Папа может, папа может, все что угодно (окончание)

Вот в пятницу я и засел в этом барчике. За два часа «Антипохмелина», который я дедом Антипом зову, шесть таблеток принял, теперь меня не скоро свалит. Официантке, симпатичной стройной девочке, все заказал и объяснил, что к чему. То есть когда и что по моей команде подавать. Сам сижу, сто грамм для затравки пропустил, чтобы видно было; давно человек сидит. Передо мной только лаваш, бутылка Премиума, томатный сок и селедка с луком. На часы посматриваю. Скоро и «олень» мой пожаловать должен. Точно. А вот и он.
Зашел, за соседний столик присел. А в баре всего три столика. Мой, конечно, посредине. Куда б он не сел, все рядом будет. Заказал он сто грамм того же «Премиума», на мою бутылку завистливо покосился. Сидит, ждет, когда принесут.

– А вот мне интересно, – словоохотливо и дружелюбно начинаю я, – вот есть ли водка лучше «Премиума»? А? Вввот…вы сскжите, мллдой члвек. И ваащщще, бывают ли напитки лушше нашей водки? А?
Он глянул на меня, как на пустое место, и в стенку уставился. Но меня такими штучками не пронять. Я условный знак девушке подал.

Официантка мой знак увидела и уже несет килограмма полтора шашлыка, даже дымится еще, миску капусты с луком и на мой стол пристраивает. У бугая и слюнки потекли. Еще бы, дело к ужину, а тут его любимый комплект.
– Да вы не сидите там! – радостно, словно однополчанина встретил, восклицаю. - Пересаживайтесь ко мне, – я само пьяненькое гостеприимство, – Вот, приятеля ждал. Да он не придет – позвонил уж, а я тут зззкзал все. На двоих…, а куда мне одному? – раньше, когда баров не было, тогда за таким столом могли три разные компании гулять. – Что жж, нам с вами места тут не хватит?
Я – само радушие, и отказать такому почтенному пьяненькому дедушке, невежливо, да и ни к чему. Платит-то приглашающий.
– Садитесь, садитесь, не стесняйтесь. Девушка, – это я к официантке, – давай сюда еще тарелку. Так, и два стакана… и еще прибор.
Объект чуть поломался, но водка так сверкала в стаканах, шашлык дымился и заполнял своим ароматом всю Вселенную, а тут еще тихоокеанская провесная белоснежная селедочка с луком. И старикан, пьяненький и радушный. Все это могло сбить с пути истинного даже Патриарха всея Руси. Заглотил мой паря блесну, пересел. Теперь надо осторожненько, чтобы не сорвался.
– А давайте мы с вами…, вас как зовут?
– Михаил.
– Очень приятно! Антон Сергеевич, − я представился, правда, не своим именем. – А давайте мы с вами уввыпьем уводки, – я захохотал, как и положено хорошо принявшему на грудь старику, – как настоящие мужчины, по полному стакану. За знакомство, а?
Он, не сомневаясь, что после этого стакана я упаду под стол, а у него только шея покраснеет, пожал плечами. Я долил стаканы до краев и он осторожно, чтобы не пролить, поднес свой стакан к губам.
– Ну, жахнем!

Пил он знатно. Стакан опрокинул, как стопку с лимонадом, и не поморщился.
«Это придется все мастерство свое призвать, чтобы такую падлу свалить», а вслух сказал, – И-эх! Хороша родемая! И как ее партийные пили? Вы, Миша, закусывайте, закусывайте.
Долго закусывать я ему не дал, а тут же налил опять полный стакан, ему, а себе, ссылаясь на преклонные годы, постарался налить полстакана, но он запротестовал. И пришлось мне тоже долить свой стакан до краев.
– Куда мне, Михаил, за вами, молодыми, угнаться? Ты вон, какой крепкий, не то, что я.
– Ты, Сергеич, тоже – будь здоров, кил на сто потянешь. Тебя еще фиг палкой, гы-гы-гы, убьешь!
Вот так, беседуя, практически, ни о чем, мы хоть и стали наливать поменьше, но темп я навязал такой, что будь на месте Михаила кто-то хоть на пять килограммов легче, уже бы под столом лежал.
Мне очень нравится смотреть, как в разных фильмах Джигарханян ест. Помните, в фильме «Место встречи изменить нельзя», как там Карп-горбатый ест? Вот как-то незаметно и я эту манеру перенял. Жена без меня ужинать не может. Только со мной у нее аппетит появляется. Я думаю, мною можно анорексичек разных лечить. Только глянут, как я за столом управляюсь, и холодную мамалыгу с гороховым пюре умнут и добавки попросят. Так же славненько я и водку пить умею.

Одно время на работе все комиссии только со мной обедали. Ни одна комиссия на своих ногах не ушла, всех в машину волоком тащили. А уж, какие положительные выводы, о работе предприятия делали! Только к государственным наградам представлять. То ли от удовольствия, что в общении со мной получили, то ли из страха, что об их подвигах по пьяной лавочке совершенных начальство этих комиссий от меня прознает. Моя должность на фирме так и называлась − Хороший Парень. А тут какой-то Миша, который и обращения человеческого не видел никогда. Вот жлоб-жлобом и вырос.
Девочка, что нас обслуживала, в мою сторону нагнулась, чем этот мужлан тут же и воспользовался. Он ущипнул ее за попку так, что у бедной девочки слезы из глаз брызнули. Она громко заплакала и убежала на кухню. Вскоре оттуда вышли бармен и повар. Девушка шла сзади и жаловалась им.

– В чем дело, мужчина? – солидный бармен навис над Михаилом. – Вам что, милицию вызвать? Вы, почему себе позволяете!?
- Тебе, козлу, рога обломать, да?! – не отставал от бармена повар горячих кровей, сжимающий в огромной ручище какую-то кухонную утварь грозного вида и свирепо вращая глазами.
Официантка, продолжая всхлипывать, пожаловалась:
– Он меня за задницу щипнул, да так, что аж дыхание зашлось!

В другой раз я бы сам ему на голову миску с капустой нахлобучил. А как представил, что моя рыбка в его лапы попасть может, так и стулом бы оглоушил. Но сейчас милиция мне еще не нужна. Успеется. Михаил перепугался и уже не выглядел таким крутым мордоворотом, как раньше. Он сжался, побледнел и только бурчал что-то себе под нос. Повар и бармен, наоборот, решительно на него наступали.
Пришлось вмешаться. Я взял обиженную девушку под руку и усердно извиняясь, вложил в ее ручку пятьдесят гривен. Она вытерла слезы и успокоилась. Бармену и повару я тоже втиснул в карманы по двадцать гривен. Инцидент был исчерпан.

– Ловко у тебя, папаша, выходит, – заметил приободрившийся хулиган, – только зря ты это. Я бы им обоим навалял.
– Так! Если хочешь по бабам, так и скажи. И мне компанию составишь. Есть у меня на примете две красотки по метр восемьдесят, сейчас позвоню. Обе блондинки. Так что, гуляем?
– Блондинки, говоришь. Это ж мой любимый цвет. Гы-гы-гы! Метр восемьдесят! Это ж мой любимый размер! Гы-гы-гы!
Я вышел в коридорчик и, достав мобильник, громко изобразил разговор с воображаемыми девушками. Потом подошел к, все еще переживающей акт нахальства, девушке, успокаивающе похлопал ее по хрупкому плечику и попросил принести еще водки.

Официантка сбилась с ног, подтаскивая к нашему столу все новые и новые бутылки с «Немировым», а там в каждой, если знаете, по 750 миллилитров. Я заказал еще большую тарелку шашлыка в лаваше и капусты. Мне уже понравилось такое сочетание и я даже испугался, что забуду, зачем я тут. Да и Миша, не смотря на свое неприятное лицо и хамское поведение, даже нравится мне начал. В какой-то момент я даже дружески потрепал его по плечу, но вовремя вспомнил про дочь.

Усилием воли я собрал весь алкоголь в моем желудке в одно место и больше он кишечником не всасывался. Как-то один йог научил. Я тщательно следил за продвижением водки по моему организму, не допуская ни капли в мозг. Если не считать запаха, который мы распространяли в равной степени, внутри я был совершенно трезв. Правда, я сбил фокусировку глаз и, поглядывая на Михаила сквозь очки, часто, далеко высовывая язык, облизывал губы. Это, как известно, является сигналом для собутыльника, что партнер уже готов. В это Михаил поверил и поздравлял себя с таким удачным завершением недели.

Заказывая очередную бутылку и закуску я, для его успокоения, хлопал себя по нагрудному карману, так что Миша совсем не переживал за финансовую часть вечера. Такого дурака ему еще не удавалось подцепить. И он все чаще произносил тосты за славного человека, который встретился ему на жизненном пути, то есть за меня и сулил мне помощь и поддержку во всех жизненных затруднениях. А я старался смотреть на него только через очки, которые делали мои голубые глаза большими и бессмысленными, как у толстолобика, уже неделю лежащего под солнцем на прилавке. Если бы он был чуть трезвее и наблюдательнее, может быть, ему удалось бы перехватить острый, пристальный взгляд. Взгляд поверх очков, оценивающий его состояние.

Наконец, он понес откровенную околесицу. Стал сбивчиво рассказывать, какой му…ак у него шеф и как он лихо обводит его вокруг пальца. Лаврушку за щеку и никакого запаха. Тот и не подозревает, что Михаил выпивает, хотя очень уж пьяниц не любит. А его, Михаила, побаивается, как первого претендента на его кресло. Еще рассказал, какая классная телка у него в команде. И как на следующей неделе он ее задерет.

Мое сердце разрывалось от противоречивых чувств, между гордостью за красавицу-дочь и омерзением от мысли, что она может оказаться в лапах этого шилом бритого вахлака, по блату попавшего на приличную должность. Описывал он мне мою дочь так, что мне очень хотелось воткнуть обе вилки прямо в его соловеющие глаза.
Но вот что странно, хоть он и рассказывал о моей Гале и ее достоинствах в грубых мужланских выражениях, все равно отцовскому чувству это льстило. Ладно, пусть говорит. А лапы мы ему обрубим. Надолго забудет, как их распускать.

Я хотел было заказать еще и пятую бутылку, хотя мы уже «задавили» три литра водки. Если мне и удалось «просачковать», то не более чем на сто – сто пятьдесят граммов, и то только за счет уважительной манеры наливать собутыльнику чуть больше, чем себе. Но мне не удалось пропустить ни одной рюмки. Официантка принесла и пятую бутылку, но не откупорила ее, а, растеряно поглядывая на нас, вертела бутылку в руках. Михаил замычал и, в знак протеста, замахал руками. И я понял, что клиент созрел. Голова его упала на стол, и он начал похрапывать. Это меня совсем не устраивало: тащить на себе такую тушу мне было не под силу. И мне надо было, чтобы он, хоть не сильно, но чуть-чуть соображал.

Я подозвал официантку, щедро расплатился и незаметно врезал засыпающему коленкой в бок. Он хрюкнул и поднял голову. Оглядевшись бессмысленными глазами вокруг, он попытался опять уронить голову на стол, но я, ухватив его за воротник пиджака, сильно потряс. Он ничего не предпринял, даже не попытался встать. Тогда я применил прием, которым всегда пользуюсь, чтобы на короткое время протрезвить приятеля и заставить его двигаться. Зайдя со стороны спины, я крепко, до хруста, растер ему уши. Кровь прилила к его практически выключенному мозгу. Он замычал, поднял на меня тяжелый взгляд своих бычьих глаз:

– Т-ты хто?
– Вставай-вставай! Домой пора.

Под воздействием моих пинков и толчков Михаил потащился к двери.
Возле крыльца нас уже ждало вызванное барменом такси. Меня тоже прилично штормило, но я, с упорством идущего против бури, волок мой объект к машине. Открыв левую заднюю дверь и впихнув Михаила, я обошел такси и сел рядом с ним на заднее сидение. Надо было ни в коем случае не дать ему заснуть. Разбудить этого амбала не смогла бы даже канонада двух фронтов во время артподготовки. Мой левый локоть превратился в сплошной синяк, так как приходилось поминутно, с размаху лупить его в бок, отзывающийся при этом дубовым звуком пустой бочки. Как я не продолбил дыру в его ребрах, для меня загадка?
Таксист спросил, куда ехать? Я назвал адрес в Советском районе. Оказалось, что эта пьянь еще что-то соображает:

– З-зззачем в Ссоо-вветтсский? Я ттуда не хочу. Мнен надо на Южные квартала.
– Хорошо-хорошо, ща к телкам на часок заедем, ты ж сам хотел, и кофейку там попьем, – успокоил я его, а сам толкнул таксиста в плечо, дескать, что пьяного слушать.

Мы летели по темным улицам в Советский район, в противоположную сторону от Михаилова дома. Я снова повторил финт с ушами: мне нужен был безмозглый, но самостоятельно передвигающийся субъект. Подбадриваемый тем же локтем и коленями, Михаил начал восхождение на третий этаж. Он понял, что мы приехали не к нему, но, очевидно, краем сознания рассчитывал на приятное продолжение банкета с дамами и упорно продвигался к намеченной мной цели.

Мы подползли к красивой и крепкой двери на третьем этаже. Я вдавил кнопку электрического звонка. За дверью заиграла мелодия «Снова цветут каштаны…». Кто-то смело и непредусмотрительно широко открыл дверь. На пороге стоял высокий представительный мужчина лет сорока в спортивном костюме.
– Миша, – заверещал я, – к нашим телкам приперся этот кент!
– Вы кто…?? Вы чего, в чем дело? – мужчина попытался одновременно закрыть дверь и принять начальственную осанку.
Но я подскочил и влепил мужику неловкую оплеуху. Он тут же врезал мне в скулу, это дало мне право закричать на весь подъезд:
– Миша, наших бьют!
Михаил, который хотя и не поднимал головы во время поездки и подъема на этаж, немного пришел в себя. Подталкиваемый мной в спину, он кинулся, вернее, упал на хозяина квартиры. Но кулаками махал исправно. Они сцепились, и я с удовлетворением успел заметить, что один глаз хозяина заплыл, а из расцарапанной щеки сочится кровь.
– Держись, Миша! – крикнул я, – я за подмогой!
Я катился по лестнице, а за моей спиной к крикам двух дерущихся мужиков добавился женский визг, глухие удары и треск ломаемой мебели. Выскочив из подъезда, я быстро остановил такси, юркнул в него и покатил домой.

Я успел только войти и снять туфли. Волна опьянения захлестнула меня, я убрал волевое напряжение и упал на пол в своей комнате. И в те времена, когда я пил много и часто, у меня всегда хватало сил дойти именно до этого места.

О пробуждении моем на следующее утро я предпочитаю не вспоминать. Больше всего меня угнетал укоризненный взгляд жены. В ее глазах догорали последние угольки надежды на спокойную старость с трезвенником, и разливался холодный страх, что я опять начну пьянствовать. А я не мог объяснить ей, зачем я опять напился.
И субботу, и воскресенье я промаялся в дичайшем похмелье. Жена, опасаясь, что я вот-вот загнусь, даже предложила похмелиться. Но я-то знал, что к прошлому возврата нет, и мужественно отказался.
Когда дочь в понедельник возвращалась с работы, я уже ждал ее возле гаража. Естественно, я сгорал от нетерпения узнать, чем закончилась моя авантюра. Авантюра, которая держалась на четком штурманском расчете количества топлива потребного для выполнения поставленной задачи.

– Ну, как твой ухажер? – спросил я Галину, когда она загнала «кашкайку» в гараж. – Не притих?
– Притих, папа, притих, – она чмокнула меня в щеку, – по-моему, ему секс еще долго на ум не придет.
– А что случилось?

– Его сегодня уволили, – в голосе дочери сквозила неприкрытая радость. – Уволили, паскуду, с треском и позором, как дебошира и пьяницу. Он, говорят, попал в вытрезвитель, и его еще будут судить за драку и причинение материального ущерба. Признавайся, твоя работа?
– А что, мне уже и в бар на кружку пива выйти нельзя?
– Кружку пива, говоришь? А мама сказала, что ты еле живой пришел и на полу опять заночевал. Одного не пойму: как наш шеф об этом так быстро узнал?

Я хмыкнул. Еще бы, я же эти три дня потратил, чтобы узнать, где живет их шеф и как он относится к пьяницам. Оказалось, что нетерпимо. А тут, в доску пьяный подчиненный в компании с каким-то старым алкашом вваливаются к нему в квартиру, начинают драку и требуют девок и водки. Досталось ни в чем не повинному начальнику. Жалко, конечно. Но что не сделаешь ради любимого чада? Главное, что ни одно благородное животное в процессе восстановления справедливости не пострадало.
(с) Александр Шипицын