Жизнь. Часть 9. Продолжение апологии Сократа.

«Говорю я это не в укор подобной науке и тому, кто достиг мудрости в подобных вещах, а только ведь это, о мужи афиняне, нисколько меня не касается. А в свидетели этого призываю большинство из вас самих и требую, чтобы это дело обсудили между собою все те, кто когда – либо меня слышал; ведь из вас много таких. Спросите же друг у друга, слышал ли кто из вас когда – либо, чтобы я хоть сколько – нибудь рассуждал о подобных вещах, и тогда вы узнаете, что настолько же несправедливо и все остальное, что обо мне говорят.

А если еще кроме всего подобного вы слышали от кого – нибудь, что я берусь воспитывать людей и зарабатываю этим деньги, то и это не правда; хотя мне кажется, что и это дело хорошее, если кто способен воспитывать людей, как, например, леотинец Георгий, кеосец Продик.

Все они, о мужи, разъезжают по городам и убеждают юношей, которые могут даром пользоваться наставлениями любого из своих сограждан, оставлять своих и поступать к ним в ученики, платя им деньги, да еще с благодарностью.

А вот и еще, как я узнал, проживает здесь один ученый муж с Пароса. Встретился мне на дороге человек, который переплатил софистам денег больше, чем все остальные вместе, - Калий, сын Гиппоника; я и говорю ему (а у него двое сыновей): Калий! Если бы твои сыновья родились жеребятами или бычками, то нам следовало бы нанять для них воспитателя, который усовершенствовал присущую им породу, и человек этот был бы из наездников или земледельцев; ну а теперь, раз они люди, кого думаешь взять для них в воспитатели?

Кто бы это мог быть знатоком подобной доблести, человеческой или гражданской? Полагаю, ты об этом подумал, приобретя сыновей? Есть ли таковой, спрашиваю, или нет? «Конечно, - отвечает он, - есть». «Кто же это? – спрашиваю я. Откуда он и сколько берет за обучение?» «Эвен, - отвечает он, - с Пароса, берет по пяти мин, Сократ».

И благословил я этого Эвена, если правда, что он обладает таким искусством и так не дорого берет за обучение. Я бы сам чванился и гордился, если бы был искусен в этом деле; только ведь я в этом не искусен, о мужи афиняне!

Может быть, кто – нибудь из вас возразит: «Однако, Сократ, чем же ты занимаешься? Откуда на тебя эти клеветы? В самом деле, если бы сам ты не занимался чем – нибудь особенным, то и не говорили о тебе так много. Скажи нам, что это такое, чтобы нам зря не выдумывать».

Вот это, мне кажется, правильно, и я сам постараюсь вам показать, что именно дало мне известность и навлекло на меня клевету. Слушайте же. И хотя бы кому – нибудь из вас показалось, что я шучу, будьте уверены, что я говорю сущую правду. Эту известность, о мужи афиняне, получил я не иным путем, как благодаря некоторой мудрости. Какая же это такая мудрость?

Да уж, должно быть, человеческая мудрость. Этой мудростью я, пожалуй, в самом деле, мудр; а те, о которых я сейчас говорил, мудры или сверхчеловеческой мудростью, или уж я не знаю, как и сказать; что же меня касается, то я, конечно, этой мудрости не понимаю, а кто утверждает обратное, тот лжет и говорит это для того, чтобы оклеветать меня.

И вы не шумите, о мужи афиняне, даже если вам покажется, что я говорю несколько высокомерно; не свои слова буду говорить, а сошлюсь на слова, для вас достоверные.

Свидетелем моей мудрости, если только это мудрость, и того, в чем она состоит, я приведу вам бога, который в Дельфах. Ведь вы знаете Херефонта, Человек этот смолоду был и моим, и вашим приверженцем, разделял с вами изгнание и возвратился вместе с вами. И вы, конечно, знаете, каков был Херефонт, до чего он был неудержим во всем, чтобы не затевал.

Ну, вот же, приехав однажды в Дельфы, дерзнул он обратиться к оракулу с таким вопросом. Я вам сказал не шумите, о мужи! Вот он и спросил, есть ли кто – нибудь на свете мудрее меня, и Пифия ему ответила, что никого нет мудрее.

И хотя сам он умер, но вот брат его засвидетельствует вам об этом. Посмотрите теперь, зачем я это говорю; ведь мое намерение – объяснить вам, откуда пошла клевета на меня. Услыхав это, стал я размышлять сам с собою таким образом: что бы такое бог хотел сказать и что это он подразумевает?

Потому что сам я, конечно, нимало не сознаю себя мудрым; что же это он хочет сказать, говоря, что я мудрее всех? Ведь не может же он лгать: не полагается ему это.

Долго я недоумевал, что такое он хочет сказать; потом, собравшись с силами, прибегнул к такому решению вопроса: пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми, думая, что тут – то я, скорее всего, опровергну порицание, объявив оракулу, что вот этот, мол, мудрее меня, а ты меня назвал самым мудрым.

Ну и когда я присмотрелся к этому человеку – называть его по имени нет никакой надобности, скажу только, что человек, глядя на которого я увидал то, что я увидал, был одним из государственных людей, о мужи афиняне, - так вот, когда я к нему присмотрелся (да побеседовал с ним), то мне показалось, что этот муж только кажется мудрым и многим другим, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет; и я старался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр».

Полагаю, что мудрый Сократ был не мудр, в вопросе мудрости чиновника. Доказывать тому, у кого власть, о его разуме, о его мудрости бесполезно, даже если он глуп, он этого не признает, но власть свою, против срывающего с него маску, обязательно применит.

В древние времена, избранные Богом люди стремились обрести мудрость. Они, потратив годы жизни, соединив в себе видимый и невидимый миры, освобождая себя от ближних мыслей, о всяком удовлетворении низменных желаний, с благородной целью и чистыми помыслами, достигали мудрости.

Это позволяло им раскрыть многие загадочные явления, происходящие в окружающем человека быту и во вселенной. И лишь отдельным, достигшим совершенства духа своего, удавалось выйти из материального тела и приблизиться к Божественной тайне обустройства бытия, приблизиться к дому Отца.

Они становились Спасителями и вели людей к восхождению. К сожалению, у народа появилось две власти: духовная и светская. На словах духовной власти нет, есть разного рода посредники, и, казалось бы, всем все понятно. Есть Господь, и есть его Церковь.

Однако разделение светской власти создает условия для борьбы за власть и свое величие личностей, полагающих, что они мудрее, мудрее тех, кто главнее их.

Иисус Христос, прежде чем получить одухотворение Отца своего на Сына Единородного, и объявить себя Царем Духовным, в пустыне молился, познавал Мудрость прежних Спасителей, которые были до Него, и которые были Им, лечил, учил, воскрешал умерших, для того, чтобы не было сомнения у народа в Его Мудрости и Духовной Силе.

Светская власть приходит или по благословению или по захвату. Захват может быть любой: силовой, партийный, идейный и так далее. То о мудрости власти, силой получившей жезл властелина, и своим соратникам, за верную службу, подарившей, кресла чиновников, говорить и доказывать бесполезно.