Таволга или банный день

Как же я любила ходить к Пестовым через болото по тротуарам, проложенным над настоянной на черноземе коричневой, стоячей водой, осторожно ступая на, то поскрипывающие, то прогибающиеся под ногами, половицы деревянных тротуаров, шла к своей бабушке. Они были настланы по прямой, как стрела, линии, которая рассекала болото на две части. По бокам от тротуар куртинами - зеленой неровной, живописной стеной стояли кусты. Они то удалялись на почтительное расстояние из-за ям, заполненных болотной водой, то приближались вплотную к деревянным мосткам. Чуть подальше за кустами стояли гибкие ольхи с кокетливыми коричневыми сережками, мелькающими сквозь зелень, тут же жались трусихи-осины с трепещущимися от страха серебристо-зелеными листочками, порхающими, как в ознобе, даже при легком дуновении уставшего к концу дня ветерка


По ранней весне в глубине лесочка, что окружал проторенную напрямую деревянную качкую дорожку, сквозь почти голые ветви, едва покрытые зеленоватым проклёвающимся кружевом листочков-клювиков, можно было видеть, как тонкая высокая черемуха примеряла на себя сразу и сочно зеленый, и кремовато-белый наряд, будто капризная девушка, теряясь, что же выбрать - зеленое или белое? Качает гибкой вершинкой, размышляя, какое ей платье больше к лицу, чтобы все на нее оборачивались и наглядеться, надышаться ею не могли.

Подумав, красавица вначале укутывалась от весенней прохлады в роскошную белую накидку, сотканную из меленьких цветков, собранных в тугие кисти, что издают горьковато-тонкий аромат.



Когда охальник ветер срывал с нее белоснежный наряд с дурманящим запахом, осыпал белыми бисеринками листочков - остатками былого великолепия - землю у ее ног, прикрывала она наготу веток сочными молодыми листочками, позеленев от обиды, что не дал бродяга-ветер подольше постоять белоснежной красавицей. Долго плакала-грустила от потери невинного покрова, обида ее выблёскивала маленькими бусинками черных лакированных ягод - как горькими слезинками по утрате белокипенной пахучей красы.

Где-то в середине лета в нижнем ярусе меж кустов пышно зацветала таволга, ее волгло-волнующий запах бередил душу.


Даже сейчас, как будто это было вчера, вспоминается субботний или воскресный вечер, закатное солнце тускло просвечивает сквозь розовато-коричневые стволы сосен. Мы, пыхтя, гуськом поднимаемся на пестовский угор. Еще немного и извилистая тропка, круто ползущая вверх, вынырнет из сосняка и упрется в деревенскую улочку, с двухколейной дорогой, застеленной спорышом посредине и мягким песком, истолченным в муку колесами телег и машин в колеях.

В баню к бабушке в Пестовы мы ходили почти каждую субботу. Накануне мы с Витей шли после школы, чтобы воды из колодца натаскать в банную колоду и кадки. После бабушка растапливала баню, регулировала жар, она точно знала - то ли еще дров подложить, то ли уже запуху заткнуть... Дым от каменки волоком тянулся к отверстию в крыше и таял в небе, оставляя после себя горчинку в пряном воздухе, шедшем от уставшей за день земли. Я очень любила запах бани по-черному. Горьковатый от дыма, прокоптившего стены и полок до черноты, свежий от колодезной воды и мыла, и тонко-грустный от распаренного березового веника.

Всегда удивлялась бабушкиному сердцу - как оно выдерживало - нас -робёнков -всех перепарить исхвостать веником и выпихнуть в предбанник, выдернув из клубов пара очередную жертву ее банного произвола...

А потом, после всех этих веничных выбиваний грязи телесной и духовной из тщедушного худосочного тельца, омываний, окатываний, приговариваний, я шла к ним домой в чисто-прибранную, с проскоблеными добела полами, избу, ту, первую, которая была вначале школой с огромными недеревенскими окнами, стоявшую на старом месте, на угоре, откуда почти панорамно была видна северная часть нашего города. В избе можно было развалиться на единственной кровати, и приняться рассматривать сбоку на стене набивной коврик с райскими кущами и лебедями по пруду, а тебе услужливо поднесут квасу или морсу черничного, а то и смородинного. Как он хорошо шел! Чуть не полный жбан вольешь в себя, и пар исходит от тела. Бабушка иногда чуть прикрывала какой-нибудь тонкой положИнкой-полотнинкой, чтобы этот пар подольше держался в костях)))

От бабушки идти домой легко, беги себе под гору. Спускаясь с пестовского угора, приближаясь к низине, кожей и носом начинаешь понемногу ощущать болотную прохладу.
Я, намытая, отхлестанно-напаренная, очищенная банной взбучкой до невесомости и шелкового скрипа, как воздушный шарик, почти парИла, после той парной, где бабушка рьяно выпаривала и выпарывала (как вицей) выхвостывала, из нас, ее потомков, раскаленно-распаренным веником всю недельную тяжесть, что давит и приземляет. Весь урос (капризы да веньганье), все причища (чужие причитания и охания), да урочища (сглаз, порча), все переполочища (переполохи, страхи, испуги), что прицепились за это время.

Была у нас в семье такая банная приговорочка при окатывании, пришедшая из глубины веков от наших предков, как оберег.
Сохраненнная, передаваемая по цепочке от бабушки к матери и дочери, дошла и до нас, доставшаяся нам по наследству, чтобы мы своим детям, а теперь и внукам приговаривали.

Бабушка с этим приговором окатывала прохладной водой, наведенной в тазу, выливая прямо на макушку. Вода, под ее неспешные, знакомые с рождения слова, зонтиком скатываясь с головы, снимала всю недельную усталость. После того жаркого пекла бани с березовым веником, что устраивала нам бабушка, после обжигающе-горячей воды, которой она промывала наши неслухняные головы, не обращая внимания на вопли, эта прохладно-оживляющая влага была так необходимо-освежающа, что хотелось, чтобы лилась она непрестанно, и чтобы бабушкина присказка никогда не заканчивалась.

С бусика вода,
с Тани худоба
Вода сошла,
худобу снесла.
Все боли, все скорби,
все причища,
все урочища,
все переполочища,
Что было до банюшки. оставайся в банюшке.- эту строчку она повторяла три раза. Святое число.


Мы быстро под ее команду по очереди отходили к лавке с чистым бельем, вытирались и полуодетые, почти по-пластунски выползали оттуда в предбанник, где можно было отдышаться и чуть остыть. Бабушка называла его прибанником - все правильно - то, что при бане, а не перед ней.

Наша бабушка долго рассусоливать не позволяла. Только банная дверь поскрипывая отворялась ею для проверки, тут же руки судорожно быстро начинали натягивать на себя все, что положено. Не хотелось ее расстраивать. А она, зная мою мечтательную лень и барские повадки, обязательно выглянет несколько раз, чтобы словами поддать ускорение в одевательном процессе, а если и это не поможет, то может шлёпнуть по чему попадет мокрой распаренной ладонью.

После такого кипяточно-обжигающего очищения, омовения мне казалось, что я в состоянии левитации - не иду по земле, а плыву, как легкое облачко , почти не касаясь ступнями тропки, перевитой оголенными корнями сосен, земное притяжение теряло власть над телом, оно становилось невесомым, и на душе было замечательно чисто. Мои мысли были промыты от всех невзгод, а может их совсем в голове не осталось, вымылись-вылились-выкатились вместе со скатывающейся с головы водой для окатывания? Умиротворенное блаженство заполняло не только тело, но и разум.

Волосы отдавали запахом банного мыла, березовых листочков и горчинкой бани по-черному, а вокруг в низине плыл вместе со мной запах таволги - этих болотных цветов, соцветиями похожих на цыплячью кашу....



PS

С детсва меня приучили к неправильной бане. Часто я помирала от головной боли после парилки, вероятно,от пониженного давления, в распаренном состоянии сосуды расширяются и давление еще больше падает, у меня, гипотоника на тот момент, после таких "пАрений" до мозговой рвоты доходило.

Но однажды в 2010 г. жена моего брата в их бане напарила меня по уму. Вначале разложила на полкЕ, набздавала крепко, и потряся над этим паром-жаром, обмакнутый в настоянные в кипятке травы веник, хорошенько отхвостала - выбивала всю хворь да нЕмощь, устроила нежное избиение горячим, с лета братовыми ручками заготовленным, вывяленным в тенечке по Витиному рецепту, веничком. А потом обдала прохладной водой из таза, и снова веником оходила, только уже обмакнутым в прохладную водичку - я, после этой, щедро вылитой на меня прохлады, как на свет народилась. Никогда такого блаженства в бане испытывать не приходилось.

А Надюшка - на старости моих лет - научила, как надо правильно баниться. Никогда не надо забывать, что после парилки нужно обязательно обдаться большим количеством прохладной воды, вероятно, она ровняет взлохмаченную веником ауру. А потом сразу же после прихода из бани полежать, укрытой, чтобы пар из тела выходил постепенно - так делала наша бабушка Анастасия Яковлевна Косолапова. Кто бы ни был - большой или маленький - кто только пришел из бани, бабушка предыдущего поднимала с ее единственной кровати, и пришедший, выпив жбанчик квасу или морсу, ложился на освобожденное место, и из него с принесенным в себе паром выходило всё, что было до банюшки. Тело и душа очищались, и плыли в своей шелковой чистоте - из человека и пар и дух и мысли медленно исходили, испарялись, чтобы возвысившись и обновившись вернуться в очищенное тело.

P.S.2

29 сентября 2014

а у нас в северном предместье Чикаго все еще лето. С утра такая свежая, очень прозрачная, пахнущая волнующим запахом сырости леса, прохлада, а днем припекает от 20 С до 25 С. Это пришло индейское лето - так тут называется время бабьего лета. На прощание лето дает возможность насытиться запахами, которые со временем угаснут, вскоре получат совершенно другую окраску. Будут окружать запахи увядания, прощания с летней жизнью; поздняя предосенняя грусть пахнет чуть иначе.
Очень приятно утром выходить, и пока иду до машины, вдыхать эту приятную сырость, как будто в детство вернулась - когда в августе перед школой рано по утру, четырнадцатилетней - каждый день, часа в 4-5 утра ехала на мопеде в лес по грибы. И около болотец пахло вот так же, как мне сейчас пахнет около моего дома в 7 утра. Потом -днем - этот запах уходит, потому что воздух прогревается. Каждый отрезок времени суток несет в себе свои запахи.
На границе лета и осени все завораживает - и воздух по утрам, и туманы, тонкой кисеей стелющиеся над озерами и низинами, тонкие снопы лучей солнца, простёгивающие, как вышивальными иглами еще зеленые кудри вершин деревьев. Солнце то прячется в них, то снова выглядывает, заигрывая и поглаживая кожу своими теплыми ручками-лучиками. Я обожаю ранним утром куда-нибудь ехать - хоть по делам, хоть без дела...