Игорь Северянин (продолжение)

Под псевдонимом Игорь-Северянин писал Игорь Васильевич Лотарёв, обязанный расцветом своего таланта вовсе не столичному Петербургу, где родился (1887) и прожил первых девять лет, а русскому Северу, его природе и деревенской жизни. Отроческие впечатления о чудесных северных местах, куда его увез в девятилетнем возрасте отец, позднее переплавились в тонкую северянинскую лирику о потерянном рае - русском Севере.

Город воспринимался Игорем-Северяниным с большой долей иронии, особенно по отношению к жизни мещан и обывателей. Его первые поэзы, принесшие ему шумную славу и все, что ей сопутствовало (женщины, цветы, комфорт, деньги, вино…), не смогли заглушить память сердца.

Шексна моя, и Ягорба, и Суда,
Где просияла первая любовь,
Где стать поэтом, в силу самосуда,
Взбурлённая мне предрешила кровь

Но это было уже в другой жизни, в эмиграции. А в столичной жизни детского периода определяющую роль сыграла грустная семейная коллизия. Отец, Василий Петрович Лотарёв (1860 г.р.), выходец из купцов, владимирских мещан, учился в немецком пансионе в Ревеле, потом - в Инженерном училище Санкт-Петербурга и далее пошел по военной службе: стал чиновником, дослужился до чина штабс-капитана и даже заслужил дворянское звание. Но дела его после отставки не заладились и умер он очень рано – в 44 года.

Мать, Наталья Степановна (1837 г.р.), урожденная Шеншина, происходила из старинного дворянского рода, корни которого уходят в далекую старину конца XV века. Шеншины имели свой герб, на котором значилось: «Ведомые Богом прямо к цели». Отец Натальи Степановны был предводителем уездного дворянства Курской губернии и в ее родословной есть такие имена, как Афанасий Шеншин-Фет и Николай Карамзин, хотя некоторые усомневают этот факт. Однако сам поэт не без гордости писал:

Известно ль тем, кто, вместо нарда,
Кадит мне гарный дым бревна,
Что в жилах северного барда
Струится кровь Карамзина?
И вовсе жребий мой не горек!..
Я верю, доблестный мой дед,
Что я - в поэзии историк,
Как ты в истории поэт!

Брак Натальи Степановны с Василием Петровичем был вторым. От первого брака с генерал-лейтенантом Г.И.Домонтовичем осталась дочь Зоя, сводная сестра Игоря, которую он очень любил и был потрясен ее ранней смертью. По линии Домонтовичей у поэта было тоже много известных людей. Самое известное для советского человека имя Александры Коллонтай (урожденной Домонтович). Она приходилась Игорю-Северянину троюродной сестрой и вспоминала о его совсем не детских печальных глазах.

Брак Домонтовича (Шеншиной) с Лотарёвым был мезальянсом. Они не были парой ни по происхождению, ни по возрасту: она была старше Василия Петровича почти на двадцать пять лет. Но породниться со старинным родом и вдовой генерала было лестно для молодого двадцатичетырехлетнего адьютанта.

Ах, всякий знает рижский штранд! –
Когда с ней встретился за кофе
У Горна юный адъютант.
Он оказался Лотарёвым,
Впоследствии моим отцом;
Он мать увлёк весенним зовом,
И всё закончилось венцом.

Через год у супругов родился сын. Наталье Степановне было тогда уже … пятьдесят. Неравенство почти сразу сказалось на отношениях супругов: молодой офицер любил кутежи, вино и женщин, а Наталья Степановна предпочитала музыку, оперу, книги, общество высокообразованных людей дворянского света. В доме часто бывали певцы, артисты, музыканты. В одну из них, родственницу известной в те времена певицы Мравинской, пятилетний Игорь влюбился:

Мне было пять, когда в гостиной
С Аделаидой Константинной,
Которой было тридцать пять,
Я, встретясь в первый раз, влюбился...
С нее ведет начало школа
Моих бесчисленных побед
И ровно стольких женских бед...

Брак оказался неудачным, и когда мальчику исполнилось девять лет, родители развелись. Отец забрал сына в Череповец (ныне Вологодская область), где жили его сестра и брат (тетя и дядя мальчика). У обоих в этих краях были усадьбы: одна во Владимировке, где жил дядя и в которой сейчас организован музей поэта, вторая - в Сойле, где жила тетка.

У нее-то мальчик и прожил большую часть времени из семи лет, проведенных в этих краях, - до тех пор, пока шестнадцатилетнего юношу отец не забрал с собой на Дальний Восток, где собирался заняться коммерческой деятельностью, из которой, впрочем, ничего не вышло.

Сойла стала поэтической колыбелью Игоря-Северянина. Усадьба стояла на реке Суда, в очень красивом живописном месте - с девственными лесами, зелеными лугами, голубыми реками, в которых в изобилии водилась рыба. Усадьба не сохранилась, но сохранились легенды, которые ходили о ней.

Якобы здесь жили семь сестер-помещиц, убивавших своих внебрачных детей и сжигавших их на костре во дворе. Потом усадьбу купила пара, покончившая здесь жизнь самоубийством. И в этом страшном доме мальчик жил на втором этаже и каждую ночь дрожал от страха, потому что ему с наступлением темноты чудились покойники и привидения. Но зато днем – свобода!!!

Мальчик фактически рос сиротой. Отданный на попечение тетки, которой до него вовсе не было дела, он был предоставлен сам себе и был очень одинок. Его спасали зимой - лыжи, летом - рыбалка, лодки, длинные пешие прогулки, лошади, одна из которой была его личной, собаки, разговоры с местными крестьянами, походы в лес за грибами и ягодами.

Здесь ему впервые явилась его поэтическая Муза Лесофея, здесь в свои двенадцать лет он влюбился уже почти по-настоящему - в кузину Лилечку (Елизавету), которая была на пять лет старше, что для него не имело никакого значения, как и то, что она была его двоюродной сестрой. Когда позднее по дороге на Дальний Восток отец с сыном заехали в Москву на ее свадьбу, для Игоря эта встреча закончилась попыткой самоубийства, к счастью, неудачной.

И все это – природа, лес, свобода, любовь – сделали из впечатлительного и начитанного юноши великого русского поэта, продолжившего традиции Пушкина, Тютчева, Лермонтова, Фета и Тургенева. В эмиграции, вспоминая о своем детстве, поэт напишет:

…… представь себе
Леса дремучие верст на сто,
Снега с корою синей наста,
Прибрежных скатов крутизну
И эту раннюю весну,
Снегурку нашу голубую,
Такую хрупкую, больную,
Всю целомудрие, всю – грусть…
Пусть я собой не буду, пусть
Я окажусь совсем бездарью,
Коль в строфах не осветозарю
И пламенно не воспою
Весну полярную свою!

И вовсе не случайно появится псевдоним Северянин, а точнее приставка к имени Игорь–Северянин. Он так его и писал - через дефис, подобно Мамину-Сибиряку или Новикову-Прибою. Только позднее приставка превратилась в фамилию и стала писаться без дефиса. Сегодня на месте прежней Сойволы стоит дачный поселок Сойволовский.

Его жители ни сном, ни духом не ведают, что здесь когда-то жил поэтов король Игорь-Северянин. Вскоре отец отдал мальчика учиться в Череповцкое реальное училище, но учеба не заладилась: во втором классе мальчика оставили на второй год.

Проучившись, в общей сложности пять лет, Игорь с трудом окончил четыре класса и о своих ученических годах вспоминал с отвращением, питая при этом нежную любовь к директору ненавистного ему учебного заведения князю Б.А.Тенишеву.

Для всех секрет полишинеля,
Как мало школа нам даёт.
Напрасно, нос свой офланеля,
Ходил в неё я пятый год:
Не забеременела школа
Моим талантом и умом,
Но много боли и укола
Принёс мне этот «мёртвый дом»,
Где умный выглядел ослом.
Убого было в нём и голо, –
Давно пора его на слом!..

*****************

Ту зиму прожил я в деревне,
В негодовании зубря,
Всё то, что все мы зубрим зря.
Я алгебрил и геометрил.
Ха! Это я-то, соловей!
О счастье! Я давно разветрил
«Науки» в памяти своей…

Не справляясь с мальчиком, отец решил вызвать на время учебы из Петербурга мать. Встреча матери и сына была бурной, счастью не было предела. Мать, в отличие от отца, не настаивала, чтобы ее сын грыз гранит науки. Главное, говорила она, привить вкус, все остальное приложится. И вкус у Игоря Северянина действительно был: усилия матери не пропали даром.

Так образование юноши ограничилось четырьмя классами реального училища, что потом ощущалось как недостаток, прежде всего, им самим. В шестнадцать лет отец берет сына с собой на Дальний Восток, откуда через год юноша сбегает к матери в Петербург. Здесь начинается новая жизнь: он уже знал, что хочет быть только поэтом, а в своей гениальности Игорь-Северянин не сомневался.

(Окончание следует)
Автор Тина Гай