Рейс с немецкой парой

Был 1978 год.
Наше огромное двухсотметровое пассажирское судно направлялось из Англии - Саутхемптон в Австралию - Сидней. Переход длился почти месяц. Люди приезжали на судно с кучей чемоданов, сундуков, ящиков, тюков. Все наши огромные девятиэтажные трюмы заполнялись под горлышко.

Эта пара пришла на борт судна в Роттердаме. Чинные, чистенькие пожилые западные немцы. Восточным, как и нам, не позволялось без особой надобности выходить за границы государства.

Он был чем-то похож на Броневого (только чуть-чуть, совсем вскользь). Высокий, импозантный, пропитанный вековой интеллигентностью мужчина, с красивой седой шевелюрой волос. Она - истинная немка тоже. Невысока ростом, с красивой высокой прической, чуть-чуть пополневшая, но хорошо следившая за собой. Он не говорил по-английски, она говорила с тяжелым немецким акцентом, но я все понимала и иногда помогала другим понять ее.
Я тогда еще не забыла немецкий язык и порой, особенно с ним, общалась на немецком. Когда целый месяц идешь по морям, каналам, океанам, невольно становишься свидетелам чужой жизни.

Часто, когда приходила к ним, он спрашивал ее по несколько раз какой сегодня день, какое число, месяц и год, как долго им еще идти к дочке? И она терпеливо отвечала, всегда вежливо.
Как-то я спросила, почему у него всегда одни и те же вопросы?
-Ох, Таня. Как я устала от этих вопросов. Он тысячу раз за день спросит меня об этом и я должна тысячу раз ответить.
-Напишите ему на бумаге крупно и поставьте на видном месте.
-Нет, это будет неуважением к нему. Он перенес тяжелую болезнь, еле оправился, я стараюсь его беречь, как могу. Не знаю, долго ли он проживет, поэтому решилась на такое длинное путешествие. Может последний раз в жизни увидеться с дочкой. У нас трое детей. Двое живут в Германии, а эта вышла замуж за австралийца и уехала от нас на родину мужа.

Как-то однажды я спросила ее, что с ним произошло? К этому вопросу расположила нас предыдущая беседа.
И Изольда рассказала.
До войны Ханс преподавал и работал директором очень хорошей школы. Но во время войны школу разбили при очередном налете. Осталась только яма. Ни большинства детей, ни учителей не осталось...
После войны его поставили директором детского дома, куда собирали из подвалов и развалин оставшихся в живых перепуганных детей. Психика детей была искорежена войной так же, как и во всех других странах мира. Дети есть дети. Они только жить начали, им хочется быть любимыми своими родителями, играть, получать подарки. Они не готовы к потерям, к разрухе, к войне. Не они мечтали начать войну. Ненасытные правители стран-захватчиц ее развязывают.

Они вытягивали детей отовсюду - из разбитых домов, снимали с поездов, вылавливали по берегам рек. Трудные были дети. Отчаявшиеся. Не желали идти в приют. Не хотели, чтобы ими командовали. Привыкли самостоятельно заботиться о себе. Но страна не думала оставлять их в том положении, в котором они оказались. Хотела им помочь снова стать полноправными гражданами, дать образование и, пусть небольшой, искусственный, но кусочек счастья быть ребенком, о котором кто-то заботится.

Он старался как мог вернуть их в прежнюю жизнь. Нелегкая была работа. Особенно тогда, когда за нее болеешь всем сердцем. И в конце 60-х, начале 70-х ему становилось все хуже, всё чаще подводило сердце... А однажды совсем стало плохо.

Он долго выкарабкивался из ямы бессознания, в которую провалился. Выкарабкавшись, вновь научившись ходить, он понемногу возвращался к настоящему. Только бОльшая часть его сознания осталась там - на войне. Болезнь вычленила из его памяти часть жизни. Оставила фрагменты прошлого, стерев настоящее. Его постоянно беспокоили проблемы школы, привезли ли еду детям, привезли ли кровати для вновь прибывших, где их расположили, сводили ли их в баню, дезинфицировали ли их и их одежду. А где тот, а где этот? Он его давно не видел и беспокоится, не сбежал ли снова? Ведь у него такие способности в математике!

И она должна была вернуться с ним в то - Его время. В котором он застрял. Нелегко это. Очень нелегко, особенно, когда знаешь этого человека с юных лет, со школы! Знаешь, какой он был образованный, юморной, интеллигентный, очень добрый, талантливый во всем, чего касались его ум и руки. Война убила в нем Его - настоящего. Оставила оболочку, которая ходила по земле, оправляла необходимое - дышать, есть, спать, мыться, бриться. А та Личность, которой он был, осталась на войне, давно завершившейся.

Они пробыли у дочки все австралийское лето, пока мы ходили круизами по островным государствам Тихого океана. Наше судно стало собираться назад, загрузило более 30 тонн провианта в Новой Зеландии, что-то докупили и догрузили в Сиднее, набрали полные танки воды и всё! Скоро, через почти 2 месяца будем дома. И эта пара тоже собралась в дорогу домой.

Ей нездоровилось. Жаркий душный климат южных широт не пошел ей на пользу... С каждым днем ее жизнь вытекала, как из упавшей бутылки. Толчками. Иногда, когда кто-то менял положение сосуда ее жизни, она, как будто, восстанавливалась, но потом снова продолжалось угасание. К середине рейса она слегла совсем. Ее собственное состояние Изольду не беспокоило. Она переживала за него!

Ханс же жил в своем собственном мире. Он видел, что жена уже не поднимается. Только он не предполагал, что она серьезно заболела и от бессилия не может встать. Он думал, что она почему-то захотела подольше полежать в постели. И жена его выпроваживала погулять по палубе, пойти в ресторан покушать, послушать музыку в музыкальном салоне... Оставшись одна плакала и сокрушалась!

-Таня, как он будет без меня! Я очень плохо себя чувствую. Он не может жить самостоятельно. Кто за ним будет смотреть! Дети все работают и у них свои дети, они не смогут сидеть с ним 24 часа. Ему необходимо, чтобы кто-то постоянно был рядом.

Как могла я успокаивала ее, что она просто укачалась, что океаны и моря не на всех благоприятно влияют, что как только она ступит на Землю, все её недомогание постепенно уйдет...

По приходу в Роттердам к трапу нашего судна подошла скорая помощь, встречать судно приехали их дети. Папу забрали с собой, а маму увезли в реанимацию...

PS
Я не знаю ничего о дальнейшей судьбе этой пары из Мюнхена. А может другого города. Память не сохранила его название.

Дома на Украине где-то в альбомах хранится их фотография, подаренная мне ею. На долгую и добрую память о двух пожилых немцах, переживших, как все простые люди, страшные события, но так и не вышедших из той войны. Застрявших в ней навсегда.