Наши долги

Странно устроены люди. И что они только не придумают. Придумать придумают, а объяснить потом не могут. Вот, например, взяли и придумали абстрактные понятия «ничто» и «нечто». Как будто это может что-либо объяснить в этом и так непонятном мире. Это только еще больше всех запутало. Вот, например «нечто». Оно же обладает такими неопределенными свойствами, что это единственное, что можно сказать о нем определенно. Чего только не содержится в этом понятии. И пьяный муж, и мартовский кот-заблуда, и весь домашний полтергейст в лице детей и собак, и террариум в лице ближайших родственников, не говоря уже о том, кто спрятался под кроватью до прихода мужа.

Ну, если с «нечто» еще хоть как-нибудь можно разобраться, то с «ничто» в принципе невозможно. Невозможно разобраться с тем, чего нет.

Но еще хуже, когда «ничто» и «нечто» в одном и том же. Вот, например, чувство долга. Странное это понятие. Для одних – «нечто», для других – «ничто». У одних чувство долга есть, у других нет. У некоторых благонадежных сограждан долга вроде бы нет и быть не должно, а вот чувство все же есть. У других – наоборот: чувства нет, а долг есть. А все потому, что не успел родиться, а уже оказывается кому-то что-то должен. Кому не знаешь, но чувствуешь, что должен. Тебе никто, а ты всем. И так у каждого. Но если каждый должен всем, а ему никто, то кому эти долги достаются?

Нет, нам тоже долги отдают. Обидно только что последние. Так и говорят: «Отдаем последний долг». Не успел человек умереть, как тут же спешат отдать ему последний долг. От такой спешки лишь у покойника не возникает подозрение в обратном. Особенно когда смотришь на родственников. Чем ближе родственник, тем больше подозрений. Спешат отдать тогда, когда это ему уже совершенно не нужно, когда он этим не воспользуется и с собой туда не возьмет. А если не возьмет, значит останется. Все что было, все останется. И достанется. Но не понятно кому. Может потому и спешат, чтобы понять.

Долгов у нас много. Больших и малых. Но самый большой долг – это перед Родиной. Всю жизнь перед ней в неоплатном долгу. Все это мы еще с молоком матери впитали и вроде бы как с этим согласны, но вопросы все ж из любопытства имеются, и кое-что хотелось бы понять. Вот ведь что интересно, сама она (Родина) никому ничего ни разу о долге не напоминала, потому что она не ростовщик. Она скоромно и терпеливо ждет, когда у всех проснется чувство долга. Но не у всех просыпается. У одних подолгу не просыпается. Другие бдят. За всеми бдят и потому у них по долгу службы это чувство не просыпается.
Странно. Она ничего не говорит, но те, что бдят, точно знают, сколько мы ей (читай им) должны. Они никогда не ошибаются в том, сколько мы должны. Они в принципе не ошибаются, потому что считают, что все мы ей, т.е. им должны безмерно. Удивительные они люди, неистребимы как тараканы. Каждый раз их все больше и больше и все они утверждают, постановляют, решают, что мы этой Родине все больше, больше должны. Странная связь между количеством этих тараканов и наших долгов получается.
Кто им дал право от ее имени требовать долг? Как ни странно, мы сами. Они потребовали это право, а мы им дали. Пришли на избирательные участки и дали. Как будто они рождены, чтобы требовать, а мы – чтобы давать. Давать им право и отдавать свои долги. У нас много долгов и одно лишь право – право требовать свои права. У нас есть право на работу, на учебу, на образование. Но нам никто не должен работы, образования, учебы. Ничего не получил, а по уши в долгах.

Интересно, перед кем мы в долгу? Когда мы молоды, мы должны старым, когда мы стары, мы должны другим. Мы всем должны и всем мешаем. Молодежь вообще нас считает за вредный балласт на пути к светлому, сытному и беззаботному будущему. Они убеждены, что мы им должны всё, а они нам мемориальную доску, как будто мы не в состоянии ее приобрести сами. А наша пенсия? Это не долг нам, это стыд им. Это пособие по нищете. Хотя мы на это пособие всю жизнь работали. Так что нас за всю нашу жизнь обокрали, обобрали и за все это обвинили.

Нет, все-таки, куда девается наш долг, во что он превращается? В съеденное, испорченное, разрушенное. Все в помойку, все в отхожее место. Так вот и получается. Отдавать долги – это значит работать на чужой сортир. А может быть, было бы более правильно построить сортир в каждой отдельно взятой семье. Тогда бы мы не были заср…. Мы были бы достойными людьми. А все потому, что никому ничего не были бы должны.
Гражданский долг – это вроде как долг перед Отчизной, но помельче. В этом случае готовность к самопожертвованию ограничивается субботниками, а политическая сознательность – замочной скважиной.

Долг – это форма рабства. Мы всю жизнь должны и всю жизнь чувствуем себя рабами – рабами людей, рабами обстоятельств, рабами нравственности, рабами системы. Но это вовсе не означает, что если человек не возвращает долгов, то он активный член движения против рабства. Он просто непорядочный человек.

Вот, например долг чести. Честь либо она есть, либо ее нет. А если честь дают в залог, значит она имеет цену. Значит ее можно купить и продать. Но это уже не честь. Это уже часть бизнеса. А честь и бизнес несовместимы.

Супружеский долг это уже другое – это просто непосильная ноша. Долг на всю оставшуюся жизнь независимо от возраста и состояния здоровья. С одной стороны хроническая мигрень и критические дни, с другой стороны все ужасы мужской геронтологии. Морской конек и Конек-Горбунок в одной упряжке. Супружеский долг – это узаконенная форма угнетения человека человеком. Мы всю жизнь боремся против этого угнетения и всегда безуспешно. А если мы побеждаем, то есть все основания ожидать, что нас в этом случае назовут не героем, а импотентом.
При супружеском долге важно не чувство долга, а чувство. И если чувства нет, а супружеский долг есть, то это уже повинность. А за ней либо рабство, либо развод. А здесь свои долги. Здесь уже все друг другу должны, хотя никто не может понять, кто, кому и сколько. Вроде как пахали-пахали на эту семью, а в итоге друг другу должны. До развода не должны, после развода должны, но неизвестно кто, кому и сколько. При этом меры величины долга не существует. А у некоторых даже этого самого чувства меры нет. Так и говорят: «Безмерно должен». Кроме того, всякие попытки разорвать супружеские цепи и выбраться из непосильного рабства часто заканчиваются кабалой в виде пожизненных алиментов, в обмен на пригорелую яичницу по утрам.

У нас множество долгов перед жизнью и лишь один, формальный и одинаковый для всех долг перед смертью. Парадоксально, что при этом мы любим жизнь и не любим смерть.
Особое место занимают долги условностей. Их неуплата может иметь для нас катастрофические последствия. Кто-то когда-то с кем-то условились, а нам отдуваться. Вот и должен быть сильным, когда чувствуешь себя слабым, должен быть слабым, когда чувствуешь себя сильным, должен прощать, когда нет прощения, должен быть беспощадным, когда молят о пощаде. Кому нужны такие долги? Каким же это надо обладать чувством приобретенного долга и врожденного слабоумия, чтобы ставить условности выше человека.

Может показаться странным, но у нас есть долги даже перед собой. Точно знаешь – сам у себя ничего не одалживал, никаких сделок с собой не заключал, а в результате должен. Долг перед самим собой – твой крест, который ты должен посадить, вырастить, построить. Вот и верь после этого ученым, что ничто из ничего не возникает.

Но мы так увлеклись всеми этими формальными, виртуальными, условными и другими долгами, что совершенно забыли о том единственно истинном, вечном долге. О каком? Вспомнили? Да, да, именно о нем. Но ведь как же надо было погрязнуть во всех этих долгах, чтобы забыть о главном!