Мелодия.

Переход, как всегда, дался ему нелегко. Еще вилась, окутывала, звенела чарующая мелодия. Еще можно было ухватить ее за хвост самыми кончиками пальцев, но реальность уже безжалостно вторгалась в гармонию его сна. Шум воды в трубах, звон посуды за стеной, хлопанье дверей. Пестроцветье звуков, которое всегда побеждало и заглушало то, что звучало внутри. Где-то в области солнечного сплетения, как он всегда чувствовал.
Композитор неторопливо пил кофе. Брился. Курил на балконе. Выжидал, пока обитатели квартиры разбегутся по делам, и наступит блаженная тишина. Полотно, в которое он вплетет нотки, осторожно прикасаясь к клавишам. Мелодия из сна затаилась, но еще жила в нем, пульсировала, заставляла нервно подрагивать.

Первая попытка сорвалась. Дрель. Новые жильцы с четвертого этажа. Вторая попытка. За окном прогремел грузовик. Он рассеянно подумал, что давно пора сделать стены кабинета звукоизоляционными. Но рука не поднималась что-то менять. При одной мысли о сквернословящих рабочих, которые вторгнутся в уютную, обволакивающую, пастельную мягкость его прибежища, становилось дурно. Пусть все остается, как есть: потемневшие от времени книжные шкафы, оставшиеся еще от деда, старенькое пианино, надежно вобравшее в себя память о сотнях песен, когда-то покорившихся ему.

Третья попытка. Хлопнула дверь. Сын вернулся из школы. Как и всякий подросток, он проявлял себя миру громко и настойчиво. В квартире сразу все зашумело, покорно встраиваясь в темпоритм молодого энергичного человека. Композитор вздохнул. Живущий в своем мире, он пропустил момент, когда утратил влияние на сына. Спорить или просить о тишине было бессмысленно.

Он оделся, рассовал по карманам ручки и нотные листы с недописанной партитурой и вышел, осторожно прикрыв дверь. Улицы развернулись перед ним во всем многообразии звуков: свиста, криков, гудков, шипения, монотонных перестуков.

Через час он вышел на станции. Впереди дорога через сосновую рощу и дача. Приют для вдохновения. Гудение электричек сменилось нежным пением ветра в ветках. Композитор сел прямо на склоне дроги, подставил лицо солнцу. Черные точки нот соскальзывали со страницы и, осторожно выпорхнув из кармана, разлетались вокруг, чтобы смешаться с переливами лесных духов.

Композитор ничего этого не замечал. Он сидел, зажмурившись. Прислушивался. Внутренняя мелодия росла, крепла, набирала силу, как весенний ручей. Он был абсолютно счастлив…