Пруд сегодня..., аж чёрный...

- Пруд сегодня..., аж чёрный...
А берег - жёлтый...,хотя: и медные, и бронзовые, чуть не коричневые, крупные листы..., с дубов, каштанов, клёнов...
Ковёр... А как ещё назвать? Ковёр. Но, не пёстрый, все цвета рядом, один из другого. Ковёр пышный, мягкий, яркий и в то же время - сдержан, приглушён, не раздражает глаз. И чёрные, ещё пока не могучие, ещё грациозные стволы - ввысь..., которая сегодня не ослепительная, не ярко-синяя. Высь - мягкая, бархатная из-за лёгкой дымки..., но, не серая... Совсем не серая. Она..., белый цвет нахмурился. А под ней, под этой высью - чёрная, зеркальная гладь, отражает печаль небес...
На самом краешке ковра, у кромки зеркала - я. Для этой вышней бархатной печали - маленькая, красная точка... И, что это - случайность? Среди всей этой сдержанности, приглушённости моя мантия - приглушённо-красная...
Мантия, шёлк наполненный той же печалью, той же скорбью, что и рубин.
Каким бы золотом он не был оправлен, как бы ни сверкали его грани, светится рубин - печалью..., потому что - знает... Хотя...,
каждый камень знает... Но, может знанье рубина глубже? Из самых тёмных недр, от самого дна...
Мантия. Из под неё должна бы быть красная замшевая перчатка, но я её снял: лебедей лучше кормить Голой, Чистой, Своей рукой.
Лебедей, Белых, Плавных..., хлебным мякишем..., из руки. Снежные птицы на чёрной глади. Белые на чёрном... И чернота не пристаёт к ним! Не пристаёт...
Они теряют свой облик, они теряют плавность, они гонят друг-друга от моей руки, шипят, кричат, машут крыльями... Они забрызгали мою мантию и она потемнела. Налилась. Мантия пробует. Готовится. Готовится шагнуть в грязь, в черноту... Напитаться рубиновой скорбью. Пробует: каково это - утратить чистоту... А эти белые птицы, так и останутся... Так и останутся... И ни одного пятнышка! Ни одного...
Знают ли эти Небеса, что между этими белыми и этим грязным, илистым дном - вода?..., между этим чёрным, илистым дном..., зеркальная гладь... Между дном и... Знают ли?