Гимн слабеющей памяти

Пока это вас не касается, это звучит обыкновенной банальностью. Когда это
начинает вас касаться, это звучит, как открытие.

Просто чёрт знает, что делается с памятью.

Иногда я вдруг забываю имя знаменитого актёра, которое знал всю жизнь.
Или название острова, на котором отдыхал в прошлом году. Я с ужасом жду того
дня, когда забуду имя своей жены. Единственная надежда, что она к этому дню
забудет моё.

По утрам я принимаю две таблетки, два разных витамина, которые должны
укреплять мою слабеющую память. Таблетки большие, и их надо принимать по
очереди. Сначала я принимаю одну таблетку, запиваю апельсиновым соком. Потом
принимаю вторую и тоже запиваю. Потом я пытаюсь вспомнить, принял ли я уже
первую таблетку или нет. Пока я терзаюсь этим вопросом, я забываю, принял ли
я вторую.

По прошествии некоторого времени я нахожу решение. Я делаю так: прежде чем
принять таблетки, я их обе выкладываю на стол. А уж потом принимаю. Теперь
всё ясно: если на столе две таблетки, значит, я их ещё не принимал. Если
одна, значит, другую я уже принял. Если ни одной, значит, я принял обе. Я
торжествую свою победу над слабеющей памятью. Но недолго. Потом я начинаю
мучительно соображать: если на столе нет ни одной таблетки, значит ли это,
что я их принял или ещё не выкладывал?

По-настоящему радикальное решение проблемы приходит позже и стоит мне
99 центов. Это - пластмассовая коробочка, изобретённая каким-то безвестным
гением частного предпринимательства. В коробочке семь отделений, по
количеству дней в неделе, и каждое отделение обозначено S , M , T и так
далее. Как всё гениальное, идея унизительно проста.

Теперь можно ничего не запоминать. В начале недели я заполняю коробочку
своими лекарствами, и далее каждый день опустошаю одно отделение,
соответствующее дню недели. Какой сегодня день недели - тоже помнить не
обязательно. Всегда можно посмотреть на календарь или включить телевизор.

Тут я вижу ваши иронические улыбки и слышу саркастические замечания: а
помнишь ли ты, где висит календарь или как включается телевизор? Ах, бросьте
вашу неуместную иронию, дамы и господа! Конечно, я помню! А если и нет, то
всегда можно спросить у жены.

Кстати, о жене. Она кричит мне из спальни:

- Милый, сходи, пожалуйста, на кухню, принеси мне яблоко!

- Окей! - с готовностью отвечаю я и иду на кухню.

Там я сначала принимаю свои витамины (теперь я уже не путаю, принял я их или
нет, спасибо безвестному гению пластмассовой коробочки). Потом открываю
холодильник и долго вглядываюсь в его коварное нутро, соображая, что бы
такое съесть. И, наконец, решив, что есть ещё рано, закрываю холодильник и
возвращаюсь к жене.

- Принёс? - говорит она, не отрываясь от книги.

- Принёс что?

- То, что я тебя просила.

- Ах, это... Извини, дорогая, забыл.

- Так сходи, принеси.

- Что принести?

- Ну, то самое. Что я тебя просила.

- А что ты просила?

- Какой кошмар! - кричит жена, вскипая справедливым гневом. - Простую вещь
не можешь запомнить! Ладно, можешь ничего не приносить!

По её искреннему негодованию я понимаю, что она тоже забыла, что именно
просила меня принести, но не хочет в этом признаться.

Впрочем, она не всё забывает. Например, она не забывает съездить на неделю в
Калифорнию проведать дочку. И тогда я остаюсь дома один, в упоительном
одиночестве.

На третий день своего одиночества я замечаю, что перед моим домом стоит
белая машина. Я пытаюсь вспомнить, стояла ли она здесь вчера.
Кажется да, стояла. Вообще, на нашей тихой улице не стоят машины. У всех
есть гаражи, а если приезжают гости, то они ставят машину перед тем домом,
куда приехали. И в тот же день уезжают. Зачем владельцу этой белой машины
понадобилось поставить её перед моим домом? К кому он приехал и почему не
уезжает восвояси? Меня начинает это тревожить.
В течение всего дня я, помимо своей воли, каждую минуту подхожу к окну.
Машина не уезжает.

Так проходит день, и наутро я забываю про белую машину. Я просыпаюсь в
хорошем настроении. Оказывается, иногда полезно иметь плохую память.
Но после завтрака я нечаянно бросаю взгляд в окно, и меня прошибает холодный
пот. Машина стоит на прежнем месте. Тут мне в душу закрадывается паранойя, и
мозг начинают сверлить гнусные мысли про терроризм, тайную слежку, КГБ (или
как уж оно теперь там называется).
Я решаю позвонить в полицию.

В нашем тихом городке замечательная полиция. Делать им нечего, и они с
готовностью отзываются на любой звонок. Я делюсь с ними своими опасениями по
поводу подозрительной машины. Полиция встречает моё сообщение с участием,
переходящим в энтузиазм.

- Оставайтесь на месте, сэр, - говорит мне радостный баритон. - Заприте все
двери и на всякий случай не подходите к окну. Мы немедленно высылаем
полицейский наряд.

И действительно, не проходит пяти минут, как к моему дому подкатывает
полицейская машина, и из неё выходят два рослых красавца в форме. Они не
спеша обходят загадочную белую машину, светят на неё фонарём, хотя на улице
яркий солнечный день, и что-то записывают. Потом отпирают её с помощью
длинной стальной линейки, садятся внутрь, звонят по телефону и опять что-то
записывают.

Проходит полчаса, и, наконец, они вылезают из машины и стучат в дверь моего
дома. Я приглашаю их в гостиную, прошу сесть. Они вежливо
представляются: сержант Джэксон, очень приятно, сержант Рутковски, очень
приятно. Они жалуются на жаркую погоду, спрашивают меня о здоровье и о моей
семье. Они явно не спешат перейти к делу, по которому приехали. Они ведут
себя так, как будто пришли сообщить мне о смерти близкого родственника.
Наконец, сержант Джэксон говорит:

- Сэр, мы установили личность и адрес владельца этой машины.

- Чудесно! - кричу я и трясу их натруженные сержантские руки. - Прошу
немедленно арестовать негодяя! Пусть изволит объяснить, зачем он держит свою
поганую машину у моего дома!

Но сержант Джэксон не разделяет моего порыва.

- Сэр, - говорит он тоскливо, - это ваша машина.

- Пардон?

- Ваша машина, - повторяет сержант Рутковски, не проявляя эмоций. - Хонда
Аккорд, зарегистрирована на ваше имя, на ваш адрес.

- Сержант, - говорю я. - Вы умный человек, но мне просто противно ваш
слушать. Я всё-таки немного старше вас. У меня двое взрослых детей и
несколько внуков, не считая внучек. И с вашей стороны очень некрасиво
принимать меня за идиота. Моя машина стоит в гараже.

- Ага, - понятливо говорят сержанты. - Можно на неё посмотреть?

- Если вы никогда не видели Тойоты, то, пожалуйста, прошу пройти за мной, -
говорю я, источая сарказм.

Я открываю дверь в гараж, включаю свет, и меня опять прошибает холодный пот.
Гараж пуст. Я бледнею и хватаюсь за сердце.

- Сэр! - кричат сержанты, подхватывая меня под руки. - Вы в порядке, сэр?
Принести холодной воды?

- Украли! - шепчу я. - Похитили! Звоните в полицию!

- Не надо звонить, сэр! Мы уже здесь.

- Да, да, конечно, - говорю я, приходя в себя. Я немного забыл про вас.
Прошу немедленно составить надлежащий акт и приступить к розыску моей
украденной машины.

- Сэр, - говорит сержант Джэксон, - ваша машина уже нашлась. Она стоит перед
домом.

Я говорю:

- Чтоб ваша машина так у вас стояла перед домом, сержант! Моя машина - синяя
Тойота, а вы мне подсовываете какую-то белую Хонду.

- Знаете что... - пытается сказать сержант Рутковски, но сержант Джэксон
вовремя закрывает ему рот.

- Да, конечно, - говорит он. - Мы сейчас же приступим к розыску вашей
машины. Мы будем держать вас в курсе дела. Всего хорошего.

Полицейские уезжают, а я начинаю искать ключи от своей синей Тойоты.
Ключей нигде нет. Мне становится ясно, что похитители пробрались в дом,
украли ключи и с их помощью угнали мою машину. Я начинаю думать, стоит ли
позвонить жене и рассказать ей о том, что произошло. После недолгого
раздумья я прихожу к компромиссному решению: позвонить, но ничего не
рассказывать.

Сначала мы обсуждаем школьные успехи наших внуков, потом погоду в
Калифорнии, и, наконец, я говорю, как бы мимоходом:

- Дорогая, ты случайно не помнишь, где лежат ключи от Тойоты?

- От какой Тойоты? - спрашивает жена, и в её голосе звучат нотки
подозрительности.

- От нашей синей Тойоты.

Жена некоторое время тяжело дышит в трубку.

- Милый, - говорит она с остервенением, - мы продали синюю Тойоту три года
назад и купили белую Хонду.

Хорошо, что в этот момент она не видит моего лица. А голос можно подделать.
Я говорю, изображая незначительность и безразличие:

- Ну да, - говорю. - Я как раз имел в виду белую Хонду. Это я так, по
привычке называю её Тойотой.

Кажется, мне удаётся её обмануть.

- Как бы ты её не называл, ключи лежат в спальне на тумбочке, - говорит
жена. - А машину ты хотел поставить перед домом, чтобы не забыть меня
встретить, когда я прилечу домой. Ты помнишь об этом?

- А как же! Ты же знаешь, что я ничего не забываю.

Проходит ещё день, и я забываю про двух сержантов и про машину, которая, как
выяснилось, принадлежит мне и стоит там, где должна стоять. Я снова
просыпаюсь в хорошем настроении, спасибо моей негодной памяти. Но после
завтрака я случайно бросаю взгляд в окно и: меня опять бросает в холодный
пот. Машины перед домом нет. "Ага, - соображаю я. - Наверно, я перегнал её в
гараж и забыл об этом. Я захожу в гараж, и меня бросает из холода в жар.
Гараж пуст.

Следующие два часа я лежу на диване, отупело гляжу в потолок и пытаюсь
осмыслить происходящее. Мои бесплодные размышления прерывает телефонный
звонок.

- Говорят из отделения полиции, - объявляет знакомый радостный баритон. - У
меня для вас хорошая новость: ваша машина нашлась. Она доставлена к нам в
отделение. Приметы, правда, не совпадают. Она не синяя, а белая, и не
Тойота, а Хонда. Но по документам это ваша машина. Поздравляю.

- Спасибо, - говорю я уныло. - Вообще-то, она не терялась...

- Как это не терялась? - обижено перебивает радостный баритон. - Разве вы не
заявляли о её краже?

Я говорю:

- То есть да, конечно, терялась. Но не сразу. Она, вообще-то, как бы сначала
нашлась, а уже потом потерялась, понимаете? Не понимаете? Это у меня такой
английский язык. Как бы это вам объяснить... Когда я заявлял о краже, я имел
в виду синюю Тойоту, которой у меня на самом деле нет.

- Я вас понимаю, - соглашается баритон. - Ваш английский просто великолепен.
Гораздо лучше, чем мой польский. Мы немедленно продолжим розыск синей
Тойоты.

- Не надо, не надо! - кричу я. - Меня вполне устраивает белая Хонда! И я не
поляк. Когда вы привезёте мою машину?

- Боюсь, что сегодня не сможем, - огорчается баритон. - Все в разъезде. Я
думаю, что завтра, во второй половине дня. Это ничего?

Я великодушно соглашаюсь:

- Ничего. Я никуда не спешу. Будьте здоровы. Привет сержантам Джонсону и
Берковскому.

- Спасибо. У нас, правда, таких нет, но я непременно передам привет всем
сержантам.

Я окончательно успокаиваюсь, принимаю свои витамины и ложусь спать с
чувством удовлетворения. Все проблемы решены.

Утром меня будит телефонный звонок. Звонит жена.

- Доброе утро, дорогая, - ласково говорю я. - Как там погода в Калифорнии?

- Чтоб ты засох от своей погоды в Калифорнии! - говорит жена, явно
сдерживаясь от более выразительного лексикона. - Я уже час сижу в аэропорту
и жду, когда ты за мной приедешь!

- Конечно, дорогая! - кричу я в испуге. - Сейчас же одеваюсь и еду!

Тут я бросаю взгляд в окно, и события вчерашнего дня всплывают в моей
слабеющей памяти. Я говорю с облегчением:

- То есть я, конечно, одеваюсь, дорогая, но никуда не еду. Нашу машину
украли.

- Как украли? - кричит жена. - Раззява несчастный! Шлемазел! Тебя на один
день нельзя оставить!

Кажется, она подала мне идею.

- Да? - говорю я язвительно-спокойным голосом. - А кто велел мне поставить
машину на улице? А? То-то же. Бери такси и приезжай домой.

К вечеру нормальная жизнь возвращается в наш мирный дом. Я смотрю новости по
телевизору, а жена, уставши с дороги, читает в спальне Агату Кристи. В
перерыве на рекламу я захожу её проведать.

- Милый, - говорит она, - вот я лежу и думаю: как это полиция смогла так
быстро найти нашу машину?

- Очень просто, - говорю я. - Потому что я подсказал им, где надо искать.
Без меня бы они ничего не сделали.

- Какой ты у меня умный! - говорит жена, глядя на меня с любовью. - Сходи на
кухню, принеси мне яблоко.

- Конечно, дорогая.

Я отрываю листок бумаги, пишу на нём "яблоко" и иду на кухню.

wallacoil