Мама и дочка. Отрывок из романа "Одинокая звезда"

Всю зиму семилетки усердно занимались, чтобы осенью поступить сразу во второй класс. Дважды в неделю в садик приходила учительница Надежда Васильевна, готовившая детей к школе. Но учила она только тех, кто совсем не умел читать, писать и считать. Ребята, уже одолевшие азы грамоты и счета, учились самостоятельно, вдохновляемые неутомимыми Леной и Геной.
Ольга раздобыла в гороно программу первого класса, оказавшуюся не очень сложной. К лету все старшие ребята — Саша Оленин, Ирочка Соколова, Настенька Селезнева, Шурочка Пашкова и Шурик Дьяченко, не говоря уже о Лене с Геной и Мариной, — бегло читали, писали несложные диктанты, решали простые примеры. Надежда Васильевна, проверив их знания, заверила родителей, что дети вполне могут учиться во втором классе.
Лена с Геной буквально заразили остальных детей страстью к чтению. У Леночки была великолепная библиотека. Ольга непрерывно пополняла ее, не жалея никаких денег. Благодаря ее стараниям здесь были и "Волшебник Изумрудного города", и "Приключения Буратино", и сказки Андерсена, и множество других замечательных детских книг. Каждый день Леночка приносила в садик одну из них, и дети, усевшись в кружок, читали по очереди вслух. Прочитав, они еще долго не расставались с любимыми героями, придумывая продолжение их историй. Эти совместные чтения очень сблизили ребят. Они уже не ссорились, как раньше, дружно играли и часто мечтали, как будут все вместе учиться в одном классе.
Гена совсем перестал задираться. Он быстро рос и уже был на голову выше всех. Чтобы догнать Леночку в математике, мальчик много занимался по ее учебникам, стараясь до всего дойти самостоятельно. Ему доставляло удовольствие видеть неподдельное удивление Лены, когда она вдруг обнаруживала, что приятель кое в чем опередил ее. Если бы не необходимость помогать дома с малышами, которых ни на минуту нельзя было оставлять одних, его успехи были бы еще больше. Спасибо Алексею, приходившему почти ежедневно. При нем Гена мог хоть ненадолго закрыться у себя в комнате, чтобы не слышать вопли капризных Мишки и Гришки, требовавших, чтобы с ними сидели только Гена с Леной или их ненаглядный папочка.
Из-за нехватки времени Гена не так часто посещал шахматную секцию, как хотелось. Он играл уже в силу третьего разряда, но на участие в соревнованиях времени почти не оставалось.
Отношения между Геной и Леной внешне стали спокойнее. Гена по-прежнему не мог долго обходиться без ее общества, но изо всех сил старался не слишком докучать ей. Из-за этого мальчик замкнулся и часто предпочитал уединение с книгой шумным играм со сверстниками. Он очень подружился с Маринкой Башкатовой, передававшей ему все новости о Леночке. От нее он узнавал о своей сестренке все, что его интересовало.
Зная, как Лена любит шутки и остроты, Гена старался запоминать все смешное, что находил в книгах, слышал по телевизору или от взрослых. Ее ответный смех был лучшей наградой за его старания.
Леночка за эту зиму тоже очень изменилась — повзрослела, посерьезнела. В детском садике ее любили все, особенно малыши. Они буквально липли к ней. Стоило девочке появиться в их комнате, как малышня окружала ее плотным кольцом, и каждый старался прислониться или хотя бы прикоснуться к ней. Теперь она должна была погладить и приласкать всех, иначе потом обид и слез не оберешься.
Каждое появление Лены у Гнилицких близнецы встречали воплями радости. Она целовала их, тормошила и по очереди таскала на руках. И пока Лена носила одного, другой орал благим матом и тянулся к ней изо всех сил, грозя вывалиться из кроватки. Потом они менялись местами, и все повторялось. Почему-то к Маринке они таких чувств не испытывали, хотя та проводила с ними ничуть не меньше времени, чем Лена, и так же их целовала и тетешкала. Но когда обе девочки одновременно носили их на ручках, близнец, сидевший у Марины, все время тянулся к Леночке, громким ором требуя, чтобы она взяла именно его.
Даже такие крохи понимают, что она лучше всех, с грустью размышлял Гена. И от этой мысли ему почему-то становилось неуютно и тревожно.
Изменились отношения и между мамой и дочкой. Совсем недавно для Ольги Леночка была малым ребенком − а теперь она стала скорее близкой подругой. Ольга привыкла буквально во всех жизненных ситуациях советоваться с дочерью и прислушиваться к ее мнению. Все, что касалось приготовления еды, уборки, покупок, они обсуждали и решали вместе. Даже возникавшими то и дело проблемами на работе Ольга делилась с Леной — и не раз убеждалась в здравости ее суждений и советов.
— С этими первокурсниками прямо беда! — жаловалась она дочери. — Такое впечатление, что некоторые из них в школе математику вообще не изучали. Представляешь, вызываю вчера одного к доске, и по ходу дела ему надо умножить семьдесят на восемьдесят. Стоит, думает. Я у него спрашиваю: — А сколько будет семью восемь?
— Стоит, думает, — засмеялась Лена.
— Точно, — подтвердила Ольга. — Но ведь это студент! Не второклассник, не пятиклассник — студент! Технического вуза! Таблицу умножения не знает. — А зачем? — говорит. — Есть же калькулятор.
— А ты не разрешай им пользоваться калькулятором на занятиях. Пусть считают в уме.
— Я пробовала не разрешать. Но тогда и половины намеченного не успеваем решить.
— Может, нам с Геной не во второй класс, а сразу к тебе поступить? — шутила девочка. — По крайней мере, таблицу умножения мы знаем и уравнения решать умеем. Не то, что твои двоечники.
— Ты смеешься, а я думаю — вы бы учились получше некоторых первокурсников. Куда мы катимся, не представляю?
— Мамочка, я знаю, что надо делать. Надо открыть школу при институте. Чтобы ваши же преподаватели там учили детей. Тогда бы они их научили тому, что надо знать для института.
— Лена, идея прекрасная. Но кто же нам разрешит? Школу открыть не так-то просто. Можно было бы подумать о воскресной школе, хотя бы для старшеклассников. Но где взять деньги? Ведь преподавателям надо платить. И потом, у нас есть неплохие подкурсы. Правда, на них учатся всего год, а здесь годом не обойдешься. Чтобы поднять таких лежачих, надо минимум года два с ними заниматься перед поступлением.
Все твердят о гуманитаризации образования. Чтобы, значит, побольше гуманитарным наукам уделять внимание, поменьше точным. Мол, именно гуманитарные науки воспитывают личность. Да так, как воспитывает математика, никакая литература не воспитает. И точность воспитывает математика, и целеустремленность, и честность, терпение, выдержку, дисциплину ума, верность, порядочность, наконец. Почему Япония так далеко ушла вперед? Потому что там точные науки на первом месте. А у нас в школах, похоже, вообще перестали решать задачи и примеры. Нам, помню, задавали по десятку примеров на дом, а нынче — редко один-два. Чтобы не перегружать ребенка. Да если б он тратил время на книги! Так ведь нет — он его тратит на эти жуткие мультики да боевики. Вот уж где полная бездуховность.
— Мамочка, не расстраивайся ты так. А то у тебя голова разболится — снова таблетки будешь глотать. Вот мы скоро вырастем и придем к тебе учиться. Все будем только хорошистами и отличниками. Подожди немного.
— Ну да, всего какой-нибудь десяток лет. Совсем немного.
— Не десять, а девять. Мы же во второй класс пойдем. Мама, а почему теперь нет четвертого класса? Нам сказали, что после третьего сразу в пятый переходят. А куда четвертый девался?
— Понятия не имею. Сама спрашивала в гороно − а там только плечами пожимают. Тайна сие великая есть. Зато вместо десятилетки одиннадцатилетку сделали. Без четвертого класса. Та же десятилетка фактически. Теперь это реформой школы называется. Но ты права — не стоит расстраиваться из-за того, что мы изменить не в силах. Как говорят японцы, будем кроткими, как голуби, и мудрыми, как змеи. Давай лучше что-нибудь поесть приготовим. Что-то вкусненького захотелось.
— Давай котлет нажарим. Мясо молотое есть, лук, молоко и яйца тоже есть. Гену позовем.
— Смотрю, ты снова с ним задружила. Ты бы не мучила его, дочка. Или дружи, или не дружи. А так нельзя — то гнать, то звать. Он прямо извелся — не узнать мальчика.
— Мамочка, никогда я его не гнала. Просто, сердилась, когда он ребят обижал. Знаешь, он таким умным стал! Задачки решает не хуже меня. И читает запоем. А анекдотов сколько знает! Все время меня смешит. А сам не смеется. От этого еще смешнее становится. А Маринка говорит, что он в меня влюблен.
— Гена ей это сам сказал?
— Нет, она догадалась. Он ей пожаловался, что ему неприятно, когда меня другие мальчики провожают. А она ему говорит: “Ты в Лену влюблен”. И он согласился. Ну и пусть влюблен, разве это плохо?
— О Господи! — вздохнула Ольга. — Только этого мне не хватало.
— Конечно, ничего плохого в этом нет. Правда, рановато. Но будем надеяться, что это у него пройдет.
— Да пусть будет влюблен! Не он один такой. Мне уже столько мальчиков в любви признавались. Я на это внимания не обращаю. Мне же лучше. Они мне все так стараются угодить. Все делают, как я хочу.
Ужас! — подумала Ольга. Восемь лет, только восемь! А что будет в двенадцать, пятнадцать? Испортят мне дочку окончательно.
— Лена! — решительно сказала она. — Ты должна пресекать такие разговоры — все эти объяснения в любви и тому подобное. Вы еще очень маленькие. Скажи своим поклонникам, что до настоящей любви вам еще расти и расти.
— Мамочка! — Леночка хитро взглянула на нее. — Ты ведь сама так не думаешь. Вспомни Пушкина — любви все возрасты покорны. Вон как Ирочка Соколова влюблена в Сашу! Уже два года. И все это знают. Что, скажешь, она его любит не по-настоящему? Очень даже по-настоящему! И мне кажется — Гена в меня тоже влюблен по-настоящему. Ну и пусть. Он же ради меня готов на все. И я к нему сейчас очень хорошо отношусь — даже скучаю, когда его долго не вижу. Давай его позовем на котлетки.
— Да зови, зови, конечно, зови!
Но Лена вернулась обескураженной.
— Мама, он не идет. Говорит, не с кем Мишу и Гришу оставить. Тетя Света в магазин пошла, а бабушке нездоровится. Я ему предложила взять их с собой, а он сказал: “Они тебе на диван надуют”. Наверно, он все-таки не влюблен. Другие бы сразу прибежали.
— Давай дожарим, и сама ему отнесешь. А что ты отвечаешь мальчикам на их признания?
— Говорю: “Ну, влюблен — и дальше что?” А он говорит: “Давай дружить!” А я отвечаю: “Ну, давай. Ты в шахматы умеешь играть? Нет? А во что умеешь, кроме ловиток? Ни во что? А какие ты интересные книжки прочел? Никакие? Как же с тобой дружить? Даже поговорить не о чем. Нет, мне с тобой дружить неинтересно”.
— И он что?
— И он отстает. Знаешь, из всех моих знакомых мальчиков Гена умнее всех. Раньше он не был таким, а сейчас у него, о чем ни спроси, все знает. И сильнее всех. Когда мы втроем идем домой, к нам уже никто не пристает.
— А как у тебя с Ирочкой? Наладилось?
— Нет, мама, она меня не любит. Только скрывает это. Гену боится. Иногда даже улыбается мне и сама заговаривает − а глаза все равно злые. Понимаешь, до моего прихода в нашей группе, да и во всем садике, она была лучше всех. Самая красивая, самая умная. Все с ней носились. И Саша Оленин только на нее и смотрел. А когда я пришла, все изменилось. Я слышала, как она его уговаривала не поступать с нами в один класс. Чтобы в другом каком-нибудь классе учиться. Или даже в другой школе. А он — ни в какую. — Хочу, — говорит, — со всеми нашими.
Мы считаем их маленькими. Какие у них могут быть переживания, неприятности? — думала Ольга. А у них все так же — дружба, любовь, ревность, ненависть. Они тоже живут жизнью, полной чувств и страстей. И об этом нельзя забывать.
Гена. Почему, когда я думаю об этом мальчике, мне становится не по себе? У него есть цель, и эта цель — Лена. Она для него центр всех желаний и помыслов. Ведь только ради нее он стал самым умным, самым сильным, самым интересным из ее сверстников. Как он себя ломает, переделывает под ее желания. И сметет любого, кто встанет у него на пути. О Господи, хоть бы Лена со временем ответила на его чувство! Иначе беды не миновать.
И то, что им только по восемь, очень слабое утешение. Как разительно он изменился этот за год. Только его отношение к Лене не изменилось − осталось таким же, как и год назад, когда он, рыдая, вцепился в ее платьице, не позволяя увести от себя. Мальчик будет расти, и его чувство к ней будет расти тоже, это очевидно. Выход один — уехать, прекратить их соседство, неизбежные встречи. Может, тогда он переболеет и забудет ее. Но как уехать, из-за чего? Из-за того, что восьмилетний мальчик любит мою дочь? Никто же не поймет.
А может, она преувеличивает? Может, все не так страшно? Они вырастут, появятся новые интересы, будут новые встречи. Во всяком случае, уезжать им c дочкой некуда, да и работу просто так не оставишь. Ладно, пусть пока растут, а там видно будет. Главное, внимательно наблюдать за ними, ждать и надеяться, что все обойдется. А что еще остается?