Навеянные строки (продолжение 15)

Раньше я очень любил театр, но постепенно он перестал меня волновать, он утратил для меня что-то живое, глубоко волнующее, завораживающее, Осталась от него только яркая форма, причудливые выверты режиссера, вычурность приемов и условностей, а за этим потерялась театральная жизненность. И конечно же, сильно упал уровень исполнения...
***
Читаешь и диву даешься: до чего же были развратны — Белинский, Герцен, Некрасов, Тургенев, Панаев, Михайловский, Григорович и др. И это был цвет нашей культуры, интеллигенции, которые писали одно, а вытворяли черт знает что. Недаром круг "Современника" — очень популярного журнала середины 19-го столетия, произвел на Толстого отвратительное впечатление своей половой грязью… Такое влияние оказал все тот же запад.
***
Можно быть очень культурным, интересным, разносторонне образованным и даже талантливым человеком, но не иметь четкого мировоззрения.
***
Мало кто может по-настоящему глубоко оценить, уловить и выразить суть происходящего в мире. Слишком много взаимоузловатостей в нем.
***
Мысль о том, что все написанное человечеством, лежит на нас- людях каким-то трухлявым камнем — не нова. И все же, есть в этом какая-то неудобная правда. На нас давит этот ветхий груз, он не дает свободно вздохнуть, тормозит движение души. Не от того ли эти судорожные потуги неоискусств, в лучшем случае, похожие на отрыжку старого?
***
Я не жалую оппозицию, она скучна и неинтересна. А скучна она своей предсказуемостью и однообразием высказываний, порой необъективных. Ты заранее уже знаешь, что скажет тот или иной из них. Мир меняется каждое мгновение, и однажды застывшее суждение, начинает попахивать мертвечиной, и ни чем более.
***
Неторопливые, вялые мысли тянулись как похороны, но иногда неожиданно вздрагивали словно от грома литавр в оркестре, и тогда начинали суетиться, делая вид особой значимости.
***
На один из "вечных" вопросов, ученый Ресовский ответил: "Смысл жизни — в смерти".
***
Гуляю как-то со своим Чарли, навстречу молодая женщина тоже с собакой. Я стараюсь мило улыбаться, больше конечно женщине, она приостановилась и я по-доброму потрепал за уши ее пса. Постояли, перебросились парой слов, разошлись. Зову, — Чарли, — не идет: "Обиделся". Иду дальше, зову снова — отвернуся и ни-ни: "Не отвечает". Тогда я умоляюще, — Ну, прости меня! Сорвался с места, бежит, виляет хвостом, лижет руку: "Простил".
***
В рассказах у И. Бунина о женщинах совершенно нет детей, а есть лишь отдельные упоминания, и то вскользь, формально. Видимо он просто не знал что с ними делать, куда девать.
***
"… в мое сердце вступила жалость, и я понял теперь, что жалость есть самая великая, самая прекрасная вещь из всех существующих на свете". Оскар Уальд (после тюрьмы)
***
"Ах, какая тоска", — говорил перед смертью Пушкин, страдая от нее больше чем от боли. А ему приписали это, как воспаление брюшной полости.
***
Его всегда занимала готовность человека к скотскому преображению.
***
Всякий раз, я засыпаю с надеждой, сначала засыпает надежда, я — следом за ней.
***
Только представьте себе — если бы большевики были горькими пьяницами, и Ленин в 17 г. не смог бы взобраться на броневик, а? Нет, тут не до смеха, мы жили бы просто в другом измерении.
***
"Русь молчалива и застенчива, и говорить почти что не умеет. Вот на этом просторе и разгулялся русский болтун". В.В. Розанов
***
"… общественное мнение Европы, которое признаем своим судьей, перед решением которого трепещем, милость которого заискиваем". Данилевский Что-то недавнее напоминает...
***
Завтра сяду за письмо Бараку Обаме, чтобы перестал угрожать. Ну, сколько можно, прямо как дитя малое, даже смешно становится. Куры засмеют...