Гримасы Пиковой дамы

«Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, - но с тем,
чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб
во всю жизнь уже после не играл».
 
А.С.Пушкин, «Пиковая дама».
 

 

Вот и все. Самолет оторвался от земли и завис в воздухе. Там, внизу, остался грязный зимний город, холодина и гребаная жизнь. Там, внизу, начинался февраль, и кто-то очень злой и не совсем нормальный, раскрасил черным маркером белый снег, от чего тот казался безнадежным и вечным. Одним сочным плевком Герману хотелось накрыть город, в котором он родился и вырос, этих озабоченных, мрачных людей, населявших его, отвратительную парковку, грязь, мутные стекла витрин, билборды с надоевшими, сытыми рожами политиков и свою собственную тревожность последних дней. Герман оглох от навалившейся пустоты и чувствовал себя побежденным. Вокруг было пусто, и в нем - пусто.
 
Вот и все. Он смотрел в иллюминатор и видел только серое месиво из облаков, так непохожих на белую, снежную пену. Рядом, укрывшись вязаной кофточкой, спала Даша. Он смотрел на ее лицо, и нежность свивалась в клубок на уровне солнечного сплетения. Ему хотелось нежно поцеловать ее, так нежно, насколько это было возможно. Его сердце попало в воздушную яму и билось нервными толчками в горле, пытаясь освободиться от замкнутого пространства любой ценой.
 
Через несколько часов самолет приземлится в Кингстоне, расположенном на юго- восточном побережье Ямайки. Красота спящей рыбацкой деревушки растрогает Германа до слез. Два месяца он будет жить в ритмах регги этой счастливой для растаманов страны. Он не станет укладывать волосы в роскошную гриву дредов, и не оденет безразмерную одежду попугайных расцветок. Но, покуривая ганджу, в очередной раз поймает те позитивные вибрации растаманских ритмов, которые услышит в рокоте волн, сидя под сенью пальм на ямайском берегу в бухте Дракона, мурлыкая под нос бессмертные творения Боба Марли и пританцовывая под ритмы вибраций Джа, звучащие в его сердце, заряжаясь мудростью и положительными эмоциями на весь оставшийся год. А утром он с аппетитом съест «аки», напоминающий по вкусу омлет, кусочек курицы-гриль, маринованной в специальном перечном соусе и приготовленной на углях дерева пименто, запивая обильный завтрак ямайским имбирным пивом. Он почувствует себя счастливым, потому что рядом будет Даша и тончайшая вязь перламутра в их отношениях, когда даже прикосновений не надо, и все понятно.
 
Герман закрыл глаза и погрузился в полусон. Ему снились какие-то обрывки из его жизни: снилась мама, снился его автомобиль, одиноко стоящий в подземном гараже, встречи с приятелями, незавершенные дела и много всего ненужного здесь, в летящем самолете. Ему нравилось то, что в небе его не настигали чужие самолеты. В небе появлялось ощущение независимости и свободы. Страха не было. Страх – это наследие рабов и груз виноватых. А рабом и виноватым Герман себя никогда не чувствовал. Он был игроком по жизни, главным героем, ведущим актером в театре под названием «жизнь». Его мать преподавала в школе русский язык и литературу, поэтому имя Герман стало итогом ее любви к любимому предмету. В отличие от литературного героя он обладал прекрасной интуицией, иногда даже казалось, что им кто-то руководит, «нашептывает» правильное решение жизненных проблем. Не поддаваясь чужому влиянию, он внимательно выслушивал любые советы и предложения, отлично владел собой, хотя злоупотреблять его терпением не стоило. Воля доминировала в нем, но Герман никогда не отказывался от приключений и авантюр.
 
Его детство не было босоногим и голодным. Оно было похожим на детство многих его сверстников: озорным, хулиганистым, но без особого достатка. Да и откуда было взяться достатку? Мама пропадала в школе, отец в своем НИИ, зарплаты были небольшими, и денег хватало от получки до получки. После уроков Герман со старшим братом Юркой толкались во дворе: играли в футбол, в «казаков-разбойников», в войнушку. И была у Германа мечта: завести собаку. Но в условиях жесткой экономии это было невозможно. Родители ни за что не хотели терпеть собаку в доме. Мать рано поняла, что младший сын – самостоятельная единица, поэтому ее нежность и внимание плавно перетекли к старшему сыну. И так было и будет всегда. Выйдя из своего тихого детства, Юра долго будет искать свое место в жизни, да так и не найдет.
 
А Герман хулиганил, отстаивал свое «я» среди дворовых мальчишек, играл в теннис, занимался вольной борьбой, конькобежным спортом и до самозабвения любил лошадей! Он ужасно боялся упасть с лошади, но преодолел этот детский страх, и лошади стали символом его первых побед над собой.
 
Он посмотрел в иллюминатор и увидел, что тучи растворились в голубизне неба, и выглянуло солнце. Самолет мерно гудел, и казалось, не двигался, а висел в воздухе. Там, за стеклом, дули небесные ветры, и Герман, сидя в удобном салоне самолета, будто чувствовал пряный запах ветра, его белоснежность, его легкое касание, которое согревало его: замерзшего и усталого. Ему хотелось отключить от источника питания свою память и хотя бы здесь, в небе, забыть обо всем на свете, не думать. Просто существовать. Быть. Ему мешала способность памяти хранить информацию о событиях внешнего мира и многократно использовать ее в сфере сознания для организации последующей деятельности. По временным характеристикам его память была долговременной, даже если и была произвольной. И это было хуже всего.
 
После окончания школы Герман поступил в университет на романо-германский факультет. Потом – армия. Все, как у всех. Жизнь только начиналась! Но где-то там, вдалеке, в поиске своего Германа, коварно улыбалась Пиковая дама… Он чувствовал ее присутствие всегда и везде. Хотелось пройти по флангу в дамки, минуя обстоятельства и не особо волнуясь. Но не всегда получалось. Вот так, чувствуя себя неуютно под ее ухмылкой, Герман женился в первый раз и до сих пор не понимал, зачем он это сделал: гормональный взрыв, бунт молодой, сильной крови, когда хочется весны и секса. От гормонального взрыва родилась дочь, а в отношениях с женой появилась отчужденность. Он карабкался по лестнице жизни вверх и скатывался вниз, поднимался и снова карабкался, надеялся на счастливую карту и проигрывал, ждал чего-то необыкновенного и блуждал в серых буднях. Ему казалось, что большая часть того, к чему он стремился, на самом деле не более чем пустая суета. Постоянное чувство дискомфорта и неудовлетворенности преследовали его. Он встречался с приятелями, друзьями, надирался до отупения на вечеринках и просыпался с похмельными мыслями и новыми надеждами на лучшее.
 
Одна из таких вечеринок закончилась бедой: домой вернуться не смог, очнулся в больнице. Друзья, шутки ради, подсыпали что-то в бокал. Русская рулетка, не более. Пиковая дама указала на Германа. Вот когда он впервые вытащил свою счастливую карту! Счастье заключалось в том, что Герман остался жив. Тройка, семерка, туз. Тройка его спасла. Он лежал на больничной койке и был близок к тому, чтобы завыть протяжно, по-волчьи… Его все раздражало, даже бесило! Но в то же время он понимал, что попал в зависимость от обстоятельств, и сам ничего решить или изменить не может. Мать с отцом навещали его в больнице, складывали на больничную тумбочку передачи, смотрели жалостливо и как-то с укором: «Ну, что ж ты так…» А он хотел остаться один! Ему хотелось умереть. Но в шаткости и неустойчивости живой жизни единственной реальностью был он сам.
 
Через полгода он вернулся домой и понял, что жизнь начала новый отсчет. За стеной с его женой спал чужой мужик, и им приходилось каждое утро встречаться на кухне. Рядом бегала вприпрыжку дочь, соединяя несоединимое. И Герман, прислушиваясь к звукам сонного города за окном, думал о многом и ни о чем. Он хотел сосредоточиться. И не мог. Он чувствовал, что жизнь в нем бьется за то, чтобы не умирать. В его озябшем мире он стал человеком без кожи, человеком с выцветшими глазами, с непривычно пустой душой. Ему не хотелось тратить напрасно силы и время на гнев и борьбу с прошлым, которого уже не было. Ему хотелось направить свою энергию на то, чтобы изменить себя, трансформировать и стать счастливым. Он искал волшебный камешек, чтобы бросить его в воду и увидеть, как от малого круга на воде появятся большие круги, достигнув размеров большого водоема.
 
В один из теплых летних дней Герман поехал на рыбалку. Страсть к рыбной ловле жила в нем с детства. Теперь, после многих лет, он называл эту страсть приоритетной, потому что рыбалка вернула его к жизни. Он сидел на берегу, и необъяснимый покой наполнял его сердце. Все ушло куда-то далеко: серые больничные дни, жена, ее сожитель, неустроенность, плохое самочувствие, безнадега. Он лежал на сочной, теплой траве, смотрел на плавное движение облаков, на водяные лилии, небрежно разбросанные на водяной глади, слушал жужжание пчел, наблюдал за торопливостью юрких муравьев, и покой наполнял его мысли и чувства. Он снова хотел жить.
 
Так бывает: не успеешь подумать о чем-то, и вот оно перед тобой. Сначала Герман получил сигнал в виде телефонного звонка от своего друга Сашки:
- Привет! Ну, и чего сидим? О чем думаем? Жду тебя в кафе напротив. Есть разговор.
- Устал я чего-то. Давай завтра.
- От чего ты устал? Может, ты уже умер?
И Герману хотелось ответить:
- Ты не поверишь! Я действительно умер. Но это было вчера.
А Сашка настаивал:
- Какое завтра? Сегодня! Я жду.
И гудки. Как всегда, не дождавшись ответа, вешает трубку. Герман, возмущаясь и злясь на Сашкину прыть, начал сползать с дивана.
 
А потом все так закрутилось, завертелось, задергалось в его жизни, что передохнуть было некогда. «Замутили» собственный бизнес. Сплошная нелегальщина, но деньги пошли. Появлялись в его жизни новоиспеченные бизнесмены в красных пиджаках, бандиты в спортивных костюмах, чиновники и просто хорошие люди. И чем только не занимались: гоняли машины из-за бугра, что-то строили, что-то ломали, разводили на деньги лохов, убегали от «братков» и от милиции, с ними же в саунах парились, получали по морде и сами дрались отчаянно. А в один из «плохих» дней лишились всего! И опять улыбнулась насмешливо Пиковая дама. Но Герман, по законам жанра, вытащил фартовую семерку! Обошлось: создал благотворительный фонд и плевал на всех. Пришлось, конечно, на время уйти в подполье, залечь на дно. Но ведь обошлось! Жена уехала с новоиспеченным мужем за границу на постоянное место жительства, А Герман срочно продал квартиру, купив вместо нее другую в элитном доме на одной из центральных улиц города.
 
Жизнь удалась! После всех передряг его трудно было узнать. Да он сам себя не узнавал. Появился вкус ко всему «вкусному»: дорогая машина, дизайнерская одежда, полезная еда, удобное жилье.
 
А сердце маялось, скулило, просило чего-то еще. Хотелось отдать себя наступавшей весне, солнцу, заглядывающему в окна, его теплым касаниям. Хотелось любви и участия, тепла и радости, хотелось упасть в кого-то, как в сон. Но больше всего ему хотелось ошибаться в женщинах, забыть тех, которые уже были и встретить другую, которую хотелось встретить. Он тасовал в памяти почти забытых женщин, как игральные карты, и не мог остановиться ни на одной из них. Последняя забрала у него сына - его долгожданную радость. Он так часто думал о своем маленьком мальчике, который где-то там, на чужой ему планете, спит в своей кроватке, листает пальчиком разноцветные книжки, слушает на ночь сказки, и задает свои детские вопросы не ему, а кому-то другому, но при этом носит его, Германа, фамилию и отчество. Это было несправедливо.
 
А ведь он так верил той, последней. Он хотел прожить с ней всю оставшуюся жизнь, разделить удачи и неудачи, открыть ей свое сердце и больше никого в него не впускать. Хотел! После развода уехал с Сашкой в Таиланд, где через день устраивал пьяные оргии с местными смуглыми девушками древней профессии, метался на смятой постели в пьяном угаре, тыкался лицом в продажные соски, дрожал под их языками и бился в оргазме. Но успокоение не приходило. Утром чувствовал себя изнасилованным и опустошенным. Да, он хотел ошибаться в женщинах, но ему попадались только такие – продажные, независимо от статуса и цвета кожи.
 
Герману не хотелось испытывать судьбу и видеть очередную гримасу Пиковой дамы. Все. С него хватит. Пусть это будет завершением круга. Но гнев – это всего лишь любовь наизнанку. Ему хотелось любви. Он вглядывался в женские лица, ловил их призывные взгляды, любовался длинными стройными ногами и понимал, что не может оставаться равнодушным к этим дурам и стервам. Это было сильнее его. Зов природы, зов плоти, зов души. Когда он встретил Дашу, то даже не сомневался, что эта встреча ничего не изменит в его судьбе. Но Даше удалось войти в его жизнь тихо и незаметно, а потом остаться в ней, заполняя пустоту и оставляя простор для маневра.
 
Он чувствовал себя свободным в этой несвободе и радовался тому, что держит кого-то за руку и не хочет отпускать. Их отношения напоминали сложный и хрупкий узор мягких оттенков и тонких линий. Он часто думал, что не может дать кому-то больше власти над собой, чем уже дал. А потом просто перестал об этом думать.
 
Здесь, на высоте в несколько тысяч километров, приближаясь к жаркому небу Ямайки, Герман вдруг понял, что все это с ним уже было… Вот так же он летел в чужую страну, вот так же радовался предстоящему отдыху с Дашей, вот так же злился на свой родной город, чувствовал себя уставшим, разбитым. И вот так же, насладившись отдыхом на другом конце Земли, начинал скучать по своему сопливому городу, по цветущим каштанам, по гребаной жизни, по жестоким играм с Пиковой дамой, где он, Герман – победитель, а она обыкновенная дура. И придет новая весна. Сойдут дожди и грязь. И кто-то снова захочет переписать на его ладони линии судьбы. Но он не позволит. И до тех пор, пока не сядет его самолет, он будет ближе к звездам.