Двое и ночь

Мотор в последний раз что-то невразумительно проворчал, и затих.
— Всё! Амба! Аккумулятор сдох! — досадуя, ты ударил рукой по рулю.
Умирающий свет фар карамельным сиропом растекался по вершинам сугробов. Смутными контурами проглядывали из тьмы обступившие дорогу деревья.
— Ну что? Надо идти. Через двадцать минут салон остынет.
— А Шишкины? Если набрать им? Они уже там? У них ведь джип. Приедут и вытащат.
— Здесь мобильник не ловит.
— Ну так давай ещё посидим в тепле, хоть двадцать минут, — мне очень не хотелось вылезать из уютного салона в холод и темноту.
Ты промолчал. Только вздохнул, и перегнувшись назад стал перекладывать вещи из сумки в маленький рюкзачок.

Когда ты позвонишь, тридцать первого, ближе к вечеру, и телефон разразится твоей и только твоей, особенной, трелью, рука моя дрогнет, и серебристый ёлочный шар замедленно-плавно двинется вниз, навстречу судьбе. Брызнет, разлетевшись в осколки, но я тут же забуду о нём.
Ты не дашь мне времени на раздумья, ты будешь твёрд, и я уступлю... Потому что всегда хотела тебе уступить.
Я прощу все обиды, и забуду все месяцы, что пыталась тебя не простить. И мы отправимся туда, куда позовёшь меня ты.

Мы отошли от машины, я оглянулась. Понуро, побеждённая в неравной битве с морозом и снегом, стояла она, печально уткнувшись носом в сугроб. Это нас ждёт где-то там впереди жарко натопленная изба, компания близких друзей, праздник, а ей, бедняжке, мёрзнуть одной...
Я зябко поёжилась - как хорошо всё-таки, что хватило ума надеть старую, но такую тёплую шубу! В городе днём промозгло и сыро, а здесь...
— Ну пошли, чего ты там возишься? А то опоздаем! — и я пошла за тобой.
Я шла за тобой, и думала, что это так странно — быть вместе, и нести тяжкий груз ожидания, бросить всё, расстаться, а потом встретиться, и понять — груза нет. Я ничего больше не жду. Правда. И как это легко, как прекрасно, только вот тяжёлая у меня шуба...
А ты мёрзнешь, и потому торопишься, и мне так трудно поспевать следом, продвигаясь к теплу сквозь холод и ночь.
Но мы шли, и с каждым поворотом лесной дороги становилось всё ближе, наплывало на нас в сиянии снега огромное, манящее и таинственное. Наше будущее.
И мы были одиноки пред ним. Двое. Мужчина и женщина в зимнем лесу. Мы шли долго, и я даже не знаю сколько, а потом ты остановился.
— Далеко ещё? — спросила я.
— Пару километров. Но мы всё равно уже опоздали.
— Куда?
— Новый год.
— Что "новый год"?
— Он наступит сейчас. Через пять минут, - ты деловито скинул рюкзак, расстегнул, порывшись, извлёк бутылку.
— Шампанское?!
— Мартини Асти, специально для тебя брал... Только фужеры не захватил, извини. Придётся так, из горла...
— Сейчас бы коньяка, или даже водки...
— Ну, чего нет того нет — проворчал ты, откручивая проволочки, и пытаясь вытащить пробку.
— Вот зар-р-раза, не хочет! Совсем холодное! А потом, всё-таки справившись, протянул мне:
— Пей! - пузырьки газа ударили в нос, зябкие и щекотливые разбежались внутри.
— С Новым годом!
— С Новым годом!
— За тебя...
— За нас...
— Мне холодно, — сказала я.
— И мне, — ты расстегнул куртку, и принял меня, вместе с шубой, в тёплое, пахнущее тобой нутро. Я сомкнула руки за твоею спиной, припала щекой к шершавому свитеру грубой вязки. Так и стояли мы, и огромное, как будущее, тёмное небо царило над нами. И глядя вверх, в это грядущее небо, ты сказал:
— Выходи за меня.
— Выйду, — прошептала я.
И тогда где-то там, в тёмной дали, вспыхнула, и понеслась нам навстречу крохотная серебряная звезда.

Но этого ещё нет. Я ничего не знаю об этом. День за окном лениво перетекает в длинные сумерки. В комнате пахнет хвоей. И я ничего не жду.
А ты... Ты обязательно позвони... Слышишь?

Милые девочки! Дорогие джулианки! Пусть сбываются ваши желания в наступающем новом году!