Тефаль, ты всегда думаешь о нас! Борис Акунин. (почитайте! забавно!)

Точным движением иллюзиониста Ягкфи сдернул со стеклянного куба белую драпировку, и взорам попечительской комиссии предстало последнее произведение главного столичного ваятеля.
После долгой, по меньшей мере минутной паузы генерал губернатор спросил, насупя белые белесые бровки:
-Это у тя че?
-Она самая,- чуть, покраснев, ответил Ягкфи. -Триумфальная арка в честь 55-летия Великой победы. Хороша, да?
Его превосходительство сделался сначала багровым, потом сизым и, под конец даже лиловым.
- Ты че? –медленно проговорил он, начиная сильно сердиться. – Ты, блин, че-? Ты на чью мельницу? Ты, генацвали, меня совсем за cявку держишь? Мало мне твоей дули на Крымской? Чтоб я перед выборами заместо Василия Блаженного поставил на Красной площади вот эту…эту…
Генерал-губернатор задохнулся, так и не найдя достойного определения для творения президента Имперской академии изящных художеств.
Ягхфи быстро обвел взглядом сидящих за столом и понял, что дело плохо. Лица у попечителей были потерянные, а заместитель генерал-губернатора по строительства, утонченная душа и поклонник югендстиля, застроивший всю Древнепрестольную чудесными зданиями а-ля Сецессион, кажется, был близок к обмороку.
Что ж, беднягу можно было понять. Арка и в самом деле смотрелась премерзко: гигантская белая загогулина, и сверху – урод-Освободитель, тычущий в небо валообразным автоматом ППШ. В нем-то, автомате, и заключался весь смысл Конструкции, но не объяснять же это членам комиссии!
Значит, опять, как во время утверждения памятника Отцу Русского Флота, придется прибегнуть к куммупенетрации, с тоскливым чувством подумал Ягкфи. А что прикажете делать?
Он посмотрел лиловому генерал-губернатору в маленькие, замутившиеся от ярости глазки, переключил растринг с шестой позиции на четырнадцатую и звучным размеренным голосом заговорил:
- Снеся безвкусную электрическую постройку, запирающую главную площадь демократической России в контур меж мавзолеем тоталитарного идола и напоминанием о кровавых годах опричнины, мы очищаем легкие нашей столицы для вдыхания свежего воздуха нового тысячелетия и меняем весь энергетический окрас кровеносной системы столицы с венозно-багряного на артериально-алый, светлый, жизнеутверждающий…
через минуту импульс начал действовать, и генерал-губернатор, будто погрузившись в транс, стал одобрительно покачивать головой и слегка пошлепывать мягкими губами в такт велеречивой бессмыслице.
- Да, - сказал он наконец. – Да, в трынду Василия. Сука такая, вздохнуть площади не дает. Ставь свою хреновину.
Старика было жалко, но времени оставалось катастрофически мало – не неадо сантиментов. Остальные члены комиссии тут же единогласно утвердили проект, а Перес-секретарь его превосходительства подошел и, обласкал триумфатора бархатистым вкрадчивым голосом, шепнул: "Все моими стараниями-с. С вас, душа моя , причитается". Жалкий мздоимец. Знал бы он…
Как обычно куммупенетрация отняла много праны, и по широкой белой лестнице генерал-губернаторовой резиденции Ягкфи спускался совершенно обессиленным. Начальник охраны, ожидавший в вестибюле, лаконично, по-военному, доложил:
- Через главный нельзя. Демонстранты. Уже пронюхали. Разорвут. Пожалуйте через черный.
Но и у черного вышло не слава Тефалю. Едва Ягкфи шагнул из дубовых дверей под холодный ноябрьский дождик, как из-за колонны выскочил какой-то очкастый, бородатый и бросился на зодчего с кухонным ножом. Перехваченный бдительными телохранителями, забился в их крепких руках, истошно завопил, клацая зубами:
-За что, за что ты так ненавидишь Москву, зверь?! Что она, бедная, тебе сделала?!
Ягкфи распорядился отпустить несчастного безумца, а, сам, опечаленный, сел в "паккард" и велел ехать домой. Бедные, заблудшие, Тефаль им судья. Не ведают, что творят.
Труднее было привыкнуть к этой слепой ненависти, хотя и москвичей, конечно, тоже можно понять. Подгоняемый неумолимым напором времени, он понаставил по Москве немало отвратительных чудищ. Сначала – бронзовый бестиарий у священной кремлевской стены, потом нарезанного ломтиками, да еще и пронзенного рогатиной змееныша на Наполеоновной горке, потом ключевой элемент всей Конструкции – кошмарного истукана над съежившейся Москвой-рекой. Сего последнего невежественные туземцы попытались подорвать, да уберег Всемилостивый Тефаль.
Зато теперь, с принятием проекта Триумфальной Арки, задание было почти исполнено. Взорвать, злосчастный, не в чем неповинный храм с его узорчатыми луковками – неделя; кое-как соорудить (или, как говорит его превосходительство, сляпать) белый бетонный каркас с гипсовым автоматчиком – две недели; еще восемь дней на сборку замаскированного в автомате гиперлдокатора. И тогда все будет готово: невидимая дуга перекинется от автоматного дула к кудлатой башке пучеглазого царя, а два корректирующих луча (кольцеобразный микродиапазоновый с Наполеоновной горы и диффузионный от манежных зверушек) не дадут сигналу ослабнуть. Задание Межзвездного Комитета будет выполнено точно в срок.
Президент изящной академии запер за собою дверь спальни, встал перед зеркалом, покривившись посмотрел на свое отражение? Вислые щеки, мясистые губы, хрящеватый ком носа. Обитатели Земли простодушны, неиспорченны, по-своему даже трогательны, только вот внешность у них – с непривычки испугаешься. Да и привычка не больно-то помогает. Эдак забудешь, как выглядят нормальные лица.
Он оглянулся, борясь с искушением. А что? Дома никого. Опять же дело сделано – можно себя побаловать.
Решительно расстегнул шов, скрытый в жировых складках шеи, взялся рукой за подбородочные брылы, осторожно потянул, и маска капюшеном повисла на спине.
Хорош, ох как хорош собой был Ягкфи Выукусудш (так на самом деле звали существо, известное столичным жителям под совсем другим именем) – той редкостной, драгоценной красотой, что встречается лишь на старинных мезогранских селенограммах: тонкая линия зубохвата, мужественные кольцебросы страмзы, мягкий лучистый свет люминозыров (особенно левого нижнего, прикрытого подрагивающим полупрозрачным стробовеком).
Милая, милая, произнес про себя Ягкфи, воскрешая в памяти дорогие сердцу черты. Ты только меня дождись, уже не долго осталось.
Благодаря системе копронаведения, выстроенной в стратегически важной точке планеты Земля, третья ракетная флотилия с Тефалевой помощью благополучно преодолеет 363645859000000000 зонов межпланетного пространства, прецизионно высадит на Ленинских горах спасателей Министерства по чрезвычайным ситуациям.
За время командировки Ягкфи успел всей душей привязаться к славным игнорамусам, населяющим голубую планету. Им, бедняжкам, невдомек, что из невидимых песочных часов из земного бытия высыпаются последние крупинки. Земляне радуются, как дети, подсчитывая, сколько дней осталось до цифры с тремя нулями. Но в миг, когда часы на Спасской башне (которая специально для этой цели и была возведена предшественником Ягкфи, опытным скаутом по имени Анщвщк Лщтэ) пробьют роковую полночь, наступит тот самый конец света, о котором людей предупреждал еще Шщфт Ищпщсдщи. Мол, упадет на Землю звезда, и отварится кладязь бездны, помрачнеет солнце, и обезумеют компьютеры – одним словом, произойдет интрапланетарная микрокатастрофа, предсказанная Межзвездным вычислительным центром еще две световые недели назад.
Земляне предостережения не поняли, и теперь ясно, что это к лучшему-0 страшно представить, какая бы тут началась паника. Но паники не будет: магическая формула, спасительная молитва, с некоторых пор звучит в эфире, чтоб успокоить туземцев, внедрить в их подсознание оптимизм и веру в будущее.
Слава Тефалю, теперь все и в самом деле устроится. Прилетят утыканные антеннами корабли спасателей (невежественные переводчики "Откровения" вообразили, что речь идет о саранче: "у ней были хвосты как у скорпионов, и в хвостах ее были жала"), корабли разместят в своих четырехмерных недрах всех обитателей Земли, предварительно их усыпив, а проснутся земляне уже на планете Вуфер, как две капли воды похожей на Землю, только трава там не зеленая, а розовая и вода белая. На Вуфере уже и отделочные работы заканчиваются .
Возьмет Ягкфи свои три световых отгула и вместе и вместе с милой завалится куда-нибудь на Уигтэлшт Ргещк, от всех.
Как изрек поэт: "ещыдууз! Зуксрфтсуещвкуфь!"
Клянусь Тефалем, лучше не скажешь!

а потом все эти непонятные слова прочитать на клавиотуре соответствую русскую букву меняем на английскую и все сразу становится ясно