Навеянные строки (продолжение 31)

Все человечество, как и отдельная личность, постоянно томимо жаждой перемен. Так вот отчего, это извечное бунтарство народа.

***
Помят, небрит, царапающие глаза, ногти давно не стрижены, одежда - так себе - полна неприятных противоречий, лохматый как алабай, и как нет прошлого для женщины, так же нет для него будущего. Безразличен к тому, что все сторонятся, горд и мнит себя большим оригиналом, а уж как обожает вот это: «Сохраню ль к судьбе презренье…» Узнали, нет?

***
Я часто, краем ума, думаю; какого черта я пыжусь, пытаясь понять непостижимое - смысл отпущенной жизни, которую я прожил нелепо, наспех, так и не сумев, понять. Может быть, смириться с тем, каков я есть, - и жить, есть, спать, любить, не понимая?

***
Странно - люблю шататься по старым кладбищам, остановишься возле чужой могилы, и вдруг… «Господи, так вот где ты упокоился, а ведь как гремел, потрясал, когда-то…» Присяду на скамью из камня и так мне легко, никого, кроме солнца и неба… Вот так и со мной разделается природа в один миг. А уж я-то, дурак, все выкомариваю, да все нежности, милые любезности…

***
Ответьте мне, братцы, неужели при всей несправедливости, а порой и жестокости нашей жизни, возможно, жить по-человечески, достойно, несмотря на все беды и трагедии с которыми она нас сталкивает?

***
Мой сосед, однажды после бурного застолья, в отчаянном откровении, заметил мне, - А ведь, правды одной не бывает. Нет!.. У белых была своя правда, а у красных своя, - и тут, он неожиданно стал икать,… - А вот истина, это совсем другая… сфэээра. Вы уже старый, скорее всего, не способны это понять… Нет!

***
Ленин был нетерпим, особенно к тем, кто был не согласен с ним. Они были ему физически омерзительны. И еще, был вздорен, недоверчив, высокомерен, деспотичен, очень самолюбив. Был ли он велик, гениален - не знаю…

***
Многие уверяют, что старость, по большей части, подозрительна. Не верьте, это неправда, она - легковерна.

***
У Достоевского, и Митя с необузданным разлетом, и двуличная Грушенька, и Настасья Филипповна, и князь Мышкин, и Рогожин с его дикой неоглядностью… Да и сладострастный старик Карамазов - да простят меня все - это же все сам Достоевский.

***
Черт возьми! Неужели забыл, не помнишь; летний вечер, отец на лавке, забросил нога на ногу, ты садишься, он тебя держит за руки и качает на ноге, а ты смеешься до икоты и умоляешь, «Еще... еще!» Ну, что, вспомнил? То-то...

***
В каждом из нас такого намешано, что не сразу разгребешь; то что правду чувствуешь, и что навязали чувствовать; что любишь, и что предписано любить; что действительно ты, а что с годами вбили в тебя… Как выбраться из этого душевного раздрая?