Из книги Андрея Буровского «Сибирская жуть»

Эта история приключилась в 1978 году на Ангаре. В тот самый год, когда я вздумал погулять по острову Сергушкина, посмотреть на закат над шиверой. И было это в большом поселке Кежма, где, казалось бы, трудно случиться любому безобразию. Случилась она с человеком, который тоже работал на острове Сергушкина, назовем его Алексей.

Дело в том, что настоящей вечной мерзлоты на Ангаре еще нет, она начинается гораздо севернее. Но и на Ангаре в самых неглубоких ямках царит просто пронизывающий холод: такой, что в погребах трудно бывает хранить картошку. Этим и объясняется самое «забавное» в этой истории.

А началась история с того, что отец попросил Алексея вырыть погреб… Алеша не заставил себя ждать и лихо взялся за лопату. На глубине всего полутора метров, как выразился сам Алексей, «поперли покойники». То есть покойники никуда, конечно же, не «перли», а лежали себе тихо-спокойно и не трогали, не обижали никого. Но когда-то давно, лет двести назад, тут находилось деревенское кладбище, и вот теперь Алексей внезапно нашел сразу несколько погребений…

В климате Ангары покойники, конечно, не сохранились полностью, как сохраняются трупы в вечной мерзлоте. В свое время религиозных людей потрясла «нетленность» трупа Александра Меньшикова. По всем статьям был он ужаснейший грешник, и никак не подобало его трупу стать нетленным, как святые мощи…

Так вот, найденные Алексеем трупы не были нетленны, как Меньшиков. Но и не разложились совсем… Как бы мне получше их описать, этих зеленоватых покойников? Клали их без гробов, заворачивая в бересту, но не такие уж они и древние — на одном был фабричный костюм и резиновые галоши. Зачем покойнику галоши — это вопрос не ко мне, но что поделать? Галоши ему зачем-то все-таки надели.

У покойников сохранились волосы, морщинки и все черты лица были различимы превосходно. Первый день покойники вообще были совсем как новенькие — только уж очень зеленые… такого нежно-салатового цвета, и аромат от них исходил тоже такой нежный, тихонький. На второй же день покойники отогревались, кожа на их лицах и руках натягивалась, набухала. Черты их страшно искажались, словно покойники корчили страшные рожи. Нежно-салатный фон переходил в интенсивно-зеленый; по этому фону проступали отвратительные багровые и синие пятна. Покойники начинали явственно пованивать, и чем дальше, тем хуже.

Отец Алексея несколько затосковал; во-первых, потому что предстояли новые хлопоты с уже выкопанными покойниками. Во-вторых, как-то не хотелось ему хранить картошку и соления там, где лежат такие вот… нежно-зеленые. А ведь в стенках погреба наверняка были и еще покойники, стоит только покопаться…

В сельсовете покойников велели закопать на современном кладбище и сочувственно отнеслись к тому, чтобы дать папе Леши новое место под погреб, не содержащее трупов. Там обещали рассмотреть вопрос, и папа ушел очень довольный.

Чтобы понять дальнейшее, необходимо получше познакомиться с тем, что за человеком был, а скорее всего, и остается, Алексей. Дело в том, что мышление у Алексея отличалось большим своеобразием, и далеко не всех это своеобразие радовало, прямо скажем. Вот, например, как-то с двоюродным братом поехали они в другую деревню — в декабре месяце на мотоцикле.

— Проезжаем Мозговую, тут колесо — раз! И полетело! — и Алексей начинает громко смеяться, словно радуется до невозможности.

— Починили, поехали — у нас другая шина лопнула! — так же ликует Алексей.

И на вопрос, чему он так радуется, смотрит удивленно и обиженно, а потом произносит недоуменным голосом:

— Ну просто…

Мороз стоял за сорок градусов, до Кежмы было километров двадцать пять, до места назначения — все сорок. Открытый мотоцикл — единственное средство передвижения. Парни родились в ангарской тайге и смогли принять единственно разумное решение: не стали никуда идти, а развели костер возле дороги и стали ждать проезжающих. Ждали больше суток, потому что немного было идиотов переться куда-то в такую «славную» погоду. У одного прихватило ухо, у другого побелел кончик носа, оба давно не чувствовали ног. Время от времени кто-то из парней начинал засыпать, и второй тут же будил товарища, прекрасно понимая, чем это все может закончиться.

На второй день ребята дождались — появился мужик на «ГАЗике», и в будку «ГАЗика», где блаженное тепло, попали все трое: и Алеша, и его брат, и мотоцикл.

Отец вливал в мужика-спасителя спирт, пока тот не полился наружу; досталась кружка и Алексею, после чего отец высказался в духе, что пороть его, дурака, поздно, так что лучше сразу пусть идет спать. Алексей проспал больше суток, но на своеобразии его мышления это никак не сказалось.

Приключение он вспоминал с восторгом, как самое славное, что с ним приключалось в жизни, а летом прославился, срезая носы у идущих по Ангаре судов. Срезать носы — это значит на большой скорости проплывать на моторной лодке, стараясь проплыть как можно ближе перед носом идущего теплохода, самоходной баржи или катера. В этом виде спорта самоубийц Алеша очень преуспел, но где-то к августу в него все-таки врезался теплоход, и Алексей остался жив совершенно случайно — потому что его сразу же отшвырнуло очень далеко, а с теплохода видели и кинулись спасать идиота.

Мама стояла перед Алешей на коленях, умоляя больше так не делать. Отец отнял ключи от лодочного сарая, двинул в ухо и обещал оторвать руки-ноги, если увидит Алексея близко от пристани. Все это привело только к тому, что Алексей срезал носы на чужих лодках.

Милиция обещала самые свирепые репрессии, если Алексей не перестанет, но Алексей только смеялся, да так дико, что милиционеры потащили его к доктору. И доктор сказал, что он бессилен, потому что дебилизм неизлечим. Но тут врач был все-таки не прав — Алексей не только не был слабоумен, но по живости и гибкости ума он мог дать фору многим. Все дело было в том, что я назвал так неопределенно — в своеобразии его ума. Это своеобразие на многих производило такое же впечатление, что и на доктора.

Естественно, просто пойти и закопать покойников на кладбище было не для Алексея. Еще с самого начала, как он нашел трупы в погребе, Алексей положил зеленых старичков на высокую наклонную крышку погреба, сколоченную из сосновых досок. Трупы лежали в ряд и под действием солнца все зеленели и зеленели, а их руки поднимались над грудью и разворачивались в какую-то птичью позицию, как передние лапки динозавров, ходивших на двух ногах.

А вечером покойники продемонстрировали еще одно из своих замечательных свойств. Ночь стояла светлая, короткая, больше похожая на южные сумерки. Закат полыхал, окрашивая в багровые тона тучи на всей западной половине неба. С другой стороны вышел невинный девственно-желтый серпик нового месяца. Обычный северный сюрреализм — закат с луной одновременно, а тут еще трупы начали отсвечивать зеленым! Так прямо и отсвечивали, распространяя вокруг себя жуткое зеленое сияние, сполохи холодного, как бы неземного огня. Раскрыв рот, смотрел на это Алексей, окончательно не в силах расстаться с чудесными трупами, и своеобразие его ума проявилось вскоре в самой полной мере.

Накрыв покойников брезентом, Алеша приглашал в гости нескольких девушек и полдороги домой интриговал их рассказами, какие интересные вещи попадаются у них в подвале. Компания входила в ограду, топала к дому, а потом Алексей подводил гостей к крышке погреба и сдергивал брезент с покойников:

— Вы только посмотрите, что за прелесть!

Редкая девушка после этого не долетала до середины улицы с визгом и топотом, а Алексей валился прямо в помидоры, корчась в судорогах дикого хохота; мама долго не могла ему простить поломанные, помятые кусты этих полезных растений.

Так Алексей развлекался, пока про трупы не узнала вся деревня и уже не находилось дур идти смотреть находки из подвала. Но даже и тогда расстаться с трупами Алексей был решительно не в состоянии; тем более, что самые тщательные поиски в подвале не привели решительно ни к чему: больше покойников не было. Отец начинал день с категорического требования сегодня-то уж точно закопать «эту зеленую пакость». Участковый намекал на санитарные нормы и на ответственность за нарушение. Из сельсовета сообщали, что место под перезахоронение давным-давно отведено.

Для Алексея же приезд экспедиции стал источником новых возможностей: ведь девушки из экспедиции ничего не знали про покойников. Все шло как всегда, по уже накатанной колее. Пошли к Алешиному дому поздно, и покойники уже вовсю светились. Все было как всегда, но только в этот раз Алексей не упал в приступе дикого хохота, а с воплем кинулся вместе со всеми. Потому что на его глазах покойник медленно пополз вниз по наклонной крышке погреба. Так и сползал, не меняя позы, а потом начал садиться, закинув дрожащую голову, поднимая скрюченные руки.

Какое-то мгновение Алексей оцепенело смотрел на оживающий труп. А потом ринулся прочь со сдавленным воплем, чуть не обогнав мчащихся пулей девиц, и затормозил только возле самой калитки. Если верить легенде, первой остановилась посреди улицы Валя, которой этот балбес очень нравился. И даже вроде бы она даже сделала пару шагов назад, завопила, чтобы Алексей не валял дурака, бежал бы к ней. Но это все — только легенды. Доподлинно известно, что Алексей в очередной раз проявил своеобразие ума: на этот раз он поднял здоровенный камень, и зафитилил его в голову покойнику. В покойника он не попал, а попал в помидорные заросли рядом, а покойник почему-то тоненько, очень противно завизжал…

В следующий же момент какие-то серые тени метнулись через помидоры к дыркам в той стороне забора. Передняя тень тащила в зубах продолговатый предмет. Покойники больше не шевелились, но Алексею хватило ума тихо выйти, проникнуть в дом с другой стороны и вернуться с заряженным ружьем. Девицы давно рысью удалились, и только Валя ждала, чем все кончится.

Вдвоем они проникли на участок, освещаемый светом луны, хорошо видный этой светлой северной ночкой. Парень и девушка крались туда, где три неподвижные фигуры «украшали» крышку погреба, вовсю расточая зловоние. У Валентины отыскался и фонарик… Очень скоро в его свете стали видны зелененькие трупы, крышка, помидоры… И множество следов вокруг, и труп, полусидящий возле крышки погреба, и оторванная нога трупа, и следы множества погрызов на разлагающихся руках. А с улицы донесся лай и вой собак, воевавших из-за похищенной ноги.

Чтобы правильно понять эту историю, надо учесть своеобразие мышления не только Алексея, но еще и всего населения Севера. Там, где живут охотничьи лайки, считается чуть ли не безнравственным кормить их в теплое время года. Бедных, подыхавших с голоду псов осудить, право, язык не повернется.

О дальнейшем рассказывают по-разному. Алексей говорил, что Валентина от облегчения кинулась ему в объятия. Валентина рассказывала, что Алексей тут же сделал ей предложение. Мама Алексея рассказывала, что ее разбудил звук удара, будто уронили тяжеленный ящик: это Валентина дала Алексею оплеуху с криком:

— Будешь еще меня пугать, дурак несчастный!

О дальнейшем тоже рассказывают по-разному, и верить можно только двум обстоятельствам: что покойников закопали тем же утром, и что вскоре состоялась свадьба.

Вот во что я не верю ни на секунду, так это в то, что Валентина стала оказывать на Алексея облагораживающее воздействие. Я лично верю скорее тому, что своеобразие ума Алексея в какой-то степени передалось и Валентине.

По некоторым данным, Алексей уже на следующее лето искал продолжение старинного кладбища, а Валя ему помогала. Вроде бы Алексей даже нашел новых покойников, но остался ими недоволен: трупы были недостаточно зеленые.