Не болит голова у трупа. Страшная история.

Напрасно она поторопилась! Увидела из окна маршрутки, как к остановке подползает нужный троллейбус, выскочила едва ли не на ходу и, сделав всего несколько поспешных шагов, провалилась каблуком в какую-то щель между плитами тротуара. Нога подвернулась неожиданно и резко. Охнув, Нина неловко присела, взмахнув руками. Потом медленно выпрямилась, чувствуя, как горячая волна боли заливает щиколотку и ползет вверх. Постояла, глядя вслед злополучному троллейбусу и приходя в себя, осторожно шагнула... Идти было почти невозможно. Нина доковыляла до скамейки, села и, сдерживая слёзы, достала из сумочки телефон...

Татьяна приехала минут через двадцать. Лихо припарковав свой маленький лобастый автомобильчик, она выбралась, одергивая пышную юбку, на тротуар, и громогласно заявила: «По части поиска неприятностей ты просто гуру! Где тебя угораздило?». Впрочем, объяснений слушать не стала, озабоченно осмотрев ногу Нины, скомандовала: «В больницу!». Кое-как устроившись на переднем сиденье, Нина в который раз подумала, что крупной и яркой Татьяне нужен бы совсем другой «железный конь». Но подруга всегда говорила: «Я своего бегемотика ни на что не променяю».

Когда добрались до хирурга, нога совсем отекла. «Как некстати!», - досадовала Нина и сама же себя мысленно одергивала: «Как будто переломы бывают кстати!». Но оказалось, что перелома, к счастью, нет. В процедурном кабинете, остро пахнущем лекарствами, наложили лангету, загипсовали частично, наказали на гипс не наступать, ногу «не беспокоить». Врач, не отрывая глаз от медицинской карты, которую он быстро заполнял абсолютно не читаемыми каракулями, пообещал: «Через неделю гипс снимем, достаточно будет тугой повязки». «»Это надолго?» - жалобно спросила Нина. «От вас зависит, - сухо ответил хирург. - Будете выполнять назначения, через три-четыре недели всё войдёт в норму. Хоть на батуте прыгайте». Потом вдруг поднял на неё глаза и улыбнулся: «Только невысоко!». «Спасибо», - смущенно сказала Нина и двинулась к двери. Татьяна подхватила её, потащила к выходу, приговаривая: «Не кисни! Завтра костыль тебе привезу, будешь, костяная нога, ловчее по квартире скакать».

По пути Татьяна продолжала расписывать открывающиеся перед Ниной возможности. «Выспишься, - говорила она, - почитаешь, фильмы посмотришь, я тебе комедий приличных подгоню. «Сделку» видела? Там Стивен Шатер, любимчик мой... Вышивать начнёшь, как ты мечтала...» «Вязать, - возразила Нина, - вышивать я не умею». «Ну, вязать, плести... В общем, рукоприкладство всякое», – засмеялась Татьяна. «Рукоделие», - буркнула Нина. «Ну, не дуйся, - подруга шутливо ткнула её в плечо и воскликнула: - Ну ты будешь ехать, козёл, или вздремнуть решил!». На дороге встречных и попутных она ругала, на чём свет стоит, не стесняясь в выражениях. «Коза, - тихо уточнила Нина. - Там дама за рулём». «Во-во, козодама! - хохотнула Татьяна и смело свернула на жёлтый сигнал светофора.
«Хорошо, что ты живешь на втором этаже, - продолжала Татьяна перечислять неожиданные достоинства печальной ситуации, когда они добрались наконец. - И квартира у тебя маленькая, что тоже очень в данном случае удобно». Заглянув в холодильник, она сказала: «Не помрёшь, пожалуй!», - и умчалась на своём синем «Бегемоте» на работу, потому что, по её словам, «они там без меня наработают, легче будет взорвать, чем исправить». Относительно её способности что-нибудь взорвать никто не сомневался, так что на работе Татьяна пользовалась непререкаемым авторитетом.

Нина почувствовала себя такой усталой, что спать улеглась в «детское время». Следующие три дня показали, что подруга была не так уж неправа. Несмотря на неудобства, доставляемые гипсом, Нина, и правда, отдохнула и даже занялась делами, которые обычно годами откладываются в долгий ящик: привела в порядок альбомы с фотографиями, прочитав несколько статей в интернете, тщательно спланировала и даже изобразила в нескольких эскизах озеленение своего балкона, посмотрела несколько фильмов и действительно взялась вязать, точнее, довязывать начатую когда-то ажурную скатерть. Впрочем, последнего занятия хватило бы не на один гипс, как определила сама Нина. Иногда она просто смотрела в окно, сознавая, как давно не позволяла себе такого простого и такого, оказывается, нужного ничегонеделанья.

За окном пышно цвела акация, источая нежный сладкий запах, щебетала какая-то птичья мелочь, деловито снующая между деревьями, а зелёный шатёр листвы деликатно скрывал их суетливую жизнь — лето набирало обороты.
Очередной вечер затянулся: Нина невнимательно смотрела телевизор, одновременно блуждая в интернете. Она так удобно устроилась в кресле, уложив загипсованную ногу на пуфик, а тихо жужжащий нетбук себе на колени, пристроив на широкий подлокотник чашку с чаем и вазочку с конфетами, что выбираться из этого гнезда, несмотря на поздний час, не хотелось. На телеэкране замелькали паруса и яхты. Нина прислушалась, но напряженный мужской голос говорил не о приятном отдыхе на берегу теплого моря, а о вскрывшихся фактах хищения в престижном загородном яхт-клубе «Фордевинд». Вместо загорелых белозубых курортников в кадре появились неприятные типы в татуировках и наручниках и крепкие суровые ребята в масках и с автоматами наготове. «Фу!», - сказала Нина вслух и взялась за пульт.

В оконное стекло что-то негромко стукнуло. Нина удивленно повернулась: второй этаж, деревья от окна далеко, ветра или дождя нет и в помине — это хорошо видно в свете ярких дворовых фонарей. Птица? Но уже за полночь, птицы давно угомонились. Что-то зашуршало, и за окном появилась... голова. Мужская голова, тщательно причесанная, странно покачивалась и кивала, иногда стукаясь лбом в стекло, и глупо, бессмысленно улыбалась. «А-а-а!», - вскрикнула Нина. Крик получился слабый, словно придушенный. Она набрала воздуха и сделала вторую попытку: «Кто это? Что надо? Вон!» Её бессвязную речь остановил шум за окном: что-то как будто посыпалось, потом негромко стукнуло, голова нырнула вниз, послышался поспешно удаляющийся топот ног и одновременно разъяренный густой бас соседки с первого этажа: «Ах, паразиты! Да чтоб вас...». Минуту Нина сидела в оцепенении. Потом, забыв про свою несчастную ногу, метнулась к окну, резко захлопнула форточку, задернула шторы и, переведя дух, поспешно заковыляла в кухню. Кухонная форточка тоже немедленно и плотно была закрыта. Выйдя в коридорчик и прикрыв за собой дверь кухни, Нина поколебалась и подперла кухонную дверь журнальным столиком, на котором стоял телефон. Огляделась. Подумала, что этим её обороноспособность исчерпана. Ну что ж... В спальне она немного успокоилась. Улеглась и даже мысленно слегка над собой посмеялась — вот трусиха! И уснула.

Утром Нина, во-первых, удивилась тому, что спала крепко и отлично выспалась, во-вторых, тому, что вчерашнее происшествие казалось теперь смешным и нелепым, хотя и необъяснимым. В-третьих, она позвонила Татьяне. «Ладно, ладно, вечером заеду», - сказала та, не дослушав, видимо, на работе был «завал». К вечеру Нина была готова рассказать о маленьком приключении с юмором и даже с некоторыми несуществующими подробностями. Настроение испортил неприятнейший инцидент во дворе. Было еще светло, когда раздался истошный женский крик, на шум явились многие. Довольно скоро появился милицейский «УАЗик», и пожилой служивый сердито отгонял всех любопытных от мусорных баков. Слух разнесся мгновенно: в одном из баков среди отходов лежала человеческая голова. Обнаружившая страшную находку утверждала, что голова со спутанными тёмными волосами и очень аккуратной линией отсоединения, так сказать, от тела, лежала лицом вниз, а больше она ничего не рассмотрела. К вечеру история обросла леденящими душу подробностями: якобы торчащей из шеи костью, спекшейся кровью на волосах и тому подобными деталями, впрочем, не особенно вызывавшими доверия.

Часов в пять в дверь Нины позвонили. На пороге стояли два незнакомца. Поздоровавшись, они синхронно сунули Нине под нос раскрытые «корочки», скороговоркой представились, спросили, можно ли войти, и пообещали много времени не отнимать. Впрочем, говорил один, невысокий, кареглазый с мягкой улыбкой и тихим, располагающим голосом. Второй, рослый, крепко сбитый, коротко стриженый, молча осматривал всё цепким недобрым взглядом, и старательно слепленная на его неподвижном лице единственная улыбка выглядела предостерегающим оскалом.
«Мы по поводу случившегося, - сказал Симпатичный. - Говорят, к вам тут непрошеный кто-то заглядывал». «А-а... ну да, - Нина приглашающе взмахнула рукой. - Я расскажу. Хотите чаю?». «С удовольствием», - сразу согласился кареглазый, они с напарником переглянулись, и Мрачный, пробурчав что-то невнятное, вышел из квартиры, аккуратно прикрыв дверь.

Симпатичный пил чай, деликатно держа тонкую чашечку тремя пальцами, слушал Нину, кажется, рассеянно: «Стучала? Кивала? Прямо в окно? Вот как? М-м-м... Отличное варенье! Это слива?». «Кизил, - автоматически ответила Нина. - Но голова была странная, словно неживая. Я испугалась». «Понимаю». «А тут еще эта история с мусорными баками...». «Понимаю», - он потер глаза и успокаивающе сказал: «Сейчас не могу вас подробно информировать, но уверяю: вам совершенно нечего опасаться. Ничего страшного, поверьте. Скоро всё всем будет ясно». Нина не поверила. Но Симпатичного пожалела — вон у него глаза какие красные, наверное, от бессонных ночей. Вот работка-то! «Много дел? - спросила сочувственно, - не до сна?». «А? Да, - улыбнулся сыщик. - То есть, нет, тут другое... Зубки у ребёнка режутся, две ночи уже спать не даёт». Он вежливо распрощался с Ниной, еще раз похвалил варенье, записал на листочке свой номер телефона со словами «звоните в любое время» и ушел, оставив её в некотором недоумении.

Приехавшая поздним вечером с пакетами продуктов Татьяна выслушала Нину недоверчиво. «Ну и как он мог добраться до твоего окна? Ведь никак, а? - она снисходительно смотрела на подругу. -Слишком ты впечатлительная». Нина подивилась такой нелогичной невозмутимости, но почему-то успокоилась. А когда подруга засобиралась уходить, сказала: «Пойду тебя провожу немного. Я уже приноровилась ходить, ставлю ногу не на всю ступню, а только на пальцы, так что лестница не проблема. Так на воздух хочется!».

Они спускались не спеша, Татьяна держала Нину за талию и требовала «смотреть куда идёшь, не то вторую ногу забетонируют». На последней ступеньке они остановились, как по команде, и… остолбенели. На площадке лежал человек. Вернее, лежало тело, потому что головы у него не было, а ведь без головы человек почти наверняка был уже трупом. Тело было одето в темный мужской костюм и старомодные широконосые черные туфли, из-под рукавов выглядывали белые манжеты, а руки были почему-то в перчатках. Тоже черных. Шея была повязана бледно-голубым платком, который аккуратно прикрывал то место, из которого должна бы была, так сказать, произрастать голова. Страшный «сюрприз» лежал на спине, дисциплинированно вытянув руки по швам.

Первой пришла в себя Татьяна. Она шагнула к телу, решительно наклонилась, но... прикоснуться не осмелилась, взялась двумя пальцами за рукав, приподняла руку безжизненного тела и тут же отпустила. Рука тяжело упала, глухо стукнув об пол. «Давай-ка в милицию звони и быстро», - сказала Татьяна серьезно. «В полицию», - онемевшими губами прошептала Нина. Она не помнила, как вернулась домой, как лихорадочно искала в прихожей бумажку с телефоном сыщика, позвонила и дрожащим от волнения голосом путано объяснила, в чем дело. «Сейчас буду», - лаконично ответил он. Положив трубку, Нина опасливо выглянула за дверь. Внизу Татьяна кого-то увещевала: «Домой, домой, нечего вам тут смотреть, не театр». Было понятно, что кто-то вышел из квартиры на первом этаже, а Татьяна точно знала, что на месте преступления важно «не затоптать следы».

Приехала уже знакомая парочка — Симпатичный и Мрачный, а с ними хмурый пожилой участковый. Попытавшихся выглянуть из своих квартир на шум любопытных немедленно и строго «завернули». Нина же спустилась — как очевидица, она имела право! - однако с ней тоже не стали церемониться. Поднимаясь к себе, она остановилась передохнуть на лестничной площадке, опершись рукой на почтовые ящики. «Опора» выдержала лишь несколько секунд: что-то хрустнуло, и ящики со страшным грохотом повалились на пол. «Опять двадцать пять! - воскликнула подоспевшая Татьяна. «Что ты еще себе сломала, горе мое!» - причитала она, пытаясь поднять Нину. Бесшумно и быстро оказался на месте почтовой катастрофы Мрачный. Он легко поднял Нину, посадил на подоконник, спросил: «Цела?», - и ловко сгреб в кучу вывалившуюся из ящиков корреспонденцию. Быстро перебрав газеты, рекламные буклеты, какие-то листовки, выудил конверт, ничуть не сомневаясь, вскрыл его, прочитав написанное, усмехнулся и сунул конверт в карман. «Кому-то насолили?», - спросил Нину и почти улыбнулся. Потом легко подхватил её и, быстро поднявшись по лестнице, поставил у двери квартиры. «Спасибо», - растерянно сказала Нина его удаляющейся спине.

«Да-а-а… Не болит голова у трупа… Особенно, если её нет... А правда, Нин, - рассуждала Татьяна, когда они сидели на кухне и пили чай с коньяком, да что уж там, коньяк с чаем - в целях обретения душевного равновесия.- Может, точно ты кому-то насолила и теперь вот за это сиди - бойся?». «Кому?», - вяло удивилась уставшая Нина. «Ну, может, ты в своей институтской библиотеке назвала по вечной твоей рассеянности какое-нибудь восходящее светило Франкенштейном, а оно на самом деле Моргенштерн»... Они посмеялись и решили, что пора спать — Татьяна великодушно согласилась остаться на ночь.

Она умчалась на работу ни свет ни заря, а Нина попыталась навести порядок – в квартире и в мыслях. Удалось не очень, тем более, часов в 10 явился уже знакомый страж правопорядка – Симпатичный. «Давайте побеседуем, - предложил он. – Вы ведь давно в этом доме живете и, наверное, всех знаете?». «Знаю, - согласилась Нина, - но я ни с кем особенно…». «А не надо особенно, вкратце, кто, с кем, чем занимается – в двух словах». «Чаю?- вздохнула Нина. «Лучше кофе», - не стал ломаться гость и пошел прямиком в кухню.

Дом, в котором Нина жила еще со школьных лет, был старым, построен в конце 50-х. Трехэтажный, с широкими лестницами и высокими потолками, на первый взгляд он казался просторным. Однако квартиры в Нинином подъезде все были двухкомнатные, с маленькими кухоньками и тесными прихожими – всего девять. На первом этаже жили две старухи. Одна, маленькая и аккуратная, крайне общительная и не менее любопытная, была старшей по подъезду, осуществляла, так сказать, связь между жильцами и загадочным миром ЖКХ. Вторая, угрюмая толстуха, никогда ни с кем даже не здоровалась. Все её добрые чувства были направлены на кошек, которых жило в её квартире не меньше пяти. Соседка-активистка, впрочем, утверждала, что все двадцать пять. Нетрудно догадаться, что бабушки не ладили.

Квартиру между ними занимала семья – супруги средних лет с застенчивым сыном-подростком. Глава семейства всегда носил строгий костюм и светлые рубашки с непременным галстуком, был галантен и улыбчив. Нина крайне удивилась, когда узнала, что он – рубщик мяса в большом гастрономе на соседней улице. Чем занималась его жена, шумная толстушка, увешанная украшениями, Нина не знала.

Второй этаж был у них «интеллигентским», помимо Нины, там жили в квартире справа мать и дочь, преподававшие в одном вузе математику, а слева – филологиня, учившая в университете иностранцев русскому языку. Математические дамы были очень не похожи друг на друга не только внешне. Мать, сухая, прямая и высокомерная, кроме скупых приветствий не удостаивала соседей какого-либо внимания. Весёлая краснощекая её дочь всех знала, со всеми останавливалась поболтать и была в курсе всех новостей. Иногда, очень редко, они громко выясняли отношения. Но математика не была тому виной: просто ссорились две уставшие друг от друга одинокие женщины.

Преподавательница русского как иностранного делила свою жилплощадь с сыном-студентом и лохматым рыжим псом, которого она почему-то считала ризеншнауцером. Жили они дружно, хотя юный оболтус после каждой сессии что-то пересдавал, и мамаша ему выговаривала: «Когда ты уже от хвостов избавишься, змей?». «От хвостов избавляются ящерицы, это называется аутотомией, - умничал отпрыск. – Мать, как ты в школе училась?». Она шутливо замахивалась на детинушку, и они дружно смеялись. Пёс радостно размахивал хвостом.

Над ними жили молодые супруги, работавшие в театре музкомедии. Впрочем, работал только муж, щеголеватый блондин, всегда окутанный шлейфом дорогого одеколона. Его изящная жена-пианистка находилась в декретном отпуске. Нина иногда слышала, как она играет – что-то бравурное, темпераментное… Но почему-то никогда ничего не доигрывала до конца – то ли уставала, то ли позабыла ноты.
Квартира над комнатами Нины сдавалась, её снимала семья с двумя детьми. Однажды Нина попеняла соседке на шумные детские игры. Та смутилась, извинилась, с тех пор их вообще не было слышно, и Нина даже устыдилась своего замечания. О них совсем нечего было рассказать, кроме того, что у женщины было красивое имя Аурика, из чего Нина сделала вывод, впрочем, спорный, что та – молдаванка.

Наконец, в последней квартире третьего этажа обитала семья из четырех взрослых: супруги Берзинь и их дочь с мужем. Ян Берзинь был, как говорили, гениальным бухгалтером. К нему, уже пенсионеру, нередко обращались в каких-то трудных финансовых случаях, и он умело помогал. Впрочем, был у господина Берзиня грех: раз в два-три месяца он, как выражалась его жена, «запивался». После трех-четырех дней безобразия Ян приходил в себя и, устыдившись, начинал усердно работать по хозяйству. При этом он всегда напевал – душевно, мелодично, словно радовался, что всё прошло, обошлось… Нина узнала о семейной тайне давно и случайно: мадам Берзинь попросила её сохранить накануне праздника пару бутылок спиртного, чтобы у супруга не было искушения, а гости не остались без угощения. С тех пор так и повелось: в Нинином серванте стояли в ожидании красивые бутылки с дорогими напитками – Берзинева жена тоже была бухгалтером, причём на ликеро-водочном заводе.

Симпатичный следователь выслушал Нину внимательно и ушел, сказав, что «всё идёт по плану». Татьяна вечером слушала с большим интересом и совсем вошла в роль частного сыщика. Она утверждала, что всё случившееся – стремление запугать. Осталось выяснить, кого и зачем пугали. Из всех соседей Татьяна выбрала на роль жертвы двух претендентов: экс-бухгалтера, который наверняка знал немало денежных секретов, и мясника – не за профессию, а потому, что он был «очевидный ловелас» и, по мнению Татьяны, жена наверняка его ревновала. Спорить было бесполезно.

День, которого Нина ждала с нетерпением, выдался хмурым. Собирался с силами и никак не мог собраться дождь. Но настроение её было радужным: гипс сняли, а повязка куда меньше сковывала движения и позволяла гулять, хотя нога всё еще болела. Подруги не спеша шли по аллейке, обсуждая платье, которое Татьяна выбрала «для выхода в свет». Нина считала, что наряд слишком густо усыпан блёстками, а Татьяна утверждала, что как раз вот эта блескучая чешуя и делает платье сногшибательным, да еще и стройнит… Симпатичного следователя они заметили, лишь когда он поздоровался. «Как идёт дело?», - строго спросила Татьяна. «Отлично, - улыбнулся он. – Как раз провёл воспитательную беседу…» Татьяна фыркнула. «Так вы уже, конечно, нашли преступников?» - спросила она, иронично подняв брови. «Правонарушителей», - поправил следователь и охотно рассказал «историю преступления».

А дело было так. Мальчишки, раздобыв голову-манекен, такую, на которых демонстрируют в магазине головные уборы, придумали остроумный, по их мнению, план развлечения: насадив болванку на длинную палку, устроили «заглядывание» в ночные окна. Палку взяли в подъезде: пожилые хозяйки по старой привычке подпирали во дворе верёвки с выстиранным бельём специальными жердями. Любительница кошек, выгуливая своё хвостатое стадо поздним вечером, обнаружила пропажу инвентаря, а заодно и его похитителей и подняла шум, спугнув хулиганов. Голову они, удирая, уронили, от падения она треснула и исцарапалась, так что на следующий день оказалась в мусорном баке…Старуха-кошатница голову не видела. Собственно, эта голова на шесте могла «заглянуть» только в окна второго этажа, но там все, кроме Нины, спали…
Конечно, дерзких мальчишек стали бы искать, чтобы отругать, но не слишком активно. Они же, окрыленные неожиданным успехом, – слухи о найденной в мусоре «отрубленной голове» разнеслись по всему району! – придумали новое развлечение. Тем более, «тело» без головы уже было готово: юношеская театральная студия, которую эти безобразники исправно посещали, готовилась показать спектакль-детектив, и костюмеры соорудили «труп», набив мужскую одежду обрезками ткани и поролона, - потому-то пришлось на его руки нацепить перчатки, рук ведь и не было… Шутники подложили «реквизит» в подъезд и в радостном возбуждении ожидали реакции. Разумеется, в милиции сразу догадались, что всё это – дело рук малолетних изобретателей, но сделали вид, что всерьез заинтересованы «преступлением»: надо было, чтобы заработало сарафанное радио, и мальчишки, ощутив головокружение от успеха, начали хвастаться в компании сверстников… И попались.

«Вот негодяи! – воскликнула Татьяна. – Да с ними не беседы проводить надо, их надо…». «Не надо, - серьёзно остановил её следователь. – Они же дети. С ними разговаривать нужно. Пока еще можно. Думаю, они меня хорошо поняли».
«А письмо?» - вспомнила Нина рухнувшие почтовые ящики. Письмо, оказывается, содержало угрозу типа «с тобой будет то же самое» в адрес… актёра музкомедии. Это была расплата за то, что он не давал мальчишкам во дворе гонять мяч – опасался за свою дорогую машину. «М-да-а… - задумчиво протянула Татьяна, когда симпатичный следователь, глянув на часы, торопливо попрощался. – Когда я была пятиклассницей, мы дворовой компанией тоже написали письмо одной вредной тётке. Очень она за клумбы беспокоилась, гнала нас от цветов подальше». «Что писали-то, хулиганьё?», - улыбнулась Нина. «Стихи. «Мне нужен труп, я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас». На большее фантазии не хватило», - ответила Татьяна и неожиданно подытожила: «Развиваются детки. Кстати о Фантомасе. Что-то мы с тобой в кино давно не ходили. Давай прямо сегодня?» «Давай, - легко согласилась Нина. – А пока пойдём чаю попьём». «Нет, - заартачилась подруга, - я и так уже у тебя прописалась». «Ты же не оставишь меня одну на пороге подъезда, - лукаво улыбнулась Нина, - мало ли что там меня подкарауливает, безголовое». «Да ладно, - засмеялась Татьяна, - знаю я, кто у нас безголовый. А что варенье-то, осталось? Или на милицию всё ушло?». «По-ли-ци-ю!», - Нина чувствовала, что день, несмотря ни на что, выдался какой-то особенно лёгкий и приятный…

Победитель конкурса "Опять двадцать пять!"