоты," агрессивности не проявлял: вставал, болезненно мотал головой, катался по снегу, пытаясь сбить жар в теле, пробитом пулями. О чём думали стрелки-охотоведы, наблюдая страдания зверя в ожидании, когда принесут дополнительный "боезапас"? Для меня осталось загадкой, о чём думали они и что чувствовали - и чувствовали вообще что-нибудь, когда тащили волоком убитого медведя за трос через весь посёлок под взглядами детей, подростков, женщин...
Сон растаял, как тонкий апрельский ледок. А я подумал, что до взаимопонимания с природой нам ещё далеко.

Весной во время сокодвижения мы собираем берёзовый сок. Бесспорно, сок этот полезен для нас, в нём много укрепляющих целебных свойств, но, согласитесь, что нередко это собирание превращается в варварскую операцию: стволу наносят непоправимую рану которая будет сокоточить - равно - кровоточить, иссушая дерево, и в конце концов может его погубить. Режут по живому, даже не задумываясь над тем, что берёзе тоже "больно".
Больно смотреть и на то, когда сжигают прошлогоднюю траву. Вроде бы доброе дело совершают люди, думая, что тем самым помогают родиться новой траве. А зола, дескать, послужит удобрением. Но полезное ли это дело?

Мой знакомый природовед Анатолий Волгин считает, что нет. На самом деле люди по неведению вредят природе. Понаблюдайте за лугом после сжигания травы и вы увидите странные изменения. Раньше на лугу был сплошной ковёр цветов: бело-жёлтые ромашки, пурпурные луговые смолянки, луговые васильки, приветливые колокольчики, фиалки. Но прошёлся огонь по нему - картина совсем другая. Цветов просто мало, в основном крутят свои золотые головки за солнцем одуванчики, лютики да уныло торчит пучками щучка дернистая, названная так из-за шершавой поверхности узких листьев.
Луговому разнотравью приходится и того хуже. Его нежные ростки, повреждённые огнём, как говорится, уничтожены на корню. И совсем уж бесхозяйственно не знать того, что наиболее ценное сено дают бобовые травы: клевер, чана, дикий горошек. А они-то и исчезают при выжигании в первую очередь. Так что поосторожней с природой-то, советует мой знакомый Волгин.

Осторожничает ведь человек на своём приусадебном участке, выращивая нарциссы, пионы, астры, гладиолусы или клубнику. Экономический - не только личный, но и общественный - эффект от этой деятельности несомненен, очевиден. Цветы украшают быт, доставляют эстетическое наслаждение, клубника полезна для здоровья. Достойны уважения усилия, труд, затраченные на выращивание "даров природы": человек окучивает кусты, пропалывает, обрезает усы, прикрывает растения от заморозков. Всё честь по чести. Но какие чувства пробуждает, как откликается в его душе такая вот забота о "природе" вне его приусадебного участка?

За свою прожитую жизнь я уяснил, что природа - это не только красивый луг и красивая река, где отдыхают глаз и ухо. Нередко общение с природой помогало мне лучше понять себя. Так было однажды под Екатеринбургом. Я шёл к старому знакомому дубу, что стоял на открытой поляне в районе Уктуса. Он вырос из семи разных жёлудей, из семи сросшихся дубков. Помню своё первое впечатление: обыкновенный уже старый дуб, похожий на безвольный баобаб. Но обошёл вокруг него, и меня заворожили два глаза "медузы Горгоны". И я пошёл, прямо в "пасть", и, почти наткнувшись на ствол дуба, вдруг освободился от власти гипноза. Два "глаза" - два причудливо сросшихся сука, а кора дуба - как руки старого человека, много сделавшего на этой земле, как сама Земля, треснувшая от жажды...

Ещё несколько шагов по кругу - и я вновь у исходного места. И вижу, что ветки дуба, как у плакучей ивы, спускаются низко, почти касаясь земли, а сам он, такой могучий и мудрый, кажется мне беспомощным, легкоранимым и уязвимым. И я начинаю думать о людях, знакомых и незнакомых, о самом себе.
До сих пор думаю...