Лжэчесть

Музыка: Ramin Djawadi - You Were Saved For A Reason

СПУСТЯ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
Послесловие к новому изданию «Потерянной чести Катарины Блюм»

Упорно держится слух о том, будто эта повесть – роман о терористах; совсем недавно слух этот стал снова распространять видный профессор информатики: по-видимому, он тоже не считает нужным информироваться на этот счет; в таком случае возникает вопрос: каким образом информируется информант? «Понаслышке», из вторых, третьих, а то и шестых рук? Разумеется, я ни от кого не могу требовать, чтобы он прочитал повесть, но ведь если современник, наделенный высокой ответственностью информанта, обучающий других информатике, высказывается по поводу какого-либо предмета, то должен же он уметь сам информироваться. В этой повести нет ни одного террориста, равно как и ни одной террористки; что в ней, правда, есть, так это подозреваемые в терроризме, но, по моему скромному мнению, даже информант должен знать разницу между подозреваемым и изобличенным. Тот, кто в состоянии вспоминать события хотя бы десятилетней давности, вспомнит годы, когда ГАЗЕТА сеяла клевету и подозрительность, та самая ГАЗЕТА, которая обзывала десятки людей убийцами, хотя ни в одном убийстве они не были уличены.
Совсем недавно наш нынешний министр семьи и брака вынужден был опровергать сообщение газеты, чертовски похожей на ГАЗЕТУ. Политики лишь тогда замечают, с какой газетой они связались, когда у них возникают неприятности с газетами, и тем не менее они с ними связываются снова и снова. Воистину гиблое дело потратить еще хоть слово по поводу определенных газет.
Потратить слово по поводу этой повести? Попробую. Десять лет большой срок. Я бы давно позабыл этот переодетый повестью памфлет, если бы время от времени мне не напоминали о нем полностью дезинформированные информанты; по сути это памфлет, полемическое сочинение, – так оно было задумано, намечено и осуществлено, и уж западные европейцы-то с их гуманитарным образованием как раз и должны были бы знать, что памфлеты относятся к лучшим западноевропейским традициям; я ведь тоже западный европеец и некоторым образом имею даже зачаточное гуманитарное образование. Итак, возможно, я позабыл бы этот переодетый повестью памфлет на ГАЗЕТУ, если бы время от времени и не только «справа», но и те, кто почитает себя «левыми» мне укоризненно не напоминали о том, что я написал этот роман о террористах (который и не роман вовсе, и террористы там не появляются). «Правые» злятся потому что им так положено, «левые» злятся потому, что действие «разыгрывается» во времена, когда мы имели полулевое (или мне следует сказать псевдополулевое? ) правительство. Упрекнуть себя я могу только в одном: эта книга слишком безобидна. Она же не более чем любовная история со «стержнем действия» (по-английски “plot”) бульварного романа: «простая девушка» (ах, доведись бы мне познакомиться с простым человеком! До сих пор ни одного не встретил), превосходная служанка, влюбляется в человека, которого, как позднее выясняется, разыскивает полиция. Правда, знай она заранее, что его разыскивает полиция, она бы все равно влюбилась в него, это в ее характере. Так бывает. Дьявольски своеобразная это штука любовь. Есть женщины, которые любят мужчину не потому, что он преступник, а несмотря на то, что он преступник. Чертов факт, ГАЗЕТЕ, которая любит только своих собственных преступников и фальсифицирует любые факты, он неприятен и непонятен! ГАЗЕТА настолько изолгалась, что даже нефальсифицированный факт на ее страницах кажется ложью. Короче говоря: правда и та вываляна в дерьме, когда ГАЗЕТА передаст ее «правдиво». Напиши она: «Расцвели розы», я, стоя перед цветущей розовой клумбой, все равно ей не поверю. Поговорку «Единожды солгавшему не верят и тогда, когда он говорит правду» в данном случае следовало бы перефразировать: «Тысячекратно солгавшему я не поверю и тогда, когда он однажды скажет правду». В случае с действительно цветущими розами приходится пожалеть эти в самом деле прекрасные цветы, потому что сама лживость использует их как алиби.
Катарина Блюм, испытавшая так мало любви, эта трудолюбивая, дельная, совершенно аполитичная женщина, в экономическом смысле находящаяся (причем благодаря собственному старанию и расчету) на подъеме, да-да, она само олицетворение экономического чуда, у нее есть машина, собственная квартира и некоторые сбережения, обращает свой взгляд на Людвига Гёттена, взгляд благосклонный. Женщины, обращающие на кого-то свой взгляд, не носят постоянно в сумочке описания примет всех разыскиваемых преступников, не имеют при себе и уголовного кодекса, даже гражданский кодекс не всегда держат под рукой. Плохо дело, если любовь взаимна! Каждый ведь знает, как взвивается пламя, когда вспыхивают двое «в огне любви». А Гёттен, в самом деле преступивший закон он растратчик и дезертир, он действительно «умеет любить»! Конфликты (см. развитие повествования) неизбежны, тем более что эта «простая девушка» (где они, «простые», есть, где?) обладает еще двумя проклятыми качествами, воспетыми в сагах и сказаниях: верностью и гордостью. Ситуация становится не просто конфликтной – она становится взрывчатой. Все кругом усеяно динамитом, и ГАЗЕТА, эта повсюду снующая, изолгавшаяся проныра, поставляющая информацию полиции и от нее же ее получающая (такое бывает, и при этом обмене нелепые мелочи вырастают в подозрительные обстоятельства), метровыми заголовками обрушивает на голову читателей горы подозрений, клеветы, подлостей; тут уж не цветут никакие розы, «простая девушка» теряет свою честь, свое достоинство, действительно нарушает закон, помогая любимому бежать. Она не только помогает любимому бежать, но и передает ему ключ от укромного места, который ей когда-то всучил некий незадачливый ухажер, подаривший на беду еще и непомерно дорогое кольцо, в надежде – тщетной! – на свидание. История с ключом – это детектив в детективе. Катарина нарушает закон – опять как в бульварном романе! – «из-за любви». Такое бывает. Это стародавний мотив детективной литературы. И поскольку ГАЗЕТА ничем не гнушается, Катарина считает ее виновной и в смерти своей матери, а репортер не понимает, почему Катарина так зла на него, почему она взрывается. Ведь как-никак он прославил ее, теперь самое время совместно «снять сливки» с ее истории, то есть: после того как ее выжали как лимон, теперь можно опубликовать ее «истинную» историю, которая, разумеется, была бы преподнесена так же лживо, как и все, что напечатано в ГАЗЕТЕ. Вероятно, она имеет место, эта ужасная «невинность» репортера, который ведь только выполнял свою обязанность, снабжая ГАЗЕТУ кричащими заголовками и сенсациями, а теперь хотел бы дать другой газете «истинную» историю, – возможно, эта ужасная «невинность», чуть ли не простодушие репортера, и заставила Катарину схватиться за револьвер. Катарина еще успела понять, что ГАЗЕТА подла, и эта «невинная» подлость была для нее последней каплей, переполнившей чашу. «Простая» девушка пришла в отчаяние и совершила «акт отчаяния» убийство, которое в бульварной книжонке называлось бы «кровавым злодеянием». Было ли у нее намерение убить репортера? Во всяком случае, пистолет-то она раздобыла. Пусть свое слово скажет уголовный кодекс. Бывают конфликты не только со смертельным исходом; бывают конфликты, которые, ввергнув человека в отчаяние, неумолимо приводят к смертельному исходу. Это Известно и в Западной Европе и, возможно, известно даже информатикам.
Важно вот что: повесть имеет не только заголовок: «Потерянная честь Катарины Блюм», но и подзаголовок: «Как возникает насилие и к чему оно может привести». Слишком мало еще известно о насилии СЕНСАЦИОННЫХ ЗАГОЛОВКОВ, и уж совсем почти неизвестно, к чему это насилие сенсационных заголовков может привести. Криминологии стоило бы заняться исследованием того, что могут натворить ГАЗЕТЫ со всей их чудовищной «невинностью». Однако повесть имеет не только заголовок и подзаголовок, но и эпиграф: «Персонажи и сюжет этой повести вымышленные. Если при описании определенных журналистских приемов обнаружится сходство с приемами газеты «Бильд», это сходство не преднамеренное, не случайное, но неизбежное». Заголовок, подзаголовок, эпиграф, эти три кажущиеся мелкими детали важные составные части повести. Они неотъемлемы от нее. Без них памфлетная тенденция повести – а она действительно тенденциозна! – непонятна. Тот, кто занимается этой повестью, пусть сперва займется тремя вышепоименованными элементами, в них почти и заключено истолкование.
Недавно один класс гамбургских школьников через свою учительницу обратился ко мне с вопросом, «что же случится потом», когда в 1982 году Катарина и Людвиг, собственно, должны будут выйти из тюрьмы. Хороший вопрос, которым я еще не задавался. Ну, поскольку оба они никогда террористами не были, то теперь вряд ли ими станут. Катарине, видимо, придется сидеть дольше, чем Людвигу. Вероятно, вначале она будет работать на кухне, потом, может быть, в планово-хозяйственном отделе тюрьмы, даст полномочия Людвигу вместе с доктором Блорной продать ее имущество и присмотреть какой-нибудь небольшой отель, который они вместе вели бы. Людвигу и нескольким друзьям она признается, что не собиралась убивать Тётгеса, решение внезапно «на нес накатило», когда он сунулся к ней во всей своей ужасной невинности со своими коммерческими и сексуальными предложениями. Он был совершенно чужд ей, и она сама себе тоже. Разумеется, она понимает, что она убийца, потому-то и не хочет иметь детей. Она не хочет, чтобы когда-нибудь ее детям кто-нибудь сказал или выкрикнул вслед, что их мать убийца. Я бы посоветовал ей сменить имя, покрасить волосы: если она блондинка в черный цвет, если брюнетка в белокурый. Чем старше она будет становиться, тем более тяжко у нес будет на душе она ведь исключительно совестливая женщина, хотя и совершила убийство. Такое бывает. И я надеюсь, что Людвиг будет ей хорошим спутником.
Кстати, реакция прессы, которая вправе была полагать, что именно она «подразумевается» в книге, была не только – что вполне понятно! – злобной, но порой и прямо-таки глупой. Так. перестали публиковать ежедневные списки бестселлеров, потому что в них пришлось бы упоминать книгу. Могучие империи не всегда столь суверенны, как они прикидываются. Папа империи сам не опустился до прямого обвинения. Он послал вперед своих причетников, своих кардиналов при надобности во время папских литургий прислуживают и кардиналы. Я покаялся, по не раскаялся.
P. S. Тем временем «Бильд» почти уже стала официальной правительственной газетой. По воскресеньям или понедельникам министерские сообщения по важным политическим вопросам появляются в одном из изданий «Бильд». Это не случайность.

1984
Генрих Бёлль. Перевод Е. Кацевой