Регистрация!
Регистрация на myJulia.ru даст вам множество преимуществ.
Хочу зарегистрироваться Рубрики статей: |
Йося с чайником
Из Инета.
Это жуткий рассказ. Мне тяжело его писать, а вам, наверняка, будет тяжело его читать. Потому что история эта правдивая, а герой ее, Йося с чайником, абсолютно реальный персонаж, хорошо известный харьковчанам, проживающим в центре города. Я хочу рассказать о нем, чтобы еще раз напомнить, что война - это не просто трагедия. Это миллионы маленьких частных трагедий, и за каждой из них - чьи-то искалеченные судьбы. Был май, приближался главный праздник, День Победы в страшной войне. Мне было всего шесть лет и я уже знал, что такое праздник - День Победы, но еще не представлял, что такое война. И вот мы шли с бабушкой в парк Горького и вдруг я с этой войной встретился лицом к лицу. А когда встретился, то, как и инструктировал меня накануне дедушка, вежливо поздоровался и спросил: "Как дела? Как поживают родители?" Мне не понять тогда было смысла этих простых слов, я понял их позже. Человек, который и был для меня этой самой войной, услышав мое приветствие, посмотрел, потом, видимо, узнал меня и заговорил. Он начал болтать о житейских мелочах, о том, как он с мамеле ходил на рынок покупать ботинки, и что завтра он непременно отправится с папочкой в зоопарк. Ну а летом они всей семьей поедут к морю, в Херсон. Ребята, мне реально стало страшно. Передо мной стоял сорокалетний еврей и вел себя, как шестилетний ребенок. Его звали Йося. Он был застегнут на все пуговички под воротничок. Болтал без умолку, а из глаз катились слезы. В руках человек держал старый латунный чайник. Это было и смешно, и жутко одновременно. Этот чайник служил ему и сумкой, и кошельком, и хранилищем документов. Йося с чайником был знаменитой личностью. В центре Харькова его знали все. Знали его историю. И зная это, ни одна собака в городе не смела обидеть его или тронуть хотя бы копейку из его чайника. А история такова. В 1941-м семья Йоси не успела эвакуироваться, и в город вошли немцы. Им сразу как-то приглянулась квартира на втором этаже дома 76, где жил Йося с родителями. Немцы решили долго с семьей не церемониться и сразу решить два вопроса: квартирный, и еврейский. Они повесили отца и мать Йоси на балконе их квартиры. Буквально за несколько минут мать Йоси успела сунуть в чайник немного денег и вытолкала сына черным ходом с этим чайником - как бы за молоком. Мальчик не сразу понял, что случилось, и спокойно пошел за молоком в дом напротив. Он как раз стоял у магазина, когда случилось страшное. Все происходило у него на глазах. И когда он все понял, то сначала поседел, а потом сошел с ума. Он навсегда остался шестилетним Йосей. До 1943 года его прятали у себя соседи. А потом, после освобождения города, Йося стал каждый день приходить на пересечение улицы Дзержинского и Маяковского, становиться напротив дома 76 и ждал маму. Он был словно в ступоре, и единственно, что могло вывести его из состояния оцепенения, это вопрос: "Как твои родители?" Тогда он выходил из транса, и его можно было отвести домой, покормить, привести в порядок. В последний раз видел я его на перекрестке Маяковского и Дзержинского в 90-м. И тогда тоже приближался День Победы. На основе рассказа Владимира Киященко. Автор: Анна Бок, для IsraLove Плакала, когда читала, плакала, когда ставила пост. Рейтинг: +13 Отправить другуСсылка и анонс этого материала будут отправлены вашему другу по электронной почте. |
© 2008-2024, myJulia.ru, проект группы «МедиаФорт»
Перепечатка материалов разрешена только с непосредственной ссылкой на http://www.myJulia.ru/
Руководитель проекта: Джанетта Каменецкая aka Skarlet — info@myjulia.ru Директор по спецпроектам: Марина Тумовская По общим и административным вопросам обращайтесь ivlim@ivlim.ru Вопросы создания и продвижения сайтов — design@ivlim.ru Реклама на сайте - info@mediafort.ru |
Комментарии:
Котёнок у ног
Я три жизни назад был обычным врачом,
Мои спутники белый халат и простуда,
Запечатанный желтый конверт сургучем,
На столе семисвечник и томик Талмуда.
И когда, как иголка и тонкая нить,
Дождь пронзал мое тело, мой слух, цепенея,
Из толпы слышал крики:- Еврея казнить!
И казнили. Привычно казнили еврея.
Кто-то пнул мою голову в бритый висок,
Обезглавленно тело скользнуло у плахи,
И свернулся котенок у девочки ног,
И взлетела душа моя маленькой птахой.
Я две жизни назад был сапожником дамским.
Мои спутники гвоздь, молоток и апрель,
Целовал каждый вечер я детские глазки,
И под «Шма Исраэль» всё качал колыбель.
И считал в небесах я смешные барашки,
Ждал обещанный Господом утренний гром,
А всевышний натачивал острую шашку,
Чёрной кровью писал на бумаге «Погром».
Кто мои прокураторы? Кто мои судьи?
И по впалым щекам била плетью метель,
А я медленно падал с разорванной грудью
И пытался спасти от беды колыбель.
Я не чувствовал больше ни боли, ни страха,
Я не плакал, поскольку я плакать не мог.
И взлетела душа моя маленькой птахой,
И свернулся котенок у девочки ног.
Жизнь назад я был просто кудрявым мальчишкой,
Скрипка струнами пела в неловких руках,
И читал старый Герц каждый вечер мне книжку,
Называя её непонятно, Танах.
Только нет этой книги и старого Герца,
Я забыл эти запахи, вкус и цвета,
В моей жизни был дом. Синагога. Освенцим.
Дым из чёрной трубы. А потом пустота.
И когда я стал сажей, золою и прахом,
Серой пылью в скрещеньи забытых дорог,
То взлетела душа моя маленькой птахой,
И свернулся котенок у девочки ног.
А сегодня я птица. И носит, и кружит,
Отражаются звезды в зрачках моих глаз.
Я лечу в небесах, как еврейские души,
Чтобы снова родиться в сто тысячный раз.
© А. Гутин | a-gutin.ru
Уму непостижимо.
Пусть мир станет добрее от стихов Агнии Барто ( Gitel Leybovna Volova), Маршака, переводов Лозинского и Норы Галь (Гальпериной), Иосифа Бродского, Бориса Пастернака, от музыки Гершвина, Шестаковича, Стравинского. Запрещённого в СССР. Стравинского, писавшего оперы-сказки по мотивам русских сказок. Что запретили? Сказки? Музыку?
Оставить свой комментарий