Навеянные строки (продолжение 30)

Надо же было - выдумать такое! Сотворить и пустить меня по миру одного - пылающего мыслями и страстями, только для того, чтобы однажды, вдруг потушить мое сердце, и разом… нет, не тишина, нет? Здесь и слов то не подобрать, тут ТАКОЕ!!!…ОХ!!!

***
Если вы вдруг заметите, что в мире стало чуточку тише, то знайте, это перестало стучать мое сердце.

***
Вы, скорее всего, забыли, но я напомню вам... Тонкая, чистая, светлая грусть - это и есть суть детства каждого из нас. И даже не пытайтесь убеждать, что оно было у вас счастливым. Не поверю!

***
Ребята, а ведь, в сущности, Лев Толстой не был добрым. Слишком уж был занят собой, своими, порой бредовыми идеями. Он всю жизнь старался и принуждал себя быть добрым, а это, о-го-го какая разница.

***
Пишите, пишите пока молоды, не надейтесь на свою память. Потом придете, расскажите, как там… Интересно будет послушать вас - загнанных годами, с одышкой и потухшим взором.

***
Удивительно: к концу жизни мне пришло сногсшибательное откровение - ничего важнее личной жизни нет, и быть не может, все остальное - чушь, вздор!!! А, дошло до меня только сейчас, какая непростительная оплошность.

***
Мой сосед Петрович, еще тот - философ. Всякий раз что-нибудь высосет из пальца и несет такой бред, что… - Если взглянуть упрощенно, - на полном серьезе, говорит он, - то развитие человечества так схоже с жизнью отдельного человека, что диву даешься... Представь: вот оно родилось, природа его нянчит, чему-то учит, оно взрослеет, начинает задираться, показывая свой характер. Далее наступает зрелость, мечты, надежды, открытия, драки за свои убеждения, появляется болезненное самолюбие, гордыня, амбиции, желание что-нибудь нагло отобрать… И тут как тут - неприятие чужого мнения, самообольщение, скандальный вздор, орет как леший, не унять… Затем, всеобщее болезненное состояние, обширный инфаркт, амнезия, возвращение в детство, взрыв безумия. В итоге - смерть… А что, скажи, я не прав?!

***
Снится мне сон, будто я прощаюсь с жизнью, и хочу ей все высказать напрямик и весьма нелестное. Вот-вот сорвусь, полетят бранные слова, и я выложу все честно, как есть… Пусть, думаю, от обиды и унижения навернутся слезы, задрожит голос, но я все равно… Нет, ничего я не сказал, обнял ее, суку, и разрыдался.

***
Будто, сквозь запотевшее широкое окно - зимний пейзаж старого Парижа, обтянутый сизой дымкой Нотр-Дам де Пари, давно уже умершие танцовщицы на полупальцах, желтое море подсолнухов, маки, зонтики, завтрак на траве, пестрый вихрь танца, наполненный страстью и безнадежный взгляд безухого Ван Гога. Конец девятнадцатого столетия, импрессионизм… Все покрыто вечной тишиной.

***
Ночь, мороз… Вокруг ни души, ни звука, ни огонька. Над головой безумная, сумасшедшая игра звезд и луны... Вдруг чувствую себя до неловкости простенькой песчинкой в этом великом бескрайнем хаосе… Охватил такой ужас, словно смерть своими лапами.

***
Послушайте, отчего все чеховские герои, какие-то - недо… Недо-любили, недо-делали, недо-сказали, недо-жили, и обязательно стреляются в саду, когда вокруг музыка, танцы… Прямо какое-то уютное безумие… Ребячество, да и только… Разлюбил я Чехова.

***
Знаете, я не настолько жизнерадостный человек, чтобы по утрам петь в клозете, но признаюсь, что иногда, меня, нет-нет, да и посещает желание промурлыкать бравурный марш или что-нибудь из оперетки Оффенбаха, и тогда, я нежно шепчу себе, «Пой на здоровье, милый, пой!»

***
О, Господи, надоумь кого-нибудь - пусть отнимут у меня бумагу и перо! Иначе не выбраться мне из этого, возвращающегося детства. Умоляю, пусть окатят мою голову студеной водой, вернут здравомыслие… Да поскорее, пока стучит в груди, еще дышу, пока совсем не впал в детство…