Кукушка

Опять метель. Жуткое завывание ветра и стук больничных ворот действовали на нервы. Хотя чего уж там, внутреннее состояние и без этого было отвратительным. Большой живот мешал спать, ходить, сидеть, жить, в конце концов!

Дарья устало провела рукой по лицу и встала. В палате было почти светло от уличного фонаря. Оно подошла к окну. Младенец внутри слабо шевельнулся, будто напоминая о себе. Даша поморщилась. Всё уже давно решено. Никакие заверения врача, что всё будет прекрасно, не могли поколебать её уверенности в своей собственной правоте. Виктор Михайлович уже на протяжении почти восьми месяцев отстаивал свою точку зрения, но она категорически не хотела ничего слушать. Он был прекрасный врач, удивительный человек, но Даша была настолько же упряма, и, наверное, глупа. Прислонившись лбом к холодному окну, она вспоминала их первую встречу… И с чего всё это началось…


…Она узнала, что беременна. Скорее почувствовала. Тест на беременность подтвердил её подозрения. Сначала Даша не испытала ничего, кроме лёгкого недоумения. Затем задумалась. Сказать Димке сейчас или подождать, пока станет ясно точно? Но поразмыслив, Даша решила не ждать. Вечером этого же дня она усадила его на диван, и осторожно сообщила новость. Реакция Димки была настолько неожиданной, что Даша растерялась. Дима вскочил, схватил её за руки, и рывком поднял на ноги. В его глазах плескался самый настоящий ужас.

- Дашка,- прошипел он ей прямо в лицо,- если ты родишь этого ребёнка, ты никогда меня больше не увидишь. Поняла?

Сказать, что Дарья была в шоке, это значит, ничего не сказать. Она вообще отказывалась верить происходящему. В те минуты она словно со стороны наблюдала за ними обоими. Вот она стоит вся растерянная и мотает головой, а Димка, всё ещё сжимая её руки, ждёт ответа. В тот момент ей стало казаться, что этого ничего нет, ничего не произошло, она сейчас откроет глаза и поймёт, что это только сон. Но секунды бежали одна за другой, а кошмар продолжался, и Даша с ужасом начала осознавать, что это происходит на самом деле.

Всё происходящее не укладывалось в голове ещё потому, что с Димкой они жили уже второй год, а знакомы были уже лет шесть. О свадьбе разговоры не начинали, но постепенно всё шло именно к этому. Ей казалось, что за эти годы она хорошо изучила Димку, но выяснилось, что какую-то часть его характера она не знала вообще. И вот это она ощутила сейчас в полной мере. Таким она не видела его никогда. Перед ней стоял совершенно чужой человек, с перекошенным от страха и гнева лицом. Учитывая ещё то, что метаморфоза произошла от сообщения, которое должно было его пусть не обрадовать, но хотя бы вызвать, более положительные эмоции.

-Дим,- прошептала она чуть слышно, словно боясь своим голосом разрушить и без того шаткое спокойствие.

Он моргнул и отпустил её. Устало упав на диван, Дима закрыл лицо руками, и…заплакал. Это было совсем необъяснимо, странно и страшно, и Дарья, удивляясь сама себе, тоже разревелась. Последующие мгновения она не помнила вообще, очнувшись рядом с ним на диване, утешая скорей себя, чем Димку. Потом они поговорили. Этот разговор Даша не забудет, наверное, никогда.

-Дашка,- уже спокойно вещал благоверный,- ты прости меня, но это настолько наболевшее, что я сорвался. Я сейчас тебе всё объясню, только ты не перебивай меня, пожалуйста.
Затем Димка вылил на Дарью кучу информации, к которой она совсем не была готова.

Димкины родители были той ещё парочкой: мать, Галина Степановна - преуспевающий, дипломированный врач-косметолог, папашка, Аркадий Анатольевич – знаменитый в своих кругах пластический хирург. Вместе они были со студенческой скамьи. Характер у мамы был сложный. Она с трудом сходилась с незнакомыми людьми, никого не пускала в свою душу, не имела подруг. Но и скандалисткой её никто бы не назвал, и решения она всегда принимала верные и справедливые.

Папашка же слыл этаким дамским угодником и балагуром, но, надо отдать ему должное, жене своей никогда не изменял. Жену свою он просто обожал.

Когда мама забеременела Димкой, папашка чуть ума не лишился от счастья, и тут же кинулся с радостной новостью к своей матери, Валентине Львовне. Матушка изменилась в лице, напилась валокордина, и поведала сыну страшную тайну.

Оказывается, его отец, который по рассказам матушки, погиб от рук уличных хулиганов, вовсе не погиб, а находится в закрытой клинике для психически больных людей. Страшный диагноз - шизофрения.

Поначалу никто и не понял, что Анатолий болен, потому как ничего необычного и странного не происходило. По любви поженились, родили сынишку Аркашу. А через год болезнь начала проявляться, стремительно набирая обороты. Мать, не теряя надежды, использовала все средства, доступные в то время. Но через пять лет пришлось признать, что муж становится опасным для общества, тем более для ребёнка, который уже начал что-то понимать. Приняв нелёгкое решение, женщина подписала документ о передаче больного не попечение закрытой клиники. Сыну Валентина Львовна сначала говорила о постоянных командировках отца, но когда Аркадий вырос, пришлось придумать, что отца убили. Отчего Валентина Львовна решила, что эту новость сын воспримет легче, чем правду, она сама не понимала. На тот момент она была уверена, что делает правильно.

Все годы мать приглядывалась к сыну, боясь заметить хоть малейшие признаки болезни. Ничего. Валентина Львовна проштудировала доступную литературу, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Наследственность имела место быть, но, опять же, не всегда от отца к сыну, и возможность приобрести заболевание через несколько поколений была почти сто процентов. Решив не искать проблем, пока их нет, Валентина Львовна успокоилась и продолжала жить, воспитывая сына.

Аркаша вырос, поступил учиться на врача, чем очень порадовал мать. Он быстро остепенился, и привёл свою пассию в дом для знакомства с будущей свекровью. Валентина Львовна тепло приняла Галечку, та, в свою очередь, старалась произвести хорошее впечатление на мать своего избранника. Волнение, поднявшееся было в груди, Валентина заглушила, стараясь ничем не выдать свои опасения. Молодые поженились, быт наладился, всё было прекрасно, и Валентина снова успокоилась.

И вот теперь Аркаша пришёл с новостью о Галиной беременности. Все страхи возродились с новой силой.

Аркадий потрясённо слушал мать. В голове не укладывалось, что она скрыла от него недуг отца, чтобы уберечь от нервных потрясений. А теперь всё рассказала, переложив всю ответственность на плечи сына. И когда мать робко заикнулась об аборте, просто вышел из себя.

- С ума сошла, - кричал он, размахивая руками, - я так этого ждал, а ты предлагаешь мне убить собственного ребёнка! Никогда!

В тот день они первый раз настолько сильно поссорились. Аркадий вылетел из квартиры, хлопнув дверью так, что картина, висевшая на стене в прихожей, отчаянно свалилась на пол, немедленно разломавшись на несколько частей.

Жене Аркадий ничего не сказал, незачем попусту травмировать беременную женщину. Аркадий врач, пусть не в той области, к которой относилась болезнь отца. Он не дурак, риск есть, но и медицина не стоит на месте. К тому же, всё совсем не так страшно, как обрисовала мать.

Когда родился Димка, Аркадий воспользовался связями и положением, и Дима прошёл полное и тщательное обследование. Сын Аркадия был здоров. Но понимая, что расслабляться не стоит, Аркадий каждый год возил сына на обследование.

Когда Дима подрос, отец посчитал нужным рассказать правду сыну, избавив того от неожиданностей в будущем. Рассудив так, что Дмитрий в праве сам принимать решения, Аркадий с чистой совестью переложил на плечи сына всю семейную тайну. Дима, в свою очередь, совершенно спокойно воспринял семейную историю, в силу возраста и характера. Детьми он пока не собирался обзаводиться, сам здоров, проблем никаких нет. Жизнь прекрасна и удивительна, стоит ею наслаждаться.

И вот теперь Дашка огорошила его новостью о своей беременности. С ума сойти! О чём она только думала?

Даша слушала Диму, словно сквозь вату. Смысл его слов доходил постепенно. О чём она думала?!? Она?!? То есть, он в этом никак не участвовал? Ни капельки?

В полном возмущении, изнывая от боли в груди, Даша вскочила с дивана, уронив на пол ошалевшего Димку, и бросилась в ванную. Заперлась там, включила воду, и просидела на кафельном полу весь вечер. На Димкины увещевания и реплики она не реагировала, размазывая слёзы по лицу. Больно, было отчего-то… больно…

Димка настаивал на аборте. Сама виновата, забеременела, не спросив его мнения. Даша не сопротивлялась. Аборт, так аборт.

Но в клинике их ждало разочарование: операция Даше противопоказана, в противном случае, детей у неё больше никогда не будет. Подумайте.

От злости Дима наговорил Даше кучу гадостей, и исчез в неизвестном направлении. Приняв его поведение за решение разойтись, Даша вернулась домой, собрала вещи и переехала в квартиру, которую оставил ей отец. К счастью, они с Димой не успели её сдать, хотя это обсуждалось.

Время шло. Дима её не искал, не звонил, не интересовался её здоровьем. Со временем Даша поняла, что отношений больше не будет: Дима окончательно её бросил. Завывая вечерами от отчаяния и обиды, Даша всё больше ненавидела существо, растущее у неё внутри. Мать, появившаяся в её квартире в один прекрасный день, и, увидев изменения, произошедшие с дочерью, пришла в ужас. Немедленно была организована поездка к врачу, постановка на учёт и всяческая забота о беременной женщине. Какое безрассудство, граничащее со свинством, не позвонить собственной матери в такой момент! Все Дашины попытки сказать, что эта беременность не входила в её планы, что существо, живущее у неё внутри, ни коим образом ей не нужно, и чтобы все, в конце концов, оставили её в покое, натыкались на стену непонимания. Именно тогда Даша познакомилась с Виктором Михайловичем, который с того момента взял над ней некое опекунство.

Конечно, мама, Александра Витальевна, воспитывала её одна. Отца Даша не помнила, но он, уходя от них, оставил дочери квартиру. В чём причина развода, Даша не знала и не интересовалась. Ей было всё равно. Ушёл, так ушёл. Не счёл нужным хоть изредка появляться, значит, так тому и быть. Спасибо за квартиру, вот и всё. Мать, стараясь компенсировать отсутствие отца, вложила в дочь все свои силы, всю любовь и нежность. Стараясь не навязывать и не контролировать жизнь дочери, она принимала её такой, какая она есть. С Димой Александра Витальевна была знакома давно. Мальчик ей нравился: тихий, скромный, симпатичный, из хорошей семьи. Вот и всё, что она о нём знала. Но то, что Дима оставит Дашу в такой ответственный момент, никак не укладывалось в голове. Ужасно!

Все охи и ахи матери приводили Дашу в исступление. Она дёргалась от малейшего напоминания о её беременности. Плохое самочувствие, в первом триместре, сводило с ума. Хотелось просто уснуть и не проснуться больше никогда. Когда токсикоз прошёл, стало легче, но тоска и отчаяние не отступали. Она рыдала ночами от жалости к себе, от обиды на Димку, от всей этой безысходности.

А потом стал расти живот, доставляя массу неудобств. Даша стала нервной, раздражительной. Ничего не радовало. Виктор Михайлович на каждом приёме старался её подбодрить, искренне не понимая Дашиной агрессии. И Даша рассказала ему о наследственности, о Димке, о болезни его отца. Виктор Михайлович заверил, что все показания хорошие, что надо поменьше нервничать. И потом, беременность уже есть, ребёнок растёт, от этого никуда не деться, надо принять и полюбить его.

Виктор Михайлович раздражал Дашу больше, чем мать. Всё-то у него хорошо складывается. Конечно, не он же ходит, рассекая пузом воздух. Не ему не уснуть по ночам от того, что не найти удобную позу: всегда всё мешает! Не у него в животе плавает существо, которое практически разрушило её жизнь. Надоели все! И Димка так и не позвонил. Сама Даша никаких шагов к примирению не предпринимала, гордая.


Сейчас, стоя у окна, Даша вдруг ощутила, что смертельно устала. Словно сдулась вся, ничего не осталось: ни сил, ни желания, ни эмоций.
Она поступила вчера на предродовое отделение. Виктор Михайлович настоял, дескать, пора, так будет правильней. Она не спорила, лишь бы быстрей всё закончилось. Тогда от неё все отстанут, и она сможет насладиться своим несчастьем в одиночестве. Она, вдруг, вспомнила вчерашний разговор с Виктором Михайловичем.

- Дашенька,- настойчиво вещал он,- не делай самую большую ошибку в своей жизни. Ты не знаешь, как оно всё повернётся в будущем. Сама себя возненавидишь, очень тяжело будет нести этот груз.

Даша молча смотрела на стену за спиной врача. Она устала повторять одно и то же каждый раз, как они встречаются. Ей не нужен этот ребёнок! Тем более сумасшедший! Что он привязался? Пусть себе забирает, раз умный такой!

- Ты уже взрослая девочка, - продолжал говорить Виктор Михайлович, - сама должна всё понимать. Ума не приложу, откуда в тебе столько чёрствости. Ты же вот-вот станешь мамой. Даша, ты слышишь меня?

Даша устало вздохнула. Вот уж прицепился-то. До чего же зануда. Неужели не видит, что ей и так плохо. Этот живот стал просто центром вселенной, чёрт возьми! Даша перевела взгляд на врача.

- Слышу, - твёрдо сказала она, и повторила, - слышу. Вы каждый раз говорите одно и то же. Я без напряга могу воспроизвести наш последующий диалог. Зачем? Вы же видите, я нормальная, я себя контролирую, у меня всё нормально с головой. Мне просто не нужен этот младенец. Пусть папаша забирает, если хочет.

Виктор Михайлович печально посмотрел на неё.

- Контролируешь себя, говоришь? – тихо спросил он. – Но ведь ни одна нормальная женщина не способна оставить своего ребёнка, переложить его судьбу в чужие руки. Это преступление, варварство, как хочешь назови. У тебя нет никаких причин для такого поступка, да и сложно представить такие причины. Я не хочу читать нотации взрослой, беременной женщине, но даже в войну, в голодное время женщины боролись за жизнь своих детей. В наше время, при сегодняшней медицине можно решить множество проблем. Ты не одна, в конце концов. И ты не первая мать, которая будет воспитывать ребёнка без мужа. Тем более, это временно, я уверен.

Дарья, едва заметно, поморщилась. Уверен он. Да что он понимает? Что она будет одна мотаться по клиникам с сумасшедшим ребёнком? Терпеть издевательства в свой адрес? Ждать, что будет дальше с ними и чем всё это закончится?

Виктор Михайлович наблюдал за своей пациенткой, сложив руки на груди. Она понимала, что он догадывается о её мыслях. Об этом они тоже не раз говорили. Её нравился этот человек, но даже его авторитетному мнению она не доверяла. Даша, так же, знала, что он не теряет надежды переубедить её, оттого заранее определил в стационар. Тем хуже для него. Она своё решение менять не будет, а Виктор Михайлович сколько угодно может приходить к ней в палату, зазывать к себе в кабинет, уговаривать, настаивать. Не смотря на всё уважение к нему, она останется при своём мнении. Пусть, глупым и безрассудным, как он говорит.


Метель утихла. Дарья прикрыла глаза. В глубине палаты скрипнула кровать, раздался тяжёлый вздох. Соседка по палате. Ольга, кажется. Она сегодня поступила, и они не успели пообщаться, но Даша не очень-то и хотела. Её напрягало любое общение сейчас. Она знала, что Оля младше её, что сроки у них одинаковые, что рожать могут начать одновременно. Всё.
Оля снова вздохнула. Даша тяжело подошла к своей кровати, села. Ребёнок слабо шевельнулся. Неудобно, видать. А ей всё вот удобно! Ни лечь, ни сесть, ничего! Устала, просто устала. Даша осторожно легла, подняв подушку повыше. Уже третий час ночи, а ей всё не уснуть, просто катастрофа. Зима. Смутное время года, нелюбимое и угрюмое. Всё серое, неуютное, противное. Как и Дашино настроение.
Перевернувшись на другой бок, Даша прикрыла глаза и, не заметила, как уснула.


Утром Даша обнаружила, что Ольги нет. Позже выяснилось, что её со схватками перевели в родильное отделение. Как она не услышала? Рожает. Почему-то стало страшно. Даша не знала, что её ожидает, и ей было не по себе. Господи, скорей бы уже всё закончилось. Она так устала! Устала…

Схватки начались ночью. Сквозь сон Даша сначала не поняла, что начались роды. Тянуло, схватывало, но боли сильной не было. А когда она вышла из туалета, отошли воды.
Родила Даша быстро, без осложнений, уже под утро. Но, Господи, больно-то как! Она проклинала всех и вся, вслух и мысленно. Ей было так больно, что тут же захотелось умереть. Вот прям сию минуту, только бы не чувствовать ничего этого. Когда раздался плач младенца, Даша не испытала ничего, кроме облегчения и радости оттого, что теперь её оставят в покое. Она отвернулась, когда акушерка поднесла ребёнка к её груди, даже не посмотрела.

- Ну же, - ласково сказала акушерка, - посмотри, какая у тебя девочка прекрасная.

Даша сжала губы, но на ребёнка посмотрела. Просто из любопытства, не более.
Маленькая, красная от натуги, девочка не показалась ей прекрасной, и Даша снова отвернулась. Устала. Просто, пусть все оставят её в покое…

Даша проспала почти весь день. Как давно она так не отдыхала. Это же настоящее блаженство – лежать и ничего не чувствовать, когда тебя никто не пихает изнутри, переворачивая все внутренности.
Проснувшись, Даша увидела Ольгу с ребёнком на руках: растрёпанную и счастливую, с блуждающей улыбкой и отсутствующим взглядом. Мать. Она стала матерью, оттого сама на себя не похожа. Сжимает своё дитя так, будто ждёт, что его непременно отнимут, сию секунду. Ненормальная! Но Дашу это не отталкивало, она искренне порадовалась за Олю.
Потом, совсем некстати, вспомнила, что тоже родила, и опечалилась. Она не может вот так открыто любоваться своим ребёнком и гордиться так, будто стала чемпионкой мира по прыжкам в высоту. Она не хочет. Но что-то внутри мешало до конца в это поверить.
Даша села в кровати и улыбнулась Ольге.

- Кто? - шёпотом спросила она, чуть приподнимаясь, чтобы взглянуть на ребёнка.

Ольга с нежностью посмотрела на своего малыша.

- Девочка, - так же шёпотом сказала она, - Любочка.

Даша откинулась на подушку и прикрыла глаза. Любочка. Красивое имя, солнечное. А как бы она назвала свою девочку? Наверное, Катенька. Катюша, Екатерина…
Глупости! Размечталась тут. Раз решила, значит, решила, нечего тут слюни распускать.

- А когда тебе принесут ребёночка? - нарушила тишину Ольга.

Даша искоса посмотрела на счастливое лицо Оленьки, и не решилась сказать ей правду. Она чувствовала себя свиньёй. Но она не виновата, что они с Ольгой по-разному смотрят на всё это, чувствуют по-разному. Даша вздохнула.

- Я не знаю, - честно ответила она, понимая, что и не хочет знать.

Вечером в палату вошла медсестра, толкая перед собой кроватку на колёсиках. Она так тепло улыбалась Даше, что у той язык не повернулся сказать, чтобы немедленно увезли эту кроватку отсюда. Она не желает видеть этого ребёнка. Анечка, так звали медсестру, осторожно достала из кроватки маленький свёрток и протянула его Даше. Девочка спала.

- Она поела недавно, уснула, - тихо сказала Анечка, держа малышку на вытянутых руках.
Даша отвернулась.

- Уберите её, - сдавленным голосом сказала она, - уберите!

Анечка растерялась, но потом, положив малышку в кроватку, вышла из палаты.
Даша повернулась, наткнувшись взглядом на кроватку с её ребёнком. Потом посмотрела на Ольгу, которая с ужасом смотрела на Дашу, обняв своё дитя, будто защищая. Даша усмехнулась, но тут же устыдилась.

- Прости, что тебе пришлось всё слышать,- сказала она,- но я не хочу сейчас ничего объяснять.

Ольга помотала головой.

- Что здесь можно объяснить? Ты только что отказалась взять на руки собственную дочь, которую родила несколько часов назад. Это, конечно, не моё дело, но я не могу найти причин, по которым можно так относиться к своему ребёнку. Ты же мама!
Даша поморщилась и тихо сказала:

- Ты права, Оль, это совершенно не твоё дело.

Ольга замерла с открытым ртом, не нашлась, что ответить и обиженно отвернулась.
Даша покосилась на кроватку с малышкой и отвернулась к стене. Плевать! Пусть думают, что хотят, надоели!

В палату вошёл Виктор Михайлович. За его спиной маячила встревоженная Анечка. Даша протяжно вздохнула, увидев врача. Господи, опять!
Виктор Михайлович, с улыбкой заглянув в кроватку, осторожно присел на край кровати. Он ничего не говорил, просто ласково смотрел на Дашу. Она не выдержала.

- Что?

Виктор Михайлович нежно потрепал Дашу за плечо и сказал:

- Не ершись, девочка, не нужно. Мы все добра тебе желаем. Никто в душу к тебе лезть не собирается, не волнуйся. Очень хочется, чтобы ты осознала, что стала матерью, и твоё дитя в тебе нуждается. Неправильно это, бросать малышей на произвол судьбы. Откуда ты можешь знать, какая жизнь ожидает твою дочь без тебя?

Даша упрямо молчала. Вот, зануда из зануд! Почему не желает принять её решение? Зачем навязывает какие-то моральные принципы? Она же не дура, всё понимает. И не надо думать, что ей так легко, но другого выхода нет.

Виктор Михайлович приходил каждый день, но Даша отказывалась с ним разговаривать. Ольга оттаяла, но свою позицию не изменила, и каждый день начинался с проповеди на тему материнского счастья.
Девочку забрали, но с завидным упорством приносили её каждый день, пытаясь смягчить Дашино сердце, в надежде, что та одумается и заберёт дочь домой.
Ольгу выписали. У них с Любочкой всё было хорошо, обе здоровы, пора домой. На прощание Оля оставила номер своего телефона.

- Звони, буду рада пообщаться, - сказала она, протягивая Даше клочок бумаги, - ты справишься. – И ушла, оставив после себя гнетущую тишину.

Даша прекрасно поняла взгляд Ольги. Та была уверена, что Даша поступит правильно. По их мнению, на их взгляд. Дашино мнение здесь никто не учитывал.
Виктор Михайлович держал Дашу до последнего, мотивируя какими-то послеродовыми синдромами. Ей было всё равно. Рано или поздно её выпишут, она уйдёт домой, а потом будет всё забывать, безжалостно уничтожая в памяти всё, что связано с Димой, и последствия от жизни с ним.

В день выписки Виктор Михайлович пришёл к Даше в палату и спросил:
- Уделишь мне несколько минут?
Даша перестала складывать вещи в сумку, посмотрела на врача и ответила:

- Если вы опять со своими проповедями, то вы знаете моё мнение. Мы сто раз уже это обсуждали.

- Нет, Даша, проповедей читать не стану, не сегодня. Пройдём со мной, я тебе покажу кое-что, - сказал Виктор Михайлович и приглашающе показал на дверь.

Даша отложила вещи и пошла к выходу. Она подсознательно чувствовала, что Виктор Михайлович решил не сдаваться, но решила выполнить его просьбу. Он всё это время так терпеливо сносил её хамское поведение, что уйти так же грубо, было бы совсем уж свинством. Она покорно шла за врачом, ни о чём не думая, чувствуя себя опустошённой и почти невесомой.
Они подошли к большому окну, за которым находилась небольшая комната, заставленная маленькими кроватками-люльками. В нескольких из них лежали младенцы, мирно спящие в обеденное время. Даша резко повернулась к Виктору Михайловичу.

- Зачем вы меня сюда привели? – спросила она, еле сдерживая ярость.

Виктор Михайлович спокойно ответил, глядя через стекло в комнату с детскими кроватками.

- Прежде, чем ты уйдёшь, подписав документы об отказе, я хочу убедиться, что ты действительно этого хочешь. Пожалуйста, взгляни на свою дочь, почувствуй её тепло, посмотри в её глазки. Как она без тебя? Она совершенно здорова, Даша, она нуждается в тебе!

Даша несколько секунд молча смотрела на врача, затем резко повернулась, открыла дверь в комнату и вошла. Незнакомый запах сразу ударил в нос. Он не был отталкивающим, скорее, наоборот. Так, наверное, пахнут маленькие дети. Она не знала.
Осторожно обойдя несколько кроваток, Даша нашла своё имя на бирке, привязанной к ручке ребёнка. Она спала. Личико уже не было таким красным и морщинистым. Ресницы чёрными полукругами лежали на щёчках, которые приобрели округлость и сияли матовым светом. Господи, она так похожа на саму Дашу в детстве! Просто невероятно! Эти губки, чуть приоткрытые, были её собственными. Это так удивительно!
Даша посмотрела в сторону окна, за которым Виктор Михайлович с интересом и беспокойством смотрел на неё. Она увидела надежду в его глазах и снова посмотрела на малышку. Воспоминания, отрывки фраз, боль, отчаяние – всё это пронеслось в Дашиной голове. Она тряхнула головой и решительно вышла из комнаты.

- Довольны? - почти выплюнула девушка в лицо врачу. – Теперь вы довольны?! – Не дожидаясь, она бросилась прочь. Виктор Михайлович печально смотрел ей вслед, но глаза его улыбались.

Подстёгиваемая неоправданным гневом, Даша не дрогнувшей рукой подписала документы об отказе. Она хотела поскорей вырваться из этого тягучего плена. Она не могла больше здесь находиться, не могла. А Виктор Михайлович, протягивая ей бумаги, сказал:

- Ты взрослая женщина, Даша, должна помнить о последствиях своих поступков. К счастью, закон позволяет тебе забрать своего ребёнка в течение полугода, если ты, вдруг, передумаешь. По крайней мере, я надеюсь на это. И ещё, пусть это будет твоим временным, послеродовым помешательством. Никто не осудит тебя после, если ты решишься прийти за дочкой. Какое бы имя ты ей дала?

Даша убрала документы в сумку и сказала:

- Спасибо большое вам, Виктор Михайлович, за вашу помощь, ваше сочувствие и поддержку. Вы хороший человек, я очень уважаю вас и хорошо к вам отношусь, но, пожалуйста, позвольте мне самой разобраться в себе. Всего вам доброго, до свидания.

Даша направилась к выходу, но у самой двери обернулась.

- Катерина. Я бы назвала её Катериной, - тихо сказала она и вышла.


Вечер уже полностью окутал город, а Даша всё сидела у окна. Последний месяц весны. Природа баловала людей теплом, поднимая настроение солнечными днями.
Даша не радовалась ничему. За последнее время она очень похудела, стала плохо чувствовать себя. Дни проходили одинаково, в основном у телевизора. На улицу Даша выходила по необходимости. Связь с друзьями перестала поддерживать: никому ничего не хотелось объяснять, выслушивать нотации и нравоучения. Не было сил. Мама наведывалась почти каждый день, не теряя надежды вразумить дочь. Уж она трудилась уговаривать и угрожать одновременно. Смешно даже.
На работе предъявила больничный лист, потом взяла отпуск, затем опять оформила больничный. Уволят. Ну и чёрт с ними, пусть увольняют. Ничего не хотелось.
О Катеньке Даша старалась не думать, но каждый день мысли одолевали её со страшной силой, разогревая пресловутое чувство вины. Это было невыносимо. Страх и жалость яростно боролись в душе, продлевая и без того нескончаемую боль. Да ещё и мама подливала, настаивая на своём.

- Дашенька,- увещевала она, складывая ладони у груди,- не делай таких ошибок, после которых всю жизнь будешь страдать. Есть возможность всё исправить сейчас, воспользуйся, пока не поздно. Поверить не могу, что моя дочь способна оставить в беде собственного ребёнка!

Даша покорно принимала стенания матери. Ей нечего было возразить, она молча слушала. После, упрямо запиралась дома, не общаясь ни с кем, кроме мамы. Телефон со временем перестал звонить, робкие сообщения от друзей окончательно иссякли.
Долгожданное одиночество не принесло ожидаемого облегчения. Стало казаться, что Даша живёт в каком-то отдельном мире, где никогда ничего не происходит. Всё замерло в том времени, в февральской вьюге, которая тщетно старалась замести все следы.

Даша положила голову на подоконник, чувствуя его приятную прохладу. Думать не хотелось ни о чём, на мысли настойчиво проникали в голову. Она рассматривала крошки от печенья, валявшиеся на подоконнике, след от пролитого кофе, пылинки, важно пролетавшие мимо её носа. Слеза, скатившаяся по щеке и губам, была настолько привычной, что Даша не обратила на неё внимания.
Дверной звонок ворвался в тишину квартиры, разрушая привычную обстановку. Даша не шелохнулась. Кого принесло к ночи? У мамы есть ключи, это не она. А другие пусть идут лесом. И она молча продолжала наблюдать за крошками, перемещая их пальцем с места на место.
За дверью решили, что Даша с первого раза не услышала, и позвонили снова, уже более настойчиво. Потом ещё раз, и ещё. Даша раздражённо смахнула многострадальные крошки с подоконника, встала и медленно поплелась в прихожую. Открыв дверь, она удивлённо застыла. На лестничной площадке, распространяя удушливый запах духов, стояла Галина Степановна.

- Здравствуй, Дарья, - сказала Димкина мать. - Позволишь войти?

Даша молча посторонилась, забыв поздороваться. Галина Степановна прошла в кухню, по пути разглядывая скромное жилище несостоявшейся невестки. Даша шла следом, искренне не понимая, что привело Галину Степановну к ней домой.
Устроившись на стуле у окна, где только что сидела Даша, женщина огляделась и достала сигареты.

- Позволишь? – спросила она, помахивая пачкой.

- Нет, - спокойно ответила Даша, - я не курю, и вам не советую. Вы же врач, вроде.
Галина Степановна рассмеялась.

- Врач, - согласилась она, убирая пачку. – Но я курю, каким бы странным тебе это не казалось.

Даша пожала плечами.

- Мне всё равно.

Они помолчали. Каждая думала о своём. Затем Галина Степановна глубоко вздохнула и сказала, глядя в окно:

- Я знаю, что у вас с Димой не сложилось, это отдельная история, вы сами должны разобраться. Я пришла предложить тебе помощь, если таковая требуется, и позволь мне увидеть внука или внучку. Пожалуйста.

Даша посмотрела на Галину Степановну, словно у той внезапно выросла вторая голова. Она пришла предложить помощь! Через три месяца, после рождения ребёнка. Она настолько заинтересована, видать, в делах Даши, что даже не знает, кто родился: внук или внучка. Она не знает, что ребёнок всё это время живёт собственной, отдельно от Даши, жизнью. Она пришла предложить помощь!
Галина Степановна поняла молчание по-своему. Она встала и двинулась в сторону комнаты. Даша осталась стоять на месте. Она смотрела на темнеющее небо за окном и ждала.
Несостоявшаяся бабушка вернулась быстро, недоумённо разводя руками.

- Дарья, где же ребёнок? – спросила она, и тут её глаза наполнились ужасом. – Он умер?
Даша резко посмотрела на неё.

- Нет.
- А где тогда? У мамы твоей? Почему не с тобой?
- Я не забрала её из роддома. Оставила там.
- Её, - прошептала женщина, - её. У тебя девочка родилась? Господи, это же так здорово, Даша! Внучка! Погоди, - внезапно осеклась она, - что значит – оставила? Почему оставила?!
Даша устало опустилась на пол, обхватила руками колени и сказала:

- Думаю, вы сами всё знаете. Не мне вам рассказывать. Можете всё, что угодно сейчас думать, это ничего не изменит. Ничего.
Но Галина Степановна повела себя совсем не так, как ожидала Даша. Она присела рядом с ней на пол, достала сигареты, убрала их обратно, затем тихо заговорила:

- Я совсем не спешу судить тебя, девочка. Не моё это право, да и желания нет. Зная печальную историю семьи моего мужа, каждый раз задумываюсь о жизни. Мой муж поступил по-своему, он не сказал мне ничего, когда я забеременела, хотя моя свекровь очень настаивала. Аркадий хотел этого ребёнка, всей душой. Он не позволил предрассудкам разрушить нашу семью. Хотя основания были, но Аркаша сам себе хозяин, - она усмехнулась, - сам знал, что нужно ему, а что нет. Знай он обо всей семейной истории изначально, поступил бы так же. Вот Дима другой. Не плохой, но трусоват. Я мать, знаю, что говорю. Он не решился взять на себя ответственность, я не одобряю этого. Он не предупредил тебя заранее, это тоже неправильно. Но самое страшное, Даша, не знаю, как поступила бы я, если бы Аркаша всё мне тогда рассказал. Я не могу сейчас уверено сказать, что не испугалась бы. И я не исключаю того, что поступила бы так же, как ты.
Даша удивлённо посмотрела на женщину, сидящую рядом. Не может быть! Это говорит сильная, уверенная в себе, женщина. А Галина Степановна продолжала:

- Но то было тогда. Я была молода, наивна, безрассудна. Аркаша знал меня лучше, чем я сама. Потому так и поступил. Не мне сейчас читать тебе проповеди, Даша, но могу сказать точно: я ни за что бы сейчас не оставила своего ребёнка. Ни за что! Если Бог дал тебе дитя, будь добра - воспитывай. Если ребёнок болен, никто и ничто не заменит материнской любви и заботы. Но у меня большая часть жизни за плечами, я к этому пришла не сразу. Я не виню тебя ни в чём, я хочу предостеречь и помочь. Димка не способен на это, молод и горяч. Отец его, конечно, был другим. Но это сути не меняет.
Тяжело поднявшись, Галина Степановна направилась к выходу. Даша последовала за ней, всё ещё ошарашенная откровениями гостьи. Уже выйдя на лестничную площадку, женщина обернулась и посмотрела Даше в глаза.

- Выбор у нас есть всегда, девочка, поверь мне. Я много раз в этой жизни ошибалась, это неизбежно, и не всегда есть возможность исправить эти ошибки. Но есть, просто помни об этом. У тебя ещё есть время на это. И я пришла бы сразу, если бы знала обо всём. Но мой сын - настоящий партизан, выложил мне правду, в пылу ссоры, сегодня утром.

Высказавшись, Галина Степановна достала сигареты, помахала ими на прощание и ушла.
Даша закрыла дверь, снова оставшись наедине со своими мыслями.


В начале июня Даше надо было посетить врача. Она хотела снова продлить больничный. Собиралась долго, не хотелось выходить на улицу.
У подъезда стояла молодая женщина с ребёнком, примерно трёх лет. Она задумчиво покусывала губу, нервно постукивая ногой по асфальту. Малыш смиренно стоял рядом. Увидев Дашу, женщина оживилась.

- Здравствуйте, Даша, мы ваши новые соседи. Не удивляйтесь, что знаю ваше имя, местная почта донесла, - она кивнула на скамейку, где чинно восседали бабульки из подъезда. – Мы недавно переехали, но у меня такое ощущение, что я живу здесь всю жизнь. Меня Лена зовут, а это Сёма. Сёма, немедленно поздоровайся.

- Здласти, - сказал Сёма.
- Здравствуй, - улыбнулась Даша.
- Даша, мне необходима ваша помощь, - умоляюще сказала Лена. – Мне одной не справиться. А муж сегодня не может. Это на три минуты, не больше. Мне кресло спустить с третьего этажа, здесь не предусмотрено для этого ничего.

Даша, ничего не понимая, согласилась. Они все вместе поднялись в квартиру новой соседки.
- Вот мы и пришли за тобой, золото моё ненаглядное, - ласково проговорила Лена. – Знакомься, это Дарья, наша соседка. Даша, это Сонечка.

- Здравствуйте, - услышала Даша тихий голос.Сделав шаг, она увидела инвалидное кресло, в котором сидела девочка. Сколько ей лет, Даша не смогла определить. Но она была красива. Умный взгляд и тёплая улыбка располагали к ней. Но её руки, лежащие поверх тонкого пледа, были очень тоненькие, почти прозрачные. Ноги плед срывал полностью, но Даша догадывалась, что Соня не ходит очень давно.

- С рождения, - сказала Лена, словно подслушав её мысли, и ловко выкатила кресло к лестнице. – Я сама рожала, а Сонечка такая крупная была, никак не хотела вылезать. Врачи помогли, подарив нам вот такой паралич ног. Но мы не отчаиваемся, мы хорошо живём, дружно. Сонечка у меня такая умница. А они в роддоме предлагали отказаться от неё! Представляете? В голове не укладывается. Да что уж говорить? Бог им судья. Сонечке скоро пятнадцать исполнится, взрослая совсем. На учителя хочет выучиться, а там уж посмотрим. Берите вот за эти ручки, вместе мы легко спустим кресло вниз. Сёмочка, дорогой, аккуратно иди за нами, смотри под ножки.
Не смолкая ни на секунду, Лена быстро захлопнула дверь, всучила Соне свою сумку, схватилась за ручки кресла, и они осторожно стали спускаться вниз.
Даша невольно восхитилась неуёмной силой и жизнелюбием новой знакомой. Она заряжала своим теплом всё вокруг. Неудивительно, что пятнадцатилетний подросток, инвалид с рождения, радуется жизни, собирается учиться, а потом делиться своими знаниями с другими. А она сопли распустила! Димка её бросил, да и фиг бы с ним! Всё это пустое, всё это такое невесомое…
Даша осторожно поставила кресло на землю.

- Спасибо, - с чувством сказала Лена, - а то торчать бы нам здесь до второго пришествия. Сонечка, не жарко тебе?

- Нет, всё хорошо, - сказала Соня и посмотрела умными глазами на Дашу. – Вы грустная. Не переживайте, вы красивая, всё будет хорошо. – Она улыбнулась. – Мама говорит, что все беды мы сами себе придумываем, чтобы поплакать и пожалеть себя. Что не надо слишком увлекаться фантазиями, а просто жить, ловя каждый момент. Настоящий момент, а не тот, который ещё не наступил. Не нужно плакать о том, чего ещё не произошло.

- Сонечка иногда много разговаривает, - засмеялась Лена, целуя дочь в макушку, - вы простите её.
-Что вы, - искренне сказала Даша, - очень мудрые слова, мне нисколько не обидно. Я пойду, мне нужно по делам.
- Спасибо вам ещё раз. – Лена нежно погладила сына по голове. – Заходите в гости, если время будет. Мы любим принимать гостей. А Соня печёт изумительные печенья. Вам понравится.
- Обязательно. Спасибо. – Даша улыбнулась детям. – До свидания, ещё увидимся.

Она развернулась и быстрым шагом пошла через двор. Гнетуще чувство вины и неловкости подгоняло её, и она всё убыстряла шаг, а потом почти бежала.
Невыносимо! Невыносимо чувствовать себя такой гадкой. Несовершенной. Это больно и неприятно. Но справедливо.
Новая соседка воспитывает дочь, которая с рождения не может ходить. От которой могла избавиться ещё в роддоме, зная о её недуге, который мог быть гораздо хуже, не приложи эта отчаянная женщина столько усилий, чтобы облегчить все последствия ошибки врачей. Лене даже в голову не пришло отказаться от дочери! Она просто не понимала, как это вообще может быть! И разговаривала бы она с Дашей, зная, что та оставила свою дочь на попечение государства и чужих людей? Наверное, нет.
Даша мчалась по улицам, словно за ней гнались все черти ада. Пора бы, видимо, догнать, окунуть хорошенько в угли, чтобы мозг прочистить. Чем она думала? Господи, как она могла? Кто она после этого?
Соня сказала, что люди сами придумывают себе проблемы, чтобы потом плакать над ними, вызывая жалость и сочувствие. Она права.
Вбежав в здание роддома, Даша кинулась по знакомым лестницам и коридорам в кабинет Виктора Михайловича. Запоздалая мысль больно кольнула… А что, если его нет на месте? Если он уехал в отпуск? Или ещё куда-нибудь? Об этом она не подумала. Она вообще, чёрт возьми, ни о чём не думает.
Кабинет был закрыт. От отчаяния Даша разревелась, усевшись прямо на пол, возле двери. Всё копившееся за последние месяцы, выкатывалось крупными слезами, оставляя грязные следы на лице. Она оплакивала всё: неудачные отношения, свой слабый характер, потерянное время и силы, оставленную маленькую девочку…Она просто чудовище, нет ей прощения, и жизни больше нет.

- Господи, Дарья, это что за потоп у меня под дверью, хотелось бы знать?

От неожиданности Даша перестала плакать. Она подняла голову и увидела Виктора Михайловича с кучей бумаг подмышкой и чашкой в руке. В тот момент ей показалось, что роднее человека у неё нет на всём белом свете. Она вскочила на ноги, стукнувшись локтем о ручку двери, но не заметила этого. Ей казалось, что врач сейчас засмеётся и исчезнет. От страха Даша стала икать, не сводя глаз с доктора, пытаясь что-то сказать, но запуталась в словах и замолчала.

- Так, - строго сказал Виктор Михайлович, - проходи в кабинет, успокаивайся, сейчас принесу тебе чаю.
- Нет! – крикнула Даша так громко, что врач молча прошёл в кабинет, ведя её за собой. Усадил на стул, сел рядом и спросил:
- Что случилось?
- Не надо чаю! – выпалила Даша. – Только не уходите.

Виктор Михайлович покачал головой. Он был очень рад видеть свою бывшую пациентку, но его огорчило её истерическое состояние.
- Ты успокойся, девочка, - мягко сказал он,- просто расскажи, что случилось. Чем я могу помочь?
- Я хочу забрать Катеньку, - сказала Даша, тут же испугавшись своих слов. Она опустила голову, ожидая справедливых упрёков и высказываний.

Но врач молчал, внимательно глядя на девушку. Потом погладил её по волосам и произнёс:
- Я знал, что ты придёшь. Только я ждал тебя чуть раньше, но это сути не меняет: ты пришла. Я очень рад, девочка, ты меня не разочаровала.
Даша подняла глаза.

- Можно я заберу её? Что мне нужно сделать для этого?
- Простые формальности, я всё тебе объясню. Только Катеньки здесь нет.

Даша вскинулась и тут же обмякла. А чего она хотела? Что её тут будут встречать с распростёртыми объятиями? После того, как она оставила своего ребёнка? Слёзы вновь побежали по щекам.
- Да успокойся ты, Дарья! – вышел из себя Виктор Михайлович. – Мы не можем вечно держать малышей здесь! Это роддом. Катю определили в дом малютки, я сам отвезу тебя туда. Езжай домой, собери все документы, к вечеру придёшь сюда. Поняла?

Даша с благодарностью смотрела на врача, не понимая, за что он так добр с ней. Она кивнула, вытерла лицо и направилась к выходу.


Вечером они приехали в дом малютки. Виктор Михайлович был там своим, его все знали. Все, кто встречался им по пути, пока они шли к директору, здоровались, спрашивали о самочувствии врача, интересовались делами.
Пока решали все формальности, Даша всё боялась, что вот сейчас скажут, что ей нельзя забрать Катеньку домой, что она плохая мать, потому что хорошая мать никогда не отдаст своего ребёнка. От всех переживаний Даша стала чесаться и с беспокойством поглядывать на людей, от которых зависело её счастье.

Наконец, ей позволили пройти в детскую комнату, где находилась её дочь. Помещение было похоже на палату в роддоме. Маленькие кроватки рядами стояли вдоль стен. Господи, неужели эти детишки никому не нужны? Их так много. От них отказались их мамы, и она одна из них. Горечь и стыд наполнили всё сознание. Как она могла? Это так страшно.

Ей показали кроватку, в которой лежала Катенька. Она не спала. Когда Даша подошла, девочка внимательно стала смотреть на неё, словно изучая. Потом улыбнулась.
Даша наклонилась и бережно взяла дочь на руки. От неё так прекрасно пахло, что хотелось прижать к себе и никогда не отпускать. Вес маленького тельца приятно грел руки. От незнакомых ощущений закружилась голова, стало трудно дышать, в голове застучали молоточки, и Даша расплакалась. От счастья, наверное. Или от огромного чувства вины, которое, наверное, всю жизнь будет её преследовать. Прижав дочь покрепче к себе, Даша стала напевать старую песенку, которую помнила с детства.

- Не кори себя до изнеможения, - раздался рядом голос Виктора Михайловича, - ты успеешь всё исправить. Сейчас всё в твоих руках.
Даша медленно повернулась к нему.

- Спасибо. Спасибо вам, - хриплым голосом сказала она. – Я никогда не забуду, что вы для меня сделали. Это неоценимо.
- Перестань, Дарья. Ты сама всё сделала, и я тобой горжусь. Но не думай, что дальше будет всё просто. Трудности есть всегда, но ты можешь надеяться на мою помощь. Никогда не опускай руки, ты теперь ответственна за жизнь маленького человека.
- Я понимаю, - прошептала Даша, и, прикрыв глаза, нежно коснулась губами нежной щёчки. – Я понимаю.


Они гуляли уже почти три часа. Но погода так радовала, что домой совсем не хотелось. Даша блаженно зажмурилась на солнце и покачала коляску. Катюша спала, смешно открыв ротик. От умиления у Даши каждый раз наворачивались слёзы, мешая рассмотреть родное личико, которое она и так уже изучила до мельчайших подробностей.

Август близился к концу, и на горизонте маячила осень. Раньше Даша не любила осень, но теперь её радовало всё. Катенька перевернула всю её жизнь. Это такое счастье, о котором она даже не подозревала. У них куча планов и надежд, впереди целая жизнь, но времени на глупые неприятности нет совсем.
Решив погулять немного, Даша устроилась на скамейке поудобней и достала книгу. Любовный роман давал усталому мозгу отдых, отвлекал и успокаивал.

- Привет, Даш.
Даша вздрогнула и обернулась. Димка стоял почти рядом, поглядывая на коляску. От удивления Даша потеряла дар речи. Сколько они не виделись? Год? Больше? Зачем он пришёл?
- Прости меня, Дашка,- просто сказал Дима. – Можно я присяду?
- Скамейка общая, - сказала Даша, обретя, наконец, способность говорить. – Зачем ты пришёл? Извиниться? Извинения приняты, я тебя больше не задерживаю.
- Зачем ты так? – Димка почесал за ухом. – Я был дураком и трусом, Дашка. Я искренне раскаиваюсь. За это время я понял, что ты… вы мне очень нужны. Мама мне всё рассказала. Дашка прости меня, я хочу всё исправить.

Даша молчала. Она думала, вспоминала, злилась. Димка сильно её обидел. Бросил в самый ответственный момент! Просто растоптал все её чувства! Она столько перенесла в одиночестве, она так нуждалась в нём тогда. А теперь? Теперь он просто пришёл, извинился и думает, что всё вот так просто! Но… Тут на смену гневу пришло раскаяние и понимание. А она? Она чем лучше? Она точно так же, повинуясь отчаянию и страху, бросила родную дочь в роддоме. Сколько времени ей понадобилось, чтобы осознать свой поступок! Она получила второй шанс, она имела возможность исправить страшную ошибку. И она не вправе отнимать такую возможность у Димки. Это будет неправильно и нечестно.
Даша посмотрела в растерянное лицо Димки и встала. Развернув коляску в направлении дома, она сказала:

- Я не знаю, как там у нас сложится, Дим, но мы должны снова попробовать. Хочу тебя предупредить, что будет непросто. Готов ли ты разделить с нами все трудности?
- Дашка, я буду всю жизнь раскаиваться, что струсил тогда. Я хочу видеть, как растёт моя дочь. Я хочу быть с тобой.
- Жизнь дала нам ещё одну возможность. – Даша подтолкнула ему коляску. - Твою дочь зовут Катенька. Она очень хотела, чтобы у неё был папа, и я не имею права лишать её этого. А что касается нас с тобой, думаю, время покажет. Нам снова надо привыкать друг к другу. Идём?

Они шли рядом, такие далёкие и близкие, не касаясь друг друга, но чувствуя взаимное тепло. Димка толкал перед собой коляску, в которой лежала его дочь, и был до одури счастлив. Что там впереди, он не знал, но сейчас он был готов ко всему. Теперь он ни за что не позволит себе вновь потерять самое дорогое, что дала ему жизнь.