Два звонка для Ивана Дашкова (14) продолжение

14. Паша по мелочи

Когда Татьяна захлопнула перед Пашиным носом дверь, он ничего не понял, а позвонить еще раз постеснялся. В недоумении стоял он на лестничной площадке, обескуражено глядя на шампанское в одной руке и на пыльные пирожные в другой. Повернувшись, уныло побрел в офицерское общежитие. Там этим дарам всегда найдется применение.

Он постучал в дверь к своему штурману. Тот, увидев шампанское и пирожные в Пашиных руках, радостно закричал:
- Ой, щось у лиси сдохнэ! Паша, уж здоров ли ты? Что это за оргия?
- Да, так… Что-то захотелось.
И максимально экономя слова, он рассказал о странном поведении Татьяны.
- И что она хотела этим сказать? – завершил он свое печальное повествование.
- А! Не бери в голову. Это она так дурачиться. Уже всем известно, что она глаз на Ивана Дашкова положила. Он уже из-за нее со Славкой Лихштралем дрался. Так что, давай, открывай шампанское и выбрось Таньку из головы. Не по тебе ягодка. Да мало ли у нас красивых девок?!

Но Паша выбросить Татьяну из головы не смог. Каждый день засыпая, он видел ее безразличные, но прекрасные глаза, глядящие сквозь него, как через пустое место. Там же во снах он видел ее стройную и гибкую фигурку, танцующую входящий в моду рэп. Вот она подходит к нему берет за руку и тащит на средину круга танцующих, а он, стесняющийся и неловкий идет за ней. В центре зала она требует, чтобы он закрыл глаза, и она его поцелует. Он закрывает глаза, чувствует, как она прижимается к нему, и страстно целует. Но когда он во сне глаза открывает, оказывается, что целовал он официантку из летной столовой Галчонка-гренадера, что выше его на целую голову, а уж в обхвате и рук не хватит. Такие сны измучили его.

Правда, все эти любовные переживания не смогли отвлечь его от главной цели, которую он себе поставил. Он уже собрал две трети суммы, необходимой для покупки «Москвича», а служить ему оставалось уже меньше года. Он зачастил на три аэродромные свалки. И часто его унылую фигуру можно было увидеть бродящей между куч искореженного металла и списанных самолетных блоков. Иногда его спрашивали, что он там ищет? Он или отмалчивался, или говорил, что ему нужны радиодетали для сборки очередного магнитофона.

Но Паша лукавил. За последние три месяца, он не собрал и не реализовал ни одного магнитофона. Зато успел отправить из разных почтовых отделений ближайших городков и поселков уже шесть посылок весом около десяти килограмм каждая. Никого это особенно не удивляло, так как многие отправляли посылки с копченой семой или соленой кетой на запад. И Пашины посылки пахли рыбой. Но если бы дотошный исследователь смог вникнуть в их содержимое то под куском красной рыбы он мог обнаружить плотно утрамбованные обломки транзисторов с желтыми донышками, а иногда и с желтыми крышечками. Среди них полированным золотом сверкали разобранные штепсельные разъемы и разноцветные, как карамель «подушечка», керамические конденсаторы.
Паша сильно рисковал. Как-то один техник-рэсосник*, из тех, кто обслуживает радиоэлектронное оборудование самолета, набрал на такой же свалке кучу радиоламп, выброшенных за ненадобностью лет десять назад, но каждая из которых содержала золотой электрод весом почти один грамм. Всего он набрал таких ламп на сто пятьдесят грамм чистого технического золота или, если быть более точным, на три года общего режима без конфискации имущества. Он попытался реализовать это сокровище в Москве через цыган. А они, как известно, состоят в большой дружбе с московской милицией. Учитывая его чистосердечное раскаяние, ему дали только три года общего, а могли и семь с конфискацией. Но Паша умен и никогда не станет связываться с ненадежными цыганами.

Умельцы уже давно наладили добычу золота из списанных авиационных радиодеталей, а керамические конденсаторы содержали в себе платину в количестве позволяющем организовать ее промышленное извлечение. Его не интересовало, куда уходило добытое золото. Он довольствовался своей долей. Хотя слышал, что из золота отливают точные копии шоколадных плиток, с пустотами, чтобы вес не слишком выдавал. Их упаковывали в фольгу и укладывали в пачку к настоящим шоколадным плиткам. Этот «шоколад» возили в Стамбул и там, на Гранд Пазар сдавали в ювелирном ряду. С платиной было сложнее, так как она производилась в виде порошка. Но вскоре умная голова придумала подмешивать платиновый порошок в банки с растворимым кофе.

Два года службы в морской авиации не были потрачены зря. Практически ничего не делая, а занимаясь своим хобби, ему удалось скопить изрядную сумму. Авиация его кормила, одевала, давала крышу над головой за сущие копейки и позволяла ездить бесплатно в отпуск. И все это за то, чтобы он мотал свои трансформаторы для магнитофонов не на земле в своей комнате, а сидя три-четыре часа в неделю на своем рабочем месте в самолете. Отправляемые один-два раза в месяц посылки и накопленные на сберкнижке деньги не только позволили купить вожделенный «Москвич», но и обрести необходимые оборотные средства, нужные для начала торговых операций. Но первые операции и не требовали таких уж неподъемных сумм.

Как-то очередному командиру надоело его возить в виде балласта, и этот командир приказал штурману загрузить Павла штурманской работой. Штурман поручил ему рассчитать выход на цель по времени. Задача для курсанта второго курса. Требует только терпения и внимания. Так он им так рассчитал этот выход, что если бы штурман вовремя не спохватился, экипаж бы от полетов недели на две отстранили, а штурмана и с должности попросить моги. Больше его никогда и ничем от трансформаторов не отвлекали. А летать, оно ничего, не страшно. Все мы под Богом ходим. Можно и на улице, в столице, головой кирпич с пятого этажа принять, или сосулька по весеннему времени с крыши на тебя съедет. Да мало ли что.

Один только раз сильно он перепугался. Когда его к Ивану Дашкову, летчику из другой эскадрильи всего на один полет впихнули. А тот, гад, топливо над проливом развеял и при заходе на посадку у них двигатели остановились. Павел, когда это понял, оцепенел весь. Вот она - смертынька, пришла. Какие аккумуляторы? Какая сверхаварийка? Он сидел мокрый от страха, как жаба под дождем и пытался «Отче наш» вспомнить. Но сели. Побило, правда, об прицельную станцию головой, но не насмерть же. Из самолета, когда выскочил, по земле от радости катался, что жив. А этот идиот, командир, Иван Дашков, схватил его тогда за жилет и поднял над головой, а росту у него будь здоров, и чуть об землю не навернул. Хорошо, что штурман вмешался. Богу они все за него, Павла, молиться должны. Если бы он тогда аккумуляторы включил не нашли бы они эту площадку – поле кукурузное. Так его же тогда и обвинили. Чуть ли не он виновник всего. Он что ли это топливо на базаре продал? Правда, есть тут его вина, есть. Но о ней почему-то и не вспомнили. Это ж в его функции входило – сидеть под блистером и за местом в боевом порядке следить. А когда ж тогда трансформаторы мотать? Формально штурман за место в боевом порядке отвечает, и он был обязан каждые пять-десять минут его Павла спрашивать:
- Видишь самолет ведущего или нет?

А раз не спрашивал, значит, знал, где они находятся. Вот штурмана в виновные и определили.

И проводили на гражданку как-то странно. Ни построения, ни речей, ни знамени для поцелуя, ни банкета. А так; был сегодня Паша в строю, а на другой день, как и не был в нем никогда. Ну и ладно. Вы ребята, как в песне поется, служите, а мы вас подождем.
После службы в морской авиации Паша не стал долго отдыхать. Обстановка в стране для деловых людей менялась явно к лучшему, и терять время было непозволительно. Он купил и обкатал вожделенный ижевский «Москвич-412». На нем они с братом направились в Ленинград к родственнице. Дорога заняла больше двух суток. Ночевали в Вологде. Приехав в Питер и набираясь опыта, прокатились пару раз до Выборга и выяснили, как можно получить туристическую визу в Финляндию. Оказалось не так уж сложно, а «подмазав», бюрократическую машину, где следует, вскоре оказались в буржуазном раю.

Они не стали ехать в Хельсинки и любоваться многочисленными финскими достопримечательностями. Известно, в столицах товары всегда дороже, а то, что запрещено, водка, например, даже дешевле, потому что много привозят. Вместо финской столицы они подъехали в небольшой, тысяч на пятьдесят жителей приграничный городок с труднопроизносимым для русского языка названием Лаппеенранта. Они готовились долго искать покупателя на четыре бутылки водки, что разрешалось по закону провозить с собой в Финляндию, но на первой же заправке им предложили за водку такую сумму, что у них не хватило духу торговаться. Да с финнами, как они впоследствии узнали, не сильно-то и поторгуешься. Они знали твердую цену и ни на одну марку больше не давали.
Зайдя с выручкой в ближайший магазин, торгующий радиотоварами, Паша ахнул. На деньги, что они выручили за водку, можно было купить пять аудиоплееров, или один видиомагнитофон и один аудиоплеер, правда, с самыми скромными характеристиками. Но Паша-то знал, что плеер в комиссионных магазинах Советского Союза стоил около пятисот рублей, а за видак давали астрономическую сумму – пять, а то и шесть тысяч. Подъем был не просто большой, он был многократный. Зарплата рядового инженера в Ленинграде составляла 150, максимум 200 рублей, со всеми премиальными и прочими доплатами. Даже в Сыктывкаре, чтобы купить такой видиомагнитофон, надо было год работать и всю зарплату откладывать. Но в Ленинграде водились богатые люди и они готовы покупать для своих детишек такие дорогие приборы в комиссионных магазинах по месту жительства, не высовываясь с этими туристическими поездками, за которыми бдительно следили соответствующие органы и конкретные парни.

А если отъехать чуть дальше, в ту же Вологду то там можно было сбыть этот товар еще дороже. В эпоху тотального дефицита тяжелый мотоцикл, типа Урал, в магазине, где его можно было купить только по очереди, на которую записывали неизвестно кто, неизвестно где и неизвестно когда, стоил две тысячи. В то время, как на авторынке, существующем в основном в виде газетных объявлений, за него давали семь с половиной тысяч, но могли и обменять на видеомагнитофон.

Грех было не воспользоваться таким счастливым обстоятельством. И Паша с братом курсировали между Выборгом и Лаппеенрантой, как два спаниеля, прочесывающих невысокую траву. Чтобы не привлекать внимания, они пользовались тремя пунктами перехода, каждый из которых они проезжали туда и обратно не чаще одного раза в неделю. И, тем не менее, они привлекли к себе внимание и как раз именно тех, чье внимание было наименее желательно.
Как-то возвращаясь в Ленинград, их на пустынной дороге остановил сотрудник ГАИ. Он не предъявил никаких претензий и даже не представился. Он просто остановил «Москвич» и отошел в сторонку, а из его патрульной машины вышли два парня и направились прямо к Паше.

- Как улов, пацаны? – поинтересовались подходящие.
- А мы не с рыбалки едем, - ответил Пашин брат.
- И это мы знаем. – И, вдруг, резко и грубо заявил, - Делиться надо, крысы!
- Чччем делиться? – голос у Павла стал тоненький и дрожащий.
- Ты думаешь, если на тебя не смотрят, значит, тебя не видят? – рассмеялся второй подошедший. – Мы уж давно ждем, когда раскошелитесь. На первый раз забираем все, что вы из Суоми везете. И если в следующий раз вы сами не занесете тридцать процентов от прибыли, можете и голов лишиться.

Дрожащими руками Паша открыл багажник. Парни перерыли все там лежащее. Выбрали, лежащие в красивых коробках видаки с плеерами и перенесли их в гаишную машину.
- Витек, объясни парням, где нас искать и пусть катят себе прежним курсом. Об умении держать язык за зубами уж и не говорю. Можем вырезать быстро, глубоко, но болезненно. Пока, делавары!
Паша не прекратил поездок. Два раза он заносил по указанному адресу суммы, составляющие ровно треть от полученной прибыли. О том чтобы дать меньше, ему и в голову не приходило. Рэкетиры на явочной квартире вели себя безобразно нагло и после второго визита к ним братья решили этот бизнес закрыть.

Заработать можно было и проще, без особого риска и страха. Прямо в Москве, на одном из многочисленных рынков покупались тогда широко рекламируемые батончики, типа «Марс», «Сникерс» и прочие. Эти батончики они, поездом отвозили в Украину и там, чаще всего в Харькове оптом сдавали. Четыре набитые коробками с батончиками и жвачкой клетчатые сумки приносили в три дня пятьсот долларов. Пять «штук» в месяц – неплохая зарплата, но больше двух-трех месяцев мало кто выдерживал, а Паша мечтал о большом деле, приносящем сотни тысяч долларов или даже миллионы. И чтобы без ущерба для здоровья.

Позвонил ему товарищ по институту из Донецка. Сообщил, что сможет поставлять «Старокиевскую водку» в бутылях по кило восемьсот. И по цене всего в два раза выше магазинной, где эту водку не только не видели, но даже не знали, что такая бывает. Паша съездил поездом в Донецк. Обратно до Москвы, он ехал один в купе, которое выкупил полностью для себя. Все пространство купе было занято коробками, в каждой из которой находилось по четыре пузатых, со стеклянной ручкой бутылей. За каждую из них финны дадут по видеомагнитофону, а если перемножить дельту между ценой бутылки и ценой видеоплейера на количество пузырей ехавших с Пашей в купе, получалась такая сумма, что он только глазки от удовольствия щурил.

Дальнейшую поставку «Старокиевской» он решил осуществлять самолетами Аэрофлота. Из каждых десяти ящиков погруженных на рейс Донецк-Ленинград, один ящик оставался пилотам, один ящик зарабатывали гонцы, что ездили в Финляндию. Зато вся прибыль от оставшихся восьми коробок, текла прямо к Паше в карман.
техник-рэсосник*, - техник авиационный по ремонту и эксплуатации радио-электронных приборов и систем.

Александр Шипицын (с)
Продолжение следует