Книга "Санклиты"

Горану и Саяне с нежной любовью

Там, где начинается любовь,
кончаются Свет и Тьма.
С. Лукьяненко «Ночной дозор»

Начало

…Крик. Боль. Холод. Голод. Это мои первые воспоминания. Я родилась пятой девочкой. Кроме четырех сестер у меня были еще трое старших братьев и позже появились трое младших. Семья по местным меркам не считалась бедной, поэтому у меня был шанс выжить – в то время новорожденных девочек часто просто оставляли умирать, потому что важным считалось снача-ла накормить мальчиков.
Жизнь была сложной, но незамысловатой. Небольшая дере-венька, рыбалка, стада коз, огород, готовка, прядение. Вставали с рассветом, ложились далеко за полночь. На мне были младшие и почти все домашнее хозяйство. Старшие сестры повыскакива-ли замуж, думая, что жизнь улучшится. Но она никогда не быва-ет легкой, потому что ее суть – страдание.

Иногда мне кажется, что боль родилась на свет вместе со мной. Мы неразлучны, как сиамские близнецы. Я научилась лю-бить ее, потому что у меня была лишь она. Отец на дочек не об-ращал ровным счетом никакого внимания. Для него мы были лишними ртами. Даже для того, чтобы избавиться от нас, если посчастливится, ему нужно было давать приданое – и тут одни убытки. Матери тоже было не до нас – вечно беременная рано постаревшая женщина с потухшим взглядом и огромными из-за постоянной тяжелой работы руками лишь покрикивала на нас, раздавая указания, да жалила длинным прутом по ногам – если мы, по ее мнению, исполняли их недостаточно споро.
Едва я научилась ходить, как меня стали посылать со старши-ми сестрами собирать засохшее дерьмо для растопки очага и ис-кать все, что можно съесть. Когда чуть подросла, стала нянькой младших и возненавидела их до глубины души. Они плачут – по лбу получаю я. Голодные – опять тумаки мне, потому что не удержалась и съела их еду. Понимая, что или полоумной стану, или утоплю младших братьев в бадье с водой для коз – а тогда отец забьет до смерти, я решила стать пастухом.

Сказать было проще, чем сделать. Коз пасли только мальчики. И чуть позже стало понятно, почему. Я вертелась рядом, когда отец обучал братьев. Всегда вызывалась отнести им обед, когда они пасли в горах, чтобы иметь возможность послушать и по-смотреть. В конце концов, скоро я уже могла пересчитать всех коз в стаде, направить их в нужную сторону, успокоить, выбрать место с безопасной сочной травой, вовремя увидеть в кустах хищников. Все собаки, каждая из которых была на вес золота, слушались меня.
Когда, гордая собой, шла к отцу, мне казалось, я знаю все. Оказалось, глупая девчонка не знала самого важного – где ее место. Никому не интересны твои умения, всем плевать, высо-вываешься – получаешь по лбу. Размазывая кровавые сопли, пришлось вернуться домой и получить в довесок тумаков от ма-тери, которая отлично понимала, что за непослушание дочери вечером от отца влетит и ей. В наказание лишенная ужина, но-чью, под бурчание пустого живота, я не плакала, а думала. Сле-дующие несколько месяцев мне пришлось изображать раскаяние и смирение. А потом можно было начать действовать.

Сначала у старшего брата пес-вожак упал со скалы, переломав лапы. За это отец под истошный вой матери сломал ноги ему самому. Через неделю средний «забыл» закрыть ворота загона на ночь, и стадо разбрелось в разные стороны. Младший не ус-ледил за козлятами, их всех прирезал волк.
Утром, когда я, дрожа от холода, разжигала очаг, отец подо-шел ко мне. Сердце ухнуло в заледеневшие пятки. Или он все понял и сейчас будет убивать, или…
– Одевайся и иди за мной. – хмуро бросил он, не глядя в мое лицо.
Дрожащими руками я натянула пестрящее заплатами платье, что было ношено тремя старшими сестрами, накинула сверху черную теплую шаль, которую вязала урывками, воруя время у сна, из остатков козьего пуха, и вышла во двор.
– Замотай ноги и примерь. – отец сунул в мои дрожащие руки сапоги младшего брата и добротные лоскуты на портянки. – Впору?

– Да.
– Пойдешь с отарой.
– Пойду! – радостно выпалила я, запоздало понимая, что это не было вопросом.
– Вот дура-девка! – он сплюнул, качая головой. – Сегодня вместе пойдем, пригляжу. Покажешь себя хорошо – одна ходить будешь. Чего стоишь? Сумки бери и за мной ступай. Кнуты не забудь.

Вскоре я пасла стадо одна. У меня все получалось. За лето я не потеряла даже козленка. Таким не мог похвастаться сам отец. Жизнь казалась прекрасной – ни изматывающего каждодневного труда, рвущего жилы, ни вечно ревущих младших с мокрыми вонючими задами, ни чада очага, ни шрамов от прута матери, которой никогда не угодишь. Лишь бескрайняя ширь небес, свежий воздух и зеленое покрывало из травы под ногами. Воль-ному – воля!
Братья с трудом приняли такое унижение, поймали и побили меня. Но когда они попытались сделать это второй раз, я спус-тила на них собак. Увидев их покусанными, отец крякнул с до-сады, но ничего не сказал.
И кто бы знал, что именно то, чего я добилась, станет причи-ной моего горя.

Сначала я почувствовала на себе его взгляд. Обернулась и за-мерла, глядя, как он идет ко мне – высокий, темноволосый кра-савец. Таких мне никогда видеть не приходилось. Все местные мужчины начинали стареть, как только вылезали из пеленок. Тяжелый труд горбил их спины и вытягивал руки до колен, мор-ской ветер вырезал морщины на задубевших коричневых лицах. А этот, статный, широкоплечий и длинноногий был совсем дру-гим. Чистое лицо, по-мужски вылепленное, но не грубое. Улыб-ка на розовых губах. А глаза! Большие, сияющие силой, непо-нятного цвета – никогда таких не видела!

Он попросил напиться. Я подала кожаный бурдюк с водой, не в силах оторвать от него взгляд. Мужчина опустошил его в два больших глотка, потом отбросил в сторону и обнял меня. От его поцелуя закружилась голова, подкосились ноги. И вот я уже на траве, а его рука под платьем, ползет вверх по ноге.
– Не надо! – я попыталась вывернуться, но его пальцы начали меня гладить там, где я часто гладила себя сама. Я застонала в голос. Но удовольствие кончилось, когда он навалился на меня сверху, коленом раздвинув ноги. Моих возражений он не слу-шал.
Именно поэтому коз обычно пасли мальчики.

После всего он пошел со мной к отцу. По дороге я мечтала о том, что отец и братья убьют чужака, мысленно проживала мо-мент, когда смогу плюнуть в его глаза, из которых уходит жизнь. Мать, увидев красное пятно на моем подоле, запричита-ла. Незнакомец кинул к ее ногам тяжелый кошель. Отец подоб-рал его, потянул тесемку, заглянул внутрь и охнул. Он впервые держал в руках золото и драгоценные камни. Мужчина отвел его в сторону. Говорил он, отец лишь слушал, опустив глаза, и по-слушно кивал.
Меня продали тому, кто взял меня силой. И после свадьбы он сможет это делать в любое время, как только захочет. Потому что теперь я его собственность.

Я умоляла отца и мать не отдавать меня, валялась у них в но-гах, угрожала, обещала все, что смогла придумать, но они лишь молча смотрели, как меня обряжают в свадебное платье – на-столько роскошное, что в нашей скромной лачуге оно выглядело нелепо. Сестры завидовали мне. Старшие, уже такие же старые на вид, как и наша мать, поджав губы, подавали украшения из сундука с богатой отделкой и сверлили меня завистливыми взглядами. Соседская мелкотня заглядывала в маленькие окон-ца, и громким шепотом пересказывала остальным, что видит.
Среди подарков будущего мужа было зеркало из серебра – не-бывалая диковина для наших краев. Когда меня полностью об-рядили в алое, как закат, платье с фиолетовым плащом поверх, мать подвела к нему. Отражение двоилось и искривлялось. Ви-ной тому были слезы в моих глазах. Но когда влага заскользила по горящим щекам, я увидела прекрасную незнакомку. Она бы-ла юной, потрясающе красивой и… Сильной.


Уходя из отчего дома, я прокляла их всех – отца и мать, брать-ев и сестер. Но им не было до меня дела – для них я уже оста-лась в прошлом. Незнакомец увез меня очень далеко. Впервые я плыла на корабле, видела бескрайний океан. Глаза жадно впи-тывали все, что видели. Но солнце спускалось за горизонт, тело начинало дрожать. Каждую ночь муж пользовался своими суп-ружескими правами, не слушая мои мольбы и не обращая вни-мания на сопротивление.
Он привез меня на большой остров с красивым домом. В пер-вую же ночь, дождавшись, когда мужчина уснул, я принесла с кухни нож и воткнула в его грудь – столько раз, сколько успела, прежде чем полетела на пол от удара в лицо. Было все равно, что будет потом, лишь бы мой мучитель отдал Богу душу. Но ирония судьбы проявилась в том, что Богу его душа не пригоди-лась. Он долго лежал на залитой кровью постели, хрипя, а потом встал и, шатаясь, вышел из дома в ночь. Не в силах подняться, я поползла за ним следом.

Мужчина сдернул искромсанную ножом, пропитанную кро-вью рубаху, отбросил ее в сторону и медленно вошел в озеро. Когда он вышел из воды, в свете полной луны мне была пре-красно видна его грудь – чистая кожа, ни малейшего шрама.
Так я узнала, что мой муж – не человек.

Я не могла убить его – кем бы он ни был. Поэтому зашла с другого конца.
Веревка была крепкой, притолока высокой. Петля на шее затя-нута крепко. Скоро все закончится. Шаг вниз. Вкус крови во рту. Холод. Боль. Я в его руках. Он плачет, качая меня, как дитя. Даже умереть мне нельзя.

Постепенно все стало налаживаться. Теперь муж ласкал меня, пробуждая огонь в моем теле, о котором я и не подозревала. Старался быть нежным. И хоть он совсем не умел выражать свои чувства и чаще всего молчал, я чувствовала, что дорога ему. Это сбивало с толку. Что делать, как жить – представления не имела ровным счетом никакого.
А потом случилось это.
Я осознала ее внутри себя, только когда она начала шевелить-ся. Ему не говорила, но однажды ночью, когда он гладил мое тело, его рука замерла на животе. Откинув одеяло, муж зажег светильник и долго молча смотрел на раздавшуюся в стороны талию. Потом укутал меня одеялом, погасил лампадку и лег ря-дом, осторожно накрыв мой живот рукой.

Роды я приняла у себя сама – днем, когда мужа дома не было. Столько раз видела, как корчится мать, производя на свет оче-редной комок орущей красной плоти, да и козам помогала раз-решиться от бремени – ничего сложного, все то же самое. Было очень больно, но все прошло хорошо. Всего несколько часов спустя с первых схваток малышка уже лежала у меня на руках. Маленькая куколка с белоснежной кожей, она вовсе не была по-хожа на шмат мяса, как мои младшие братья. Зеленые глаза сверкали, как огромные изумруды, что хранились у мужа в сун-дуке. Пухлый ротик чмокал, ища грудь. Пальчики, такие тонкие, почти прозрачные – видно было каждую жилку, крепко сжали прядь моих волос.
Потрясенно глядя на нее, я поняла, что это моя дочь. Любовь захлестнула меня с такой силой, что слезы хлынули из глаз. Все, что было до этого, подернулось мутной пленкой. Оно не имело никакого значения. У меня на руках лежал краеугольный камень моей новой жизни, мой смысл, мой светоч во тьме. Моя девочка.

Я крепко прижала ее к себе. У нее будет совсем другая жизнь! Не допущу, чтобы она плакала от голода, потому что у нее от-няли кусок хлеба! Никому не позволю ударить! Она вырастет в любви и заботе! Сама выберет себе мужа и будет любима им! С ней никогда не случится такого, как со мной!
Я очнулась лишь вечером, когда хлопнула дверь и муж вошел в дом. Сначала он молча смотрел на нас, потом подошел ближе и одним пальцем раскидал в стороны покрывало, чтобы увидеть тельце ребенка.
– Да, девочка! – я с вызовом посмотрела на него.
– Дай.

– Нет! – руки сами по себе крепко прижали малышку к набух-шей груди, переполненной молоком.
– Дай.
– Нет!
– Задушишь ведь! – мужчина силой вырвал у меня драгоцен-ный сверток, полыхнув глазами.
– Отдай! – слезы вновь полились по щекам, ужас наполнил сердце. – Не убивай ее, умоляю! Я рожу тебе сына, обещаю! Следующим будет сын! – рыдания перехватили горло.
– Тихо. – он сел на кровать рядом со мной, не отводя глаз с личика нашей дочери. – Лилиана спит.
Впервые я видела улыбку на его лице. И такую всепоглощаю-щую нежность.

Как и обещала, я родила ему сына, Якоба. Его он тоже любил, но первенец, Лилиана, занимала особое место и в его сердце, и в моем. Частенько мне даже приходилось ревновать ее к мужу. Девочка тянулась к нему, словно цветочек к солнышку, смотре-ла с таким обожанием, каким никогда не удостаивала меня. Смышленая малышка сияла неземным светом, ее красота рас-цветала с каждым днем. Мы были безоблачно счастливы, жили в маленьком раю. Но потом пришло время расплаты – потому что мстительный Бог никому не позволит творить рай на земле.

В тот день к нам в дом пришел мужчина. Тоже высокий и очень красивый, сильный. Муж вышел с ним на улицу, а когда вернулся домой, был бледнее молока. Лилиана привычно обняла его. Он крепко сжал ее руками, по лицу заструились слезы. Но сколько я ни молила, мне он ничего не сказал.
На следующий день я проследила за ним. И узнала всю прав-ду. Мой муж – Отступник. Ангел Смерти, не устоявший перед искушениями человеческой жизни. Предавший Бога. Наши дети – мерзость в глазах Всевышнего отца. Наши прекрасные, краси-вые, умные, не совершившие ничего дурного дети должны были быть убиты кинжалом, что дал Господь, во искупление грехов мужа.
Я не могла этого допустить. Не бывать тому! Любой ценой. Пусть умрут другие дети, лишь бы не мои. Любая мать меня поймет.

Я выкупила их у родителей за кошель золотых монет, сказав, что беру в услужение. Темноволосая высокая девочка и голубо-глазый мальчуган. Очень похожие на моих Лилиану и Якоба. Пока вела детей на гору, сердце выгорело дотла от боли. Но вы-бора мне не оставили.
Первым я убила мальчика. Девочка слишком уж напоминала мне дочь. Когда кинжал взмыл вверх, чтобы все же пронзить ее сердце, мою руку перехватил муж. В его глазах плескался ужас из-за содеянного мной. Плача, он говорил, что Господь накажет меня за попытку обмана, что заплатить придется жизнью. Мне было наплевать. Я убежала от него, схватила детей и увела в пещеры. Может, хоть там его мстительный жестокий Бог нас не найдет.
Всю ночь бушевала страшная гроза, не припомню такой. Мы плакали от страха, обнимая друг друга. К утру непогода стихла, меня сморил сон. Когда я проснулась, муж стоял надо мной, держа Лилиану за руку. Она дождалась, когда я усну, и привела его. Девчонка всегда любила отца сильнее, а меня и не замечала. Ведь она – дочь Ангела, а я – лишь простая смертная, утроба, что выносила ее, мой срок короток, а у них с отцом и братом впереди вечность.

– Со мной делай, что хочешь. – я поднялась на ноги. – Но по-щади детей, умоляю!
Муж обнял меня. Крепко, как никогда раньше. И, прежде чем я поняла, что мужчина хочет сделать, он воткнул в мое сердце кинжал.

Но на этом мои мучения не закончились. Наоборот, только на-чались. Оказалось, муж переплавил тот клинок, которым должен был убить наших детей, добавил в него свое сердце и кость от ребра. Пронзив им мое сердце, он сделал меня исчадием ада – бессмертной убийцей. Теперь, чтобы жить, мне нужно было от-нимать души у людей.
Сначала я решила, что никогда не буду этого делать. На тот момент для меня самым важным было то, что Лилиана и Якоб живы. Убитого мной мальчика Бог вернул к жизни, даровав его роду право убивать санклитов. Девочка же получила право вес-ти хроники.
Санклитами отныне называли моих детей. Господь внял моль-бам Ангела Смерти, согласился пощадить их, но проклял – что-бы жить, они должны были отнимать жизнь у людей. Как и все их потомки. Эта участь страшнее смерти – я поняла это, когда меня обуял Голод. Моя жизнь кончилась, когда кинжал вошел в сердце. Теперь нужна была чужая. Сопротивляться мне удалось недолго – когда боль стала непереносимой, я, дрожащая от му-чений, впервые взяла жизнь у человека, которого привел муж.

После этого я спала несколько дней. И лучше бы не просыпа-лась. Боль от того, что я сделала, была ничуть не меньше, чем от Голода. Жертва стояла рядом со мной, глядя с молчаливым уко-ром. Следом за ним змеилась длинная череда потомков, которые никогда уже не увидят этот свет – из-за меня. Всех их видела только я. Но что это меняло? Ни детям, ни мужу не было до это-го дела. Их жизнь продолжалась. Моя же остановилась.
Лилиана приняла проклятие спокойно – посчитав право отни-мать жизнь у смертных дарованным Господом. Якоб рос дру-гим, он нашел свой путь. Но оба не понимали моей печали. Как и муж, которого я ненавидела с каждым днем все сильнее. Он был повинен во всем! Его отступничество стало причиной моих бед! Оставаться с ним рядом было мучением. И я ушла. Мужчи-на догнал меня, умолял вернуться, но я даже смотреть на него не могла. Боль в груди – яростная, безжалостная, терзающая тело и днем и ночью, рядом с ним становилась и вовсе непереносимой, заставляя с воем расцарапывать грудь до крови.

Скитаясь по свету в поисках смерти, я повстречала еще одного Ангела – Сэмуэля. Он поведал о том, что умереть я могу лишь от того кинжала, который сделал меня тем, кто я есть. Ирония, да? Мне пришлось вернуться. Притворившись, что вернулась насовсем, я нашла злополучный кинжал и сбежала. Проходили дни, но мне никак не удавалось решиться сделать то, чего не-давно я жаждала более всего на свете. Мир был таким краси-вым! Мне так хотелось жить! Совсем сбитая с толку, я поняла, что нужно делать, когда муж нашел меня. Понимание пришло в тот момент, когда наши взгляды встретились.
В боли был повинен не кинжал, а ненависть, что бушевала во мне – из-за всего, что мужчина со мной сделал. Справиться с ней можно было, лишь уничтожив причину – Ангела Смерти. Моего мужа, который навсегда останется для меня незнакомцем, который сгубил мою жизнь. Меня называют его карой Господа. Но это он был моей карой! Скажите, за какие грехи?..
Он прочитал все это в моих глазах и принял приговор. Молча стянул рубаху, подошел и опустился на колени, широко разведя руки в стороны.
Простить. Говорят, все можно простить. Я не смогла.

Рука не дрогнула. Кинжал вошел точно в сердце. Счастье за-топило меня. Я уложила его на землю и не отрывала взгляд, по-ка его глаза, так и не разгаданного мной оттенка, не помутнели. А потом на меня налетела Лилиана. Она проклинала, била меня, рыдала над отцом. Но изменить ничего не могла. Я предложила ей убить меня, но хитрая девчонка не стала.
– Ты будешь жить, чтобы каждый день быть чужой всем – мне и Якобу, нашим детям, всему этому миру! – сказала дочь, кото-рую я любила больше жизни. – Ты поймешь, что натворила! Пусть на это уйдут тысячелетия, но ты поймешь – никто не по-любит тебя, никому ты не будешь нужна, как воздух – как была нужна ему!

Лилиана ушла, унеся кинжал с собой. Сила дочери наложила на клинок заклятье – лишь с ее разрешения можно было прикос-нуться к нему. Она оказалась права. Шли годы. Столетия оста-вались позади. Число моих жертв росло. Они роем окружали меня, куда бы я ни шла, что бы ни делала. И он всегда смотрел на меня – с тоской и укором в глазах. И я поняла – только ему на всем белом свете я была нужна. Всем остальным – ни капли. И он стал нужен мне. Но вернуть его я уже не могла. Лилиана вы-слушала мои мольбы и молча указала на дверь. Так что умереть и хоть так быть с ним я тоже не могла. Круг замкнулся. Отныне не было ни шансов, ни вариантов. И я познала настоящий ад.
































Часть 1
Дни, меняющие все

Я побегу на край света, побегу на край света.
Я чувствую, что найду свой дом, если попытаюсь
Я побегу на край света, побегу на край света.
Мне так нужно отыскать свой путь домой, домой…
Within Temptation «Край света»

Глава 1
Капля размером с океан

Бывают дни, меняющие все. Они яростно перепахивают жизнь, как бульдозер, безжалостно крушат все на своем пути. Их не предугадаешь. К ним не подготовишься. Эти окаянные дни просто приходят и делают свое дело, как старость, смерть или болезнь. Единственное, что ты можешь – приспособиться к существованию на останках привычного мира, среди праха ра-зорванных надежд и обломков разбитых мечтаний, смирившись с тем, что как раньше, уже не будет. Никогда.
Этот день был как раз таким. Но утром я еще не знала об этом. Да и время прислушаться к предчувствиям при всем желании не смогла бы найти. Как координатор проектов в фонде «Благо да-рю» я всегда нужна всем и сразу. Стоит прийти на работу и сесть в любимое кресло перед ноутбуком, решив разобрать, на-конец-то, завал в почте, как кто-нибудь обязательно нагрянет и озадачит очередным невыполнимым заданием. Но на кону стоит жизнь маленького больного человечка, счет идет даже не на дни, а на часы, поэтому все откладывается в сторону и включается режим «покой нам только снится».

Сегодня я привычно затаилась за компьютером, с опаской по-глядывая на дверь, перелопатила гору писем, даже отправила бухгалтерии отчеты, которые они требовали несколько месяцев, угрожая сжечь меня на костре, но никто так и не побеспокоил. Ни одна из девчонок не заглянула в кабинет поздороваться или излить душу – работа морально очень тяжелая, приходится быть друг другу психоаналитиками. Никто не пришел поделиться шоколадкой или свежей сплетней, попросить пакетик чая, по-хвастаться новым маникюром, поплакаться, что мужики – коз-лы. Так не бывает! Что происходит?
Я попыталась сосредоточиться, напоминая себе, что подобные чудеса случаются крайне редко или вообще никогда, надо поль-зоваться. Может, в этот непонятный день у меня даже будет возможность зайти в соцсети и просто полистать ленту, ведь так делают нормальные люди?
Прошла пара часов тишины и плодотворной работы. В душу начали закрадываться сомнения. Мозг, не загруженный срочны-ми делами по самое не балуйся, принялся изобретать страшил-ки.
Вдруг все покинули здание из-за пожара, а я тут сижу и не знаю ничего? Хотя сирены не было. Или начался зомби-апокалипсис, по коридорам уже бродят кровожадные монстры, а мир стремительно гибнет? Наверное, надо поменьше сериалов на ночь смотреть. Или в системе пространство-время слетели настройки, и в результате сбоя планетарного масштаба я оказа-лась одна на Земле? Заманчиво, но нет, не надо мне такого сча-стья.

Так, на самом деле, что случилось-то? Я не выдержала и вы-шла из кабинета. Запаха гари нет, зомби отсутствуют, сотрудни-ки фонда, правда, тоже. Куда вы подевались все, чтоб вас? Ну, даже если в офисе пусто, кто-нибудь обязательно обнаружится на кухне, которую у нас по недоразумению именуют комнатой отдыха.
Я вошла в небольшое помещение со стенами, сплошь покры-тыми фотками наших выздоровевших подопечных всех возрас-тов, цвета кожи и национальностей. Мне больше нравится назы-вать его «комнатой силы». А вот и люди! Почти все здесь. Даже Наум Ильич, наш директор, пожизненный Дед Мороз – тело-сложение подходящее, белая борода и круглое доброе лицо тоже имеются. Детки его любят.
– Что за тусовка? У кого-то день рождения? А меня почему не позвали?
Карина, красавица армяночка, с жалостью посмотрела на меня заплаканными глазами, комкая бумажную салфетку, и тихо прошептала:

– Славик, умер, Саяна.
Наш ангелочек с льняными кудрями и огромными голубыми глазами!.. Все говорили, что мы с ним очень похожи, только у меня волосы под темное золото и глаза совершенно непонятного цвета – дымчатые, с синими крапинками. Я так привязалась к нему за год, при любой возможности приезжала в больницу и сидела с ним, отпуская его измотанную маму, Нину, немного поспать. Знала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поде-лать.
– Славик? Не может быть! Мы недавно скайпились с Ниной, все было хорошо! Его же только что прооперировали! Я собира-лась навестить вечером!
– Извини, мы думали, ты знаешь. – Наум Ильич устало потер веки.
Так вот почему никто не заходил в кабинет!
– Как же так? – мне удалось каким-то чудом сползти по стене на диван. – Славик?..
Мой стойкий солдатик! Без слез переносил самые болезненные процедуры и всегда улыбался! Ему было всего четыре года, но более сильного человека я не встречала! Когда огромная сумма на его лечение была почти собрана, не хватало всего четверти, я разбросала посты с призывом о помощи по всем соцсетям и сай-там. Тысячи людей вышли на улицы с его фото. В тот день мы собрали столько, что хватило на лечение еще двух малышей, а мне удалось вновь поверить в людей.

– Нужно ехать к Нине. – прошептала я, поднимаясь. – У нее же в Москве никого.
– Конечно. – Наум Ильич кивнул. – Поеду с тобой.
По дороге в детский онкоцентр мы собрали все пробки, свето-форы и аварии, какие только смогли. Ехали молча, не включая радио. Также, ни слова ни говоря, вышли из машины и пошли к разноцветному зданию. Мне вспомнилось, как Славик называл его «Лего». Оно на самом деле было похоже на кое-как «при-стыкованные» друг к другу прямоугольнички известного конст-руктора. Но сейчас здание выглядело печально тусклым, словно я смотрела на него сквозь темные очки. Не знаю, виноваты в этом были падающие из серого столичного неба капли дождя пополам со смогом, или боль из-за смерти Славика.
Внутри кипела жизнь. Врачи, медсестры, волонтеры, мамы с малышами. Это было бы похоже на обычную детскую больницу, если бы не глаза этих ребятишек в масках, прикрывающих по-ловину лица – совершенно взрослые, серьезные и… полные на-мерения выстоять несмотря ни на что. Не знаю, кто там, навер-ху, принимает решения, обрекающие этих крох на такое, но ино-гда так хочется заглянуть в его глаза и спросить, какая же вели-кая цель это все оправдывает?!

Пока я привычно терзалась вопросами, на которые смертным не положено знать ответы, ноги сами по себе принесли меня на нужный этаж. Проходя по коридору, я в который уже раз прове-ла рукой по стене со сказочными героями, и вспомнила, как еще будучи волонтером принимала участие в ее росписи. В силу от-сутствия художественных способностей мне разрешили рисо-вать листики на волшебных деревьях, а позже доверили закра-сить желтым тушку Винни Пуха.
Заставив выплыть из воспоминаний, мимо пробежала малыш-ка с пластиковой короной в кудрявых каштановых локонах.
– Эй, а поздороваться, Принцесса? – шутливо возмутилась я. Помню ее – эта егоза дружила со Славиком, они любили вместе рисовать.
– Привет, Саяна! – притормозив, девочка сверкнула белозубой улыбкой. – Здравствуйте, Наум Ильич! – увидев мальчишку, выбежавшего из-за поворота, малышка взвизгнула и вновь пус-тилась наутек. Жизнь продолжалась. Но не для Нины.

Я издалека увидела ее маленькую фигурку у стенда с творче-ством маленьких пациентов, подошла и задохнулась от боли, натолкнувшись на рисунки нашего ангелочка. Яркие, добрые, мудрые. Почти на каждом солнышко и пудель Тотошка – лохма-той рыжей зверюге, по которой мальчик очень скучал, пришлось остаться дома, в Ярославле, под присмотром строгой бабушки. Старые рисунки, хорошо их помню, мы вместе их сюда вешали.
А вот эти новые. Я нахмурилась, разглядывая слегка помятые листы с черным человеком в шляпе. Сначала непонятная злове-щая фигура без лица маячит вдалеке, ее едва можно разглядеть. Но постепенно она все ближе, и ближе. А на последних рисун-ках мрачный незнакомец занимает все пространство, вытеснив и солнышко, и пуделя Тотошку.
Неужели Славик предчувствовал? Сердце заныло в объятиях тоски. Он был таким счастливым перед операцией! Безумно об-радовался набору цветных мелков, что я принесла с собой, взах-леб рассказывал, что они с Принцессой решили нарисовать большую–пребольшую картину со Смешариками, которую врач обещал повесить в холле, чтобы все видели. Малыш верил, что все будет хорошо и заражал своим оптимизмом окружающих.

Господи, почему ты забрал его? Зачем отобрал нашего анге-лочка с льняными кудряшками? Неужели тебе мало своих анге-лов? Зачем ты так?!
Я смахнула слезы, глядя на один из листов, как раз с ангелом – с длинными светлыми волосами, большими голубыми глазами, с огромными желтыми крыльями и в джинсах.
– Это ты, Саяна, он тебя так рисовал. – Нина сняла рисунок со стены и отдала мне. – Возьми на память.
– Спасибо. – я сложила ангела вчетверо, убрала в кошелек и обняла ее.
Женщина молча уткнулась лбом в мое плечо. Сил на слезы у нее уже, видимо, не осталось. Она все выплакала за те несколько лет, пока болел Славик. Ей столько пришлось пережить! Смерть сестры и отца, уход мужа, когда сыну поставили страшный ди-агноз, продажу всего нехитрого имущества, что имелось в нали-чии, в том числе, квартиры, переезд в однокомнатную бабушки, увольнение с работы, постоянные болезненные процедуры сына, и рецидивы – один за другим. Хрупкая женщина держалась изо всех сил – потому что верила. Но не получилось. Почему, черт возьми?!

– Простите, – медсестра виновато посмотрела на нас. – Там бумаги…
– Давайте я займусь. – пришлось отстраниться от Нины, кото-рая едва стояла на ногах.
– Нет, – неожиданно вмешался Наум Ильич. – Пусть это сде-лает она.
– Но…
– Ей это нужно, Саяна, поверь.
Я посмотрела на женщину. Ее глаза приобрели осмысленное выражение. Что ж, может он и прав.
– Все могло быть по-другому, – задумчиво глядя в пустоту, прошептал директор, – если бы… – он осекся, заметив мой взгляд. На лице появилось виноватое выражение.
– Не терзайте себя, – тихо сказала я. – Мы сделали все, что могли.
– Все, что могли. – эхом повторил директор.
Закончив с бумагами, Нина прошла в палату, поправила белье на кровати, где спал малыш, расправляя несуществующие складки, постояла, глядя в окно, походила от стены к стене, словно не знала, куда себя деть. Потом обернулась к нам и по-смотрев на меня, взмолилась:
– Саяна, спасибо тебе за все, но пожалуйста, уходи, не рви мою душу, не могу на тебя смотреть, ты мне его напоминаешь безумно! – она захлебнулась слезами.
– Прости, не хотела. – я обняла ее. – Всегда буду его помнить.

– Знаю. – женщина отстранилась, с болью глядя в мои глаза. – Ты так на него похожа! Наум Ильич, спасибо вам обоим за все, но бога ради, увезите Саяну отсюда, пожалуйста!
Я вышла в коридор и, не выдержав, разрыдалась. Наум Ильич помог мне привести себя в порядок, и мы поехали обратно в фонд. В этот раз молчание было еще тягостнее.
– Ты иди, мне прогуляться нужно, подышать, – сказал мужчи-на, вырулив на стоянку.
Я вышла из машины, обернулась и замерла, глядя на него – в темном плаще, надевающего шляпу. Сердце екнуло.
– Что? – директор недоуменно посмотрел на меня.
– Ничего. – пришлось отвести взгляд.
Похоже, нервы сдают. И воображение разыгралось. Ведь все же просто: Славик видел Наума Ильича несколько раз, вот и на-рисовал с него человека в черном и в шляпе. Вот и все.

Я вошла в кабинет и, не зная, куда себя деть, встала у окна, бездумно глядя на серую промозглую столицу с накрапываю-щим холодным дождиком, который забирается за шиворот, иг-норируя зонтик, и размазывает по лицу даже водостойкую кос-метику.
Я обожаю свою работу, люблю организовывать мероприятия по сбору средств, встречаться с людьми и убеждать их, что даже небольшая сумма пожертвования важна, делать рассылки с фото выздоровевших малышей. Но нигде и никогда я так не уставала морально – до состояния не просто выжатого лимона, а до вы-сушенного в духовке лимонного листика – только тронь, рассы-плется.
В нашем нехитром деле всего один секрет – не дать себе выго-реть дотла среди боли и отчаяния. Если все совсем плохо, беги прочь. Отдохни, найди способ вновь наполнить душу до краев, и только тогда возвращайся. Иначе или ожесточишься, или сго-ришь. Не сумеешь удержаться на этой тонкой грани, балансируя между двумя крайностями, потеряешь себя. Тогда помощь по-требуется тебе самому.

Я ходила по краю пропасти уже давно, чувствуя, как тают мои силы. Смерть Славика стала последней каплей. Каплей разме-ром с океан. Из такого состояния только два выхода, как гласит народная мудрость, вокзал и аэропорт. Я с этим полностью со-гласна. Путешествия меня «подзаряжают». Буквально пара не-дель в новом месте и уже неумолимо тянет домой. Брат шутит – как наркомана за новой дозой. Может, он и прав. Глеб всегда понимал меня лучше всех. Типичный старший брат – защитит, научит, поможет, всегда скажет правду. Когда я грустила, он всегда мог меня насмешить, грозно насупившись и спросив с акцентом «Имя, сестра, имя!» И горе тогда обидчику!
Ближе моего мушкетера у меня никого нет. Когда погибли ро-дители, я еще была довольно маленькой. Брат изо всех сил ста-рался заменить их, хотя сам едва стал подростком. Из родствен-ников у нас тогда остался только дед со стороны матери – высо-кий, с бородой, как у Толстого, кряжистый и немой. Мы пере-ехали к нему в глухомань, в небольшой деревянный дом с печ-кой и удобствами во дворе.

Сначала я боялась его, но старикан оказался ласковым и за-ботливым, всегда баловал меня. У него была большая черная трубка, которую он почти не выпускал изо рта, но курил редко, набивая ее собственноручно выращенным табачком, вонючим до ужаса и таким едким, что глаза слезились. Я ходила за ним по пятам, заворожено глядя, как серебристые клубы дыма подни-маются из жерла трубки и важно плывут ввысь, и пыталась вы-пытать у деда, зачем вообще курить. Он щурил глаза, утопаю-щие в веках, глубоко изрезанных морщинками, показывал на небо и объяснял, что пушистые облака там появляются благода-ря ему. Я считала его волшебником.
А вот у Глеба не получилось поладить с ним. Может, виноват переходный возраст или внешнее сходство брата с нашим отцом (дед недолюбливал зятя, уж не знаю, что у них там в прошлом стряслось). Я очень переживала из-за их стычек, когда Глеб от-казывался читать то, что дедушка писал, пытаясь поговорить с ним, плакала. Постепенно они попритерлись друг к другу, пере-стали конфликтовать, «немые ссоры» случались все реже, но взаимопонимания не возникло. Брат так и не выучил язык жес-тов, упрямая задница!

– Саяна, как ты? – голос Наума Ильича заставил меня вернуть-ся из воспоминаний на грешную землю.
– Бывало и лучше. – пробормотала я.
– Возьми отпуск, девочка. Ты заслужила.
– Только что об этом думала.
– Не думать надо, а брать горящую путевку на юга и собирать чемодан.
– У меня брат в Стамбуле.
– Вот, навести брата! Давно не виделись, наверное.
– Больше года.
– И не волнуйся, девчонки пока за тебя пошуруют.
– Вы уверены?
– Главное, чтобы была уверена ты. Поезжай. Считай, что шеф подписал тебе отпуск на месяц, начиная с завтрашнего дня. Хо-рошего отдыха!

Я проводила его взглядом и набрала Глеба. Долгие гудки тек-ли в ухо. Еще чуть-чуть, и включится голосовая почта, которую брат никогда не проверяет.
– Саяна? – вдруг раздался на том конце знакомый родной го-лос. – Привет, сестренка! У тебя что-то случилось?
– Привет. Тяжелый день на работе. Славик сегодня умер.
– Тот самый? Сайчонок, мне жаль. Как ты?
– Буду в норме. Наверное. Потому и звоню. Мне дали отпуск, хочу приехать к тебе. Можно? - тишина.
– Глеб, ты там?
– Да.
– Если не вовремя, то так и скажи, не обижусь. Съезжу в Пра-гу.
– Нет, приезжай, давно ведь не виделись.
– Больше года. – я вздохнула. – Точно не помешаю тебе?
– Точно.
Какой-то он странный, дерганый, будто куда-то торопится, рассеянный, у него что-то падает – судя по звукам, которые до-летают до моего слуха.
– Что ты там делаешь?
– Ищу кое-что… твою мать!
– Так ты встретишь меня, если завтра прилечу?
– Да… – рассеянно отозвался брат.

– Глебка, у тебя ничего не случилось? Все хорошо?
– Да. Сайчонок, мне некогда. Все, давай. Поговорим, когда прилетишь.
Короткие гудки. Вот засранец! Я убрала сотовый в сумку. Гла-за пробежались по кабинету. Почему-то подумалось, что больше мне сюда вернуться не суждено.

Глава 2
Фиолетовая леди

В мире есть города, которые созданы для тебя.
Может быть, ты об этом не знаешь, но они есть.
И они тебя ждут.
Т. Фишер

Я смотрела на вспененное небо под крыльями самолета и вспоминала Славика. Больные дети быстро становятся малень-кими взрослыми. Малыш все понимал и словно чувствовал, что на земле не задержится, и часто спрашивал, где он будет, когда умрет. Нина уходила плакать в коридор, отвечать приходилось мне. Я говорила, что он будет греться под солнышком, лежа на пушистых белых облачках, и он искренне верил, что так и будет.
– Теперь все облака твои, Славик. – пришлось закрыть глаза, чтобы сдержать слезы.
Все, достаточно изводить себя. Малыш навсегда останется в моем сердце светлым ангелом. Больше об этом не думаю. Цель – хорошо отдохнуть, набраться сил, вернуться и делать свою ра-боту еще лучше, чем раньше. Думаем о брате и цветущем весен-нем Стамбуле. Скоро встречусь с ними обоими.
Мне удалось улыбнуться. Все будет хорошо. Вот если бы еще два мужичка в креслах впереди не обсуждали политику с пеной у рта, и вовсе было бы замечательно. Я вздохнула и полезла в сумку за сотовым. Придется нарушить отпускное правило №1 – не включать телефон даже в случае Апокалипсиса, но слушать идиотский спор «диванных экспертов» желания нет, лучше му-зыку включу. Жаль, плеер по ошибке оказался в сумке, сданной в багаж.
Ладно, сама виновата. Надо было лететь бизнес-классом, а не экономить. Ведь могу себе позволить – благодаря тем вложени-ям, что сделали родители, мы с братом сейчас получаем ста-бильный хороший доход и занимаемся любимым делом. Я в фонде за более чем скромную зарплату, а Глеб колесит по свету и вполне успешно фотографирует.

Я дождалась, когда экран заметно потертого, но любимого гаджета приветливо замерцал, и привычно улыбнулась, глядя на заставку – наше с Глебом фото. Оно сделано лет семь назад, во время первого выезда за границу, все в том же Стамбуле. На заднем фоне Голубая мечеть, напоминающая мне паучка с под-нятыми вверх лапками-минаретами, а на переднем мы с братом строим из себя бывалых путешественников.
Кажется, что прошла вечность. Я на этом снимке с ужасной короткой стрижкой на кричащих о вздорности характера мор-ковных волосах и не менее жуткой рваной ассиметричной чел-кой. Добивал облик зажатой девицы, воюющей со всем миром до бесспорного конца, макияж «пьяный енот».
Хоть и люблю этот снимок, но каждый раз, когда его вижу, с трудом удерживаюсь от желания взять зеркало и удостоверить-ся, что теперь выгляжу совсем иначе. Тогда я еще не знала, что мир снисходительно взирает на мои выкрутасы, ожидая, когда малое глупое дите перебесится, снимет цепочки с бритвами и черепами с шеи, смоет черную помаду и научится любить себя. Мне еще только предстояло понять, насколько глупой девчонке повезло относиться к редкому типу женщин, которых макияж может только испортить.

Зато Глеб на этом фото такой же, как всегда. Он, наверное, ро-дился собранным, целеустремленным мужичком со статусом «Не трачу время на эмоциональные глупости». В отличие от ме-ня брат никогда не экспериментировал с внешностью, как был с подросткового возраста худым, жилистым и крепким аскетом, способным спать на досках и довольствоваться минимумом ве-щей, так им и остался.
Мы совсем не похожи как внешне – Глеб высокий, смуглый и темноглазый, так и по характеру – я взрывной холерик, далека от религии и политики, живу чувствами и принимаю решения сердцем, а он скупой на эмоции человек, глубоко религиозный христианин, склонный скрупулезно все планировать и контро-лировать, категоричный, не признающий полутонов и четко де-лящий все на черное и белое. И умудрились ведь родиться в од-ной семье!
– Извините, можно к вам пересесть? Мои соседи того и гляди подерутся. Я боюсь там оставаться – ведь скоро начнут разно-сить обед, не ровен час они вилки друг другу в глаз воткнут!
Я подняла голову. На меня вопросительно смотрела пожилая женщина с объемным начесом из фиолетовых волос. Мальвина на пенсии, да и только! Неужели бабушки до сих пор становятся жертвами хны и басмы? Хотя саму даму, похоже, собственная экстравагантность вовсе не смущает, и, кстати, этот фиалковый оттенок ей очень даже к лицу.

– Нравится мой цвет? – она насмешливо прищурилась. – Мне тоже!
– Вам идет, – я улыбнулась, чувствуя, как щеки порозовели. – Простите, что пялилась на вас.
– Милая, в моем возрасте внимание только льстит, стариков обычно никто не замечает. Так примете беженку?
– Да, конечно, – я убрала с соседнего кресла джинсовый рюк-зак и кивнула на спорщиков впереди, – там все так плохо?
– И не говорите! – дама грациозно уселась и тщательно рас-правила складки на юбке. – Столько негатива, ужас. Мне так их жаль! Ведь все из-за страха перед будущим и понимания, что от них ничего не зависит. А для мужчин в возрасте потеря контро-ля – катастрофа. Нам, женщинам, проще, мы гибкие.
– Вы психолог?
– Хуже, модератор группы в интернете, – она насладилась произведенным эффектом и пожаловалась, – знаете, сколько у меня там таких? Живу, как в сказке: вокруг тролли, а я – фея! Сижу, книгу читаю, ведь по телевизору сейчас смотреть нечего, кругом одни Малаховы да Малышевы, заодно их перепалку кон-тролирую. В итоге имею хорошую прибавку к пенсии и могу позволить себе культурный досуг. Сейчас вот на фестиваль тюльпанов в Стамбул лечу. – женщина мечтательно закатила глаза, потом спохватилась, – где мои манеры! Простите велико-душно, заболтала вас. Позвольте представиться: Лизавета. Отче-ство непроизносимое – Евграфовна, так что зовите Лизой.
– Очень приятно, я Саяна.
– Необычное имя, редкое. И очень подходит такой красавице. О, вы так прелестно зарделись, но совершенно зря, милая!

В беседе с Фиолетовой леди время пролетело незаметно. Я слушала ее, раскрыв рот, и даже пожалела, когда начали разно-сить обед, и нам пришлось прервать разговор. Такие люди – по-дарок небес, они знают цену простого человеческого общения, в отличие от моего поколения, которое просиживает свободное время в интернете и вместо книг читает «твиты».
– Лизавета, вам бы мемуары написать! – вырвалось у меня.
– Что вы, моя милая, на это нужно столько времени, а мой день расписан буквально по минутам, жизнь бьет ключом! – женщина достала из ярко-розовой сумочки косметичку, окинула критичным взглядом свое отражение в зеркальце, обновила слой красной помады на губах, кокетливо себе улыбнулась и ловко закинула в рот подушечку жевательной резинки. – Саяна, хоти-те, я вам погадаю?
– По руке?
– Неееет, по кофейной гуще. Допивайте и начнем.
– Не думаю, что это вообще является кофе, – я с сомнением посмотрела на остывшую темно-коричневую жидкость в пла-стиковом белом стаканчике. – Вряд ли по нему можно гадать.
– Моя бабушка говорила, что не важно, на чем, важно, кто га-дает. Пейте, пейте!
Что ж, попробуем. Я задержала дыхание и влила в себя про-горклый кофе. Противная жижа термоядерной амебой скользну-ла в желудок, скулы свело от привкуса жженой резины, нос за-щипало, а на глазах выступили слезы.
– Какая гадость!
– Теперь поставьте его вверх дном. Да хоть прямо на поднос, раз блюдца нет.
– Что дальше?
– Ждем! – не моргая, Лизавета уставилась на стаканчик.

Я последовала ее примеру. Прошла минута. Остатки коричне-вой смеси, которую авиакомпания по недоразумению именовала кофе, начали маленькими щупальцами медленно растекаться по подносу. Когда стало казаться, что мерзкий напиток пытается сбежать, я перевела взгляд на «гадалку».
– Понятно. – прошептала она.
– Что понятно?
– А ведь так и знала!
– Лизавета, что понятно?
– Очки мне пора заказывать, вот что. Хорошо, начнем. – жен-щина подняла стаканчик. Кофейный осьминожек воспользовал-ся случаем и мгновенно распрямил щупальца во всю длину подноса.
– Как интересно!
Уже устав переспрашивать, я промолчала.
– В вашей жизни сейчас уникальное время, Саяна. Такое очень редко бывает.
Чует мое сердце, гадать она тоже в интернете училась.
– Вы на перепутье. В ближайшие дни решится судьба.
– А высокого шатена там нет? – подколола я ее. – Ну, или блондина?
– Есть, оба, и не по одному экземпляру. – Лизавета посмотрела на меня, словно только что увидела. – Вас столько всего ждет! Удивительно! Вам предстоит изменить этот мир. Но сначала он изменит вас.
Я скривилась. Вот только удивительного сейчас и не хватало! Мне бы самого простого отдыха без выкрутасов, общения с бра-том, по которому безумно соскучилась, калорийного беспредела и много-много Стамбула.

– Саяна, вам предстоит познакомиться с собой, – тихо про-должила женщина, – и узнать то, что скрыто от большинства. Судьба сделает вам редкий дар. – Лизавета продолжала бурить меня взглядом. – Вы верите в совпадения?
Мне оставалось только хмыкнуть. Вся моя жизнь до краев полна совпадениями, в которые никто не поверит, если расска-зать. Я из тех людей, что опаздывают на рейс самолета, которо-му суждено разбиться. Успевают перед экзаменом прочитать один-единственный билет и именно его вытаскивают из сотни других. По наитию, вопреки всем прогнозам, в безмятежно без-облачный летний день берут с собой зонтик, просто из-за того, что перед выходом из дома на него взгляд в прихожей упал, и попадают под дождь. Я уже привыкла к тому, что частенько слова, сорвавшиеся с языка без контроля разума, сбываются. Знакомые давно нарекли меня ведьмой. Гневное «Накаркала!» слышу почти каждый день.
– Вижу, что верите. – Фиолетовая леди кивнула. – Доверяйте им, из них соткана ваша жизнь. Это защита свыше.
Громкая трель сотового, оповещающая об смс-ке, прервала сеанс этого мистического словоблудия. Я облегченно выдохну-ла.
«Сайчонок, извини, встретить не смогу, срочные дела. Адрес знаешь, ключ в квартире напротив. Будь как дома, не забывай, что в гостях. Шутка».

Ну вот. Вроде и мелочь, но на глаза навернулись слезы. Я за-держала дыхание, пытаясь успокоиться, но горло сдавил спазм, а нос по-детски захлюпал.
– Возьмите, – Лизавета протянула мне салфетку.
По-видимому, в ее крохотном ридикюльчике есть вообще все.
– Спасибо. – я высморкалась, издав трубный глас слона.
Все надежды рухнули. А ведь так хотелось, чтобы брат под-хватил меня на руки, закружил по аэропорту! Чтобы мы не мог-ли наговориться, выкладывали, перебивая друг друга, накопив-шиеся новости! Вечером сели бы в уютном ресторанчике, Глеб с серьезным лицом заказал бы мне стейк с кровью, прекрасно зная о моем вегетарианстве. Мы привычно попрепирались бы на эту тему (я бы напомнила ему, что благодаря религиозным постам, длящимся, по сути, круглый год, его питание куда более скуд-ное), выпили турецкого кофе, которое приходится скорее же-вать, нежели пить, покурили кальян…
Слезы потекли по лицу. Да уж, стоит только начать жалеть се-бя! Забравшая поднос стюардесса обеспокоенно посмотрела на меня, но вмешиваться не стала.
– Простите, – пробормотала я, комкая уже, наверное, десятую лизаветину салфетку, – за эту истерику.

– Милая, я сама была молодой, помню, каково это – смеешься, а через секунду плачешь. Не стесняйтесь, через слезы выходит боль и усталость. Вот, возьмите, – она протянула мне ополови-ненную пачку, – я вернусь на свое место, чтобы не мешать, а вы поплачьте. Станет легче.
Проводив Лизавету благодарным взглядом, я воткнула в уши наушники, нашла любимый плейлист – невообразимое ассорти, где есть все, от Моцарта до Тейлор Свифт, и отвернулась к ил-люминатору. Неповторимый голос Дианы Арбениной начал не-спешно нанизывать слова на гитарные аккорды:
Лети, моя душа,
Лети, мой тяжкий рок…
Влага текла по лицу, я смотрела, как солнечные лучи скользят по бескрайней сини небес, ныряя в пухлые облака, и просто фи-зически ощущала, как усталость, загнавшая меня в угол, раство-ряется в этой первозданной безгрешности. Кулак, цепко сжав-ший солнечное сплетение, ослабил хватку, вернув способность дышать полной грудью. Почему-то казалось – привычное ушло безвозвратно, отныне все будет совсем по-другому. Мне было страшно, но одновременно сердце сладко ныло в предвкушении, душа рвалась вперед, переплетаясь с солнечным светом и вре-менем, впитывая мощь непознанного бытия.
Не знаю, как это назвать, катарсисом, очищением, мистиче-ским опытом, но, черт возьми, оно было прекрасно! Я едва не зарычала от переполнявшей меня первобытной силы, когда Ки-пелов во всю мощь легких затянул:
Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх,
Я свободен с диким ветром наравне.
Я свободен – наяву, а не во сне.

Слова, настолько созвучные моему состоянию, что я уже даже не удивилась, рвали сердце в клочья, причиняя осязаемую боль. Они рождали меня заново, лепили из руин, отсекая лишнее, бе-режно вытягивали из праха вверх, к солнцу, хрупкий стебелек, подталкивая и направляя его рост в крепкое дерево с раскиди-стой кроной.
Когда затихли последние ноты, и я начала успокаиваться, вни-зу уже была видна синяя спина могучего древнего Босфора, из-резанная белыми пенными полосами от бурлящей на ней жизни. Юркие разноцветные катерки ловко сновали между бесчислен-ными паромами и надменными круизными лайнерами, а разно-калиберная мелочь смиренно покачивалась на созданных ими волнах.
Я заерзала в нетерпении. Если у вас нет любимого места на земле, приезжайте в Стамбул, и оно у вас будет!
Пилот заложил крутой вираж, поставив самолет на крыло, на-чались приятные хлопоты перед посадкой, и вскоре пассажиры, благодарно поаплодировав, гуськом потянулись к выходу. Ре-шив подождать, чтобы не толкаться, я привстала, поискала гла-зами Лизавету, но нигде не увидела ее фирменный фиолетовый начес. Неужели успела выскочить одной из первых?

– Простите, – я с надеждой посмотрела на только что про-снувшихся, с помятыми лицами, спорщиков, – рядом с вами си-дела женщина, в возрасте.
С кряхтением доставая сумку из отсека сверху, один из муж-чин непонимающе покосился на меня и буркнул:
– Не было тут никого.
– Как не было? Она же рядом сидела! С фиолетовыми волоса-ми!
– Девушка, вам приснилось. – второй хохотнул, окидывая ме-ня сальным взглядом.
Глядя им вслед, я некстати вспомнила о том, что в самолете мы ближе всего к ангелам и… Так, достаточно мистики на сего-дня. Видимо, эти два не лучшие представители мужского рода Лизавету в пылу спора не увидели просто, не до нее им было. Хотя, конечно, ее сложно не заметить.
Я поспешила к выходу, надеясь догнать шуструю старушку в аэропорту. Получая багаж – потертую джинсовую сумку на ко-лесиках, я вертела головой, как флюгер в ураган, но моей Маль-вины и след простыл. Чудеса, да и только!

Заставив себя не думать об этом, я вышла из «Ататюрка», сильно удивилась, что таксисты не накинулись на меня со всех сторон, как голуби на рассыпанный пакет семечек, и села в одну из машин цвета хурмы. Замелькали знакомые пейзажи. Цвело, казалось, все, даже фонарные столбы, асфальт и рекламные щи-ты. Я опустила стекло, теплый благоухающий весной воздух во-рвался в салон, расцеловал меня в обе щеки, растрепал волосы и начал носиться по салону, как озорной щенок.
Выпытывая на чудовищной смеси русского, турецкого и анг-лийского мое семейное положение, таксист въехал в старый го-род, долго плутал по извилистым узким улочкам с каменной мостовой и, наконец, остановился у длинного ряда разношерст-ных трехэтажных бетонных «коробок», жавшихся друг к другу.
Я расплатилась, вышла из машины и пошла вдоль них по за-темненной высокими деревьями улице, пытаясь определить нужный дом. Толкать сумку по булыжной мостовой было не особо удобно, да и скачущие вокруг ослепляющие солнечные зайчики задачу не упрощали. Никаких опознавательных знаков. В этом весь Стамбул. Он не гонится за внешней мишурой, как и самодостаточный человек. Зачастую такие невзрачные на вид домики очень даже уютны внутри. Но написать название улицы и пронумеровать строения – да зачем, и так сойдет!

Как назло, спросить было не у кого. Без особой надежды на успех я попытала удачи, растормошив столетнего на вид дедка с тщательно расчесанной белоснежной бородой, который сидел на ступеньках и грелся на солнышке. Благодушно отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи, турецкий Хоттабыч вновь закрыл глаза и задремал, улыбаясь – видимо, в снах к нему возвраща-лась буйная молодость.
Пройдя еще немного вперед, я увидела на третьем этаже длин-ные ряды сохнущих на веревках черных рубашек, водолазок, джинсов и расплылась в улыбке. Зуб даю, мне туда!
Увидеть Глеба не в черном можно только на его детских фото. Он никогда не заморачивается в выборе одежды – классика, черное, чистое, тщательно выглаженное. Зато я, как попугай, люблю все разноцветное, не кричащее, но яркое. Иногда меня выбешивает его «вечный траур», но уговорить этого упертого барана разбавить угрюмость гардероба хотя бы нейтральными оттенками серого невозможно.
Есть единственное фото, где Глеб не в черном – да и то лишь потому что перемазан краской всех цветов радуги на празднике весны в Индии, когда принято швыряться цветным порошком во все стороны. На всякий случай оно скопировано на две флешки, распечатано и выложено в «облако», чтобы не потерялось. Ведь вряд ли я еще когда-нибудь увижу такое чудо.
Через полчаса мне удалось втащить сумку на третий этаж по узкой лестнице, лишь по счастливой случайности не потеряв ни одного колесика. Так, теперь надо забрать ключи у соседа. Бур-ча, как зловредная бабка, я подошла к двери, которая, судя по облупившейся краске, когда-то была синей, и постучала.

Через минуту пришлось и обрадоваться, и разозлиться одно-временно. Первое из-за того, что мне отдали ключи, второе – потому что брат не удосужился предупредить, что его сосед вы-глядит как Аполлон, только что спрыгнувший с мраморного по-стамента и прикрывший срам обтягивающими трусами с нари-сованной пандой.
– Здравствуйте! – я смущенно улыбнулась. – Меня зовут Сая-на. Глеб, мой брат, сказал, что оставит у вас ключи от квартиры.
– Здравствуйте, Саяна! – промурлыкал парень, явно с удоволь-ствием демонстрируя себя во всей красе. – Да, ключи у меня. Проходите, пожалуйста.
– Знаете, мне бы хотелось отдохнуть с дороги. А в гости как-нибудь в следующий раз.
– Даже пяти минут не найдете? – обиженно протянул нахаль-ный эксгибиционист. – Всего лишь чаю попить?
Ну да, чаю попить. Я скрипнула зубами, глядя на трусы с пан-дой. Хм, товар лицом. Или немного другим местом? Интересно, если вдарить по исчезающему виду животного коленом, есть ли шанс получить ключи от квартиры Глеба, или придется в ожи-дании брата куковать на лестнице, а то и вовсе в полицейском участке – за членовредительство?

– Отдайте девушке то, что она просит. – раздался за моей спи-ной низкий мужской голос. – Или просить придется мне. А я не люблю это делать.
Что за тип? Мой взгляд скользнул по незнакомцу. Он был из тех мужчин, встретив которых в подворотне, сама выложишь из сумки кошелек, составишь список пин-кодов к кредиткам, на-чертишь карту, как добраться до твоего дома с указанием, где в нем спрятаны деньги. Высокий, мощный, типичный скандинав с волосами, бровями и ресницами практически белого цвета. Ма-ленькие голубые глаза терялись на узком в районе лба и носа лице, которое резко расширялось на уровне тонких губ, а потом резко сужалось, уходя в клиновидный подбородок.
Наглый любитель панд съежился под тяжелым взглядом этого брутала и благоразумно отступил назад в квартиру.
– Ничего не забыл? – придержав дверь рукой, с усмешкой ос-ведомился скандинав.
– Д-да, ключи. – парень, не сводя глаз с незнакомца, зашарил рукой по стене. – Вот. – он протянул мне связку с брелком в ви-де женской груди.
– А есть еще варианты? – хихикнула я. Не знаю, от чего эти ключи, но уверена, что не от квартиры Глеба.
– Ой, – с трудом отведя взгляд от скандинава, сосед посмотрел на брелок и густо покраснел. – Это не те.

– Уже догадалась.
– Вот. – вновь пошарив по стене, парень протянул мне другую связку.
Ключи и несколько бронзовых дубовых листьев. Больше по-хоже на правду.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Красивые трусики! – не удержалась я напоследок.
Дверь поспешно захлопнулась, и мы с незнакомцем остались вдвоем.
– Благодарю за помощь. – пробормотала я и подкатила сумку к квартире брата.
– Простите, не представился. – мужчина последовал за мной. – Я Бера, друг Глеба. Ищу его. Вы Саяна?
– Да. Приятно познакомиться.
Если честно, любитель панд был вполне безобиден, хоть и на-хален. А вот от скандинава веяло вполне ощутимым холодком опасности – интуиция давно уже научила меня не оставлять без внимания ее подсказки, тем более, столь явные.
– Если вы ищете Глеба, помочь, к сожалению, ничем не смогу. Понятия не имею, где его носит. – помедлив, я все же открыла дверь.
– Жаль. У меня к нему срочное дело. – мужчина помог перене-сти сумку через порог, с легкостью приподняв ее парой пальцев, и мне удалось заметить интересное тату на внутренней стороне его запястья – ладонь с чем-то, напоминающим канделябр. Ка-жется, это из еврейской символики.

– Менора, – пояснил Бера, заметив мой интерес. – Ритуальный подсвечник.
– Никогда такой татуировки не видела. – пробормотала я, не в силах отвести от нее взгляд.
– Скажите, Саяна, брат не говорил вам, когда приедет домой? – скандинав пристально вгляделся в мое лицо, и мне стало как-то не по себе.
– Да мы толком и не поговорили. Он что-то искал и куда-то торопился, вроде бы.
– Понятно. – мужчина следом за мной вошел в квартиру.
Что-то он становится слишком уж навязчивым. И виновата в этом вовсе не моя неземная красота.
– Бера, спасибо за помощь. – я встала посреди узкого коридо-ра, прозрачно намекая тем самым, что ему пора.
– Может быть, выпьем кофе?
Н-да, соблазнитель из тебя так себе!
– В другой раз.
– Мне бы хотелось с вами пообщаться.
Может, пора начинать волноваться?
– Вы же говорили, что Глеб – ваш друг? – я усмехнулась. – Значит, у нас еще будет время и пообщаться, и кофе выпить. Так ведь?
– Вы правы. Простите, что побеспокоил вас.
– Ничего страшного. – я развернулась, чтобы убрать сумку с дороги, и тут же испытала шок.

Глава 3
Нож в груди

Сердце ухнуло даже не в пятки, а в подвал этого дома. Прихо-жая была крошечной, поэтому стена напротив стояла практиче-ски на расстоянии вытянутой руки. Дрожащей от ужаса вытяну-той руки. Потому что с огромного белого полотна картины на меня буквально прыгнуло намалеванное алым лицо человека с распахнутым в крике ртом.
– Твою ж мать! – прошептала я, не в силах отвести взгляд от этого, с позволения сказать, произведения искусства. – Глеб, я тебя убью! В конце концов, гад, у тебя всего одна сестра, чтобы над ней так глумиться!
– Не пугайтесь. – голос скандинава вывел меня из шока. – Это девушка вашего брата рисует. Со временем привыкнете.
– Надеюсь. – я уязвлено хмыкнула, не сводя глаз с этого ше-деврального полотна. Почему мне, сестре, ничего не известно о новой пассии брата, в то время как совершенно незнакомые лю-ди в курсе? Обидно ведь!
– До свидания, Бера. Дальше справлюсь сама. – развернув-шись, резко бросила я.
– Вы правы, Саяна, простите за навязчивость. – он отступил на пару шагов. – Попросите брата перезвонить мне, когда объявит-ся, это срочно.

– Хорошо. Спасибо за помощь. До свидания. – я буквально выдавила его в подъезд, закрыла дверь и облегченно выдохнула. Как-то отпуск с самого начала не заладился.
Когда пульс утихомирился, а сердце, опасливо оглядываясь, медленно, на цыпочках, вернулось на свое место, я разбудила чувство юмора и даже смогла улыбнуться. Брат в своем репер-туаре. Есть придурки, которые ложатся на пол, разливают во-круг кетчуп, перемазывают им шею и нож, а потом ждут, когда кто-нибудь войдет. Вот Глеб не из таких. Дурацкие шуточки не в его стиле. Ему пооригинальничать надо, удивить и вогнать в ступор. Вот, как сейчас. Оглядывая его жилище, мне пришлось признать, что ему это очень даже удалось!
Я прошла в комнату, поставила сумку в угол и остолбенела. Минуту мозг буксовал, пытаясь понять, а не ошиблась ли я все-таки адресом? Ну не может тут жить мой брат! Чистоплюй, ка-ких еще надо поискать. Перфекционист, проглаживающий даже трусы и считающий шутку про глаженые шнурки не смешной. Аскет, предпочитающий спартанскую обстановку, способный без проблем спать в келье на голом камне. Мужчина, всегда кла-дущий грязные носки в корзину для белья. Да он бы не выжил здесь!
В большой комнате не просто царил бардак, казалось, само понятие хаоса родилось здесь. На двух стенах картины, подоб-ные той, в прихожей, что вместо «добро пожаловать», и – вни-мание! – ковер! У меня сейчас процессор перегорит. Глеб и этот пылесборник на стене в одном помещении?! Да он даже спать отказывался, когда мы переехали к деду, пока «признак совет-ского достатка» не был с позором изгнан в чулан!

Дальше – больше. У окна стоит кровать с ажурной чугунной спинкой, постельное белье на ней свалено в кучу – ощущение такое, будто простыня гонялась за своим хвостом, как собака, а одеяло устроило реслинг с подушками, потом все устали и рух-нули без сил спать. Рядом, на радость мухам, лежит коробка с недоеденной пиццей. С колбасой. А как же пост? Дверцы мно-гочисленных шкафчиков открыты, будто кто-то пытался что-то найти. Одежда навалена на стулья. Просто воплощение хаоса!
Моим вниманием завладела огромная карта Стамбула на сте-не, испещренная цветными линиями фломастеров и разнообраз-ными значками также разных цветов. Я подошла ближе. Под но-гами что-то захрустело, как стекло вперемешку с песком и чип-сами, но мне не захотелось уточнять. Местами бумага уже ис-терлась или прорвалась и была закреплена скотчем. Непонятные сокращения и аббревиатуры на карте явно нанесены каллигра-фическим почерком Глеба. Что это такое? Он ударился в кладо-искательство?
Ветер, прорвавшийся через открытую форточку, поиграл об-трепанными краями карты, но быстро заскучал и, отогнав по пу-ти мух от пиццы, нашел себе другое развлечение. Обернувшись на мелодичный звон, я увидела занавеску из разноцветных круг-лых бус, что прикрывала дверной проем. Перебирая их, словно струны, ветер наигрывал медленную песенку.
Прервав его концерт, я отодвинула полотно из холодных глад-ких стекляшек и увидела еще одну комнату, чуть меньше по размеру и без окна. Большой черный диван-раскладушка у сте-ны, богато украшенный восточной вышивкой под золото, пара огромных пуфов ему под стать и книжный шкаф, битком наби-тый книгами и статуэтками причудливых форм и расцветок, ме-ня не заинтересовали. А вот кое-что другое весьма озадачило.
На деревянном двухъярусном кофейном столике между пуфи-ками рядом с красавцем кальяном стояла большая ярко-лимонная кружка с засохшим на дне кофейным осадком. Я обошла кругом, не сводя с нее глаз. Может мне кто-нибудь объ-яснить, как?.. Даже когда Глеб лежал с гриппом, и я приносила ему наш фирменный медово-брусничный морс, выпив его, брат сползал с кровати и, несмотря на температуру, относил чашку на кухню и мыл! Получал потом от меня нагоняй, конечно, но в следующий раз все повторялось сначала.

Смирившись, я подшучивала над ним, говорила, что когда он женится (бедная женщина!) и дети наполнят дом вечным беспо-рядком, брат сойдет с ума. На что Глеб невозмутимо отвечал, что его дети будут такими же аккуратными, как их папа. Я пред-ставляла себе шеренгу из маленьких послушных мини-Глебов, мне плохело, но я язвила в ответ, что тогда моим вкладом в их воспитание будет обучение искусству наведения хаоса, как и положено детям.
Но даже немытая кружка меркла в сравнении с тем, что стояло в дальнем углу комнаты. Это уже не лезло ни в какие рамки и попросту поставило в тупик. Я, как существо доверчивое и с бо-гатой фантазией, еще могла списать беспорядок на ворвавшихся в квартиру воров, уставших переворачивать все вокруг и устро-ивших перерыв на кофеек, но красный манекен в человеческий рост с торчащим из груди ножом?! Что за маньяк здесь обитает и куда он дел моего брата?!
– Kımıidama . – как нельзя вовремя прозвучал за спиной хрип-ловатый женский голос.
Моего знания турецкого вполне хватило, чтобы понять. Да и что-то холодное и острое, прижатое к горлу, сильно увеличива-ло сообразительность.
– Sen kimsin ? – тихо спросила женщина, усилив нажим лез-вия. – Neden geldin? Benim için?
– Ищу… – попыталась ответить я, но голос от страха резко сел. – Ищу Глеба.
– Зачем он тебе? – женщина перешла на русский.
– Он мой брат.

Следующую фразу понять не удалось, но судя по интонации, это явно было что-то нецензурное. Меня резко крутанули, и я оказалась лицом к лицу с весьма колоритным персонажем. Везет же сегодня на таких! На вид женщине было чуть за тридцать. Короткая мальчишеская стрижка, открывающая маленькие кра-сивые ушки, молодила ее, как и стройная фигура почти без вы-пуклостей в нужных местах. Кожа женщины была смуглой.
Впрочем, об этом предстояло подумать позже. Сначала я уви-дела щеки – огромные, как у младенца с отменным аппетитом. Все остальные части лица терялись на их фоне, как подружки-дурнушки рядом с красоткой. В голове совершенно некстати всплыл анекдот о том, что обидно, когда в общественном транс-порте щеки трясутся, а грудь нет. Лишь напомнив себе, что у нее в руке нож, мне удалось отвести от них взгляд.
Маленький вздернутый нос украшал пирсинг, но более замет-ным это его не делало. Как и узкий рот, накрашенный темно-бордовой помадой. Небольшие миндалевидные глаза с коротки-ми прямыми ресницами и настолько темной радужкой, что зрач-ки были не видны, с подозрением рассматривали мою скромную персону.
– Ты Саяна? – вопрос прозвучал так, что захотелось вытянуть-ся по струнке и отдать честь.
По-русски она говорила почти без акцента, лишь немного тя-нула гласные, что свойственно иностранцам.
– Да. – на всякий случай я еще и кивнула. Может, паспорт по-казать?
– Глеб не говорил, что приедешь. – маленький нож хищно блеснул, складываясь, и был убран женщиной в карман темных джинсов.

Странно, минуту назад казалось, что к моему горлу пристав-лено, как минимум, мачете.
– Так получилось.
– Мы поругались, понимаешь? – она протяжно выдохнула, – он психанул и хлопнул дверью, я по делам уехала, сегодня вхо-жу в дом, все вверх дном, ты стоишь. Что было думать?
– Так вы вместе живете?
– Мы и спим вместе! – женщина обиженно вздернула нос. – Понимаешь?
– Извини, просто он ничего не говорил.
– Ай, мужчины! – она отмахнулась. – Чего от них ждать? Гюле сама вещи его собрала и перевезла к себе, все!
– Так ты Гуля?
– Гюле я, – женщина закатила глаза, – но зови Гулей, Глеб то-же так зовет. Иногда Гюльчатай обзывает и смеется, шайтан.
– Приятно познакомиться!
– И мне! Ты с дороги, отдыхай. Я вот только демона унесу от-сюда.
– Кого?
– Димона, говорю, унесу. – она кивнула на манекен с ножом в груди. – Хочешь в душ? Сейчас, подожди.
Гуля смерчем закрутилась по комнате, и вот уже я стою со стопкой полотенец, а она подталкивает меня к ванной комнате. Что ж, хорошая мысль!

Глава 4
Защитное око

Полностью умиротворенная, я вышла из ванной, подсушивая полотенцем мокрые волосы, и даже не узнала комнату. Все чин-но стоит на своих местах и сияет чистотой. И в большой комна-те та же история: ни следа бардака, образцовый порядок и в воз-духе витает дразнящий аромат кофе! Там приборки было на не-сколько часов, как одна хрупкая женщина смогла управиться так быстро? Похоже, не зря о хозяйственности турчанок легенды ходят!
Позволив запаху вести, я нашла кухню. Гуля одной рукой по-мешивала кофе в медном котелке, другой прижимала сотовый к уху и, судя по тону, кого-то отчитывала. Голос становился все громче и громче. Прорычав последние слова, она отбросила те-лефон в сторону и заметила меня.
– Саяна, брат говорил, куда отправился? – вопрос прозвучал напряженно.
– Просто смс прислал, что не сможет встретить.
– И больше ничего?
– Нет. – что-то мне все это не нравится. – Когда я приехала, здесь был мужчина, он тоже Глеба искал.
– Как этот мужчина выглядел?

– Типичный скандинав, высокий, глаза голубые. Сказал, что его зовут Бера. И очень просил, чтобы передала брату, когда тот объявится, что им нужно встретиться по какому-то очень важ-ному делу, срочно. – мне показалось, или в ее глазах на самом деле промелькнул страх? – Гуля, что случилось?
– Ничего, – она отвернулась к плите и сняла котелок с огня. – Давай кофе попьем, у меня пахлава есть. Садись за стол.
– Кажется, ты что-то не договариваешь.
– Ай, какая! – женщина поставила передо мной блюдо с вос-точным лакомством и разлила кофе по маленьким чашечкам. – Штормовое объявили, где Глеб, не знаю, волнуюсь. Собирался снимать природу. Вдруг в непогоду попадет. Понимаешь? – она села напротив меня, взяла кусочек пахлавы. Рука заметно дро-жала.
– Штормовое предупреждение? Вроде небо ясное было, когда я прилетела.
– Это все Босфор. Настроение поменял, гневается. За минуту погода испортилась. Гляди, – Гуля отодвинула занавеску на ок-не, – небо какое.
Я посмотрела на грязно-серые облака, быстро плывущие в вышине. Ветер нетерпеливо подгонял их, как мать, ведущая де-тишек в сад и опаздывающая на работу. От восторженно голу-бого небосклона с щедрым на тепло солнцем не осталось и сле-да. Будто и не уезжала из Москвы.
– Только бы наводнения не было, – пробормотала Гуля, вста-вая. – Пойду белье сниму, унесет ведь все, шайтан.

Когда она вернулась, я успела уже три раза набрать Глеба.
– У него, похоже, телефон выключен. – теперь руки дрожали и у меня. – Гуля, может кто-то знать, куда он собирался?
– Если только отец Тимофей, Глеб на каждую крупную съемку у него благословение брал.
– Скажи адрес церкви, я съезжу.
– Не найти тебе. – женщина с сомнением покачала головой. – Там и свои плутают.
– Я найду.
– Смотри тогда. – она оторвала от блокнота на холодильнике лист бумаги, взяла карандаш и начала по старинке рисовать «карту». – Это в районе Каракёй.
– Там, где Босфор с бухтой Золотой рог граничит? – уточнила я.
– Он сразу за Галатским мостом. Через него трамвай бегает. Выходишь у мечети, остановка Топхане, а потом, смотри, – Гуля быстро нарисовала на листочке нечто, больше напоминающее лабиринт. – Проходишь немного в сторону Каракёя, переходишь на вторую или третью улицу к Босфору, проходишь ее – и ты на месте. Поняла?
– Нууу, – в замешательстве протянула я, не желая признавать-ся в том, что навигационные таланты не входят в число моих достоинств.

– Ай, какая! – женщина покачала головой, удивляясь, видимо, моей бестолковости. – Вот здесь адрес тебе пишу, смотри, – она быстро подписала «Hoca Sokagi», – спросишь, дом 19. Говори, что rus kilisesi ищешь, или «Храм на крыше», у нас его так на-зывают, помогут. Люди у нас добрые.
Всегда сочувствуют тупым туристкам, захотелось добавить мне.
Судя по лицу Гули, она весьма сомневалась, что сестре ее пар-ня удастся найти церковь, даже будь она прямо перед носом. Что ж, значит, придется ее удивить. Я сложила листок и сунула его в любимый джинсовый рюкзачок. Отправив туда же все не-обходимое, заплела слегка влажные волосы в косу, потеплее оделась и почти выбежала из дома под напутственные речи Гу-ли.
Упругая волна ветра едва не втолкнула меня обратно, отхле-стала по щекам и яростно набросилась на деревья. На душе бы-ло паршиво. А может, мы зря волнуемся, брат сидит с выклю-ченным телефоном в кафе на берегу и снимает, как раздражен-ный Босфор ощетинивается темными волнами. Глеб, я тебя най-ду и засуну сотовый тебе в зад, чтобы никогда больше не от-ключал!
Только сев на трамвай – из-за пробок по вине погоды рассчи-тывать на такси не приходилось, я вспомнила, что не спросила у Гули, кто навел бардак в доме, пообещала себе, что спрошу, ко-гда вернусь, и решила изучить карту в интернете. После сотой попытки хотя бы подключиться пришлось признать удачной мысль Гули нарисовать карту от руки.

Мне предстояло найти один из православных храмов Стамбу-ла – Святого Пантелеймона, попытавшись не запутаться в лаби-ринте узких улочек без опознавательных знаков. На бумаге путь казался несложным, но самонадеянность всегда наказуема. Со-средоточенная, я вышла из трамвая и сразу же утонула в воспо-минаниях.
Вот здесь мы с Глебом покупали печеные каштаны, которые на вкус напоминали сладковатую плохо прожаренную картош-ку. А вот там, за углом, на крытом рынке, истратили состояние на безделушки. Тапочки с загнутыми носами – хочу! Безумно красивый поднос с чеканкой! А специи – как не взять! Футбол-ки, кружки, ручки, фигурки и, конечно же, море магнитиков! Ой, финики забыли, бегом обратно!
Помню, как у Глеба заблестели глаза при виде хищно изогну-тых кинжалов, а я перемерила, казалось, сотню пиджаков, кур-ток и плащей. Мы торговались до хрипоты, заразившись азартом от местных. А вечером смотрели друг на друга и не понимали, зачем нам куча ненужного барахла.
Сейчас из всех сувениров на бесчисленных лотках внимание привлекла только богато украшенная медная лампа. Вот бы по-тереть ее и спросить джина, где мой брат. Ладно, будем надеять-ся, роль джина исполнит отец Тимофей.
Я огляделась. Даже штормовое предупреждение оказалось не в силах повлиять на привычную жизнь Стамбула. В бездонной вышине, в которую устремлялись с молитвой тысячи минаретов, бушевал ветер, а внизу гудел человеческий улей, не обращая на это ровным счетом никакого внимания.

Торговцы сновали в толпе со своими дребезжащими тележка-ми, помнящими, наверное, еще эпоху султаната. Экскурсоводы озабоченно квохтали, как наседки, пытаясь не растерять группу туристов, глазеющих по сторонам и каждую секунду делающих селфи.
Под визг тормозов местные перебегали дорогу прямо перед машинами, игнорируя и светофор, и гневные выкрики водите-лей. Продавцы пахучих рыбных сэндвичей гортанно зазывали покупателей, стараясь перекричать друг друга. А запах! Оказы-вается, по смеси морского соленого воздуха с пряными припра-вами, автомобильной гарью и амбре уличной еды можно соску-читься!
Я машинально отметила, что город стал чище, на улицах явно меньше мусора, вытянулся ввысь, но неповторимого шарма не потерял, и, влившись в толпу, отправилась на поиски церкви.
Стамбул всегда был популярным у русских паломников, что останавливались в нем по пути на Афон или в Святую землю, поэтому появление здесь христианского храма стало вполне ло-гичным событием. Глеб любил рассказывать мне о тех време-нах, когда Константинополь был сердцем христианства. Сейчас это сложно даже представить — куда ни глянь, всюду пиками пронзают небеса башни минаретов, которые словно охраняют величайшую потерю христианского мира — храм Святой Со-фии, Айя–Софию, некогда — патриарший собор Константино-поля, затем ставший мечетью, а теперь музеем. Брата это уяз-вляло не на шутку, и я могла лишь благодарить высшие силы, что времена крестоносцев и их кровавые войны с теми, кто не приемлет единственно правильного, конечно же, бога, ушли в прошлое.

Меня никогда не тянуло навязывать кому бы то ни было свою точку зрения, и уж тем более считать ее достойной множества смертей. Глеб этого понять и принять не мог, а мои напомина-ния о смирении, которому учил Христос, он считал издевками глупой особы женского пола, которому «разуметь великие дела не положено в силу скудного ума». Когда-нибудь я набью этому сексисту его надменную морду, ей-богу! Но для этого нужно сначала его найти.
А попутно можно насладиться Каракёем – не только цен-тральным, но и самым колоритным районом Стамбула. Его тес-ные улочки, пахнущие жареной рыбой, поднимаются вверх от залива Золотой Рог, заманивая туристов прогуляться по ним. Если поддашься искушению, то не заметишь, как пробежит вре-мя и неизбежно «пришвартуешься» в одном из многочисленных ресторанчиков – и об этом тоже ни разу не пожалеешь.
Но мне было не до этого. Я искала rus kilisesi, вокруг которой сфокусирована вся жизнь русской общины Стамбула. Гуля го-ворила, что ее купол салатового цвета виден издалека, но, похо-же, забыла упомянуть, что его невозможно разглядеть со сторо-ны плотно застроенной улицы. Также благодаря женщине мне удалось узнать о том, что в этом храме хранятся две чудотвор-ные иконы — написанный на Афоне образ святого Пантелеймо-на и подаренная русской монахиней Митрофанией икона Вла-димирской Божией Матери. Но сомневаюсь, что это поможет в поиске.
Через полчаса пришлось признать позорное поражение в борь-бе с лабиринтами турецких улочек, которые упорно водили по кругу, и начать просить о помощи местных. Пара фраз на их родном языке и улыбка (ну, и может быть, мой измученный вид), творили чудеса – помочь пытались абсолютно все. Я вспомнила, как в Москве реагируют на подобные просьбы, и мне стало стыдно за соотечественников.
С грехом пополам удалось выяснить, в какую сторону идти. Я следовала указанному направлению, пока не вышла на безлюд-ную улочку. Куда дальше? Позади заскрипела дверь. Невысокий мужчина в светлой рубашке и безрукавке, улыбаясь, посмотрел на меня. Ну, вот у него и спрошу.
– Заблудились? – спросил он на русском, едва я открыла рот.
Как турки определяют национальность, а?
– Ищете храм?
Прямо мысли читает!
– Идемте, отведу. – он махнул рукой с натруженной, большой ладонью в соседний закоулок. – Недалеко.
Я послушно прошла за ним.
– Тут. – мужчина остановился у высокой двери старого жилого и весьма обшарпанного строения. Из окон выглядывали дети, с любопытством разглядывающие нас. – Лестница вверх, храм на-верху.
Да уж, никогда бы и не подумала, что самый известный рус-ский храм в Стамбуле находится там.
– Спасибо огромное! – я попыталась дать моему спасителю бакшиш – денежку в благодарность, но он не взял, с гордостью заявив:

– Музафер помогает паломникам бесплатно.
– Спасибо, Музафер!
– Пожалуйста.
Вот так бывает. Простой бескорыстный человек с лучистыми глазами. Редкость в нашем мире. Улыбаясь от приятной теплоты в душе, я вошла и начала подниматься по довольно узкой крутой лестнице – лифта не было. Судя по всему, это просто много-квартирный дом. По крайней мере, звуки соответствующие – плач младенцев, монотонный говор телевизоров и радио, разго-воры и смех. Но чем выше я поднималась, тем явственней ста-новился характерный церковный запах, разбавленный аромата-ми приготовленной жильцами еды.
Следуя указателям на русском языке, я увидела красную стрелку, которая указывала на дверь. Рядом имелся звонок, но так как дверь была открыта, полагаю, пользоваться им необхо-димости не имелось. Я прошла на террасу, в центре которой расположился довольно небольшой храм – вряд ли в нем одно-временно могло находиться более сорока человек. Только ха-рактерная роспись, иконостас, несколько икон на стенах с чадя-щими лампадками перед ними и небольшой постамент со свеч-ками. В дальнем углу кто-то копошился, но из-за скудного ос-вещения было не разглядеть. Я подошла поближе и увидела объемного, как колокол в рясе, священника с собранными в хвост темными волосами.
– Здравствуйте, можно спросить вас по поводу Глеба…
– Я уже все сказал. – мужчина довольно резво для своих габа-ритов развернулся. – Негоже на такое благословение просить! Не дам! И не просите!
– Извините. Вы не поняли.

– Все понял! Не будет вам благословения! – священник обо-шел меня и большими шагами пошел к выходу.
– Да мне просто узнать! Он пропал! Вы – отец Тимофей?
– Я. – батюшка развернулся, волна воздуха, поднятая его мо-гучими телесами, загасила догорающие свечки и заставила исте-рично заметаться огоньки лампад. – Раз пропал, молитесь. За него и душу его.
– Он приходил? Не говорил, куда направляется? Шторм, мы с Гулей беспокоимся.
– Был. Не говорил. А про Гулю вашу и слышать не хочу! Сби-ла с истинного пути именно она его, точно говорю. – священник сделал шаг ко мне, вгляделся в лицо. – Молись за него, дочь моя.
Мягко говоря, оторопев, я смотрела ему вслед, вообще ничего не понимая. Что это было? В голове роились десятки вариантов, пока ноги пересчитывали ступеньки обратно. Уж не на венчание ли с Гулей Глеб просил благословения у отца Тимофея? Даже если так, почему батюшка так рассердился? Из-за разной веры? Ничего не понимаю.
Дверь натужно заскрипела, выпуская меня на улицу. Мой бес-корыстный помощник видимо, все понял по лицу и сочувствен-но улыбнулся.
– Все хорошо будет. Музафер не врет.
– Я брата пытаюсь найти. Он часто здесь бывал. Не видели?
Мужчина внимательно всмотрелся в фото на сотовом и по-серьезнел.
– Не ищи, не надо.

– Вы его знаете?
– Не знаю. И ты его не знаешь. Он сам себя не знает. Не ищи.
Вы сговорились все, что ли?!
– Вот, возьми. – Музафер достал что-то из кармана и вложил в мою ладонь.
– Что это?
– Nazar boncuğu. Как сказать по-русски? Око. Защита. Носи с собой. – мужчина еще что-то пробормотал и ушел.
Я разжала ладонь. На ней лежал стеклянный синий глаз.

Глава 5
Шарф

Я ищу ответы,
Ведь происходит что-то странное.
Я следую за знаками,
Я приближаюсь к огню…
Within Temptation «Опасные мысли»

Маленькой я любила ночами слушать ветер. Он представлялся мне волком, разозлено воющим от тоски и одиночества. Заку-тавшись в одеяло так, что наружу торчал лишь нос, я замирала в сладостном восторге перед его грозными порывами, когда сти-хия упругой волной с разбегу толкалась в окна и двери нашего деревянного дома, словно огромная рука пыталась проникнуть внутрь и утащить наглую девчонку прочь.
Но я хоть и замирала в сладком страхе, на самом деле не боя-лась. Меня берегли дед, похрапывающий в соседней комнате и брат, чутко спящий за ширмой на кровати у окна. Ветру остава-лось лишь истерично взвизгивать, теребя черепицу на крыше, и в бессильной злобе трепать деревья, заставляя их рисовать на стенах страшный танец теней.
Но сейчас со мной не было ни деда, ни брата. Ветер то толкал в спину, будто хотел сбить с ног, то упирался в грудь, заставляя буксовать на месте. Как школьник, влюбленный в одноклассни-цу, он дергал меня за косу, сдергивал лямку рюкзака с плеча, пытаясь отвлечь от печальных мыслей и завладеть моим внима-нием. Но мне было не до него. Я механически поправляла воло-сы и вешала рюкзак обратно, шагая вперед.
И что теперь? Где искать Глеба? Вернуться к Гуле и ждать его там? Ни его, ни ее телефоны не отвечают. Ерунда какая-то по-лучается. Не такой мне виделась эта поездка, не такой.
Дребезжание трамвайчика за спиной прервало мои раздумья. Я обернулась и замерла, увидев номер на красной мордашке пер-вого вагончика. День рождения брата. Мысли лихорадочно за-метались. Разум насмехался, вспоминая анекдоты о женщинах и знаках, а интуиция предлагала отбросить сомнения. Я едва ус-пела отпрыгнуть с путей и вжаться в стену дома. Занимая почти все пространство узкой улочки, трамвай проехал мимо, сердито гудя из-за моей бестолковости.
Минуту я смотрела ему вслед, потом плюнула на доводы рас-судка и кинулась вдогонку. Благо остановка была сразу за уг-лом. Едва я вскочила на подножку, как рассчитанный на тури-стов раритет тронулся, одобрительно позвякивая, словно был доволен моим выбором.

Медитативное покачивание трамвайчика успокоило меня. Хо-рошо, что по Стамбулу не только шустрыми змеями извиваются современные трамваи, больше похожие на электрички, но и ез-дят не спеша вот такие харизматичные вагончики из прошлого. Пусть внутри бьет в нос застарелый запах кожзама, а сиденья жесткие и обтрепанные, есть в такой поездке что-то заворажи-вающее. Ехать, смотреть в окно, отпустить мысли. И довериться случаю.
Народу на улицах почти не было, ветер разогнал туристов и торговцев, даже кошки попрятались. Небо комкало облака, об-кладывая горизонт тяжелыми эшелонами из сердитых грязно-сиреневых туч. Несколько упрямых птиц скользило между воз-душными потоками, рискуя сломать крылья. Я улыбнулась, вспомнив, как Глеб говорил, что если чайка летит задницей впе-ред, значит, на улице ветрено.
Не знаю, сколько продолжалась поездка, но на город начали невесомыми полутенями опускаться ранние сумерки. Они ста-рательно прикрывали и так потрепанную ветром буйную весен-нюю красоту, скрадывая яркость красок, припудривая их серой вуалью, как старая благообразная бабушка, неодобрительно цо-кая языком, целомудренно накидывает шаль на плечи своенрав-ной внучки, дабы прикрыть глубокое декольте.

Я не знала, где нахожусь, но не волновалась из-за этого. Мне было спокойно – приятное тепло в районе солнечного сплетения подсказывало, что все идет, как должно. Трамвай остановился на светофоре. В унисон с моим душевным настроением зазвуча-ли тягучие, как мед, звуки азана. Переплетаясь с завываниями ветра, протяжные слова призыва к молитве неслись ввысь в гне-вающиеся небеса и одновременно плыли сквозь людей, застав-ляя остановиться и задуматься.
Даже не заметив, как, я сошла с трамвая и пошла к мечети. Подсветка выделяла ее ярким ореолом на фоне стремительно темнеющего неба. Прохладный морской воздух щекотал ноздри пряным запахом специй и тяжелыми ароматами духов, и манил за собой в сторону небольшого крытого рынка. Я послушно шла за ним, потому что чувствовала – Стамбул ведет меня к брату. Криками беснующихся чаек, неоновыми указателями, ветром в спину, гортанными выкриками водителей, зазывалами в ресто-раны, профессиональными попрошайками, торговцами фаст-фудом и первыми всполохами багряно-фиолетового заката. Нужно просто довериться ему, древнему мудрому городу, и ид-ти.
И я шла. Шла, пока боль в ступнях не стала нестерпимой. По-искав глазами, где можно присесть, я увидела небольшой парк в закутке между домами, красиво освещенный круглыми желтыми фонарями и укрытый от ветра. Деревья сплошь в цвету напоми-нали сладкую вату на палочке. На скамейке в центре сидел де-док и вязал, вокруг него нарезал круги по усыпанной розово-белыми лепестками земле мальчишка лет пяти. Небольшая ка-русель с ярко разукрашенными лошадками его, видимо, не при-влекала. У меня уже не было сил удивляться, поэтому я просто села рядом, вытянув гудящие ноги.

Мы с дедом переглянулись и улыбнулись друг другу. Пацан с вечным двигателем в попе продолжал бегать вокруг, как ма-ленький спутник вокруг двух планет, а старичок лихо орудовал спицами, словно торопился довязать что-то ярко-розовое и уже весьма длинное. В голове царила гулкая пустота.
Я бы долго просидела в этом маленьком раю, укрытом от ми-ра, наблюдая за медленным танцем осыпающихся лепестков, но коварный ветер добрался и сюда. Растрепав деревья в цвету, па-костник устроил нам розовый дождь, но этого ему показалось мало. Полетав в раздумьях над парком, ветер упал с высоты в песочницу, зачерпнул горсть песка и щедро «припудрил» мое лицо. Я резко отвернулась в сторону и тут же забыла обо всем. Потому что буквально в сотне метров от меня Глеб широкими шагами переходил дорогу! Как всегда, весь в черном, длинноно-гий, худой и такой любимый! Стамбул все-таки привел меня к брату!
Я вскочила и бросилась вдогонку. Подлый светофор, конечно же, перемигнулся на красный, стоило подбежать к нему. Плот-ный поток машин не оставлял даже шанса вклиниться между ними. Сердце выбивало чечетку в районе горла, пока я припля-сывала на переходе, вытягивая шею, чтобы разглядеть брата. Моих криков он, конечно же, не услышал. Все один к одному! Рыча ругательства, я не сразу почувствовала, как меня кто-то тянет за рукав. Оказалось, это тот самый мальчуган, что носился кругами в парке.
– Ne? Ne istiyorsun? – я перевела на него взгляд, пытаясь од-новременно не упустить Глеба из виду.

Ребенок что-то залопотал на турецком. С моим уровнем зна-ния языка и его скоростью речи шансов понять сбивчивую речь не было. Он, видимо, тоже это осознал, поэтому просто вытянул руку, указывая на деда, который семенил к нам, опираясь на палку. К тому моменту, как старик дошел до меня, брат уже сел в такси и мое сердце забилось вдвое быстрее.
– Kızım, al, al! – повторял дед, пытаясь всучить довязанный шарф.
– Спасибо, не надо! – отмахнулась я, решив, что он хочет мне его продать.
– Al! – старик насупился и притопнул ногой.
– Не надо!
–Al lan! Sürtük! – дед насильно засунул шарф в мои руки, раз-вернулся и пошел назад, раздраженно бормоча.
Пацан показал мне язык и побежал за ним. Вникать в произо-шедшее было некогда. Светофор как раз сменил гнев на милость и зажег зеленый. Машина с Глебом уже выезжала на дорогу, ко-гда я добежала до стоянки такси, путаясь в ярко-розовом длин-ном шарфе и проклиная старика.
Говорят, все таксисты мечтают услышать фразу «Следуйте за той машиной, быстрее!» Что ж, сейчас проверим!
– O arabanın içinde, daha hızlı! – выпалила я, плюхнувшись на сиденье.
Слова будто из подсознания выскочили. Не помню, чтобы специально их учила. Может, попадались где–то, или запомни-лись с прошлой поездки в Турцию.
– Allah’ım! – водитель медленно повернул ключ зажигания, опасливо косясь на меня большими карими глазами с шикарны-ми ресницами.

И ведь даже не удивился! Будто каждый день такое слышит.
Машина не спеша выехала со стоянки и медленно поползла по дороге, доводя до зубовного скрежета. И почему мне достался самый неторопливый, мягко говоря, таксист?!
Игнорируя выразительные взгляды, протяжные выдохи и по-торапливания, моя эстонская черепаха все же умудрилась не по-терять из виду машину с Глебом. Вскоре мы приблизились на-столько, что я уже могла разглядеть затылок брата. Предвкушая сюрприз, мне даже удалось успокоиться. Но, как оказалось, ра-доваться было рано.
Стоило нам выехать за город, как порывы ветра усилились на-столько, что создавалось впечатление, что мы едем сквозь про-зрачное плотное желе в гору. Автомобиль постанывал, кряхтел, мотор натужно гудел, а водитель становился все серьезнее. До-рога начала петлять среди гор. Речушка, что мирно вилась по равнине узенькой безобидной змейкой, превратилась в разъя-ренного рычащего монстра с бурлящей коричневой жижей.
Опасливо косясь на плюющегося водой «дракона», таксист снизил скорость. Мы начали отставать от машины Глеба, и я за-протестовала. Турок разразился длинной эмоциональной тира-дой. И без перевода было понятно, что в ней он высказал все, что думает о женщинах, погоде в общем и обо мне в частности.
Ругаться на чужом языке довольно сложно, но пришлось по-пробовать. На одном дыхании я не менее экспрессивно выпали-ла на смеси турецкого, английского с вкраплениями русского ненормативного все, что смогла, по поводу стамбульского кли-мата, таксистов и мужчин. Остановившись, чтобы набрать в лег-кие воздуха и продолжить, я замерла с открытым ртом. Как и мой водитель.

Едва желтое такси Глеба нырнуло за поворот, дорога, где они только что проехали, прямо на наших глазах начала крошиться, как шоколадная печенюшка, и оседать в воду. Мы едва успели затормозить и сдать назад.
– Başka bir yol daha var? – без особой надежды спросила я.
Водитель перевел на меня взгляд. Чувствовалось, что он уже успел много раз пожалеть, что взял такую пассажирку.
– Нет. – на русском выдал турок. Видимо, стресс и на его спо-собности к языкам повлиял положительно. – Нет…gitmiyorum, isteme devam , нет.
Я понимала его. Самой идея играть в догонялки с Глебом уже не казалась хорошей. Скорее, наоборот.
Может быть, этим бы все и закончилось, но таксист, сам того не желая, дал мне надежду.
– Там… Sadece özel bir hastane , клиника. Дорого. Чужим нет вход.
– Onun ne kadar uzakta? – я навострила уши.
– Нет.
Мужчина вытащил из бардачка бумажные лохмотья и бережно расправил на коленях. Оказалось, это карта.
– Сюда… поворот, – он быстро прочертил пальцем извили-стую линию по истершейся поверхности. – Увидишь, большой она, красивый.
– Teşekkür ederim . – я расплатилась, вышла из теплого нутра машины в промозглый холод и ахнула. Ветер сразу же набро-сился на меня со всех сторон, как стая бешеных собак. А может послать все к шайтану и вернуться в машину? Там печечка есть, и никто не льет за шиворот воду пополам с грязью.
Я обернулась, но таксист уже успел отъехать на порядочное расстояние. Радуется, наверное, что избавился от русской иди-отки. Ну, а кто я после всего этого? Вариант один – дура. Хоро-шо, если не ошибаюсь, клиника совсем близко. До темноты дой-ду. И накостыляю Глебу по полной! А завтра с утра стану умной и перестану вот так косячить!

Кивая самой себе, я намотала на шею подарок деда-вязальщика, мысленно поблагодарив, и подошла к размытому рекой асфальту. Автомобиль здесь, конечно, не проехал бы, но чтобы хрупкая не сильно умная девушка смогла пройти, места достаточно. Особенно, если прижаться к скале, не смотреть на бушующую справа, мать ее, Ниагару и быстренько пройти на трясущихся ногах опасный участок. Что я и сделала.
До поворота оставался десяток метров, когда река сделала ход конем, с оглушительным грохотом одновременно разрушив ас-фальт впереди и позади меня, словно от полотна дороги две ог-ромные акулы откусили по жирному куску. А еще говорят, что турки одни из лучших строителей в мире!

Глава 6
Ангел-хранитель

Сияющий ангел! Я верила –
Ты мой спаситель в самый черный час.
Ослепленная верой, я не cмогла услышать
Тихий шепот, так ясно предупреждающий меня.
Within Temptation «Ангелы»

Я прижалась спиной к скале. Из груди вырвался нервный сме-шок. И что теперь делать? Ни до того выступа, что впереди, ни до того, что сзади, не допрыгнуть. Наверх – вертикальная стена. На расстоянии буквально вытянутой руки рычит коричневая ре-ка, которая перемелет на корм рыбам за считанные секунды. И в довершение всех бед скоро совсем стемнеет. Молодец, Саяна, сделала сюрприз брату!
Так, спокойно, все будет хорошо. Наверное. Я сделала глубо-кий вдох. От края асфальта в мою сторону тонкими змейками поползли новые трещинки. В голове всплыла детская мысль: может быть, если не шевелиться и закрыть глаза, они меня по-просту не заметят? От соседнего выступа отломился большой кусок, громко булькнулся в воду и быстро пронесся мимо, кру-тясь, как юла. Поняла, глаза лучше раскрыть пошире.
Вот она, та самая ситуация, когда хочется себя ущипнуть и проснуться. Жизнь, кстати, перед глазами не пролетает. Значит, есть еще надежда, так ведь? Слабое утешение, не спорю. Но тут не то что за соломинку, за былинку, песчинку, волосинку ухва-тишься.
Я огляделась. Право, лево, вперед – без вариантов. Назад. Ос-торожно, не дыша, я развернулась лицом к отвесной скале и ощупала ее замерзшими руками. Ледяная, скользкая. Уцепиться не за что, не говоря уж о том, чтобы залезть наверх. Я запроки-нула голову.
Выступ. Большой, поросший травой. На краю несколько де-ревьев примерно в мой рост сбились в кучу. Слабая надежда робко затеплилась в душе. Сердце забилось учащеннее, хотя ка-залось, что быстрее уже некуда. Голова лихорадочно заработала. Я уже знала, что есть шанс туда добраться, но еще не понимала, как это сделать.
Так, что у меня есть? Куртка, кофта, белье, резинка для волос, ботинки. Ботинки! В них шнурки. Этого мало. В рюкзачке теле-фон – связи нет, кто бы сомневался, тампоны, жвачка, лекарства первой необходимости, как всегда – куча конфет для детей, ко-шелек, плеер – с наушниками, расческа, документы – ну, хоть тело быстро опознают.

Спокойно. Я снова перебрала вещи. Это все. Залезла в карма-ны – монетки, жетоны, карты на проезд. Черт, неужели все? Во всех смыслах все? По щекам потекли горячие слезы. Я захлюпа-ла носом и тихо заскулила от жалости к себе. Неужели моя не-путевая жизнь закончится вот так?..
Да я же и не видела еще ничего! Мне недавно стукнуло 25! Да, много путешествовала, нашла работу своей мечты. Но это все! Я любила по-настоящему всего пару раз. Но одного жениха бро-сила перед свадьбой, а с другим мы год прожили вместе, но он сузил свой мир до кайфа от наркотиков, исключив из него бу-дущее со мной. Брат, несколько не самых близких подруг и дру-зей, мои ребятишки. Больше никто и сожалеть не будет.
Я уже рыдала в голос, охваченная паникой, когда порыв ветра толкнул меня в спину и припечатал к скале лицом. Всхлипывая, я слишком резко подалась назад и не упала в воду только из-за того, что шарф умудрился зацепиться за какую-то зазубрину в камне.
Твою ж мать, шарф!!!
Смеясь, ругаясь, благодаря деда и плача вперемешку, мне уда-лось отколупать с выступа кусок асфальта подходящего размера, упаковать его в вязаную ткань, закрепив двумя узлами, и преис-полниться надежды.
Почти стемнело, и деревья на выступе превратились в смутные темно-серые тени. Мне нужно было перекинуть через стволы шарф и доползти с его помощью до них. Проще сказать, чем сделать. Что ж, надо пробовать. Нет, не пробовать, а делать.

Балансируя на самом краю, подпрыгивая и стараясь изо всех сил, я бомбардировала деревья до тех пор, пока совершенно не выбилась из сил. Руки болели так, будто из них мышцы выреза-ли. Глаза слезились из-за попавшей в них грязи. Шея затекла. Ладони адски жгло. Безумно хотелось пить. Но хуже всего было то, что я почти ничего не видела, приходилось кидать наугад. А кромка асфальта, отделявшая меня от рычащей реки, постепенно осыпалась. Шансы стремительно таяли.
Еще раз, еще, еще, еще и еще. Мимо. Вытираем слезы и про-буем снова. Не вышло. Промазала. Не попала. Не… Стоп, ка-жется, попала! Не веря своему счастью, я осторожно потянула за шарф. Да, получилось, получилось! Наконец-то! Ликование за-топило горячей волной, но праздновать было рано – надо еще добраться до выступа. Учитывая то, что скала очень скользкая и гладкая, а я ни разу ни альпинист, легко не будет.
Опасения подтвердились. Ботинки скользили по мокрому кам-ню, упереться ногами не получалось. Шарф натягивался так сильно, что в любой момент мог вырвать с корнем небольшие деревца и обрушить мне на голову. Нужна точка опоры. Подсве-чивая себе сотовым, я тщательно ощупала скалу. Небольшие трещины, уходящие вглубь, вполне подходили для того, чтобы вставить в них мои ключи и создать таким образом небольшую платформу для ноги.
Пусть и не сразу, мне удалось соорудить несколько таких площадок, которые смогли выдержать мой вес и помочь подтя-нуться на руках. Собрав остатки надежды, цепляясь всем, чем можно, я поползла вверх, как ящерица, понимая, что на вторую попытку не будет ни времени, ни сил. Говорят, в экстренной си-туации люди способны переворачивать автомобили благодаря состоянию шока. Похоже, это был тот самый случай.

До выступа оставалось совсем ничего, когда мышцы левой ру-ки пронзила острая боль, и она почти перестала слушаться. Спазм? Только не это! Со свистом втянув сквозь стиснутые зу-бы воздух, я перенесла основной вес на правую и, несмотря на мучительные ощущения, потянулась к деревцу. Пальцы уже ка-сались мелких листиков, еще пара сантиметров буквально, и… Вот она, ветка!
Так крепко я, наверное, не сжимала никогда и ничего. Теперь понятно, что значит вцепиться мертвой хваткой! Никто не в со-стоянии отнять ее у меня!
Из порезанной шипами ладони текла кровь. Горячие капельки скользили по запястью и впитывались в рукав кофты. Но даже жгучая боль не могла заставить меня попрощаться с единствен-ным шансом на спасение. Как в кино, едва я дотянулась до вет-ки, маленький островок асфальта внизу рассыпался на малень-кие кусочки. Усилившийся страх дал мощного пинка – и вскоре моя рука сжимала ствол дерева-спасителя.
После всего пережитого забраться на выступ оказалось просто. Да, мокрый камень размером с оконный карниз, ноги скользят, держаться не за что, мышцы потянуты и спазмированы, звер-ский ветер того и гляди сдует к чертям. Какие мелочи!
Остается подняться на самый верх.
Итак, что мы имеем? Я прижалась к скале так плотно, как только смогла, посмотрела вверх и постаралась, несмотря на темноту, разглядеть, что там. Увиденное вселяло оптимизм. «Шапка» горы была покрыта растительностью. Кое-где даже росли какие-то куцые уродливые кустарники, но мне они пока-зались самыми красивыми на свете, потому что им предстояло завершить мое спасение.

Проявив чудеса акробатики, я отвязала шарф от деревца и по-вторила все то же самое с кустами. В этот раз получилось сразу. Шипя от боли, я достаточно легко добралась до цели – возмож-ность цепляться за густую траву оказалась весьма кстати. Боль-шинство кустиков выдирались с корнем за пару секунд, но этого времени было достаточно, чтобы переместиться чуть выше. В нос бил терпкий запах мокрой земли и нежный аромат скошен-ной травы.
Когда я поняла, что занимаюсь практически прополкой скалы, меня охватил смех. Скорее, даже «дикий ржач». Тело сотрясали настолько сильные безудержные конвульсии, что я начала опа-саться, что сейчас рухну в реку. Холодная вода меня уж точно сразу остудит.
Мысль о ледяных объятиях помогла успокоиться. Нервно под-хихикивая, я поползла дальше, сказав себе, что это была не ис-терика, а выход стрессовых эмоций. Вот только рановато они решили меня покинуть. Потому что когда до спасительного склона оставалось совсем чуть-чуть, кустарник, за который был перекинут шарф, с противным громким чмоканьем выдернулся из земли и полетел мне в лицо, растопырив корни. Окаменев от ужаса, я вцепилась в траву, прекрасно понимая, что она меня не спасет. Иронично, если вспомнить о моем вегетарианстве.
Правая рука первой вырвала куст из дерна. Зная, что это бес-полезно, я закричала во весь голос, что было сил, лихорадочно шаря впереди в надежде хоть за что-то уцепиться. Но левая рука повторила судьбу правой, и тело медленно заскользило вниз.
В голове вспыхнула одна-единственная мысль: «как быстро это будет?», но додумать ее я не успела. Кто-то крепко схватил меня чуть выше локтя и потянул вверх. Через мгновение я ока-залась наверху, на земле.

Сначала яркий свет ослепил меня. Потом в поле зрения попал силуэт человека, окруженный крохотными иголочками сияния, которое делало его похожим на ангела.
Так вот ты какой, Ангел-хранитель!
Потом все мысли исчезли, потому что я увидела его глаза – глаза человека, который изменит всю мою жизнь. Разрушит ее до основания.
И убьет меня.

Глава 7
Исчадие ада

Настал момент – ты пустила меня в свои глаза,
Теперь сам дьявол не в силах эти узы развязать!
Слот «Две капли»

Карие. Нет, ореховые. Тоже нет. Коньячные. Янтарные. Да что же это за оттенок, черт подери?! Свет фар мешает рассмотреть.
Я глядела на него, не моргая, замерев в ступоре. Почему-то именно это казалось сейчас самым важным в мире – выяснить, какого цвета глаза у мужчины, что спас мою жизнь.
Кстати, об этом.
– Спасибо. – удалось прошептать мне, потом в горло будто на-сыпали обжигающего песка, и начался дикий кашель.
– Пожалуйста. – спаситель взял меня на руки, отнес к черному джипу, боком посадил на переднее сиденье так, чтобы ноги ос-тались на земле, и дал бутылку с водой. – Пейте.
– Спасибо. – крышка уже была снята, и я большими глотками опустошила емкость, застонав от наслаждения. Нет ничего вкуснее холодной воды!
– Нужно промыть ваши раны.
Я послушно вытянула вперед руки и только сейчас осознала, что он говорит по-русски. Вскоре стало не до того – перекись зашипела на моих ладонях, а вслед за ней зашипела и я, от ди-кой боли.

– Уже все. – мужчина ободряюще улыбнулся, еще пару минут поколдовал, накладывая какой-то прохладный гель, потом умело забинтовал мои многострадальные руки. Стало намного легче, боль поутихла.
Сняв с моей спины рюкзачок, он положил его мне на колени и накинул на плечи свой пиджак. Я утонула в нем и аромате стро-гих мужских духов. Одним движением мужчина переместил мои ноги в машину и щелкнул ремнем безопасности. Хлопнули две-ри. И вот мы уже едем. Причем, очень быстро.
Куда? Если честно, без разницы. Я в тепле и покое. В салоне приятный запах – смесь древесного с цитрусом. В желудке булькает водичка. Рядом с моим спасителем спокойно и уютно, хотя и встретились мы в первый раз.
Только сейчас мне удалось его рассмотреть. Очень высокий шатен, далеко за тридцать, похож на итальянца, но красив не той яркой, броской смазливостью, сладкой до приторности, склон-ной к самолюбованию и показушности, а мужской настоящей красотой, сдержанной, элегантной, немного хищной из-за рез-ких черт лица, прямого носа, плотно сжатых губ и упрямого подбородка, но уверенной и властной. Волосы средней длины лежат так красиво, что хоть сейчас в рекламу шампуня. А глаза, цвет которых я так и не определила, косятся на меня, и в них прыгают чертики.
Смущаться сил уже не было, оставалось только улыбнуться.
– Возьмите. – мужчина вынул из бардачка упаковку влажных салфеток.
– Все так плохо? – попробовала пошутить я, взяв их.
Он промолчал, пряча улыбку.

Зеркало на откидном козырьке подтвердило опасения. Лицо было похоже на картину авангардиста: коричневые разводы от земли плавно перетекали в зеленые от травы, на лбу кровоточи-ли несколько глубоких царапин, под правым глазом угрожающе наливался багровым пятном многообещающий синяк, губы об-ветрены и искусаны в кровь. Глаза красные, опухшие, будто ры-дала неделю. Все это в обрамлении прически «швабра».
Удержаться от смеха мне не удалось. Красавица, слов нет! Продолжая смеяться, я потянула за липкий хлястик и вытащила одну влажную салфетку. В воздухе приятно запахло манго. Не-ожиданно! Мужчины обычно предпочитают более консерватив-ные отдушки.
На то, чтобы привести лицо в порядок, потребовалось не ме-нее половины упаковки. Сегодня меня можно назвать расхити-тельницей чужих салфеток. В принципе, сильно лучше не стало, синяки и царапины все равно никуда не делись, но, по крайней мере, теперь я хотя бы больше не напоминала шахтера в конце трудного рабочего дня.
Пригладив волосы по мере возможности, мне удалось переки-нуть их со спины на плечо и заново заплести косу. Со стороны она напоминала те косички, что плетут дочкам неумехи-папы, пока мамы болеют, но с забинтованными дрожащими руками на идеальный результат надеяться и не приходилось.
– Теперь можно познакомиться. Я Саяна.
– Го̀ран.
– Горан? Я думала, вы русский. Говорите вообще без акцента.
– Я хорват. Просто люблю изучать языки.

– Спасибо вам, Горан. Не знаю, что делала бы без вас. Спаси-бо.
– Пожалуйста. Как вы там оказались, Саяна, можно спросить?
– Это очень долгая история. Если кратко: бабы – дуры. И ду-мать об этом не могу. Давайте перейдем на ты, хорошо?
– Конечно. Как ты себя чувствуешь?
– Чувствую себя живой. Это главное. Все болит, но ничего, пройдет.
– Я отвезу тебя в больницу, но сначала мне нужно помочь се-стре, у нее проблемы. – мужчина стиснул зубы, на скулах захо-дили желваки.
– Конечно, но в больницу не надо, лучше домой. Там мой брат, у которого тоже будут проблемы, когда я до него доберусь.
Настойчивая трель телефона прервала наш диалог. Горан взял трубку. Разговор проходил на английском и на повышенных то-нах. Я старалась не вслушиваться, закрыть глаза и подремать в объятиях пиджака моего спасителя. Тело словно знало, что вскоре мне предстоят такие испытания, что недавнее карабканье по скале померкнет по сравнению с ними, и старалось восполь-зоваться драгоценными минутами передышки. Но так уж, види-мо, устроены женщины – слова сами лились в уши.
– Мы так не договаривались! – прорычал Горан в трубку столь яростно, что я вздрогнула. – Она не имеет права забирать Кат-рину!
Сочувствую тому, кто его так раздраконил.
– Она вдруг вспомнила о своем материнстве? Не смеши меня, мы оба знаем, о ком говорим! Что она хочет на самом деле? Что? Зачем ей Охотник?
Я поплотнее закрыла глаза. Это не мое дело.

– Да, передай, что я согласен. Пусть вернет Катрину в клинику сегодня же. Да, я отдам его. – мужчина закончил разговор, но сразу же набрал кого-то другого. Разговор был коротким. – Где вы? Точнее. Сбрось геометку. Остановитесь, скоро буду. – он дождался сообщения и надавил на газ.
Джип взревел, вздрогнул всем корпусом и послушно понесся в непроглядную ночь с такой скоростью, что тело вдавило в сиде-ние. Прямо старт с космодрома Байконур! Горан собирается ме-ня угробить после того, как спас? Как он вообще ведет машину в такую погоду за городом, когда свет фар освещает дорогу мак-симум на сотню метров? Шумахер хорватский!
– Не волнуйся, все будет хорошо. – успокаивающе произнес мужчина. Словно мысли мои прочитал. Хотя, наверное, и по ли-цу все видно.
– Надеюсь. – пробормотала я и тут же вскрикнула.
Из-за поворота вынырнула машина, в которую мы не влетели только благодаря молниеносной реакции моего спасителя и ка-чественным тормозам. Дальний свет ее фар резанул по глазам не хуже скальпеля.
– Идиоты! – процедил сквозь зубы Горан.
Да уж, стоять посреди дороги ночью в такую погоду далеко не самая гениальная идея.
– Саяна, прошу тебя, не выходи из машины. Ты поняла? – он внимательно посмотрел в мои глаза. – Что бы ни случилось, ос-тавайся в машине.
– Хорошо. – я кивнула, но где-то в районе солнечного сплете-ния тупо заныло, как совсем недавно, когда мне пришла в голо-ву идея пешком дойти до клиники в поисках Глеба. Но тогда хоть можно было выбирать. А какие варианты теперь? Никаких. Мы люди независимые, от нас ничего не зависит. Сидим и ждем.

Горан вышел из джипа и направился ко второй машине, Фор-ду. Я запоздало подумала о том, что надо было вернуть ему пиджак, ведь на улице дикий холод. Но его, очевидно, это не за-ботило. Мужчина быстрыми шагами шел к цели, не обращая внимания ни на ветер, ни на низкую температуру. Я невольно залюбовалась им. Подтяну¬тый, не перекаченный, скорее худо-щавый, длинноногий. На него хочется смотреть и смотреть. Хо-роший генофонд в Хорватии, надо как-нибудь съездить!
С заднего сидения Форда вылезли двое мужчин. Покопавшись, они вытащили наружу третьего, повисшего на их руках. На запя¬стьях у него были наручники. Вот только в бандитские разборки вляпаться мне и не хватало. Что делать? Звонить в полицию? Мой сотовый благополучно разрядился. Телефон Горана у него в кар¬мане. Остались еще какие-то проблемы, в которые я сего-дня не влипну?!
Избитого мужчину кинули в ноги моему спасителю, как кучу не¬нужного тряпья. Я уже начала сомневаться, жив ли этот чело-век, когда он зашевелился и попытался встать. Горан одним рывком легко поднял его, что-то сказал и отбросил к Форду. Упираясь спи¬ной в переднее колесо, несчастный упорно пытал-ся подняться. На¬конец ему удалось.
Я ожидала чего угодно, но только не этого.
Глеб!!!
Кровь заливала его лицо, но узнать брата оказалось несложно. Он же мой самый родной человек!
Отбросив пиджак, я с трудом отстегнула ремень безопасности и буквально вывалилась из джипа. Ноги меня не удержали, пришлось подниматься с колен. Словно сбылся кошмарный сон, когда споты¬каешься, встаешь, скользишь, все как будто в замед-ленной съемке, а надо быстрее, чтобы успеть, еще быстрее, а время замерло, и ты движешься сквозь густое желе, на пределе возможностей, понимая, что уже опоздала.

Моего появления явно не ожидали, поэтому я почти смогла добежать до брата. Оставалась пара шагов, он был уже совсем рядом! Но в последний момент сильные руки Горана обхватили меня за талию и прижали к себе.
– Отпусти! – я забарахталась, пытаясь освободиться, но вокруг словно сжался тугой железный обруч. – Немедленно отпусти! Это мой брат! Не смейте его трогать!
– Саяна! – Глеб рванулся ко мне, но мужчины из Форда удер-жали его, заставив встать на колени.
– Кто это тут у нас? – один из них ощупал меня глазами и при¬стально вгляделся в синяки на лице. – Какое наливное яблочко! Вкусное, наверное. Хоть и с помятыми бочками. Пришлось уму-ра¬зуму поучить, Горан? Русские бабенки горячие, сами на кулак ло¬жатся!
– Умоляю, она ни при чем! – брат вытянул вперед руки в на-руч¬никах. Мое сердце сжалось – как минимум, половина паль-цев у него была изогнута под неестественным углом. – Саяна ничего не знает. Отпусти ее, умоляю!
– Так это твоя сестренка? – говорливый мужик из Форда рас-сме¬ялся, хлопая себя по ляжкам. – Сестра за сестру, значит?
– Она ни при чем! – повторил Глеб.
– Катрина тоже ни в чем не виновата. – парировал Горан. Его го¬лос был ледяным. – Но тебя это не остановило.
– Я сожалею. Поверь, был бы шанс что-то изменить…

– Изменить ты уже ничего не сможешь.
– Ничего, сестренка твоя смазливая утешит Горана. На что-ни¬будь, глядишь, и сгодится.
Я дернулась, что было сил. Если дотянусь, перегрызу этому мужику глотку! Но стальное кольцо рук сжалось так сильно, что едва удавалось вдохнуть. Я буравила его глазами. Если бы взглядом можно было убить, этот гад давно рухнул бы замертво!
Говорливый внезапно замолчал и удивленно посмотрел на свой живот. По светлой рубашке стремительно расплывалось пятно. Лишь когда упал второй, до меня дошло. Но я даже не слышала выстрелов!
Горан развернулся, переместив меня за свою спину. Его руки крепко стиснули мои запястья. Защитник, черт возьми! Ты сам – главная угроза! Я попыталась вырваться, но поняла, что он ско-рее поломает кости, чем отпустит. Вскоре я перестала шеве-литься, даже забыла о том, что надо дышать и вся обратилась в зрение. Потому что из тьмы вышла и медленно направилась к нам… Гуля!
– Уходи! – крик Глеба вывел из шока. – Гуля, не надо! Беги!
Горан подхватил меня, быстро подошел к джипу, засунул внутрь, заблокировал двери и пошел ей навстречу.
Как два опасных зверя, они медленно приблизились друг к другу. Мужчина атаковал первым. Молниеносный выпад, как бросок кобры. Но женщина была к этому готова и успела ус-кользнуть. Его руки встретили на пути воздух. А она уже нахо-дилась за его спиной. Но он словно этого и ждал. Вероятно, весьма ощутимый, хлесткий удар в корпус сбил Гулю с ног.

Я ахнула. Есть ли у нее вообще шансы? Горан вытащил меня со скалы легко, как котенка, одной рукой, не напрягаясь. Когда прижимал к себе, мог легко сломать позвоночник и не заметить. И то, уверена, в тот момент хорват контролировал свою силу. А сейчас?
Гуля держалась, хотя чувствовалось, что она слабеет с каждой секундой. А он, наоборот, убыстрялся. Их «танец» ускорялся, и женщина явно не выдерживала такого ритма. Пара обманных выпадов и вот уже Горан держит ее за шею.
Я думала, что поединок закончен, но вмешался Глеб. Мне не удалось увидеть, как он подобрался к ним, да еще и незаметно. Накинув руки с наручниками в удушающем захвате на шею хорвата, брат оторвал его от хрипящей Гули, которая, едва осво-бодившись, откуда-то вытащила нож и с силой воткнула его в грудь Горана. Мужчина рухнул на землю. Гуля упала в объятия Глеба, который сам не удержался на ногах – видимо, последние крохи сил ушли у него на этот рывок.
Движение у Форда заставило отвести от них взгляд. Говорли-вый мужчина и его напарник вставали на ноги, как ни в чем не бывало! Как это возможно? Я же сама видела, как Гуля в них попала! Ну не зомби же они!
Мне это снится. Сейчас проснусь, полежу немного, потом пойду собираться на работу. Я просто сплю. Щипок негнущи-мися пальцами за шею. Больно. Если все это не сон, то что то-гда?!
Черт, «зомби» идут к ним, а Глеб с Гулей их не видят!
Я заметалась по салону и не нашла ничего лучше, чем засиг-налить им клаксоном. Моя рука била по рулю изо всех сил, пока мышцы не отказались повиноваться, а бинт на ладонях не окра-сился кровью. Главное, они заметили.

Брат что-то кричал в лицо Гуле, пытающейся его поднять, по-том с силой оторвал ее от себя и оттолкнул. Женщина отошла на пару шагов и замерла. Мотая головой, она что-то говорила ему, потом резко замолчала. Проследив за ее взглядом, я поняла при-чину. На нее медленно шел Горан. Ножа в его груди уже не бы-ло.
Сегодня ночь живых мертвецов?!
Гуля выхватила пистолет. Уверена, что она стреляла не менее пяти раз. Но он продолжал идти к ней, словно патроны были хо-лостые. Женщина уронила оружие и начала пятиться. Глеб под-полз, схватил Горана за ногу, но тот, не глядя, сбросил его руку.
За спиной Гули был обрыв. Она уже стояла на самом краю.
Не знаю, на что я рассчитывала, когда вновь начала безумно сигналить. Мыслей в голове на этот счет не было. Просто била по клаксону, не замечая, что он уже скользкий от крови.
Горан посмотрел в мою сторону и остановился. До него было далеко, но почему-то казалось, что мы глядим друг другу в гла-за.
– Умоляю тебя, – сквозь слезы удалось прошептать мне. – По-щади! – это мгновение длилось вечность. Глаза неимоверно бо-лели, словно в них насыпали соли, но я боялась даже моргнуть.
– Пощади, пощади, пощади… – слова срывались с губ, как за-клинание, как молитва, как последняя просьба.
У меня не было никакого права просить его. Особенно после того, что Глеб и Гуля сделали с ним. Но я умоляла. Не знаю, кто прав, а кто виноват. У каждого своя правда. Но сейчас это не имело ровным счетом никакого значения. Важным было лишь то, будет жить молодая женщина, стоящая в шаге от пропасти, или он толкнет ее в объятия смерти.
Горан сделал шаг назад.

Я протяжно выдохнула.
– Спасибо!
И в этот момент Гуля тоже шагнула назад. Мгновение – и ее тело скользнуло во тьму. Зачем?!.
Горан подошел к джипу и открыл дверь с моей стороны.
– Не плачь. Она сделала выбор.
Я коснулась своих щек. Да, он прав, по лицу текут слезы. Только сейчас заметила.
– Что теперь будет? – тихо спросила я, не глядя на него.
Молчит. Не хочет говорить или еще не решил? Какая, впро-чем, разница?
– Вы убьете нас, так?
– Нет. Саяна, я… – Горан помолчал. – Я должен отдать твоего брата, чтобы мне вернули сестру, которую он пытался убить.
– Отдай меня вместе с ним.
– Нет.
– Он мой брат! Я хочу быть с ним, что бы там ни было.
– Ты не понимаешь.
– О, в этом ты прав! Я ни черта не понимаю! Сегодняшний день – это не моя жизнь! Я прилетела к Глебу, потому что вы-дохлась. Он – все, что у меня есть! Больше никого на всем белом свете! Так что это ты не понимаешь!

– Если кто-то и может тебя понять, то это как раз я.
– Тогда не отдавай его, пожалуйста! – мне удалось поднять на него глаза. Из-за слез все двоилось и прыгало. – Умоляю тебя, Горан!
– Я должен. Ради сестры. Ты сделала бы то же самое ради бра-та.
Так и есть. Сделала бы.
Мы молчали. Противное ощущение, когда воздух словно сгу-щается, время пробегает мимо, секунды утекают сквозь пальцы, а до того момента, когда все изменится безвозвратно, остается совсем ничего.
– Твои руки нужно перебинтовать. – тихо сказал Горан.
Время истекло.
– Можно с ним попрощаться? – я изо всех сил старалась ос-таться спокойной, но легкие словно распирало изнутри. – Пожа-луйста. – из груди вырвался всхлип, и пришлось затаить дыха-ние, чтобы не впасть в истерику.
– Да.
– Спасибо. – я проглотила горький комок, вышла из машины и сразу упала. Он попытался поднять меня. – Не надо. – дрожащие ноги едва держали тело, которое трясло из-за нервного перена-пряжения. – Дойду сама.
Глеб поднял голову, когда я подошла. Выражение этих глаз мне не забыть никогда. Сжать бы его в объятиях и никому не отдавать! Крепко-накрепко зажмуриться и усилием воли пере-меститься в детство, в наш маленький деревянный дом, сесть у печки, накрыться одной дедовой фуфайкой на двоих и смотреть на огонь. Наш крошечный мир, безопасный, уютный, только наш!
Я упала перед Глебом на колени и осторожно обняла. Он пах кровью. Волосы были покрыты засохшей коркой. Брат уткнулся лбом в мое плечо.
– Сайчонок, прости меня.
– Все хорошо, родной.

– Я погубил нас обоих. Умоляю тебя, прости меня!
– Я прощаю, прощаю, прощаю. Все хорошо.
– Из-за меня умерла Гуля.
– Не из-за тебя.
– Из-за меня! Это только моя вина, моя гордыня!
– Нет, успокойся, это не так.
– Она носила мое дитя, Сайчонок. Я убил их обоих.
Неимоверным усилием воли мне удалось сдержать стон.
– Глеб, ты веришь в Бога. Значит, на то была его воля. Так ведь?
– Его воля… – повторил брат. Потом поднял голову и горячо зашептал, – Саяна, беги от него, как только сможешь, беги! Слышишь меня? Слышишь? – он схватил меня за плечи и начал трясти, повторяя одно и то же. – Беги! Он – исчадие ада! Слы-шишь? Беги!
Еще одна машина подъехала к нам, и мое сердце оборвалось.
– Глеб, они уже идут. Я люблю тебя, родной! Вот возьми, – не знаю даже, зачем, я сунула в его карман стеклянный голубой глаз, который дал Музафер. Нет, знаю. Пусть с ним будет хотя бы моя частичка, когда… – я едва успела поцеловать брата в щеку, как чьи-то руки бесцеремонно оторвали его от меня и по-волокли к подъехавшей машине. – Глеб! Отпустите его! – я вскочила на ноги. – Не трогайте! – все закружилось.
Последнее, что удалось запомнить – ощущение, что меня бе-режно подхватывают сильные руки.
– Будьте вы прокляты! – прошептала я.
И, прежде чем провалиться в темноту, услышала ответ:
– Уже.













Часть 2
Глаз бури

Глава 1
Добро пожаловать в тюрьму!

Говорят, есть несколько секунд утром после пробуждения, ко-гда не помнишь всего плохого, что случилось вчера. Что ж, лю-дям, у которых это так, повезло. У меня подобных благословен-ных секунд не было. Мой «процессор» загрузился мгновенно. Глаза открылись и воспоминания сразу вернулись. Я свернулась в запятую от нахлынувшей одновременно душевной и физиче-ской боли, проклиная все на свете. Вдох-выдох, вдох-выдох. Че-рез не могу. Есть такое слово – надо. Это любит повторять Глеб.

Глеб. О нем мне сейчас думать нельзя! Ни в коем случае! Ина-че сойду с ума. Он жив, я чувствую. Это главное. Нужно на чем-то сосредоточиться. Несмотря на то, что даже думать больно. При каждом вдохе сильная тупая боль взрывается жгучим фей-ерверком. Я одно сплошное нервное окончание. Вот что бывает, когда не занимаешься спортом, а потом заставляешь мышцы ра-ботать сверх их возможностей. Но это пройдет. Надо дышать и отвлечься.
Хотя бы попытаться понять, где находишься. После обморока почти нет воспоминаний, одни отрывочные смазанные картин-ки. Машина, встревоженное лицо Горана, пулевые отверстия на его рубашке – как так? Пассажирское переднее сидение опуще-но, чтобы мне можно было лечь. Его надсадный кашель, кровь на губах, посеревшее лицо.
Я на его руках, он хрипло дышит, вносит в какой-то большой дом, несет наверх по лестнице, кладет на кровать. Надо мной склоняется смешное лицо – круглое, просто идеальный круг, маленькие глаза прячутся в складках, нос-пуговка, а под ним роскошные усы с кокетливо закрученными вверх кончиками. Эркюль Пуаро, да и только.
Мне удается внимательно рассмотреть этого колоритного пер-сонажа, сегодня много было таких, зацепиться за эту картинку, чтобы не думать о Глебе. Потом ничего. Хотя нет, из глубин па-мяти всплывает еще одно воспоминание – Горан сидит у посте-ли и держит меня за руку. Его ладонь горячая и сильная. Он все такой же встревоженный, лицо серое, а дыхание хриплое. Но мужчина улыбается. На моих губах вкус крови, но я чувствую, как становится легче, болезненное состояние медленно уплыва-ет, словно отступая на задний план, и на смену ему приходит спасительный сон. Теперь точно все.

Итак, куда же Горан меня принес? Глаза не хотят открываться вновь, но им придется. Похоже, они опухли по максимуму. Во-круг сумрак. Ночь? Первое, что попадает в поле зрения – мои руки, прижатые к груди. Ладони забинтованы каким-то голубым бинтом. Разглядывая их, замечаю странность. Я и так нечасто делаю маникюр, обычно просто коротко стригу ногти. А вчера руки вообще были как у колхозника-трудоголика – грязные и исцарапанные. Сейчас же пальчики чистые, розовые, как после бани.
Мне удалось, морщась и ругаясь, дотянуться до головы. В во-лосах нет земли, песка и травы, они шелковистые на ощупь. Весь мусор из них явно вычесан.
Следующее «открытие» – ночная рубашка на моем теле. Ка-жется, шелковая, белая или кремовая, не разберешь, с кружева-ми, чтоб их. Догадка пронзила мозг, и я резко легла на спину и задрала подол. Белья нет! То есть меня раздели, вымыли, одели. Кто?
Надо успокоиться. Как же все болит! И безумно хочется в туа-лет, мочевой пузырь размером с арбуз. Или собрать волю в ку-лак и идти искать туалет, или описаться тут.
Издаваемые мной звуки идеально подошли бы для озвучки «взрослого кино». Но, как бы то ни было, медленно, по стеноч-кам, жалея себя, я поползла на поиски. Вот, кстати, дверь. Ка-жется, входная. Заперта. Кто-то всерьез опасался, что я в таком состоянии сбежать смогу? Да тут туалет найти – непосильная задача. Хотя, вот, кажется, ванная комната.
Поблагодарив провидение за то, что свет в ней включается с регулированием яркости, я повернула тумблер на пару делений и в полутьме взгромоздилась на фаянсового друга. Никогда еще не справляла естественные надобности со стоном наслаждения покруче, чем в вышеупомянутых фильмах.
Вставать совершенно не хотелось, но любопытство помогло. Да и посмотреть было на что. Розовая джакузи размером с дву-спальную кровать, душевая кабинка, похожая на космический корабль, несколько опять же розовых раковин в форме цветка, диванчик в тех же тонах, множество халатов и пушистых поло-тенец, не говоря уже о несметном количестве баночек, флакон-чиков и пузырьков люксовых марок. Самое то для подросшей Барби.
Зеркало в человеческий рост услужливо показало, на кого я сейчас похожа, пришлось отойти подальше и запомнить, что со всеми поверхностями, способными создавать отражение, мы по-ка не дружим.

Плевать на внешность. Важнее понять, где я, черт подери? Не больница, не отель. Горан привез меня к себе домой? Зачем?
Поразмышлять об этом не удалось – резко нахлынула уста-лость, все закачалось и поплыло, с трудом удалось дойти обрат-но до кровати. Свернуться калачиком, натянуть хрустящее от чистоты одеяло до носа и вновь провалиться в сон – единствен-ное, что сейчас нужно.

Второе пробуждение прошло более гладко. Глаза открылись легко. В комнате было светло. Боль в мышцах значительно уменьшилась. Подозреваю, что это благодаря капельнице – ря-дом с кроватью стояла железная тренога с пустым прозрачным пакетом, а на сгибе локтя был наклеен пластырь. Интересно, кто ее ставил? А вот и то, что вчера я не заметила – бежевый столик на гнутых ножках с фруктами и графином воды. Весьма кстати.
Я осторожно села. Мышцы заворчали, но по сравнению с не-давней болью это являлось скорее небольшим неудобством. Ру-ки дрожали, но мне удалось налить воду в стакан. Я осушила его с таким же удовольствием, как ту бутылку, что получила от Го-рана после спасения. Голова закружилась, но должной заботы не получила, потому что моим вниманием завладели тяжелые шо-коладные гардины – прямо напротив кровати.
Окно!
Я ожидала увидеть за шторами все, что угодно – горы, пляж, лес, марсианский пейзаж, но к такому оказалась не готова. Ре-шетка. Кованая, ажурная, тонкая. Ре-шет-ка. За ней большой красивый ухоженный сад, ни капли меня не интересующий.
Если это дом Горана, объясните кто-нибудь, кем может быть человек, у которого есть комната, полная женской одежды раз-ных размеров и косметики на третьем – на минуточку – этаже с решеткой на окне?
Что же это получается?
Добро пожаловать в тюрьму?

Глава 2
Заноза

Не знаю, что было в капельнице, но я опять проспала весь день. Несмотря даже на не очень веселые открытия последнего времени. Проснулась от того, что кто-то прикасался к моему ли-цу. Было приятно. В глазах двоилось, картинка плыла. Рядом сидел человек. Кажется, женщина. Короткие темные волосы.
– Гуля? – спросонок предположила я.
– Почти угадала, дочка. Нюргюль. Хочешь, зови Гулей.
По-русски она говорила с явно выраженным акцентом. Похо-же, в Турции русский язык знают все.
– Кто вы? – хотелось приподняться, но тело, наполненное при-ятной истомой, отказалось.
– Медсестра, ухаживаю за тобой. – теплые мягкие руки вновь заскользили по моему лицу.
– Вот увидишь, после этого крема еще красивее станешь, доч-ка! Ни следа не останется! Уже и отек сошел, и ссадины зажили, и синячка почти не видно.
– Где я?
– В доме господина Горана.
Спрашивать, почему дверь закрыта, полагаю, бесполезно.
– Почему все плывет?
– Это обезболивающее. Не тревожься, дочка, быстро пройдет. Сейчас на ручки твои новую повязку наложу, и пройдет. Не тошнит тебя?
– Нет. Спасибо, Нюргюль.
– Пожалуйста, моя хорошая. – женщина быстро перебинтовала ладони и положила руки мне на грудь. – Почти зажило все. Вот господин доктор сегодня придет, порадуется. Вчера дважды приходил, ты спала. Перепугала ведь ты нас, дочка!
– Чем?

– Господин Горан принес тебя без сознания, шок тяжелый был. Боялись очень за тебя. Господин Горан всю ночь около те-бя провел, глаз не сомкнул. Все к дыханию твоему прислуши-вался. Белее простыни сидел. Даже господину доктору уезжать запретил, он здесь ночевал.
Вот это новости!
– Покушать тебе надо, дочка. Сейчас принесу.
Нюргюль была права. Когда она вернулась с подносом, ко мне уже вернулась четкость зрения. Аппетит же возвращаться не спешил. Под уговоры женщины я запихнула в себя пару ложек овсянки и отодвинула тарелку.
– Ты несколько дней не ела. – Нюргюль укоризненно покачала головой. – Что господину Горану скажу?
– Давай сама скажу. – коварно предложила я, невинно улыба-ясь. – Пусть приходит.
– Передам, передам. Отдыхай. Кнопка вот у кровати – нажми, если что нужно, приду. Если переодеться – подбери в шкафу. Все чистое, новое. – она забрала поднос и ушла.
Да уж, передай ему. Жду не дождусь. Соскучилась, сил нет!

Ожидая, когда «господин Горан» навестит свою заключенную, я переворошила шкаф в надежде найти джинсы и футболку. Как бы ни так. Платья, платья, платья. Блузка! Юбки. Секси-брючки. Комбинезоны. Нет уж, не дождетесь!
Тщательно оглядевшись – нет ли видеокамер, я достала из па-кета черные трусики с кружавчиками, оторвала бирки, быстро натянула их, вскользь заметив, что колени – сплошной желто-зеленый синяк, и надела шелковый черный халат, расшитый се-ребряными нитями. Очень красивый, кстати.
От нечего делать рассмотрела комнату. Большая. Десяток све-тильников в нишах на светло-коричневых стенах деликатно ос-вещал ее, делая похожей на женский будуар. В центре огромная кровать с резной спинкой и персиковым бельем. Спасибо, хоть без балдахина. Шкафчики, пуфы, туалетный столик – все в бе-жевых тонах, с круглыми бочками и изысканной отделкой. Шо-коладный пушистый ковер на полу во всю комнату. Удивитель-но мягкий, приятно босиком ходить. На стене огромная плазма.
Как-то все слишком… бездушно, что ли. Без индивидуально-сти. Безликая комната, мертвая, без души. Нет маленьких штри-хов, милых сердцу – фото, картин, фигурок, цветов, книг, жур-налов, памятных сувениров, любимой чашки, наконец, со смеш-ным рисунком и поцарапанным бочком.
Деликатный стук в дверь вывел меня из размышлений. Серь-езно? Стучит в дверь, которую сам же запер? Да это же то же самое, что пытаться сделать прическу человеку, с которого только что собственноручно снял скальп!

Я хмыкнула. Забавная метафора. Кровожадная, но точная.
– Войдите. – нарочито громко разрешила я.
Тонкий писк кодового замка и дверь открылась.
– Здравствуй, Саяна. Как ты?
Спокойствие. Где его взять?
– Здравствуйте, господин Горан. А вы как думаете? Я под зам-ком в чужом доме с решеткой на окнах. Ношу чужую одежду. На мне даже трусы чужие, показать?! Стараюсь изо всех сил не думать, что сделали с моим братом. Понятия не имею, что будет со мной. Вообще не понимаю, что произошло у вас с Глебом. И совершенно не знаю, что делать. Такой ответ подойдет?
Мужчина протяжно выдохнул. Он плохо выглядел. Как и в моих отрывочных воспоминаниях, лицо было серое и уставшее, с коричневыми кругами под запавшими глазами. Мне стало жаль его, несмотря на всю злость. Может, потому что он был одет в черную рубашку и черные же джинсы, чем напомнил Глеба.
– Я пленница, Горан?
– Нет.
– Нет? То есть могу уйти в любой момент?
– Нет.
– Ты издеваешься?! – все внутри меня закипело.
– Саяна, сейчас ты должна быть здесь, только так я могу обес-печить твою безопасность.
– Тебя никто об этом не просил. Мне не нужна твоя защита!

– Ты не знаешь…
– Да потому и не знаю, что ты ничего не объясняешь! Что во-обще произошло? Почему мой брат причинил вред твоей сест-ре? Кому ты отдал его? Кто эти люди? Что с ним?
– Я не могу дать тебе ответы на все вопросы.
– То есть запереть в своем, как я понимаю, доме, ты можешь, а аргументировать, почему, не в состоянии?
– Для твоей безопасности. – устало повторил мужчина.
– Что с Глебом? Отвечай, у меня есть право знать! Ну что ты молчишь, говори же! – сорвавшись, я с силой ударила его в грудь кулаком. – Что с Глебом? Он жив? Жив? Говори же!
Горан отшатнулся, прижал руки к груди и скривился. Ему явно было очень больно.
– Извини, – покаянно прошептала я, сделав шаг к нему.
– Все нормально, – выдохнул он и выставил вперед ладонь, не давая приблизиться. Пальцы были испачканы кровью.
Я ахнула. Значит, Гуля действительно ранила его, мне не при-виделось. А я ударила прямо в ранение!
– Ты с ума сошел? Тебе надо в больницу!
– Нет. Рану уже обработали, заживет. – лицо Горана стало еще белее.
Прижимая руку к груди, он тяжело дышал. Половина рубашки пропиталась кровью. В воздухе повис густой тошнотворный за-пах железа.
– Ты совсем псих?! Надо вызвать скорую! У тебя же кровоте-чение!
– Саяна, пожалуйста, нет.
– Сядь хотя бы. Давай помогу.

– Не подходи ко мне. – хрипло прошептал мужчина. – Не под-ходи. Это опасно. – сделав шаг назад, он оперся на стену, но ру-ка поехала вниз, оставляя красную полосу.
– Не говори ерунду! – я едва успела подхватить его.
Зарычав, как раненый хищник, мужчина попытался оттолк-нуть мою руку, но сил у него не хватило.
– Не рычи на меня! – рявкнула я, поднырнув под него. – Дер-жись, хватит дурить!
Какой тяжелый! Каким-то чудом мне удалось посадить его на кровать. Пока пальцы расстегивали пуговицы рубашки, голубой бинт на ладонях стал багровым. Все еще хуже, чем казалось. Прямоугольная плотная повязка на ране раздулась и сочилась кровью.
– Не надо, – прошептал он. – Оставь.
– Дай посмотрю, я медик по образованию, мать Тереза по при-званию. – мне удалось нервно съюморить. – Аптечка есть?
– Где-то там. – мужчина попытался указать на шкаф, но скри-вился от боли.
Я выдвигала полки одну за другой. Кажется, попадался боль-шой белый кейс с красным крестом, когда искала белье. Да, вот он. Тугие защелки забинтованными руками открывать – то еще издевательство.
– Скотство! – прошипела я и стащила повязки.
Другое дело. Щелк, щелк. Как орехи колоть. Так, что мы име-ем? Ого, да здесь только рентгена нет! Все остальное в наличии – от пластыря до дефибриллятора. Мини-госпиталь прямо! Тя-желенный, зараза! Я еле дотащила «аптечку» до кровати и по-ставила ее рядом с Гораном.
– Как ты?
– Пока жив. – он попытался усмехнуться. – Зачем ты сняла бинты?
– И это говорит мужчина, который отказывается ехать в боль-ницу? Не смеши!
Я едва дотронулась до повязки на его груди, и она отвалилась с противным хлюпаньем. Выглядит скверно. Да, рану обработа-ли, зашили, но ткани вокруг воспалились, а некоторые швы по-просту разошлись. Из-за моего удара.

– Прости, пожалуйста, это из-за меня.
– Ты кинжал в мою грудь не втыкала.
– Горан, ты из принципа противоречишь всему, что я говорю и делаю?
– Саяна… – ему почти удалось засмеяться. – Не сейчас, прошу тебя.
– Хорошо. – я положила руки на его плечи и внимательнее рассмотрела рану.
Что-то странное торчит из нее, какой–то острый обломок. Стоило осторожно к нему прикоснуться, как Горан застонал.
– Потерпи, пожалуйста. Я пытаюсь понять… Дай догадаюсь, снимок ты не делал, так?
– Нет.
– А зря. Нельзя было просто так зашивать. У тебя в груди ос-колок кости. Наверное, от ребра. От моего удара он сдвинулся.
– Сможешь достать?
– Он уходит глубоко в грудину. Может проткнуть сердце, по-вредить артерию.
– Поверь, если бы эта кость вошла в сердце, мы бы заметили.
– О чем ты?
– Неважно. Достань его, Саяна, пожалуйста.
– Горан, я едва не убила тебя. Ты хочешь, чтобы я завершила начатое? Это же не заноза какая-нибудь!
– Я живучий, не переживай. Меня весьма нелегко убить.
– Представляешь, как это больно?
– Саяна, или ты это сделаешь, или придется самому.
Я выругалась себе под нос. Да уж, он на это способен.
– Уверен?

– Да.
Я надела перчатки, продезинфицировала все, что смогла, на-шла в кейсе щипцы и осторожно подцепила осколок. Он подда-вался с трудом. Лоб Горана покрылся испариной. Мужчина за-рычал, положив голову на мое плечо. Его горячее дыхание об-жигало шею, по телу разбегались мурашки. Кость казалась бес-конечной. Когда кончик вышел из раны, длина была не менее ладони. Вряд ли это от ребра. Но тогда откуда?
– Вынула.
– Спасибо, Саяна.
– Возьмешь на память? – я вытерла кровь с его груди.
– Не сентиментален. – мужчина улыбнулся. – Оставь трофей себе.
Мне показалось, что выглядит он уже значительно лучше. Ко-нечно, так не бывает, ему еще долго восстанавливаться. Удалось бы только избежать осложнений. Надо бы пару швов наложить. Там, где они разошлись. Хотя… Я всмотрелась в рану. Края будто подтянулись, красноты вокруг не так много, как казалось. Чертовщина какая-то.
– Наложишь повязку? Или будешь любоваться? – в глазах Го-рана опять плясали чертенята.
Цвет лица ровный, дыхание спокойное. Минуту назад он уми-рал у меня на руках, а сейчас уже подкалывает.
– Быстро тебе полегчало.
– Говорю же, я живучий.
– А если бы этот кусок кости тебе в сердце попал? Что было бы?
– Даже не представляешь. – он с улыбкой покачал головой. – Саяна, меня многие пытались убить, но только тебе почти уда-лось.
– Очень смешно.

– Даже не представляешь, насколько. Такие у тебя гены.
– В каком смысле?
– В прямом. Опасное ты создание!
– Может, тебя еще раз стукнуть?
– Прости, у меня дурное чувство юмора.
– Как и ты сам.
– Согласен.
– Антибиотиков курс пропей хотя бы недельку, хорошо? – я быстро наложила новую повязку и сняла перчатки.
Ладони вспотели и начали чесаться. Ранки щипало от пота.
– Теперь моя очередь тебя лечить. – мужчина осторожно взял мои руки в свои. – Раз уж мы играем в докторов сегодня.
– Я бы лучше в вопрос-ответ поиграла.
– В эту игру мне не выиграть. Но когда у меня будут ответы, ты первая их узнаешь. – он вгляделся в мои ладони, как хиро-мант. – Говорят, если изменить линии, изменится и судьба.
– Тебе ручку не позолотить?
Горан расхохотался, запрокинув голову.
– Откуда ты такая взялась?
– Из тех же ворот, что и весь народ. – пробормотала я. – От-веть хотя бы на один вопрос.
– Хорошо. – он ощутимо напрягся.
– Зачем тебе комната с решеткой на окне, полная женской одежды, косметики и прочей ерунды? Ты же не маньяк, зако-павший труп жены в саду?

В этот раз Горан смеялся так долго, что я уже начала опасать-ся, что швы разойдутся.
– Саяна, – вытерев выступившие от хохота слезы, он посмот-рел мне в глаза. – Это вообще не мой дом. Я его только что ку-пил. Все, что внутри, закупали мои люди. Твои вкусы они не угадали, очевидно. Извини, у них было мало информации и вре-мени.
– Ясно. – я смотрела, как он колдует над моими руками в точ-ности, как в ту ночь, когда забрали Глеба, и чувствовала, как но-ет сердце, словно у меня в груди такая же «заноза», как была у Горана.
И только в его власти ее вытащить и исцелить мою боль.

Глава 3
Глаз бури

Горан ушел. Я долго сидела на кровати, глядя на окровавлен-ный осколок кости. Моя злость на таинственного хорвата стих-ла. Ничего не добавилось в понимании того, что происходит, но пришло четкое осознание – во мне нет страха перед ним. И, главное, в глубине души, даже не желая признаваться себе са-мой, я доверяю этому мужчине.
Но это не отменяет жгучих в своей неразрешимости вопросов, что крутятся в моем разуме, и кусают, кусают, кусают – как ого-лодавшая мошкара. Где Глеб? Кому Горан его отдал? Что с ним сделают? Увижу я его когда-нибудь? Могу ли чем-то помочь? Какая судьба ждет меня саму? Что мне делать? Ждать или пред-принимать какие-то пока неведомые действия? Почему все так?
Писк двери развеял туман мучительных раздумий. Руки сами собой укутали окровавленную костяную занозу из груди хорвата в медицинские салфетки и накинули сверху легкое покрывало. Это было сделано на инстинктах, без участия разума. Почему, зачем? Какую тайну Горана я пыталась сохранить, защитить от посторонних глаз? Без понятия.
В приоткрывшуюся дверь бочком, опасливо поглядывая на меня, протиснулся мужчина. Осторожный маневр он проделал с грацией гориллы, что пытается влезть в смокинг – живот боль-ше, чем у Паваротти в самые «круглые» годы, норовил застрять и оставить своего хозяина сучить конечностями, как жук, по-павший в ловушку между стеной и плинтусом.

А ведь это тот самый Эркюль Пуаро! Помню его смешное ли-цо – круглое, просто идеальный круг, маленькие карие глазки прячутся в складках, нос-пуговка, а под ним роскошные усы с кокетливо закрученными вверх кончиками. Мужчина склонился надо мной, когда Горан внес меня в дом и положил на кровать в этой комнате. Наверное, это и есть доктор, о котором упоминала Нюргюль.
– Здравствуйте, госпожа Саяна, – произнес гость неожиданно высоким для такого массивного существа голосом.
– Здравствуйте.
Его дрожащие руки поспешно закрыли дверь. Я усмехнулась, поняв причину суетливых телодвижений. Боится, что пациентка сбежит. Что ж, спасибо за поданную идею, учту на будущее как вариант.
– Здравствуйте. – мужчина вернул на место галстук, скособо-ченный во время маневров с дверью, и одернул пиджак. – Я док-тор. – словно в подтверждение своих слов прижав к животу чер-ный саквояж – как у врачей в средние века, он замер, глядя на меня.
– Рада за вас. – облегчать ему задачу я не собиралась.
– Эм-м… – Пуаро вновь засуетился.
Сначала сделал пару шагов к кровати, потом посмотрел на столик и направился к нему, по пути вновь передумал и, все же поставив сумку на край кровати, щелкнул замочком.
– Не возражаете? – запоздало попросил разрешения забавный субъект, замерев над раскрытым саквояжем, который теперь на-поминал распахнутую пасть голодного чудища.
– Возражаю. – я не смогла отказать себе в удовольствии не-много потроллить его.
Что ж, он отлично знает, что меня здесь держат незаконно и без согласия – кодовый замок на двери весьма красноречиво об этом свидетельствует, так что имею полное право.
– Простите. – мужчина сконфуженно покраснел и сгреб сумку в охапку.
Он вновь хаотично перемещался по комнате с прижатым к груди раскрытым саквояжем, как бильярдный шар по зеленому сукну стола, получив знатный пинок от беспощадного кия, пока не поставил сумку на подоконник.

– Туда тоже нельзя. – с трудом сдерживая смех, уточнила я, но его несчастное лицо вынудило прекратить издевательства, – простите. Можно, это просто шутка.
– А, ясно. – растерянно пробормотал Пуаро.
Чтобы скрыть замешательство, мужчина вновь запустил руки по локоть в саквояж. Вооружившись тонометром – надо же, с «грушей» для нагнетания воздуха, и фонендоскопом, он явно стал выглядеть более уверенным в себе. Наверное, сработала привычка – ведь пациент почти всегда находится в подчиненном положении относительно врача, который является хозяином си-туации. Осторожно закрепив манжетку на моей руке, он ловко надул ее, работая кулаком, и повернул клапан, позволив воздуху с шипением выйти.
– Так. – маленькие глазки вгляделись в циферблат тонометра. – Давление в норме. – сунув в уши кончики фонендоскопа, Пуа-ро погрел кругляш с мембраной о ладонь и лишь потом прило-жил к моей груди. – Сердцебиение хорошее. Позволите? – его пальцы оттянули вниз мои нижние веки. – Отройте, рот, пожа-луйста. – прямоугольник смотровой одноразовой «ложки» на-жал на корень языка. – Вы в полном порядке. Есть какие-либо жалобы? – уже вполне деловито осведомился мужчина напосле-док, убирая инструменты в саквояж.
А вот успокоился ты рано, доктор!
– Жалобы есть. – я широко улыбнулась. – Самая главная – на незаконное лишение свободы. Учитывая тот факт, что у меня гражданство другой страны, инцидент носит международный характер. Вы со мной согласны?
Спасибо просмотренным тягучими зимними вечерами беско-нечным сериалам – нахваталась юридической терминологии!
– Госпожа Саяна, простите, это не моя компетенция. – забор-мотал врач, отступая. – Не знаю, что…
– Вы соучастник преступления! – перебила я. – Даже интерес-но, где вас будут судить? В Турции или России? Надеюсь на по-следнее. Русские тюрьмы вам точно не понравятся!
– Мне приказал господин Горан! – едва не плача взмолился эскулап. – Выбора не было!
Ах, так?! Хорошо, зайдем с другого конца.
– Знаете, а ведь я могу сделать так, что господин Горан будет вами очень, очень недоволен!
– Госпожа Саяна, простите, но…

– Что сделает ваш хозяин, когда услышит, что вы нагло пыта-лись лапать его пленницу? – нет, надо усугубить. – Даже хуже – залезли рукой в ее трусики!
– Пощадите! – из пуговок глаз, полных ужаса, по круглому лицу потекли слезы. – Не надо! – мужчина сложил на груди дрожащие руки. – Он же убьет меня!
На секунду я устыдилась своих манипуляций. Черт, уже самой на себя противно. Но потом вспомнила окно с решетками и упавшее в пятки сердце. Что ж, если за свободу предстоит бо-роться, придется справиться с брезгливостью и признать, что тут все средства хороши. Лишь бы только выбраться из этой клетки!
Я немного помолчала, чтобы дать Пуаро время утонуть в ужа-се и дойти до нужной кондиции. Глазки бегают, нос хлюпает, мокрые от слез щеки дергаются, один кокетливо закрученный вверх кончик роскошных усов намок и сполз к уголку рта. Так, судя по его виду, скоро врач понадобится ему самому, хватит. Надо же, хорвата он боится больше, чем перспективы попасть в русскую тюрьму! Кто же ты такой, мой таинственный красавец?
– Знаете, мне очень не хочется, чтобы господин Горан вас убил. – я постаралась выглядеть милосердной. – Поэтому, если вы сможете кое-что сделать…
Рыбалка началась!
Мы смотрели в глаза друг другу – я с состраданием к его не-легкой судьбе, а он – в лихорадочной попытке понять, что де-лать. Молчание было нелегким, но если бы мне не удалось вы-держать паузу, он точно пошел бы на попятный, почуяв мою слабину. Но раздалось характерное для открытия рта чмоканье и…
– Чего вы от меня хотите? – давшим «петуха» визгливым го-лосом спросил Пуаро. – Все, что смогу… – врач всхлипнул. – Только, пожалуйста!..
Наживка проглочена вместе с крючком. Да что там, вместе с удилищем! Вот только так противно, что совсем не радует. Но это не то, о чем мне нужно сейчас думать. Вспомним о решетке на окне. Хм, уже легче.

Я с трудом удержалась, чтобы не упасть ему в ноги со слез-ными мольбами вывести меня из этого дома – любым образом, согласна залезть в его огромный саквояж! Но и так понятно – на это эскулап не пойдет, иначе Горан лично разорвет его голыми руками, уж лучше тюрьма. Да и беспрепятственно миновать ох-рану нам не грозит. А она точно есть. Нет, этот призрачный шанс нужно использовать с умом и пользой. Другого может и не быть.
– Я ничего не скажу вашему хозяину, если, – голос тоже «дал петуха», пришлось откашляться, – если дадите позвонить по вашему сотовому.
– Госпожа Саяна! – вновь взмолилась моя жертва. – Но госпо-дин Горан…
– Выбирайте! – жестко перебила я. – О звонке никто не узнает. А если не дадите телефон, все расскажу вашему хозяину! Он яв-но не потерпит сексуальных домогательств к своей, – самой ин-тересно, какой у меня тут статус, – пленнице!
– Возьмите. – сдавшись, Пуаро дрожащими руками протянул мне сотовый.
Спасибо, Господи! Я выхватила его у мужчины, как оголо-давшая мартышка банан, и поспешила уйти в другой угол ком-наты. Как хорошо, что номер брата намертво «прошит» в моей памяти! Ведь других попросту не помню!
– Ч-ч-ерт! – пальцы дрожали и промахивались, вспотевшие руки едва удержали скользкий гаджет.
Даже сенсорный экран покрылся влажными разводами, что еще сильнее усложнило задачу. И чем были плохи простые кнопки?! Наконец я смогла набрать номер и замерла. Потекли гудки. Ненавижу этот звук! Щелчок. Только не голосовая почта, умоляю! Все равно брат никогда ее не проверяет, паразит!
– Слушаю.

Скупое, короткое слово, но меня окатило бешеной волной нежности. Мой родной, хороший! Живой!
– Глебка! – выдохнули в трубку искусанные губы. – С тобой все хорошо? Ты в безопасности?
Секундное замешательство.
– Саяна?! Где ты?!
Как будто я знаю!
– Понятия не имею! В доме Горана. Все хорошо, просто…
– Послушай меня! – голос брата стал суровым.
Легко представилось, как на его лице заходили желваки, взгляд стал жестким, а сам он собранным, как гепард перед прыжком.
– Не верь ему, поняла? Он очень опасен! Не спорь с ним. Не зли. Будь послушной. Я найду тебя. Мы поможем…
Связь прервалась.
– Нет! – из груди вырвался стон. – Только не сейчас! Пожа-луйста! – пальцы вновь лихорадочно защелкали по экрану. Те-лефон мигнул, жалобно булькнул и высветил значок разряжен-ной батареи.
– Серьезно?! – не веря глазам, я уставилась на экран, потом на Пуаро. – У вас есть зарядка? – вопрос был дурацким и сорвался с губ сам собой.
– Простите, госпожа Саяна, нет. – пролепетал доктор.
– Да что же это такое! Чтоб вас всех! – я зарычала и отшвыр-нула бесполезный гаджет на кровать, а сама села на ее край, гло-тая слезы.
Когда удалось взять себя в руки, оказалось, что мужчина уже сбежал, прихватив сотовый. Я невесело усмехнулась. Удрал, как только представился подходящий случай. Кто бы сомневался! Даже писка двери, кстати, не слышала. Может, надо было у него карту-ключ потребовать? Поздно уже. Да и не отдал бы он ее, разумеется – ведь страх перед господином Гораном сильнее всех кар небесных, что способна обрушить на его голову какая-то девчонка.

«Не верь ему, поняла? Он очень опасен! Не спорь с ним. Не зли. Будь послушной. Я найду тебя. Мы поможем…» Что Глеб имел в виду? То, что хорват не пушистая умильная шиншилла с глазками-бусинками, которую можно угостить вкусняшкой, и так уже уяснила. От мужчины веет опасностью. И все же… должна признаться – хотя бы самой себе, к нему неимоверно сильно тянет! Хоть убейте, не знаю, что в нем так цепляет! Во-обще красивых мужиков не люблю. Много раз, пообщавшись с такими, понимала, что «начинка» под «люксовой упаковкой» заставляет убегать – и чем быстрее и дальше, тем лучше для психического здоровья.
У Горана словно власть какая-то надо мной, как у вампира над однажды укушенной жертвой. Его взгляд просто гипнотизирует – стоит утонуть в этих глазах непонятного цвета, как весь окру-жающий мир блекнет, глохнет, уходит на задний план и раство-ряется. Чертовщина!
«Я найду тебя». Как хочется надеяться! А с другой стороны, что-то внутри протестует. Ей-богу, никогда не была в таких «растрепанных чувствах»! Да и вообще ощущение такое, будто нахожусь в эпицентре урагана, в пресловутом глазе бури. Все вокруг бушует, меняется ежесекундно, готовое сожрать, пере-молоть, сломать и выплюнуть, как ненужный хлам, на свалку истории, но… Рядом стоит он. С упрямо сжатыми губами. Спо-койный. Сильный. Уверенный. Надежный. И под его властным взглядом все «вихри враждебные» стихнут, улягутся у его ног послушно, как собачонки. И все будет хорошо.
Я хмыкнула. Что со мной вообще происходит? Стокгольмский синдром расцветает буйным цветом или попросту кое-что уез-жает не спеша, тихо шифером шурша? Может, всему виной то, что секса давно не было, вот и начала облизываться на лакомые кусочки в виде незнакомых хорватов? Тогда простите, так уж я устроена – «нет сношений без отношений», как говорит Глеб.
С губ вновь сорвался протяжный стон. Твою мать, зачем я во-обще об этом подумала? Ведь воображение сразу же услужливо нарисовало несколько весьма красочных картин с Гораном, ко-торый обнимает и…

Все, хватит! Я вскочила и начала ходить по комнате, как разъ-яренный хищник по клетке. Лучше подумать о том, что имел в виду Глеб, когда сказал «Мы поможем» – перед тем, как связь оборвалась. Кто эти, опять же, таинственные «мы»? Хотя, кто бы они ни были, у них никаких шансов против Горана.
Кажется, думать удается только о нем. Чувствую, этот хорват рано или поздно сведет меня с ума! Кстати, нужно выбросить окровавленный осколок кости, который я спрятала от незваного гостя.
Зачем, кстати?


Глава 4
Хорватский синдром

Вовсю чирикают птахи. Радуются солнышку и теплу, навер-ное. Счастливые, мне вот глаза открывать не хочется, хотя и проснулась давно. Я тоже птичка – чиканутый жаворонок, с восходом встаю. У моего организма все просто: светло – значит, пора вставать. Летом вообще ужас, хоть и не ложись. Спасают жалюзи, запрограммированные на нужное время. А зимой, на-оборот, сколько бы будильник не надрывался, если на улице темно, отрыв головы от подушки приравнивается к подвигу. Хорошо, что я не отрубаюсь автоматически вечером, как стем-неет. И на том спасибо.
Вот и сейчас тело нагло плюет на разницу во времени, игнори-рует все, что пришлось пережить в последнее время, требует встать и… И что? Пережить очередной день сурка? Душ, спорт, снова душ, завтрак, очередное изучение комнаты, скука, дожить до обеда, подремать, дождаться полдника, послоняться по ком-нате, позаниматься какой-нибудь ерундой – любой, лишь бы ув-лечь зарастающий паутиной мозг, помедитировать, позанимать-ся спортом, плюнуть на душ, обрадоваться ужину, удержаться от истерики и нестерпимого желания колотить в дверь и требо-вать освобождения, лечь спать, ворочаться до темноты, жалеть себя, уснуть в слезах.
А утром повторить.

Может, мне палочки на стене рисовать? Так хоть счет дням не потеряю. И позлорадствую, испортив дорогущие обои. Вчера, кстати, зависла над кровавым следом на стене, который оставил Горан, на несколько часов. Он стал темно-коричневым. Рас-сматривала, терла, нюхала. Чуть не попробовала на вкус. Оста-новилась, когда между кончиком высунутого языка и пятном оставалось не более сантиметра. Долго сомневалась, что еще вменяема.
Все мои синяки и царапины почти зажили. Даже руки больше не нуждались в мазях и бинтах. О скале напоминали только бе-лесые шрамы, бороздящие ладонь, как пенные следы лодок на Босфоре. От нечего делать я изучила каждый их миллиметр так, что если разбудить ночью, нарисую, не открывая глаз. Я вгля-дывалась в эти тонкие полоски, словно можно было в них раз-глядеть что-то важное, чуть ли не новую судьбу. Кто знает, мо-жет, и в самом деле, изменив линии, получаешь новую жизнь.
Вот такой ерундой страдал мой мозг от безделья. Мне с нос-тальгией вспоминались первые дни в этой тюрьме, когда бал правила боль, бесцеремонно владевшая и телом, и разумом. Ни на что иное не оставалось сил. Я скучала по капельницам, уно-сящим в мир грез. Спать, спать, спать. Ни о чем не думать. Бла-женное забытье. Теперь же от мыслей защиты не имелось. И они, как свора озверевших бешеных собак, безжалостно, с ос-тервенением трепали душу.
Жив ли Глеб? Где он? Что с ним сделали? Гуля. Нерожденный малыш. Почему-то каждый раз я представляю темноглазого ка-рапуза на руках у счастливого Глеба. А рядом хлопочет по хо-зяйству моя все успевающая невестка.

Все, хватит. Этому не суждено случиться. Хватит лить слезы в подушку. Лучше надеяться, что брат жив, и мы встретимся. Опять же, рано или поздно. Мы все переживем, со всем спра-вимся. Мы сильные.
От моего сочувствия к Горану не осталось и следа. Чем оно было вызвано? Болеутоляющим в больших дозах? Стокгольм-ским синдромом? Его притягательностью, загадочностью, суро-вой красотой? Или тем, что он спас мне жизнь? Да какая разни-ца? Этот человек несет ответственность за мое заключение. Что бы мужчина ни говорил, я пленница, а он – тюремщик.
Словно чувствуя мое настроение, хорват не появлялся с тех пор, как костяная «заноза» была извлечена из его груди. Залечи-вает рану, вероятно. Иногда мне приходила в голову мысль вы-творить что-нибудь эдакое, чтобы слуги сообщили хозяину, что заключенная сбрендила. Может, тогда мужчина явился бы. Хотя бы из любопытства.
Но дальше ничего не придумывалось, коварный план рушился. Вряд ли я смогу напасть на него, взять в заложники и выйти та-ким образом из тюрьмы. От одной мысли смешно. Долбануть гада крышкой от бачка унитаза? Я ее даже не подниму. Да и не-смотря ни на что, я не убийца.
Остается одно – сбежать. И у меня уже есть мысли на этот счет!
Я открыла глаза и широко улыбнулась. Грамотная мотивация творит чудеса!
Утро прошло по накатанной. Завтрак принесла повариха – весьма объемная неразговорчивая женщина. Как и вчера, стоило мне мило улыбнуться и попросить побольше сладостей, на столе сразу же появилось десятка два маленьких серебряных блюд с разнообразной снедью. Понятия не имею, как две трети из них называются. Намного важнее другое – количество в них сахара.
Всего пара штучек с каждого подноса, чтобы не вызывать по-дозрений. А вот и шкатулка цвета красного дерева с геометри-ческим узором. Где уже жмутся друг к другу сочащиеся медом колобки и несколько штучек чего-то похожего на конфеты.

Надеюсь, слуги не начнут опасаться, что у пленницы господи-на Горана начнется диабет или попросту слипнется в одном мес-те.
– Саяна, что ты там делаешь, дочка?
Я вздрогнула, быстро положила мини-эклеры в шкатулку, щелкнула замочком и обернулась. Ключик незаметно скользнул в карман шелкового халата. Нюргюль прожигала меня подозри-тельным взглядом.
– Разглядываю эту красоту. – я протянула ей шкатулку. – На-верное, работа мастера.
– Вероятно. – женщина без интереса повертела ее в руках.
Мне удалось беззаботно улыбнуться. Проверяй, сколько хо-чешь. Она надежно заперта.
– Саяна, – медсестра потеряла интерес к занятной вещичке. – Сегодня нам придется попрощаться, дочка. Ты выздоровела, мои услуги больше не нужны.
– Спасибо вам за помощь.
Уверена, что не буду скучать по женщине, которая прекрасно понимала, что я пленница в этом доме, но не сделала ни одной попытки помочь.
– На здоровье, дочка. Но перед уходом я помогу тебе пересе-литься в другую комнату. Господин Горан велел. Пойдем, дочка.
– А вещи собрать?
– Какие?
Хороший вопрос.
– Можно с собой шкатулку забрать?
– Бери, дочка, и пойдем.
Я прижала «заначку» к груди, и мы вышли из комнаты. Надо смотреть во все глаза, пригодится. Длинный коридор вывел в холл в бело-фиолетовых тонах, со стеной в виде огромного вит-ража с библейскими мотивами – Иисус с распростертыми объя-тиями и что-то в том же духе. Вниз улиткой вилась белоснежная лестница. Вытянув шею, мне удалось увидеть входную дверь. Она так близко! Ноги сами несут в ее сторону! Черт! Но – не сейчас.
Мы перешли в другое крыло, как я поняла, и вновь долго шли по коридору. Наконец Нюргюль остановилась у черной двери с кодовым замком, приложила к нему карточку, раздался уже зна-комый ненавистный писк.

– Здравствуй, камера номер два. – пробормотала я, заходя внутрь.
– Господин Горан лично занимался обстановкой. – укоризнен-но сказала Нюргюль. – Сам все подбирал, старался.
Она издевается? Мне, по ее мнению, благодарной нужно быть? За что? За продуманный дизайн тюрьмы? Может, у женщины такие эротические фантазии? Кто знает, вдруг она втайне мечта-ет быть похищенной роковым хорватом, который заточит ее в башне из слоновой кости, избавив от всех насущных проблем? Пусть. А мне вот милее свобода!
Надо осмотреться. Новая комната, конечно, выглядит намного лучше, надо признать. Классический дизайн в золотистых тонах, целую стену занимает книжный шкаф с литературой на любой вкус – от Платона до Шиловой. Книги магнитом притянули к себе. Я пробежалась взглядом по корешкам, читая названия. Многие из них в моем списке для прочтения, надо же.
А как много вокруг зелени – пальма, несколько фикусов в пле-теных кадках, еще какие-то растения, даже названий не знаю! Кровать еще больше, чем предыдущая. Горану доложили, в ка-ких количествах пленница поедает сласти на завтрак, обед и ужин, да еще добавки просит, и он решил подстраховаться зара-нее?
Улыбаясь, я подошла к овальному столику, на котором стояла пузатая белая ваза с крупными васильками. Мои любимые. Правда, мне больше по душе живые растения.
Интересно, книги, цветы и цвета тоже выбирал мой тюрем-щик? Значит, навел справки. Социальные сети прошерстил. Но это ему не поможет, пусть не надеется.
А вот и окно. Солнечный свет, проходя сквозь плотно задер-нутые золотистые занавески с жар-птицами, вышитыми корич-невыми блестящими нитями, наполнял комнату нежным про-зрачно-янтарным светом. Руки задрожали. Сердце замерло. Я помедлила и резко раздернула их. Солнце ослепило меня, из глаз потекли слезы, во все стороны россыпью запрыгали сол-нечные зайчики, но это не имело значения.
Решетки нет! И есть небольшой балкончик! Ура!

Вид на сад, очень красивый, несмотря на то, что недавний шторм изрядно накуролесил, злобно сорвав с цветущих деревьев яркие пелеринки и наломав веток. За садом обрыв и переливает-ся сияющими чешуйками водная гладь Босфора. Красиво-то как! Глебу понравилось бы, он наснимал бы здесь столько фото-шедевров!
– Это еще не все, дочка. – сказала Нюргюль.
Я обернулась. Женщина потянула на себя дверь шкафа-купе во всю стену. За ней стояла… моя сумка, а сверху лежал рюкзачок! Джинсовое потертое безобразие на колесиках! Брат давно гро-зится купить мне приличный чемодан, но я привязываюсь к ве-щам, будто они живые, приобретение новых – как предательство старых друзей, с которыми пройдены и огонь, и вода, и медные трубы. В данном случае, полсотни аэропортов, три потери бага-жа авиакомпанией, столько же континентов, а стран – без счета!
– Пойду я, дочка. Здоровья тебе и удачи! Прощай!
– Спасибо, Нюргюль. Всех вам благ. Прощайте. – я проводила ее взглядом и с довольным урчанием открыла сумку.
Даже не думала, что способна испытать столько радости, про-сто переодевшись в свое нижнее белье. Ярко-желтые трусики с ромашками на попе, как же мне вас не хватало! А вот и домаш-ние трикотажные брючки черного цвета! И красная растянутая футболка, с которой осыпались почти все стразы, и слава богу, терпеть их не могу. Любимые босоножки на небольшой плат-форме. Все, теперь я с головы до ног в своем. Как приятно!
Мой ноутбук тоже принес море радости, хотя я была не на-столько наивна, чтобы ожидать, что wi-fi не будет запаролен. Но отсутствие интернета не помешало лежа на кровати часа два смотреть наши с Глебом фото и под мои сборники музыки лис-тать подборки с личиками малышей, выздоровевших благодаря фонду.
Я улыбалась, глядя на розовые мордашки детишек, а также на сияющие от счастья лица их родителей, и безумно скучала по этой атмосфере всеобщей эйфории, полной слез от счастья, сме-ха, объятий и бесконечной искренней благодарности. Из-за та-ких моментов забываешь про все бессонные ночи, работу на из-нос, разочарование в людях и государстве, срывы, когда уже не можешь ничего, просто сидишь и тупо смотришь в стену. Ведь оно того стоит! Но случаются и потери, вдребезги разбивающие сердце, как в случае со Славиком, нашим ангелом.

Мне удалось заставить себя закрыть ноут. Хватит рвать душу, она и так уже в клочья. Я легла на спину, закрыла глаза и сосре-доточилась на дыхании. Но шум на улице не дал спокойно по-медитировать. Пойду полюбопытничаю.
Я выглянула из окна. Вот это да! Вид стал еще интереснее! Весомые бонусы у моей тюрьмы, однако!
Очевидно, не одной мне поддержание тела в тонусе казалось хорошей идеей. Двое мужчин на лужайке явно думали также. Одним из них был Горан, босоногий, одетый в черные спортив-ные брюки и борцовку в тон. Второй был незнакомцем. Взлох-маченный блондин чуть ниже ростом, чем мой тюремщик, также без обуви, в серой майке и синих штанах. На обоих были кожа-ные перчатки без пальцев. Медленно двигаясь по кругу напро-тив друг друга, «спортсмены» делали резкие выпады, обменива-ясь ударами.
Я не любитель мордобоя во всех его видах, но посмотреть на двух красивых мужчин в спарринге весьма приятно. Конечно, если они не заливают все вокруг кровью и не откусывают про-тивнику части тела. Смущает только тот факт, что Горану такие опасные нагрузки с его раной пока ни к чему. Чем он думает?
Я открыла рот, чтобы предостеречь его, но вовремя прикусила язык. У меня нет ровным счетом никакого права указывать это-му мужчине, что следует делать, а от чего стоит воздержаться. Да и с чего проявлять заботу? Неужели стоило его увидеть, как сразу стокгольмский синдром вновь расцвел буйным цветом? Чур меня!
Мужчины двигались все быстрее. Мускулистые руки лосни-лись от пота, волосы прилипли ко лбу. Весьма чувствительные, на мой взгляд, удары сопровождались короткими выкриками на выдохе. Борьба все больше напоминала настоящий поединок, а не тренировку на свежем воздухе. Удар, еще удар, в воздух, в цель. Ответный в корпус. Горан ловко уклонился от удара в ли-цо, поймал мой взгляд, улыбнулся, и следующим движением рассек противнику бровь.

Тот мотнул головой, приходя в себя, раздраженно смахнул струйку крови с виска, и попытался в ответ достать соперника, но кулаки встретили воздух. Еще пара суетливых непродуман-ных движений выдала его злость. Некоторое время он «танце-вал» в обороне и, видимо, смог взять эмоции под контроль – следующие два удара достигли цели. Один из них хорват принял корпусом, а второй пришелся в центр груди, заставив мужчину резко выдохнуть весь воздух и согнуться на мгновение.
Я вскрикнула. Так и здорового человека убить можно! А с та-кой раной и подавно! Но хорват, покосившись на меня, лишь сделал шаг назад, за секунду восстановил дыхание и вновь ата-ковал. Под его напором блондин вынужден был отступить. Но ненадолго. В попытке найти слабое место в обороне противника молниеносные выпады следовали один за другим. Сначала они не достигали цели, но затем один удар опять-таки в корпус хор-ват все же пропустил и на мгновение потерял бдительность. Этого оказалось достаточно для того, чтобы вновь получить опасный тычок в грудь.
Я снова начала переживать, но через секунду поняла, что это был мастерски исполненный обманный маневр. Когда блондин открылся после нанесения последнего удара, Горан поднырнул под его руку, локтем отвел ее в сторону и со всей силы прило-жился к челюсти соперника. Тот затряс головой, как лев с боль-ным ухом, и отшатнулся в сторону, чтобы взять передышку.
Но Горан и не собирался пользоваться преимуществом. Вме-сто этого он посмотрел на меня, очевидно, считая спарринг за-конченным. Мокрые пряди волос, шальная усмешка, лоснящая-ся от пота кожа. Проклятый стокгольмский синдром! Хотя в мо-ем случае скорее хорватский. Я невольно ответила улыбкой. И в этот момент блондин подпрыгнул и с разворота «отомстил» уяз-вившему его самолюбие противнику ногой в подбородок.

Горан среагировал, ему не хватило лишь доли секунды, чтобы отклониться, удар все же достиг цели, хоть и прошел по каса-тельной. Как мужчина умудрился удержаться на ногах вопреки гравитации, не знаю. Кровь из разбитой губы окрасила зубы в розовый цвет. Но, несмотря на боль, которую он должен был испытывать, улыбка не сошла с его лица. Хотя, конечно, если сравнивать с костяной «занозой» в груди, такие мелочи были неспособны испортить ему настроение.
Пока я размышляла, как мальчики вообще умудряются дожи-вать до взрослого возраста, не став при этом инвалидами, «спортсмены» кивнули друг другу и разошлись в разные сторо-ны. Блондин направился в дом, а Горана отвлек кто–то незнако-мый мне, протянув ему телефон. Звонящему легко удалось то, чего не смог сделать бой – улыбка на лице мужчины померкла. И сразу же, словно солнце село за горизонт, обострились черты по-мужски грубо слепленного лица, на поверхность проступили жестокость и бескомпромиссность, жадно поглотив теплоту, не-брежно стерев обаятельность.
У человека, который яростно бросал отрывочные фразы в трубку, не было ничего общего с тем, кто только что с игривой сексуальной усмешкой флиртовал со мной, прекрасно понимая, какое впечатление производит. Это вновь был тот Горан, что боролся с Гулей, со злостью смотрел на Глеба, встал после но-жевого ранения в грудь – опасный кровожадный хищник.
Как он может быть таким разным, являть миру прямо проти-воположные личины? Как это уживается в нем? И как он сам сосуществует со всем этим? Немыслимо. Мне знакомы оба ва-рианта. Одному я верю и сочувствую, даже доверяю. Он спас мою жизнь. Другой держит меня в плену, заставляет теряться в догадках относительно того, на что рассчитывать, чего от него ожидать. К сожалению, Глебу знаком только второй Горан. И от него брат явно не ожидал ничего хорошего.
Перед глазами встала картинка из того вечера. Хорват вышел из джипа и направился ко второй машине, Форду, не обращая внимания на ветер и холод. Я не могла отвести от него взгляд, хотя не являюсь любительницей красивых мужчин – давно уяс-нила, что под яркой упаковкой частенько нет ничего интересно-го. Да, та самая проблема баланса внутреннего и внешнего, как и у женского пола. Но в случае с Гораном ее не будет, уверена. Там бездонные океанские глубины, готова поспорить на что угодно. Скучно точно не будет.

Но что свело этого загадочного мужчину с моим братом? Что они не поделили? Сердце обливается кровью, когда вспоминаю, как два мерзавца из Форда вытащили Глеба из машины, как он повис на их руках! На запястьях у него были наручники, кровь заливала лицо, он едва смог подняться, после того, как его швырнули в ноги Горану, словно кучу старого тряпья.
Никогда не забуду руки брата – как минимум, половина паль-цев у него была изогнута под неестественным углом. Он умолял их отпустить меня, говорил, что я ничего не знаю. Чего именно?
«Сестра за сестру». Так сказал тот самый говорливый мужик из Форда, до которого мне так хотелось дотянуться, чтобы пере-грызть глотку. А хорват упоминал, что у его сестры проблемы, когда вытащил меня со скалы и увез в ночь. Глеб причинил ей вред? Но почему? И зачем? Брат, конечно, не ангел и тот еще сексист, считающий, что место женщины предельно четко опре-делено религией, а все остальное – от лукавого, но чтобы созна-тельно нанести девушке вред? Нет, это не про него. Не верю!
А потом были выстрелы, которых я не услышала, и поняла, в чем дело, лишь когда мужчины из Форда рухнули на землю. Го-ран развернулся, переместив меня за свою спину. Его руки крепко стиснули мои запястья, и меня захлестнуло возмущение – защитник выискался, черт его подери! Он сам был опаснее всех присутствующих, вместе взятых! Я пыталась вырваться, но вскоре поняла, что мужчина скорее поломает кости, чем отпус-тит.
А потом появилась Гуля. Вышла из темноты, не глядя ни на кого, кроме хорвата. До сих пор по спине пробегают мурашки, когда вспоминаю их схватку. На что она рассчитывала? Ведь, подозреваю, женщина хорошо знала, кому бросает вызов. Или у нее не было выбора? Значит, она лгала мне, когда говорила, что не знает, где Глеб, и попросту спровадила нежданную гостью подальше, искать храм Святого Пантелеймона, чтобы не меша-лась под ногами. Но судьба решила по-другому. Стамбул привел меня к брату. И к Горану. Кто он, этот чертов хорват?!
Отлично помню, как Гуля откуда-то вытащила нож и с силой воткнула его в грудь Горана. Потом в ее руках оказался писто-лет. Уверена, что она стреляла не менее пяти раз. Но он продол-жал идти к ней, словно патроны были холостые. Я видела пуле-вые отверстия на рубашке хорвата, они мне не привиделись! Как он мог оставаться на ногах после такого? Ничего не понимаю.
А потом Гуля стояла на самом краю обрыва, а я смотрела на Горана и почему-то казалось, что мы глядим в глаза друг другу. У меня не было ровным счетом никакого права умолять его по-щадить его, но слова срывались с губ, как заклинание, как мо-литва, как последняя просьба. Это мгновение длилось вечность.
– Пощади, пощади, пощади…

И он сделал шаг назад. Что это было? И почему в тот момент, когда я с облегчением протяжно выдохнула, Гуля шагнула с об-рыва? Одно мгновение – и ее тело скользнуло во тьму. Зачем?! Ведь она знала, что носит под сердцем ребенка! Что для нее ока-залось важнее, чем жизнь нерожденного малыша? Чего она так боялась? Почему предпочла смерть? Суждено ли мне это уз-нать?
Я всхлипнула. Одно воспоминание сменяло другое.
Мое прощание с Глебом. Выражение его глаз мне не забыть никогда. Разбитый, уничтоженный, съедаемый чувством вины, болью и ужасом. Так хотелось крепко-крепко обнять его и ни-кому не отдавать! Зажмуриться и усилием воли переместиться в детство, в наш маленький деревянный дом, сесть у печки, на-крыться одной дедовой фуфайкой на двоих и смотреть на огонь – в крошечном, безопасном, уютном мире, который принадле-жал только нам двоим!
Волосы брата были покрыты засохшей коркой крови. Он ут-кнулся лбом в мое плечо и молил о прощении, словно я могла отпустить ему все грехи. Но кое-что было для него важнее этого.
– Саяна, беги от него, как только сможешь, беги! Слышишь меня? Слышишь? – он схватил меня за плечи и начал трясти, повторяя одно и то же. – Беги! Он – исчадие ада! Слышишь? Бе-ги!
Этот шепот до сих пор стоит в моих ушах.
Мне так хотелось ему помочь, облегчить его страдания, спасти моего самого родного на свете человека! Но все, что я могла – обнимать его, твердить, что все будет хорошо, что он ни в чем не виноват, и положить ему в карман защитный амулет – глаз, что получила от Музафера. И больше ничего.
«Он исчадие ада, беги от него!» Что это значит? Что Глеб имел в виду? Господи, когда придет время ответов?!

Глава 5
Ущипните меня!

Я отвернулась от окна и начала перебирать васильки в вазе. Невеселые мысли, которые старательно мной игнорировались столько времени, накинулись всем скопом. В желудке тоскливо заныло. Когда хоть что-нибудь будет известно? Ненавижу уже эту полнейшую беспросветную неизвестность!
– Привет.
Хрипловатый мужской голос заставил меня подпрыгнуть. Я развернулась в прыжке, как кошка. Жаль не имелось шерсти, чтобы злобно распушить. Ну, и когти бы пригодились. Зато за-шипеть могу.
– Не бойся.
Тот самый незнакомец-блондин. Стоит в дверном проеме бал-кона, прислонившись к косяку. Успел принять душ – волосы мокрые, из-за этого кажутся темнее, и переоделся в тонкий си-ний свитер с воротом-хомутом и джинсы, модно-рваные на бед-рах и коленях. До сих пор босой. Двухнедельная щетина, при-пухшие веки, глаза как у хаски – демонические, прозрачно-голубые, как льдинки. Благоухает чем-то пряным, восточным. Типичный плохиш из тех, что нравятся девочкам. Но намного важнее другое.
– Как ты сюда попал? – подозрительно осведомилась я.
– Из душевой в соседней комнате, по карнизу.
– Серьезно? А ничего, что третий этаж?
– Неа.
– И зачем?
– Хотел посмотреть, из-за кого столько шума.
– В смысле?

– Ты всех на уши поставила и даже не в курсе? – блондин рас-смеялся. – Я тебя уже люблю! – он протянул руку, – давай дру-жить? Меня зовут Арсений.
– Саяна. – ничего не понимая, я автоматически коснулась его ладони.
– В тебе есть хоть что-то обычное? – блондин перевернул мою ладонь и нежно поцеловал запястье. – Ни глаз таких, ни цвета волос нигде не видел. Даже имя редкое. – продолжал ворковать он, не выпуская руку. – Какие красивые пальчики! Рад знаком-ству, Саяна.
– Взаимно. – мне удалось отойти назад. Надо перевести дух и собраться с мыслями.
– Спасибо, что взбаламутила наше болото. – Арсений присел на подоконник и начал болтать ногой. – Скука была смертная, я уже паутиной и мхом зарастать начал.
– А если поподробней и с самого начала?
– Ты на самом деле ничего не знаешь? Как так вышло? Неуже-ли Горан?.. – блондин резко замолчал. Демонические глаза сверкнули, и он отвел взгляд, пряча усмешку.
– Что Горан? – мое терпение уже держалось на последней то-нюсенькой ниточке. – Арсений, ей-богу, я в тебя вазой запущу, если не прекратишь издеваться!
– Ты еще и страстная? Восхитительно!
– Думаешь, шучу? – я протянула руку к василькам.
– Сдаюсь. Ты – сама серьезность!
– Так что Горан?
– Скрытный Горан у нас, оказывается.
А не кинуть ли в него, в самом деле, вазой? Цветы, конечно, жалко, но незваный гость заслужил.
– Саяна, я бы с удовольствием все тебе рассказал, но на это потребуется пара часов.
– Тогда сформулируй основные тезисы.
– Еще и умная. – он вздохнул. – Не слишком много для одной?
– Еще и рука тяжелая.
– Любишь садо-мазо? Я пропал!
Он невозможен! Смех начал душить меня.

– Ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным?
– Неа. Это скучно.
Кто бы сомневался.
– Хорошо, – Арсений наморщил лоб. – Самое главное: и я, и Горан – санклиты. То есть практически бессмертные.
– Очень смешно.
– Это правда. Нужны доказательства? Ты видела нашу трени-ровку. Мою рассеченную бровь помнишь? Найди ранку. – он развел руки в стороны. – Ну же, не бойся.
Я подошла, внимательно осмотрела его лицо и даже потрога-ла. Никаких следов. Но ведь была кровь на виске! Значит, долж-на остаться хотя бы царапина и небольшая припухлость.
– Ты волшебно пахнешь. – промурлыкал Арсений. – И ведь это не духи.
– В чем фокус? – я в очередной раз проигнорировала его «под-кат».
– В очень быстрой регенерации тканей у всех санклитов. Смотри, вот более наглядный пример.
Блондин взял левой рукой указательный палец правой и силь-но надавил. С тихим щелчком кость нижней фаланги сломалась ровно посередине. Неровные края перелома прорвали кожу. Ру-биновые капельки крови закапали этому психу на джинсы.
– У тебя глаза очень красивые! – доверительным шепотом со-общил мне Арсений, словно мы пили чай за неторопливой бесе-дой. – И такие большие! – он рассмеялся, явно довольный собой. – Теперь смотри внимательно.
Мог бы этого и не говорить, я и так не могла оторвать взгляда от его пальца. Потому что он срастался!!! Кости плавно втяну-лись внутрь, ярко-красная рана стала розовой и начала стреми-тельно уменьшаться. Словно кто-то включил перемотку кадров назад. Через пару минут на месте открытого перелома остался лишь бледный шрам. Вскоре исчез и он.
– Ущипнуть? – промурлыкал Арсений, улыбаясь во все…

Сколько у него их там? У обычного человека 32. Но после то-го, что блондин наглядно продемонстрировал, я бы не стала ут-верждать, что этот мужчина является человеком. По крайней мере, обычным.
Мне удалось увернуться и не дать ему ущипнуть за попу.
– Это больно, кстати. – он капризно надул губы. – Так что на-деюсь, повторять не придется.
– Не придется, – эхом повторила я, пока мозг лихорадочно ис-кал оправдание тому, чему стал свидетелем. Сон, гипноз, гал-люцинация, шизофрения?
– А ты не из робкого десятка, большеглазая! Даже в обморок не упала!
– Еще успею, – огрызнулась я, не сводя глаз с бурых пятны-шек от крови на джинсах мужчины. – Итак, ты… Как это назы-вается?
– Санклит. – услужливо подсказал Арсений.
– Почти бессмертный.
– Ага.
– Что значит «почти»?

– Сразу к главному? Или я тебе настолько противен?
Даже не поймешь, шутит он или нет.
– Нас можно убить, но это очень сложно.
Ого, нас?!
– И опять у тебя огромные глаза! Да, мы с Гораном не одни такие. Санклитов гораздо меньше, чем людей, где-то одна деся-тая процента, кажется. Не силен в математике, извини.
Я замерла, не слушая его болтовню. «Мы с Гораном». Кусочки пазла кружились вокруг и складывались сами по себе. «Исчадие ада». Теперь понятно. Глеб не мог по-другому отнестись к тако-му существу, его религиозность не позволила бы. А как мне к нему относиться? Пока что понятия не имею. Мужчины из Фор-да, вставшие, как ни в чем не бывало, после пулевых ранений. Скорее даже, восставшие. Опять же, отверстия от пуль на ру-башке Горана. Быстрое заживление раны. Но только после того, как была вытащена «заноза» у него из груди.
Нестыковка. Я кратко обрисовала ситуацию Арсению. Тот по-серьезнел и тихо ответил:
– Есть специальные кинжалы с костяными вставками на лез-вии. Они причиняют санклитам нестерпимую боль. Если вон-зить их в сердце таких, как мы, можно нас убить. То, что ты на-зываешь «занозой», было костью с клинка. Она осталась в ране, поэтому та не заживала.
– Но почему Горан сам не вынул ее?
– Это тебе лучше спросить у него, большеглазка. – Арсений прислушался. – Скоро как раз будет возможность. – он спрыг-нул с подоконника, резко притянул меня к себе, поцеловал и те-нью скользнул на балкон.
В дверь постучали. Я инстинктивно повернула голову в ее сторону. Потом спохватилась – ведь самое главное забыла спро-сить у этого наглеца! Но его уже и след простыл. Лишь занавес-ки колышутся. Как говорится, а был ли мальчик?

Стук повторился.
– Да, заходите. – я попыталась успокоиться и собраться с мыс-лями, но они разбегались в разные стороны, как тараканы из от-крытой коробки. Мне вообще все то, что произошло, не приви-делось?
– Здравствуй, Саяна. Как ты?
Дежавю. Опять весь в черном. Только больным не выглядит. Наоборот, очень даже наоборот. Волосы тоже влажные. Редкому мужчине такое идет, но у этого хорвата и мокрые пряди выгля-дят сексуально.
– Здравствуй, Горан. Все хорошо, спасибо. У тебя тоже, да? Судя по тому, что я только что видела, рана больше не беспоко-ит?
– У меня все быстро заживает.
Какой сарказм! И ведь даже нельзя дальше развивать разговор в этом направлении, иначе он поймет, что мне известно о санк-литах, сообразит, кто раскрыл его пленнице эту тайну, и тогда рассекретится путь, по которому Арсений добрался сюда из со-седней комнаты. А оно нам надо? Вот именно. Нет уж, промол-чу, за умную сойду, как говорит Глеб.
– Как тебе новая комната?
– Спасибо, Горан. Она прекрасна. И за мои вещи спасибо.
– Саяна, ты чем-то встревожена? – мужчина подошел ближе, и меня окутало облако его парфюма. Опять этот древесно-мускусный аромат с горьковатыми нотками цитруса из ночи нашего знакомства.
– Не могу не думать о брате. – особенно в свете новой инфор-мации.
– Тогда могу тебя порадовать.

– С ним все хорошо?
– Да. Он жив. Несколько дней назад умудрился сбежать и его не поймали, что удивительно. Так что думаю, сейчас Глеб в безопасности.
– Горан! – эмоции переполнили меня, и в порыве чувств я об-няла его. – Спасибо! – опомнившись, тут же попыталась отстра-ниться, но пришлось приложить некоторые усилия, чтобы разо-рвать стальное кольцо из его рук за моей спиной. – Извини. И еще раз спасибо, ты не представляешь, насколько счастливой меня сделал!
– Пожалуйста. Готов радовать тебя каждый день!
Опять эта усмешка. От которой сжимается сердце.
– Так приятно видеть тебя такой.
– А что будет дальше? – я помедлила. – Со мной?
– Саяна, мне не доставляет удовольствия держать тебя здесь взаперти, поверь. – мужчина сел на стул у столика. – Но побег Глеба все еще больше запутал. Этим он подставил тебя под удар.
– Почему? – я «приземлилась» на краешек кровати, подогнув ногу.
– Те люди, которым я отдал твоего брата, теперь требуют вза-мен тебя.
– Зачем?
– Чтобы все объяснить, потребуется несколько часов.
Это у санклитов стандартная отмазка, что ли?
– Я никуда не тороплюсь.
– Ты все узнаешь в свое время, – мягко ответил он, будто не заметив моего язвительного замечания. – Но сейчас мне срочно нужно уехать. Помни одно – я не позволю им причинить тебе вред, никогда.
– Горан, почему ты… почему ты так защищаешь меня?

– Потому что тебя во все это втянули обстоятельства. Ты не должна расплачиваться за чужие ошибки. Я этого не позволю. – мужчина встал и направился к двери.
И почему мне кажется, что я не это хотела услышать? Почему его ответ разочаровал? А что он должен был сказать? О, почему все так сложно?!
Злясь на саму себя и еще даже не понимая, за что, я смотрела ему вслед. Приоткрыв дверь, Горан обернулся.
– Саяна, у меня есть план. Пожалуйста, доверься мне.


Глава 6
Mortal Combat

Следующие несколько дней я чувствовала себя маятником. Мотнуло в одну сторону. Довериться Горану, сидеть на попе ровно. Ррраз, в другую. Продолжать готовиться к побегу. А по-том опять в противоположную. С одной стороны – Горан, с дру-гой – брат. И совсем не хочется выбирать! И смех, и слезы.
«Фууу, опять сопли!» сказал бы Глеб, наморщив нос. Когда я была маленькой, так он отучал меня реветь по любому поводу, как положено девочкам. Пришлось научиться решать проблемы, а не жаловаться на судьбу, ожидая, что кто-то придет и все ис-правит. Упала, разбила коленку? Встань, пойди возьми зеленку, намажь ссадины и в следующий раз будь осторожнее.
Брат жив и в безопасности. А ведь он, наверное, ищет меня! Главное – нам нужно встретиться. Но в этом уравнении пока не-известно самое важное – как.
В лучших традициях последних дней уже знакомый шум на улице спас мою бедную голову от кипящих мыслей. Я подошла к окну. Так и есть, мальчики опять тренируются. Ну что ж, не все вам надо мной издеваться. Я села на подоконник, водрузила рядом ноут, нажала на плей, и мирный зеленый сад взорвался как нельзя лучше подходящей к ситуации песней Mortal Combat – The Immortals .
Шутка удалась. Когда мы все отсмеялись, мужчины продол-жили тренировку. В этот раз я не отрывала взгляда от Арсения. У меня было к нему столько вопросов! Удобный случай пред-ставился, когда Горан ушел в дом. К этому времени я уже прак-тически подпрыгивала от нетерпения, стоя на балконе. Но наде-жды не оправдались. Арсений приложил палец к губам, огля-делся по сторонам, вытащил из кармана сложенный несколько раз лист бумаги и спрятал его в кусте роз. Потом послал мне воздушный поцелуй и тоже пошел в дом.
И как, по его мнению, я должна эту записку достать? Не про-ще было завернуть в нее камень и бросить на балкон? Высоко, конечно, но если постараться, можно докинуть. Но зачем упро-щать мою жизнь, правда? Я «включила голову» и начала пере-бирать варианты. Решение нашлось, когда в комнату зашел Го-ран с большой охапкой разноцветных ирисов.

– Саяна, у тебя уникальное чувство юмора! – улыбаясь, он вручил цветы мне. – Я так не смеялся уже… Довольно давно.
– Спасибо, они очень красивые. Но лучшие цветы – живые. Знаешь, с каким удовольствием я любуюсь розами в твоем саду?
Ну же, соображай, Горан.
– Хорошо, передам садовнику твои комплименты.
Тяжелый случай. Похоже, санклиты так же плохо понимают намеки, как и обычные мужчины.
– Они, наверное, пахнут восхитительно, – со вздохом заметила я, расставляя ирисы в вазе. Если и теперь не поймет, не знаю, что сказать.
Горан промолчал. Расстроенная, я обернулась, чтобы с упре-ком посмотреть хорватскому тугодуму в лицо, и натолкнулась на дискотеку чертенят в его глазах. Мужчину душил беззвучный смех.
– Ах, ты!.. – мне с трудом удалось удержаться от нецензурных выражений. – Я у тебя что, штатный Петросян?
– Кто такой Петросян? – сияя белозубой улыбкой, Горан стер слезинку из уголка глаза.
– Повезло, что ты этого не знаешь.
– Наверное. Саяна, не обижайся, пожалуйста. Если тебе хочет-ся прогуляться по саду, просто скажи.
– Очень хочется! Я неделю никуда не выходила!
– Тогда пойдем, – он протянул мне руку.
В который уже раз я залюбовалась его красивой кистью. По-мужски большая, крепкая, но пальцы, как у пианиста. Признак творческой натуры. У Глеба такая же.
– А не пожалеешь? – я взяла его за руку. – Как же множество вопросов без ответов?
– Будем искать их вместе. – мужчина потянул меня к двери.

– Чувствую себя Дюймовочкой, сбежавшей от крота! – ляпну-ла я, когда мы вышли на улицу.
Хорват расхохотался в голос.
– Думал, мое имя – Горан Драган! – сквозь смех пробормотал он. – А оказывается, я крот!
– Драган? Серьезно?
– Да, а что?
– Тогда получается, что я не Дюймовочка, – теперь пришла моя очередь согнуться от смеха, – а принцесса, которую похи-хи-хи-тил дракон!
– И заточил в башне. – мужчина посерьезнел.
– Ну, не съел, и на том спасибо!
Горан помрачнел еще больше.
– Кстати, учитывая то, как звучит на английском «хорват», то ты все–таки крот!
– И не поспоришь. – он улыбнулся.
– Все, хватит смеяться. – я перевела дух. – А то, как говорится, и до слез недалеко. Пойдем уже в сад?
– Пойдем. Кстати, Драган с хорватского – не дракон, а доро-гой, любимый.
– Жаль! А Горан?
– Человек гор.
– То бишь тролль.
– Спасибо.
– Обращайся!

Мы обошли подъездную дорогу, которую я смутно помнила благодаря обрывочным воспоминаниям того дня, когда Горан привез меня сюда, обогнули угол дома и направились к лужайке под моим балконом. Мелкий белый гравий с округлыми бочка-ми приятно хрустел под ногами. Воздух, прогретый предзакат-ным солнцем, мягкими теплыми волнами касался лица, как лег-кое дыхание природы, заснувшей в истоме после жаркого дня.
– Какой он большой! – мне впервые довелось со стороны по-смотреть на дом – коричневую громадину в три этажа, с витра-жами вместо окон на лестничных пролетах.
– На тот момент это был наиболее подходящий вариант.
– А я грешным делом подумала, что у тебя в каждой комнате по принцессе сидит.
– Саяна!
– Поняла. Думать надо головой, а не грешным делом. Но сам вспомни: куча женской одежды, косметики, молодильные ба-ночки всякие, розовый цвет. Что можно было подумать?
– Я всего лишь защищал тебя.
– От других драконов?
– От тех, кто страшнее драконов. Намного.
Так хочется додавить. Еще немного, и… Хотя вполне вероят-но, что он закроется и вновь натянет свою броню. Да и прогулка тогда может закончиться, не начавшись. Записка так и останется лежать в кустах. А я либо умру от любопытства, либо сверну шею в попытке спуститься с балкона и достать ее.
Горан с любопытством покосился на меня.
Да, промолчу. Не пристану с расспросами. Представляешь? Мы, женщины, существа коварные и непредсказуемые. Удив-ляйся теперь.
– С тобой все хорошо? – деликатно осведомился мой хорват.

– Голову не напекло, если ты об этом. – стоило больших уси-лий не расхохотаться от вида его озадаченного лица, и я поспе-шила сменить тему. – Можно спросить, как твоя сестра?
– Катрина в порядке, спасибо.
– Извини, если лезу не в свое дело.
– У нее психические отклонения. Начались после одного слу-чая в детстве.
– Мне жаль.
– Пойдем в беседку, – мужчина свернул с дорожки, что вела к пышным кустам роз, где лежала записка.
Мы прошли в тот угол сада, что я не могла видеть с балкона, и попали в яблоневый рай. Высокие деревца, одетые щедрой вес-ной в пышные платья, окружали белоснежную резную беседку, как подружки невесту. Осыпаемые лепестками, мы вошли в нее и сели на одну из четырех лавочек. Стоящая в сторонке от яб-лонь малышка-вишня привлекла мое внимание. Словно девочка-подросток в компании взрослых девиц, она робко покачивала веточками с набухшими нежно-розовыми бутонами, будто не решаясь зацвести во всю свою юную красу.
– Когда ее цветы распустятся, она затмит их всех. – пробормо-тала я.
– Кто? – переспросил Горан, выплывая из своих раздумий.
– Вот та прелесть.
– Ты права. – он улыбнулся.
– А кто, кстати, тот блондин, с которым вы тренируетесь?
– Всегда удивлялся, как у женщин мысли с одного на другое прыгают. – хорват покачал головой. – Это Арсений, мой, хм, за-клятый друг.
– А меня всегда удивляло, как мужчины пестуют свою зага-дочность, уходя от женских вопросов.
– Лавировал, лавировал…

– Именно. Этот Арсений всегда пользуется возможностью на-нести удар, когда не ждешь? Или у вас правила такие?
– Тем он и хорош, учит всегда быть готовым к удару в спину от тех, кто близко.
– Похоже, нелегко быть тобой.
– Возможно. – Горан снял пиджак, накинул на мои плечи и по-яснил, – чтобы ты не замерзла.
– Спасибо. – ткань изнутри была горячей. Как и в ночь встре-чи, я утонула в нем с удовольствием, только сейчас заметив, что уже не так тепло.
Небо начинали заливать краски заката. Мне было хорошо в этой беседке. От вечерней прохлады спасал пиджак Горана. Мы молчали и обоих это, похоже, устраивало. Я редко уютно чувст-вую себя рядом с чужими людьми. Но сейчас безмятежный по-кой пушистым облаком свернулся внутри, в солнечном сплете-нии. Думать совершенно не хотелось. Откровения Арсения ото-шли на второй план. Никогда не оценивала людей в зависимости от цвета кожи, пола, достатка и внешности. Так с чего по-другому смотреть на Горана? Я обязана ему жизнью. Санклит он или нет, что это меняет?
Философские размышления настолько поглотили меня, что опомниться удалось, только когда садом завладели сумерки, и к сонным деревьям на мягких лапах начала подкрадываться бар-хатная и по-восточному терпкая ночь. Огромные желтые фонари на чугунных треногах подсвечивали все вокруг рассеянным апельсиновым светом. Словно взбесившись, как по команде дружно заголосили цикады. Земля начала отдавать тепло, нако-пленное за день. Воздух превратился в слоеный пирог – слой теплого воздуха, пласт прохладного, тонкая прослойка холодно-го. Только когда закат отыграл свое каждодневное представле-ние, и ночь задернула занавес, я подскочила, вспомнив о запис-ке.
– Черт возьми!
– Саяна? Что случилось?
– Забыла о… розах, которые хотела понюхать!

– Так пойдем. – Горан встал с лавочки и вновь протянул мне руку.
Легко сказать. Как в темноте разглядеть небольшую бумажку? Я лихорадочно придумывала подходящую отмазку для того, чтобы залезть в колючие кусты, пока мы шли к розам.
За неимением хороших идей пришлось сделать вид, что пид-жак соскользнул с плеч в тот момент, когда я наклонилась, что-бы насладиться ароматом пышных красных цветов. Присев, чтобы поднять его, я разглядела белое пятно бумаги и успела незаметно затолкать ее в рукав кофты. Сердце колотилось о грудную клетку, словно требовало выпустить его на свободу из темницы. Уголок записки царапал руку, требуя немедленного внимания.
– Как холодно стало. – сказала я, поднявшись, и для наглядно-сти поежилась. Все, теперь единственное, чего хочу – остаться одной и прочитать послание Арсения.
– Поужинаешь со мной?
Издевается он, что ли? Не вовремя как! С одной стороны – за-писка, которую безумно хочется прочитать, с другой – это воз-можность посмотреть дом, прикинуть план побега и попытаться что-то интересное и полезное выудить из этого хорвата.
– Хорошо, давай поужинаем. А что в меню?
– Увидишь. – мужчина снова протянул мне руку.
– Заинтриговал. – я сжала горячую ладонь.
– Так и было задумано. – хорват тепло улыбнулся и повел ме-ня обратно в дом.
Мы поднялись на третий этаж. По пути я успела заметить сиг-нализацию на дверях, видеонаблюдение и весьма бдительных охранников на каждом этаже. Комната Горана оказалась сосед-кой той, в которую он переселил меня.

– Так ты живешь здесь? – войдя внутрь, я осмотрелась и оза-даченно хмыкнула.
По размерам спальня была раза в два меньше, чем моя. В цен-тре стояла круглая розовая кровать с жирными ангелочками на столбах балдахина. Круглая. Розовая. С ангелочками. Твою же мать. На потолке бахвалилась пышной стеклянной бахромой хрустальная люстра, которую сперли из Лувра, не иначе. Окон-чательно добили меня ярко-золотая лепнина, каменный лев, ска-ливший зубы у камина, и три фламинго – слава богу, керамиче-ские, на кой-то черт воткнутые вокруг огромного, мне по пояс, мутно-белого кристалла у окна. Что за ведьма с ужасным вкусом тут жила?
– Осталось от прежнего владельца. – посмеиваясь, пояснил Горан, когда мой красноречивый взгляд уперся в его лицо. – В углу, кстати, стояло чучело белого медведя.
– Кошмар!
– Согласен. Поэтому приказал убрать.
– Это радует. – я облегченно выдохнула. – Тогда вдвойне спа-сибо за мою нынешнюю комнату, Горан.
– Не стоит благодарить, Саяна. Мне было приятно обставлять ее для тебя. Проходи. – хорват распахнул дверь на балкон.
Я вышла на него и улыбнулась, увидев небольшой квадратный столик, сервированный на двоих. На белоснежной скатерти сто-ял прозрачный куб с моими любимыми васильками. Троица стеклянных многогранников с зажженными свечами окутывала все золотистой дымкой.
– Рискну показаться невежей, но понятия не имею, для чего половина этих приборов. – сев на придвинутый Гораном стул, призналась я, вглядываясь в композицию из трех тарелок – одна в другой, по убыванию размера, и стройные ряды разнокалибер-ных ножей, вилок и ложек по бокам.

– Сам уже подзабыл, – пряча улыбку, ответил мужчина, заняв стул напротив. – Давай проигнорируем условности и просто на-сладимся вечером. Согласна?
– Конечно.
Вдалеке мерцала ночной синевой гладь Босфора, прохладный ветер обдувал лицо, вплетаясь в волосы, словно желал украсить мою голову замысловатой прической, на темнеющем небе про-таивали первые звездочки. Вокруг витали ароматы, разжигаю-щие аппетит.
Красиво и романтично. А я могла думать только о записке. Ее острый уголок все также царапал мое запястье, заставляя не ме-нее острое любопытство расцветать буйным цветом. Интересно, что подумает Горан, если я быстренько все схомячу и убегу в свою комнату? Пришлось стиснуть зубы, чтобы не расхохотать-ся. Черт, как хочется посмотреть на его лицо в этой ситуации!
– Саяна, что? – забеспокоился хорват, озадаченный мимикой гостьи.
– Не обращай внимания. – взяв себя в руки, пробормотала я. – У меня дурная привычка есть – улыбаться своим мыслям.
– Не поделишься?
– Нет.
– Жаль. Мне весьма интересно. – мужчина подошел к неболь-шому столику с длинным рядом бутылок. – Надеюсь, что пере-думаешь. – он улыбнулся. – А пока скажи, что будешь пить.
– Решил развязать мне язык?
– Раскрыла коварный план!
– Тогда пить буду воду. Без газа и льда, не минеральную.
– Жаль. Кстати, прости – сначала подают блюдо, а потом к не-му подбирают напиток. – хорват наполнил мой бокал и подкатил поближе столик, на котором стояло большое плоское блюдо с круглой пузатой крышкой сверху. – Рагу, запеченное в банано-вых листьях. Вегетарианское.
– Запах потрясающий! – я с улыбкой посмотрела, как он ловко переместил в мою тарелку ужин, завернутый в лист.

– Вот здесь надрезаешь, – хорват осторожно поддел кончиком ножа основание и вилкой развернул «упаковку». – И можно есть.
– Спасибо. – я с недоверием покачала головой.
Этот мужчина не имел ничего общего с тем хищником из ночи нашего знакомства. Как можно быть таким разным? Какой из них настоящий? Или абсолютно разные люди умудряются ужи-ваться в этом человеке? Каким образом?
– Не вкусно? – Драган погрустнел, глядя, как моя вилка бес-цельно передвигает кусочки овощей, в то время как разум блуж-дает где-то далеко. – Извини, запекал на углях, горчинка доба-вилась, нужно было, наверное, в духовке.
Да я сама словно на углях сижу и прожариваюсь в нетерпении, до зубовного скрежета желая узнать, что же в записке Арсения!
– Что ты! – мне стало стыдно – он так старался! – Горан, рагу божественно вкусное! – я отправила кусочек в рот.
– Правда?
– А сам не чувствуешь? Ведь ты тоже его ешь!
– Мне интересно твое мнение. О чем ты думаешь, Саяна?
– О том, что отсюда открывается прекрасный вид. – а ведь ра-гу на самом деле очень вкусное. – Все города красивы ночью, но Стамбул – нечто особенное. Ты давно тут живешь?
– Нет, переехал из-за сестры. Здесь есть больница, где ей мо-гут помочь. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Понимаю. – мне так хотелось спросить, как со всем этим связан Глеб, но в глубине души я понимала, что хорват уйдет от ответа.
Что ж, каждой загадке – свое время, как говорил мой дед. Раз-говор неспешно потек дальше, осторожно огибая неудобные те-мы. Когда воздух наполнился ночной прохладой, ужин закон-чился.
– Спасибо, Горан. – я встала.
– А как же десерт? – он тоже поднялся. – Сладкое ты ведь лю-бишь, кажется?
– Прости, уже не уместится. – мне стоило большого труда со-хранить невозмутимость и выдержать его взгляд. – Думаю, лягу сегодня пораньше. Спасибо за все, Горан. Спокойной ночи.
– Хорошо. Но я распоряжусь, чтобы тебе принесли чай с пиро-гом.
Мужчина проводил меня до соседней комнаты. Едва дверь за-крылась и издала писк, который уже был ненавистен, я дрожа-щими руками достала записку из рукава и развернула. Ну и по-черк!
«Саяна, будь осторожна. Горан публично объявил тебя мате-рью своего будущего наследника. Это смертный приговор. Женщина, беременная от санклита, всегда погибает в родах. Я сделаю все, чтобы помочь тебе. В ближайшее время свяжусь с тобой. Береги себя. Целую». И сердечко.
Эффект разорвавшейся бомбы, говорите? Да уж, он самый. У меня в голове словно действительно вырос ядерный гриб, разме-тал все мысли и чувства, оставив выжженную пустыню. Я ском-кала бумагу и сунула в карман джинсов.

Наивная дурочка. А на что ты рассчитывала? На любовную историю в духе бразильских сериалов? Загадочный красавец-хорват без памяти влюбляется в русскую девушку. Злодеи ин-тригуют, чтобы помешать их счастью, но настоящая любовь по-беждает все. Свадьба, титры. Ах, да, и кто-нибудь обязательно впадает в кому. Шмыгая носом, идем на кухню, чтобы вымыть тарелку из-под попкорна.
Как бы ни так! Сладко и красиво – это сахарная вата. В жизни по-другому. Я проглотила горький комок и сдержала слезы. Нет уж, не дождетесь. Лежать и рыдать, комкая в руках кружевной платочек, не по мне, не кисейная барышня, спасибо Глебу. Спа-сение наивных дурочек – дело рук самих дурочек. На этом и нужно сосредоточиться.

Глава 7
Побег от самой себя

Так, что мы имеем? Я вышла на балкон и дрожащими пальца-ми ощупала карниз, по которому Арсений пробрался в мою комнату из соседней. Черт. Он кот, что ли? Выступ не более па-ры сантиметров шириной уходил в темноту и узкой змейкой тя-нулся к соседнему балкону! А стена абсолютно гладкая, рукам не за что зацепиться. Не вариант.
Сделать веревку из постельного белья, штор и одежды? Я при-кинула, сколько материала уйдет на прочные узлы и помрачне-ла. Учитывая то, что балкон имеет цельные стенки, к нему неку-да привязывать «веревку», а двуспальная кровать далеко от вхо-да и является тахтой без ножек, то перспективы не особенно ра-дужные. Придется обвязывать кровать полностью, на это уйдет львиная доля моей «веревки», а потом тянуть ее через всю ком-нату к балкону, что оставит меня с метром в руках от силы к концу этих манипуляций. Этаж третий. Спрыгнув, я рискую по-лучить перелом и бесславно закончить этим едва начавшийся побег. Хрень какая–то выходит.
Дверь пискнула. Я обернулась. В комнату вошел маленький лысый старичок с подносом в руках. Ах, да, чай. Совсем забыла. Не глядя на меня, мужчина прошел к столу, поставил на него заварочный чайник, чашку с блюдцем и тарелку пирогом. Что-то в его повадках показалось знакомым. Я ахнула. Неужели?..

Окликнув его, мне не удалось привлечь внимание, что еще больше укрепило мои подозрения. Я несколько раз громко топ-нула и затаила дыхание. Старик, направлявшийся обратно к две-рям, остановился. Пришлось топнуть еще несколько раз. И он оглянулся!
Негнущиеся пальцы с трудом складывались в нужные слова. Я ошибалась, начинала сначала, ловя его взгляд. Спасибо, дедуш-ка! Только благодаря тебе мне известен международный язык глухонемых! Безмерное удивление в глазах обернувшегося мужчины сменилось замешательством.
Не помню, что именно «говорила», вернее, сбивчиво тарато-рила, но мои мольбы старичка, видимо, тронули. Он явно очень хотел помочь, но всячески отнекивался и отказывался. Когда у меня уже начало сводить пальцы, а по лицу потекли слезы, мужчина боком, как крабик, двинулся к двери.
Я беспомощно смотрела ему вслед. Первый писк – как выстрел в мое сердце. Второй будет контрольным в голову. Тело напряг-лось в ожидании. Но в комнате стояла тишина, лишь с улицы доносилось стрекотание. Почему она не закрылась до конца? Я подошла ближе – в дверном проеме на полу стоял поднос. Зна-чит, старичок все-таки решил помочь! Надо торопиться. Мысли разлетелись в разные стороны, как вспугнутые птицы.
Переобуться, накинуть куртку, нужное распихать по карма-нам, волосы убрать в пучок, чтобы не мешались. И не забыть главное – шкатулку со сладким.
Я соорудила на кровати подобие спящего тела на случай, если кому-нибудь взбредет в голову проверить, спит ли пленница, в последний раз пробежалась глазами по комнате, вышла в кори-дор и услышала противный писк – на прощание.

Длинный темный коридор вывел к лестнице. Я спустилась по ней, подошла к двери. Старичок сидел на кресле с подлокотни-ками в виде лап льва. Он встал, попытался меня отговорить, но я лишь качала головой. Сдавшись, мужчина набрал код на панели сигнализации.
Дрожащими ногами я переступила порог. Холодный ветер ударил в лицо. Дверь закрылась за спиной с мягким шлепком. Все, дороги назад нет. Я на самом деле это делаю! У меня была нормальная спокойная жизнь. Как она превратилась в драму с элементами хоррора и фэнтези?!
Так, хватит об этом думать, надо быстрее добираться до ворот, или этот фильм станет короткометражкой без хэппи-энда.
Мне удалось собраться с духом, глубоко вдохнув, и уйти с ос-вещенного крыльца. Как только я сделала несколько шагов, из ночной темноты донеслось утробное рычание, будто сама тьма была оскорблена моей наглостью. Судя по нарастанию звука, оно приближалось. Стоило большого труда уговорить себя ос-таться на месте, в то время как инстинкт самосохранения требо-вал броситься назад к двери и умолять пустить обратно.
Три пары светящихся мертвенно-зеленых глаз неумолимо приближались. Воображение услужливо дорисовало картинку – по его мнению, из тьмы должны были выскочить, как минимум, кровожадные демоны, жаждущие растерзать бедную девушку в клочья. Уныло-бледная луна пряталась за темными тучами, под-свечивая их мрачным ореолом и добавляя ситуации готические нотки. Ощущение, что вот-вот раздастся протяжный леденящий душу вой голодного оборотня, заставляло все волосинки на теле вставать дыбом, мешая бегать стаям мурашек.
Ну, что же, сейчас и проверим мою теорию. Я крепко сжала в руках шкатулку. Через мгновение на меня налетели, захлебыва-ясь лаем, три собаки. Два мощных ротвейлера и поджарый до-берман.

– Тише, тише, мои хорошие. Успокойтесь.
Псы заплясали вокруг, заглядывая в мое лицо. Они хотели съесть – но не меня. Несколько дней я подкармливала их сла-деньким по ночам. Вскоре они привыкли к моему голосу и стали сами прибегать под балкон.
– Держите. – открыв шкатулку, я рассыпала пирожные, конфе-ты, маленькие эклеры вокруг, стараясь закинуть подальше, и медленно отошла на пару шагов. Собаки начали уминать угоще-ние, напрочь забыв о нарушительнице. Отлично!
Хруст гравия, незаметно-деликатный днем, сейчас казался громким, как выстрелы. С быстрого шага я перешла на бег. Ос-талось немного. А вот уже и чугунные вафли ворот. Мне уда-лось коснуться холодного металла и перевести дух, прежде чем я заметила, что из ночного полумрака показалась фигура. Внут-ри все похолодело, потому что было понятно, кто это.
Зная, что не успею, я все же бросилась к воротам и попыталась перебраться через них. Но едва удалось поставить ноги на чу-гунные завитки и чуть-чуть подняться вверх, как сильные руки обвили талию и потянули на себя. Несмотря на то, что мои пальцы намертво сжали шершавый металл, если бы Горан захо-тел, он легко бы преодолел сопротивление и снял меня с ворот, но он не стал этого делать. Мы молчали и не двигались. Его го-рячее дыхание обжигало шею. В голове было пусто.
Сколько прошло времени, не представляю. Когда пальцы раз-жались сами собой, Горан осторожно перенес меня на землю и, помедлив, отпустил. Я не смогла заставить себя посмотреть на него. Где-то в душе жило ощущение, что с моей стороны побег был предательством. Но разум протестовал против этого. Перед глазами всплыли корявые строчки из записки Арсения. Я никого не предавала, просто пыталась спасти свою жизнь и только! С чего слепо доверять незнакомому человеку? Кто знает, какие у него планы на мой счет? С другой стороны, почему Арсений за-служивает безоговорочной веры? Кажется, мне удалось полно-стью запутаться – и непонятно, в трех соснах или в дремучем лесу.

Я заставила себя взглянуть на Горана. Плотно сжатые губы, колючие глаза. Застегнут на все пуговицы, под горло. Броня не-пробиваема.
– Та записка так напугала тебя? – тихо спросил он.
Я ахнула.
– Ты знал?!
– Саяна, я не первый год живу на свете. Интриги и ложь – не твой конек. Ты всерьез считала, что Арсений появился случай-но? Думала, я не учую его парфюм в твоей комнате? Не пойму, что именно тебя манило в сад? Не свяжу твой внезапно вспых-нувший аппетит к сладкому с собаками?
От его слов мое лицо вспыхнуло, словно мужчина хлестал по щекам.
– Как ты… – я задохнулась от негодования. – Как ты посмел ставить надо мной опыты? Я не лабораторная крыса! Ты не имел права!
– Справедливо. Но чем я заслужил твои сомнения? Чем так обидел? Почему ты бежишь прочь от меня, как от прокаженно-го?
– А чем ты заслужил мое доверие? Тем, что запер меня? Тем, что не рассказывал ничего? Я не игрушка! Я свободный чело-век! Со мной так нельзя! – я кричала ему в лицо и даже не заме-чала этого. – Ты получил только то, что заслужил!
– Я лишь хотел защитить тебя. Это не повод довериться мне?
– Да почему ты так жаждешь моего доверия, в конце концов?!
– Разве это не очевидно? – мужчина горько усмехнулся.
Его откровенность ошарашила меня. Упреки, готовые сорвать-ся с языка, застряли в горле.
– Хорошо, я не достоин и капли доверия. Это мы выяснили. Но почему ты веришь кому угодно, только не себе, Саяна?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты даже не осмеливаешься заглянуть в свою душу.
– Претендуешь на роль психоаналитика? – огрызнулась я.

– Нет. – он вздохнул.
– И на том спасибо. А то, как ни посмотри, ты у нас ангел по-лучаешься!
– В точку. – сдавленный смешок. – Ответь на один вопрос, пожалуйста.
– Так же, как ты отвечаешь на мои?
– Туше.
– Хорошо, спрашивай.
– Кто выпустил тебя?
– Я не буду отвечать.
– Аш? Тугче? Мехмед? – мужчина пристально вгляделся в мое лицо. – Неужели Ильдар? Глухонемой старик? – его глаза удив-ленно расширились. – Не может быть, он со мной сотню лет!
Это образно или на самом деле?
– Я недооценил тебя! – Горан хмыкнул. – Как ты это делаешь?
– Что?
– Без труда залезаешь людям в душу вне зависимости от их желания.
– Не говори ерунду.
– Понял. – хорват развел руками. – Пойдем.
– Куда? Переселяться обратно в комнату с решетками? – голос предательски задрожал.
– Так вот каким ты меня видишь, Саяна? За что ты так?..
– Потому что ты все скрываешь, ничего не рассказываешь! Уже пора особый отсек в мозге заводить – под вопросы без от-ветов! – на меня накатила волна гнева. По лицу побежали круп-ные капельки слез, которые я со злостью смахивала со щек. – По какому праву ты держишь меня взаперти? Откуда в такой си-туации взяться доверию? Ты… – горло перехватил спазм. Нос захлюпал. Я совершенно по-детски всхлипнула и отвернулась от Горана.
– Прости, пожалуйста. Не плачь. – он положил руку на мое плечо. – Видимо, я слишком боялся за тебя. Не следовало…
– Не трогай меня! – я резко дернулась, сбрасывая его ладонь. – З-зачем это все? Изви-ви-нения твои ничего не значат! Ведь все равно не отпустишь!
– Ты все поймешь, Саяна.
– О, Господи! Да когда уже настанет это благословенное вре-мя?! Что за страшные тайны ты скрываешь?

– Я просто не знаю, как тебе все это рассказать. Дай время, пожалуйста! – он обнял меня и прижал к себе. – Клянусь, все, что я делаю – для твоего спасения!
Я попыталась вырваться из его объятий, но стальное кольцо, как всегда, было нерушимым. Когда всхлипывания, как у ребен-ка после истерики, затихли, моя нервная дрожь прошла. Горан был горячим, как печка, и, несмотря на холодную ночь, грел, словно теплое одеяло.
– Саяна, доверься мне, умоляю. – прошептал мужчина. – Когда ты будешь в безопасности, я не стану тебя удерживать. Если только… Если ты сама не захочешь остаться. – он разомкнул руки и отошел на шаг назад.
Я развернулась и устало посмотрела на него. Не время сейчас для таких разговоров.

Глава 8
Привет от Музафера

Доберман подбежал ко мне, ткнулся мокрым холодным носом в руку и начал лизать ладонь, на которой, видимо, остались сле-ды от сладкого.
– Собачек не ругай, они лаяли, – я кисло улыбнулась и потре-пала пса по холке.
– Саяна… – Горан вновь попытался подойти, но доберман ос-калил зубы и зарычал, встав между нами.
– Еще один защитник, – мне удалось пошутить.
– Даже сторожевые псы тебя любят. – мужчина покачал голо-вой. – Откуда ты… – он осекся и пристально посмотрел на до-бермана.
Тот, напрягшись всем телом, вглядывался вглубь сада, скалил зубы и клокотал, как вскипевший чайник. Драган громко свист-нул. Из кустов, ломая ветки, выскочили ротвейлеры.
– Арно, Кодо, sen koru! – приказал мужчина. – Зип, kaçırmayın! – пес сорвался с места, словно распрямилась туго сжатая пружина, и исчез в темноте. Хорват последовал за ним. Риторический вопрос: кто из них опаснее? Два мощных охран-ника встали по бокам от меня, глядя им вслед и скаля зубы.
– Кто из вас Арно, а кто Кодо? – едва успела пробормотать я, как псы взвизгнули с разницей в пару секунд и начали завали-ваться на бок. У одного из шеи, у другого из бедра торчали шприцы. Чьи-то руки обхватили меня сзади, когда я выдернула иголки. – Горан! – едва успела прокричать я до того, как мне за-жали рот.
Буксовка ногами помогла затормозить нападавшего. Со всей силы ткнув его локтем в бок, я услышала сдавленный стон, из-вернулась и выскользнула. Теперь самое время для коронного удара в колено. Девочек, выросших со старшими братьями, го-лыми руками не возьмешь! Ну, если только фирменным сталь-ным захватом по-хорватски.

Но торжествовать было рано. Стоило освободиться от одного, как сзади набросился второй, гораздо сильнее первого. Он од-ним движением завел мои руки за спину, каким-то образом бло-кировал ноги и потащил к забору. Тот, которому я со всей дури зарядила в коленку, похромал следом.
И в этот момент подоспел мой защитник. Раньше выражение «разъяренная фурия» мне попадалось только в книгах. Сейчас же я лицезрела ее во всей красе и мощи. Подбирать мужской аналог названия было некогда. Да и портить момент чистого удовольствия совершенно не хотелось.
Не особо церемонясь, Горан точными ударами «вывел из строя» троих мужчин, которые бросились на него, пытаясь по-мешать добраться до меня. Откуда они взялись? И сколько тут вообще этих ниндзя? Лезут, как тараканы, из всех щелей!
Еще один получил коленом в солнечное сплетение и рухнул со стоном. Другой попытался напасть сзади, но был остановлен приемом «горло-локоть». Поманив следующего к себе, мужчина улыбнулся, глядя, как тот убегает. Оторвав от меня прицепив-шегося, как клещ, незнакомца, Горан оттащил его к лужайке и отшвырнул в кусты роз. Я вскрикнула.
– Ты ранена? – мой хорват подскочил в мгновение ока.
– Нет, просто цветы жалко. Садовник ругаться будет. И этого несчастного, когда он вылезет. Представляешь, сколько времени уйдет, чтобы достать все шипы из задницы? – мой взгляд упал на лежащих ротвейлеров. – Но если собаки не очнутся, сама его убью. И этого. – я кивнула на хромавшего к кустам неудачника.
– Who has sent you ? – подхватив его за шиворот, спросил Го-ран. – To be silent I don’t advise, there will be problems . – мужчи-на с силой встряхнул его. – Why you here ?
– To protect her . – прохрипел тот, глядя на меня.
– She is protected by me! – рявкнул Драган.
– To protect her from you!

Все интереснее и интереснее!
– Who are you, devil take it ? – Горан с силой дернул его фут-болку за ворот.
Материал разъехался с такой легкостью, словно это была на-мокшая бумага, и я увидела чуть выше нижней границы ребер татуировку в виде глаза. Дэну Брауну это точно понравилось бы.
А ведь Горан, кажется, знал, где и что искать! Очень хочется спросить, стоит ли надеяться, что хоть кто-нибудь объяснит, что вообще происходит, или в лучших хорватских традициях я так и буду дальше мариноваться в бесконечной череде вопросов?
– Go away! . – мой спаситель отбросил мужчину в сторону. – And nevermore climb to me and Sayana!
Тот поднялся, сделал пару шагов к собрату, вылезающему из куста роз, обернулся и, глядя на меня, добавил в мою голову не-стыковок:
– To you hi from Muzafer .
Ошеломленная, я наблюдала, как они перебираются через за-бор, увитый плющом. Причем тут Музафер? Тот, у церкви, что дал око-оберег? Других не знаю. И опять глаз. Какого черта?
– Кто ты вообще? – пораженно прошептал Горан, не сводя с меня глаз.
– Она с секретами шкатулка, а он со сказками сундук, – про-бормотала я, присаживаясь на корточки рядом с ротвейлерами. – Должны же у девушки быть секреты.
– Не волнуйся, с ними все хорошо. – хорват присел рядом.
Повизгивая, псы приподняли головы, услышав его голос, и попытались подняться. Удалось им это нескоро. Мы дождались момента, когда они встали на ноги и смогли, пошатываясь, идти за нами, и дошли до Зипа. Доберман, оказывается, все это время удерживал еще одного из напавших. Выпучив глаза, тот лежал на спине и боялся даже дышать, потому что пес нависал над ним, сомкнув мощные челюсти на его горле.
– Bırak . – приказал Драган.

Зип послушно отошел в сторону и замер, не сводя глаз со сво-ей жертвы.
– Well, we will release him? – посмеиваясь, спросил хорват.
– Of course, I don’t want to dig in at half of the night a corpse as last time . – мне удалось не расхохотаться.
Мужик улепетывал с такой скоростью, что я едва успела крик-нуть вслед:
– Tell Muzafer that I do not wish to play these games! – я погла-дила по холке Зипа, глубоко разочарованного таким исходом дел, и тихо спросила, – и что дальше?
– Теперь мне отчасти понятно, что ты чувствовала, не получая ответов, Саяна. – Горан улыбнулся. – Прости, я был не прав.
Я молчала, выжидающе глядя на него.
– Обещаю, что исправлю свои ошибки.
– Ты все расскажешь? – не веря, переспросила я.
– Да. Честно и полностью. Прошу только об одном – дай пару дней. Поверь, это важно.
– Верю. Поэтому подожду.
– Спасибо. И, самое главное, ни одна дверь в этом доме более не заперта для тебя. Включая входную.
– Даже так?
– Надеюсь, ты не убежишь?
– Я подумаю.
– Саяна!
– Хорошо, не буду думать, уговорил.
– Что мне с тобой делать, а? – он расхохотался.
– Отвести домой.
– Домой? Приятно слышать! Пойдем.

Глава 9
Слушаю свою душу

Поцелуй – это когда две души встречаются между
собой кончиками губ.
И. – В. Гете

Дорогу до дома мы молчали. Будто случайно коснувшись моей ледяной ладошки, Горан спрятал ее в своей, как всегда, горячей руке. Когда вошли внутрь, он показал номер сигнализации и хо-тел идти вглубь дома, но я потянула его назад. Мужчина вопро-сительно посмотрел на меня. Я подошла ближе, прильнула к не-му, встав на цыпочки, и обвила его шею руками.
– Какой же ты высокий!
– Что ты делаешь, Саяна? – хрипло прошептал он, тяжело ды-ша.
– Слушаю свою душу.
Его глаза полыхнули огнем. Мой любимый хорватский захват стиснул талию стальным обручем. И я совершенно не хотела из него выбираться.
Губы Горана тоже были горячими. Столько раз я гадала, какие они на вкус, стыдясь и отгоняя такие мысли! Теперь знала точно – у них привкус нежности и страсти. Они то мягкие, манящие и обещающие, то жесткие, настойчивые и требовательные. Как и он сам.
Никогда еще мой первый поцелуй с мужчиной не был таким. Доверчиво раскрывающим нас обоих друг другу, страстным, ласковым, сжимающим сердце в водовороте желания и сбиваю-щим дыхание, которое теперь одно на двоих.

Моя куртка полетела на пол, как и его пиджак. Руки Горана на спине лавой обжигали кожу сквозь рубашку, словно он был грозным своенравным вулканом. Мужчина так крепко прижи-мал меня к себе, будто хотел сделать из нас одно существо. Его сбивчивое дыхание и сдавленные стоны сводили с ума. Я запус-тила руку в его густую шевелюру. От этой простой, безыскус-ной, но истинно женской ласки судорога прошла по телу моего и отныне только моего хорвата.
– Что же ты со мной делаешь, Саяна! – едва слышно выдохнул он. – Любимая…
Как мы оказались у лестницы, уже и не вспомнить. Я прижала Горана к перилам, и мы медленно сползли вниз. Мужчина сел на ступеньку, притянул меня к себе и помог расположиться сверху. Успев пожалеть, что надела джинсы, а не платье, я вновь обо всем забыла в его руках. Каждая клеточка тела жаждала прикос-новений. Брать и отдавать, брать и отдавать, и снова, снова, все-гда!
Горан оторвался от моего рта, и через мгновение его губы на-чали покрывать поцелуями шею. Я изогнулась со стоном, по ли-цу заскользила слезинка. Он обжег меня взглядом и слизнул ее. Больше терпеть эту сладкую пытку я была не в силах.
Под нажимом моей руки Горан откинулся назад. Тугой пучок, скручивающий волосы, распустился, и они рассыпались по пле-чам, а потом накрыли мужчину водопадом. Жаркие ладони мое-го хорвата исследовали тело так, словно оно было ему хорошо знакомо. Мои желания он чувствовал еще до того, как я сама успевала осознать их. И даже такая первобытная гармония не удивляла, словно это предполагалось самим устройством мира. Но когда моя рука, проигнорировав пуговицы на рубашке, скользнула к его брюкам, Драган выплыл из нашего омута стра-сти и перехватил ее.
– Саяна, умоляю тебя, остановись.

– Почему? – прошептала я и прикусила мочку его уха. – Я хо-чу тебя.
– Чтобы услышать эти слова, готов глотку перегрызть кому угодно! Я тоже безумно хочу тебя, ты даже не представляешь!
– Так в чем подвох?
– Сначала ты должна узнать всю правду. Только тогда.
– Издеваешься? – промурлыкала я, ласкаясь к нему.
– Саяна, умоляю! – хорват зарылся лицом в мои волосы. – Дай мне… – он с силой втянул воздух.
– Именно это я и пытаюсь сделать. – со смешком вырвалось из моих губ.
– …пару дней. – выдохнул мужчина.
– И опять, и снова.
– Если бы ты знала, – прорычал Горан, пытаясь отстраниться, – каких усилий мне стоит держать себя под контролем!
– Это мазохизм. – я попыталась встать, но он вновь притянул меня к себе. – Может, определишься уже?
– Извини. – его руки разжались, но едва мне удалось поднять-ся, как мужчина вскочил и обнял со спины.
– Драган! Прекрати уже!
Рыча, как Зип недавно, он отошел. Я молнией взлетела по ле-стнице, раздраженно смахивая слезы. Но когда подбежала к две-ри, хорват без труда догнал меня. Не рискнув приближаться, он выместил свой гнев на кодовом замке, снеся его ударом кулака.

Ну, уж нет! Так просто это не закончится! Не с первого раза, но мне удалось подойти к Горану. Тяжело дыша, он отступал до тех пор, пока пространства для маневра не осталось.
– Спасибо за это. – я кивнула на останки пищащего отродья, провела рукой по колючей щеке мужчины, ощущая, как он тя-нется к моей ладони, изо всех сил сопротивляясь, поцеловала его и оттолкнула. – А это – чтобы ты помнил, от чего отказался. – мне удалось на негнущихся ногах войти в комнату и закрыть дверь на защелку под аккомпанемент сдавленного рычания за спиной.
Солнечное сплетение скрутило болью, из груди вырвались всхлипы – первые аккорды гимна жалости к себе, который будет звучать еще долго. Прислонившись к стене, я сползла вниз – и плача, и смеясь. Ситуация – жесть. Чувства, желания, обиды, сомнения и надежды перепутались в такой тугой комок, что мне вряд ли под силу распутать. Грохот в коридоре подтвердил, что наши эмоции схожи.
– Уходи! – закричала я. – Оставь меня в покое! Хватит!
Звенящая тишина взорвала комнату и мозг. Но, несмотря ни на что, было очевидно, что Горан не ушел, я чувствовала его. В эту ночь мы оба не будем спать – но совсем по другой причине, не-жели та, на которую я недавно рассчитывала.





























Часть 3
Основной инстинкт

…и ты похож на порох.
В груди пять тысяч солнц,
В глазах невероятный накал…
Искры летят от твоих прикосновений.
Мощный заряд, он не знает направлений,
Сметая на пути все то, что попадет под удар.
Город 312 «Территория»

Глава 1
Основной инстинкт

– А зори здесь громкие. – пробормотала я, приоткрыв один глаз. Как же просыпаться не хочется! Кто там гремит в саду не-понятно чем с утра пораньше?
В поле зрения попали часы на стене. Ничего себе! Полдень! Проспала так проспала! Конечно, после вчерашнего более чем фееричного дня, немудрено. Уснула под утро и попала, если так можно выразиться, в череду эротических кошмаров.
Приняв душ, я с чистой совестью забила на спорт и, помедлив на мгновение перед дверью, открыла ее. Отсутствие ненавист-ного писка, въевшегося в подкорку, звучало как музыка. Значит, это мне не приснилось. Остальное, увы, тоже.
Повторив вчерашний путь, только не перебежками и не огля-дываясь опасливо по сторонам, я вышла из дома и остолбенела. Вот это и называется «движуха». Десятки людей хаотично сно-вали по саду. Сразу вспомнился фильм с уроков химии – про то, как увеличивается скорость движения молекул при нагревании воды. Только молекулы не таскали стулья, столы, столовые при-боры и прочее, подготавливаясь, похоже, к грандиозному празд-нику.
Я прошлась по саду, вновь привыкая находиться среди людей, и набрела на собак, запертых в вольере. По обиженным мордам было легко догадаться, что они думают обо всем происходящем. Провожая каждого чужака настороженным взглядом, вышко-ленные псы не могли себе позволить залаять на него, но чтобы тот обходил вольер стороной, хватало и предупредительно оска-ленных зубов.
Когда я зашла внутрь и наклонилась, чтобы потрепать их по холкам, в спину, или чуть ниже, уперся чей-то взгляд. Могу по-спорить, что знаю, чей именно. Что ж, нам все равно придется общаться, хотя меньше всего на свете хочу видеть его сейчас.

– Здравствуй, Саяна.
– И тебе не хворать, Горан. – съязвила я в ответ.
– Мы можем поговорить?
– Уже прошла пара дней?
– Не об этом.
– Тогда – нет, не можем.
– Понимаю, ты обижена, но…
– Ты получил свой ответ! – резко перебила я, выйдя из волье-ра.
– Прости за вчерашнее, пожалуйста.
– Повтори это через пару дней. – я обошла его стороной и на-правилась обратно в дом.
– Хорошо. – хорват пошел рядом. – Ты завтракала?
– Нет, мамочка.
– Тогда понятно. Пойдем. – Драган вывел меня на террасу вто-рого этажа и указал на большое плетеное кресло с кучей ма-леньких разноцветных подушек. – Присаживайся.
Он ушел и вернулся с двумя подносами вкусностей, по одному в каждой руке. Мне и двумя один такой не поднять! Какой же он сильный! Я заерзала, вспомнив, как уютно вчера было в хорват-ском стальном кольце, но встретилась взглядом с глазами Гора-на с дискотекой наглых чертенят и покраснела.
– Тебе жарко? – невинно улыбаясь, спросил мужчина, напол-няя тарелку ароматным супом-пюре.
– Жарко мне было вчера! – рассерженно парировала я.
– Да, горячий выдался вечер. – словно не заметив моей откро-венной грубости, продолжил хорват, пододвинув мне тарелку.
Ах, так? Мои глаза сузились до узеньких щелок. Вызов при-нят!
– Зато ночь оказалась холодной. Прямо ледяной. – я зачерпну-ла ложку супа и отправила в рот.
Вкуснотища-то какая! Грибной вкус, мой любимый! Из груди от наслаждения вырвался протяжный стон. В этот момент я за-метила, как на меня смотрит Горан. Один его взгляд сделал со мной все то, чего я так жаждала вчера.
Не смей так смотреть!!!

– Могу предложить тебе грелку. – отведя глаза, сказал бессо-вестный, обнаглевший вконец, попутавший берега, хорват.
– По имени Арсений?! – не думая, выпалила я.
Мужчина побледнел. Удар явно достиг цели. Но вместо вы-стрела из пневматики получился взрыв ядерной бомбы. Драган встал, с грохотом отодвинув стул.
– Если пожелаешь. Мое разрешение тебе не нужно. – сухо бросил он, уходя с террасы в комнату.
– Горан, подожди!
Мужчина замер в дверном проеме, не оборачиваясь.
– Прости, пожалуйста. – я подошла к нему. – Язык – мой злейший враг, знаю. Он постоянно теряет соединение с мозгом. Прости. – я погладила его спину.
– Не надо так со мной. – вздрогнув, прошептал хорват. – По-жалуйста.
– Хорошо, не буду. Не уходи.
Мы молча, не глядя друг на друга, вернулись за стол.
– Очень вкусный суп. – пробормотала я. Надо же было хоть что-то сказать.
– Да.
И ведь даже не смотрит на меня.
– Ты так сильно обиделся, или я умудрилась угодить в больное место?
– Саяна, давай не будем об этом говорить.
– Мне уйти?
– Нет.
– Как с тобой сложно!
– Кто бы говорил. – мужчина красноречиво посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
Уже лучше.
– Так что ты хотел рассказать?
– Знаешь, когда я сегодня зашел в комнату и не увидел тебя, решил, что ты ушла. – тихо сказал он и накрыл мою ладонь сво-ей. – Это было… Наверное, ужасно – не то слово. Спасибо, что осталась, Саяна.
– Получив свободу, бежать уже неинтересно. К тому же, пара дней скоро закончатся.
– Я боюсь этого времени.
– Почему?

– Потому что тогда ты, возможно, примешь решение уйти.
Я встала и подошла к нему. Сейчас мы были практически од-ного роста. Когда мои руки легли на его плечи, Горан со стоном притянул меня к себе и зашептал:
– Обещай, что все обдумаешь, прежде чем сделаешь выбор, как жить дальше, умоляю тебя, Саяна!
– Обещаю. – я обняла его.
Горан с протяжным стоном зарылся лицом в мои волосы, вновь обжигая спину своими ладонями. Но идиллия не продли-лась долго. В стороне от нас кто-то деликатно кашлянул. Хорват со вздохом поднял голову, не отпуская меня.
– Ах, да! Монашки пришли.
– Что? – я повернула голову и увидела Ильдара.
Вежливо кивнув мне, старик продолжил что-то показывать на языке жестов – очевидно, на турецком. Горан кивнул и продуб-лировал ответ вслух:
– Проводи их в комнату Саяны, мы скоро придем.
– Ты решил сдать меня в монастырь? – поинтересовалась я. – Согласна уйти в мужской и работать там в качестве штатного искушения.
– И не мечтай! – мужчина тепло улыбнулся. – Никому не от-дам!
– Понятно, сам издеваться будешь, другим не позволишь. Рас-сказывай уже, интриган хорватский!
– Хорошо. – он посерьезнел. – Помнишь, я говорил, что сде-лаю все для твоей безопасности?
– О, сколько раз я это слышала!
– Сегодня мы закрепим результат, будет вечеринка. Как тебе идея?
– Можно завизжать от восторга позже? – презрительно фырк-нула я.
– Обычно девушки радуются такой возможности, что не так?
– Я ни разу не гламурная киса, но переживу это, чтобы вы-слушать твой обещанный подробнейший рассказ после.
– Откуда ты… – со вздохом начал Горан.

– Считай меня кармой за грехи.
– Да уж, – мужчина отвел взгляд и поднялся. – Саяна, вечером здесь соберутся многие, кто имел отношение к ситуации с твоим братом.
– Те, кто намного страшнее драконов?
– Да. Ты постоянно будешь под моей охраной, но очень тебя прошу – будь осторожна. А теперь пойдем к монашкам. У них для тебя сюрприз.
– Сюрприз от монахинь? Ты понимаешь, что сейчас делаешь с моим воображением?
– Ты не карма, ты пошлая заноза в заднице! – хорват развер-нул меня и, подталкивая в спину и чуть ниже, практически вы-нес с террасы.
Хохоча и переругиваясь в шутку, мы поднялись на третий этаж в мою комнату. Ожидающие нас монахини пополнили кол-лекцию колоритных персонажей. Одна была высокая, как бас-кетболистка, жердь с таким унылым страдальческим лицом, словно кто-то испортил воздух в ее присутствии, но ей прихо-дится терпеть. Вторая, в противовес первой, маленькая тол-стушка с румяными пухлыми щечками, расплылась в улыбке, едва увидела нас.
Красноречиво глядя на Горана, я приложила титанические усилия, чтобы не согнуться пополам от смеха. Он сам еле сдер-живал усмешку, но фирменная дискотека чертенят в глазах от-жигала по полной. Когда дылда, не ответив на мое приветствие, подошла к кровати и начала осторожно открывать чехол с одеж-дой, Драган пояснил:
– У них обет молчания.
– Ты нарочно таких выбрал, чтобы они не выболтали твои тайны? – прищурившись, спросила я, но ответ уже не интересо-вал, потому что высокая монахиня бережно извлекла на свет божий настоящее чудо – Платье.
С открытыми плечами, золотистое, точно в цвет моих волос, словно сплетенное из янтарных лучей летнего предзакатного солнца, оно наполнило комнату нежным сиянием. Заворожен-ная, я подошла ближе и ахнула – платье оказалось целиком со-ткано из шелковых золотых нитей. Язык бы не повернулся на-звать кропотливую тончайшую работу кружевом, потому что это была просто воплощенная Красота. Затейливая вязь из дико-винных цветов, листиков и, похоже, мандал, завладевала внима-нием с первой секунды и манила за собой, уводя в глубины во-ображения ангелов, что сплели ее из любви ко всему сущему.

Я пришла в себя, только когда почувствовала, как рука Горана обвивает мою талию. С сожалением отведя взгляд от Платья, мне с трудом удалось сфокусироваться на его чрезвычайно до-вольном лице.
– Нравится? – прошептал он.
– Это мне? – не веря счастью, невпопад ответила я.
– Не мне же! Конечно, тебе. Надо подогнать по фигуре, при-мерь.
– Спасибо, Горан! Оно… слов нет! Даже страшно надевать, это же произведение искусства!
– Как и ты.
– Нет уж, я для музея еще слишком молода.
Усмехнувшись, он крепко прижал меня к себе. Монахиня-колобок, с умилением глядя на нас, расцвела улыбкой, сложив ручки на груди, но жердь, не разделяя ее восторга, налетела, как ураган, вклинилась между нами и в два счета вытолкала хорвата за дверь.
Ясно, ему на примерке присутствовать запрещено. А жаль!
Я разделась, оставив только трусики. Мои помощницы помог-ли облачиться, иначе не скажешь, в первозданную красоту, туго зашнуровали корсет, приподнимающий грудь, и расправили складки почти невесомого, струящегося до пола, подола. Откуда взялись туфли на шпильке в тон платью, даже спрашивать не хотелось, чтобы не портить волшебство.
Улыбчивая монахиня умело скрутила мои волосы в пучок, вы-пустила пару завитков у висков и отошла, придирчиво огляды-вая результат. Судя по ее сияющему лицу, получилось хорошо. Вторая обошла вокруг несколько раз, смахнула пару невидимых пылинок и удовлетворенно кивнула.
Я подошла к зеркалу и поняла, что ощущала Золушка после того, как фея-крестная экипировала ее на бал! Платье воистину волшебное – и не догадывалась, что могу так выглядеть! Хотя на свое отражение можно было и не смотреть, достаточно взгля-нуть в глаза Горана, говорящие обо всем.
– Ты прекрасна! – выдохнул он, похоже, боясь даже прибли-жаться.

– Спасибо.
Монахини помогли раздеться, предварительно вновь выгнав хорвата, и бережно упаковали волшебное платье в чехол. А я, как координатор с богатым опытом, отправилась помогать Дра-гану с праздником, и, в круговерти забот забыв обо всем, даже не заметила, как наступил вечер. Но стоило сумеркам начать не-спешную прогулку по саду, как все страхи вновь потребовали внимания.
Наблюдая, как устанавливают сцену для музыкантов, я думала о том, где сейчас Глеб, в безопасности ли он, сможет ли выта-щить меня отсюда, как говорил. Что вообще значили его слова? Господи, как же задрала уже эта проклятая неизвестность! Сколько можно, в конце концов?!
Протяжный выдох сквозь плотно стиснутые зубы. А ведь не-чего юлить и врать самой себе! На самом деле не очень-то и хо-чется, чтобы меня спасали. Если честно, не горю желанием по-кидать хорвата. К нему неимоверно сильно тянет. Что это? От-куда такие сильные чувства к мужчине, который совсем недавно был незнакомцем?
К счастью, внимания требовали не только страхи, но и рабо-чие. Один из них, наверное, старший, похожий на огромного усатого бобра в синем комбинезоне, подошел ко мне. Что-то пытаясь объяснить на турецком, он тыкал толстым пальцем сна-чала в схему, потом в разобранные конструкции на траве. Смут-но догадываясь по обрывкам турецких фраз, что его чем-то не устраивает место, выбранное Драганом для сцены, я успокоила мужчину на смеси турецкого, английского и языка жестов и от-правилась на поиски Горана. Женщины из прислуги одна за дру-гой качали головой. В неприятности, что ли, влипнуть? Тогда он точно сразу же объявится!

Постучав в дверь его комнаты и не дождавшись ответа, я во-шла. Внутри царил полумрак. Надо же, как тут все изменилось с того ужина, когда записка Арсения не давала мне покоя! Круг-лое розовое ложе с жирными ангелочками исчезло, на его месте стояла обычная кровать. Каменный лев не скалил зубы у камина. Хрустальная хвастливая люстра, подобрав пышную стеклянную «юбку», видимо, поспешила сбежать в Лувр. Мутно-белого кри-сталла у окна тоже нет – очевидно, ведьма с ужасным вкусом, что раньше владела домом, соскучилась по нему и забрала, а за-одно прихватила и троицу фламинго, что стояли рядом. Лепнина на потолке осталась, но искусное деликатное освещение в ни-шах стен, наполняя комнату приятным полумраком, скрадывало ее.
Совсем другая комната. Теперь она мне нравится.
На тумбочке у кровати что-то блеснуло, я неосознанно, на «инстинктах сороки», сделала шаг к ней и увидела серебристый матовый кинжал. Витая рукоять с большой буквой «D» в осно-вании клинка, длинное лезвие с вплавленной в середине полосой цвета сливок. Что это? Похоже на костяную занозу из груди Драгана. Я провела пальцем по ней. На ощупь шероховатая. Это на самом деле кость? Но зачем она в кинжале? Странно. Мне с трудом удалось отвести взгляд от клинка. Какой же он краси-вый, мрачный и… опасный.
– Нравится? – раздался голос Горана.
– Да. – все еще зачарованная кинжалом, прошептала я.
– Он давно принадлежит нашей семье. – мужчина взял его, прижавшись грудью к моей спине. – Дай руку, Саяна. Не бойся.

Я протянула ладонь. Холодная сталь легла в нее уверенной тяжестью. Пальцы сами собой крепко сжали рукоять, словно что-то внутри меня знало, как обращаться с клинком. Тело на-пряглось. В венах вскипела готовность нападать. Я резко раз-вернулась, не отдавая себе отчета, что делаю. Острый кончик клинка ужалил Драгана в голую грудь.
– Прирожденная Охотница. – хрипло выдохнул он, не сделав ни единого движения, чтобы помешать мне.
– Господи! – рука задрожала и выронила кинжал. – Горан, про-сти!
– Ничего страшного. – улыбаясь, будто неуклюжая девушка всего лишь нечаянно разлила на него сок, ответил мужчина.
– Но… – дыхание перехватило, и я молча проводила взглядом темно–вишневую капельку крови, которая скользнула из ранки на груди по его стройному торсу и впиталась в полотенце на бедрах.
– Саяна, все хорошо. – хорват поднял кинжал, двумя пальцами вытер свою кровь с острия и вернул мрачного красавца обратно на тумбочку. – Видишь, даже следа не осталось.
Я осторожно положила ладони на его грудь. Какая горячая! Как он мылся, интересно? Кожа обжигает! С нее вода, наверное, попросту испаряется, как с раскаленной сковородки! Как и ра-ны, кстати. Даже шрама или хотя бы крошечной царапинки не осталось. На коже лишь подсыхающий след от крови.

Санклит. Практически бессмертный с ускоренной регенераци-ей тканей. Так, кажется, говорил Арсений. А еще он упоминал о специальных кинжалах с костяными вставками на лезвии, кото-рые причиняют таким существам нестерпимую боль. Если вон-зить клинок в сердце, можно их убить. Я с трудом удержалась, чтобы не стукнуть себя по лбу. Как же долго до некоторых до-ходит очевидное!
– Твои ладошки такие нежные, – прошептал мой «практически бессмертный», бесцеремонно прижавшись ко мне и тяжело ды-ша.
Я подняла голову и утонула в его полыхающем желанием взгляде.
– Так приятно! – он накрыл одну мою руку своей, огненной.
Другая еще крепче сжала талию. До меня – вновь с запоздани-ем – дошло, что между нами теперь лишь тонкая ткань полотен-ца. И моя одежда, конечно. Так, пора вспомнить о бобре в голу-бом комбинезоне.
– Я искала тебя, – пробормотали губы.

– И ты меня нашла. – хрипло отозвался мужчина. – Вечно буду за это Господа благодарить!
– Отпусти. – руки уперлись в его живот, отталкивая.
– Саяна? – взгляд санклита наполнился тревогой. – Я чем-то обидел тебя? – объятия разомкнулись.
– Нет. – дрожащие ноги сделали шаг назад. – Там… – мысли разлетались прежде, чем удавалось ухватить их за хвост.
Я отвернулась, чтобы скрыть замешательство. Руки снова по-тянулись к кинжалу на тумбочке. Пальцы скользнули по холод-ной стальной поверхности. Меня тянет к этому клинку с неимо-верной силой! Как и к его хозяину.
– Твои волосы волшебно пахнут! – Драган отвел их в сторону и обжег шею дыханием. – Саяна…
Закрыв глаза, я позволила желанию охватить все тело. С губ сорвался стон.
– Господь всемогущий! – выдохнул хорват. – Что же ты со мной делаешь, любимая!
Развернув лицом к себе, он поцеловал меня. Вкус нежности и страсти – успела соскучиться по нему! Мокрые волосы под ла-донью, дрожащее тело, сбивчивое дыхание. Полотенце падает на пол. Да и черт с ним!
Как мы оказались в постели, не знаю. Лаская его тело, моя ру-ка поползла вниз. Но он вновь, как тогда на лестнице, перехва-тил ее.
– Саяна, умоляю, остановись, родная!

– Издеваешься? – не поверив ушам, переспросила я. – Что, секс только после свадьбы?
– Пожалуйста, душа моя!
– Опять?! – опрокинув обнаженного хорвата на спину, я села сверху. – Мужик, ты совсем охренел?!
– Два дня, умоляю! – прохрипел он, сжав мои бедра. – Вер-нее… Дай мне время – всего лишь до вечера, любимая!
– Ничего тебе больше не дам, и не мечтай! – огрызнулась я, спрыгивая с него. – Иди на…, предложение более не действи-тельно!
– Саяна! – Драган перехватил меня у двери. – Ты все поймешь!
– Хватит, ищи другую дуру!
– Не хочу другую дуру, только эту! – мужчина сграбастал ме-ня в охапку, не давая вырваться.
– Чего? Ты понял вообще, что сказал?!
– Прости, – Горан расхохотался, уткнувшись лицом в мои во-лосы. – Вообще не понимаю, что несу, когда рядом с тобой!
– Он отказывается от секса, а дура почему-то я! – меня начал душить смех. – Драган, сил никаких нет! Шел бы ты уже!
– Куда, родная? – хохоча, поинтересовался мужчина.
– К бобрам!
– З-з-зачем?

– Они ждут! Боже, не могу больше смеяться! Сейчас ежика рожу!
– От бобра?
– Если учитывать твое поведение, то от святого духа! – я всхлипнула от смеха. – Все, зоолог доморощенный, отпусти.
– Как скажешь. – хорват разжал руки и отступил на шаг.
– Ну, ты идешь к бобрам или как?
– Одеться можно?
– А так слабо? – я прищурилась, разглядывая обнаженное те-ло.
– Нет. – он ухмыльнулся. – Если пожелаешь.
– Дважды уже пожелала! – как же упустить такую возмож-ность и промолчать! – Все равно обломал!
– Господь любит троицу. – намекнул нахал, полыхнув взгля-дом.
– Угу. В третий раз у тебя месячные начнутся. Или у меня. Уж прости за подробности.
– Ничего. – на лице мужчины заиграла шальная усмешка. – Если прорвет плотину – позовем бобров!
– Так, где этот кинжал? – я двинулась к тумбочке.
– Прости, Охотница моя! – он вновь обнял меня со спины. – Не убивай, умоляю!
– Почему Охотница, кстати? – я развернулась и посмотрела ему в глаза.
– Понимаю, что ты уже ненавидишь эти слова, но повторюсь – скоро расскажу. И не надо бить коленом в пах, злая моя, иначе третьего раза придется ждать куда дольше!
Решив проблему с бобрами, Горан попал в руки декоратора.

– Прости, родная. – он улыбнулся. – Дай мне еще минутку.
– Не дам. Мне любовь к троице, в отличие от Бога, не свойст-венна.
– Значит, придется постараться, чтобы моя богиня попозже все же сменила гнев на милость! – промурлыкал хорват.
– Любишь ты, однако, невыполнимые задачи!
– Посмотрим. – он ухмыльнулся, полыхнув глазами. – Чем сложнее, тем интереснее!
– Я женщина, а не квест.
– Поспорил бы.
– Иди уже. Много говоришь, да мало делаешь.
– Как скажешь, родная.

– Что? – я вздрогнула, когда кто-то потряс меня за плечо.
Ди-джей с выбритыми висками продемонстрировал мне бело-зубую улыбку и поманил за собой. Мы прошли за сцену и под-нялись по одной из двух лестниц к прожекторам.
– Don’t you like light? – предположила я.
– No, everything is all right, thanks. – парень перенаправил па-ру больших «фонарей», кому-то махнул и с торжествующим ви-дом ткнул пальцем вниз. На сцене полыхало алым огромное сердце. Гордый собой, Ромео прижал мои ладони к своей груди и выдохнул:
– You have struck me on the spot, Sayana!
Вот ведь удивил, горе попсовое! Я едва не расхохоталась в го-лос. Интересно, и часто у него этот подкат срабатывал? Хотя, если на визжащих у сцены малолетках тренироваться, легко по-чувствовать себя покорителем женских сердец!
Сочтя мою улыбку одобрением ухаживаний, ди-джей положил руку мне на талию, но я отступила, сбросив ее. В тот же момент парень изменился в лице и ретировался, едва не навернувшись с лестницы. Я обернулась. Так и есть – за моей спиной Горан по-лыхал взглядом, стиснув зубы и кулаки.
– Ни на минуту ведь нельзя оставить одну! – прорычал хорват. – Сразу мужики вокруг виться начинают!

– Ты как собака на сене. – с нервным смешком пробормотала я и, обойдя его, направилась ко второй лестнице.
Но сильные руки обхватили талию стальным кольцом. Драган рывком прижал меня к себе. Внизу поплыли страстные гитарные переливы – начали разогрев музыканты. Как вовремя!
– Что ты со мной делаешь! – простонал он, тяжело дыша.
– Зато ты со мной ничего не делаешь! – все же нашла силы па-рировать я.
– Злая моя! – мужчина развернул меня лицом к себе.
Поцелуй был таким страстным, что ноги подкосились в пря-мом смысле слова, и я повисла на Горане. Он не возражал.
– Там тебя уже ждут. – поглаживая меня по волосам, прошеп-тал хорват.
– Кто? – мысли витали где-то далеко, голова категорически отказывалась работать.
– Сейчас вспомню. – мужчина отстранился от меня и сделал глубокий вдох. – Так. Визажист и парикмахер. Сделают все, как скажешь.
– Вообще все? – я многозначительно улыбнулась, изогнув бровь.
– Это девушки.
– Ж-ж-жаль!

– Невыносимое существо! – простонал он, вновь поглаживая мои волосы. – Саяна…
– Кто бы говорил! – фыркнула я, отстранившись от него и на-правившись к лестнице.
Драган помог мне спуститься и пошел рядом. Ди-джей сделал вид, что видит госпожу Саяну впервые в жизни, и предусмотри-тельно попятился к самому краю сцены, скукоживаясь под тя-желым взглядом Горана.
– Твоя заключенная прекрасно осведомлена, где ее камера. – покосившись на хорвата, сообщила я.
– Ты не пленница.
– Прости, пыталась пошутить.
– Это я твой пленник. – мужчина сжал мою ладошку. – Навсе-гда.
Он полыхнул глазами. По телу мгновенно растеклась волна желания. Низ живота сладко заныл.
– Горан, иди уже по своим делам. – процедила я сквозь зубы. – У меня рядом с тобой, скажем так, основной инстинкт зашкали-вает!
– Просто хочу проводить.
– Жаль, я по пути официанта хотела затащить в кусты и изна-силовать!
– Ты можешь. – пробормотал Драган, еще крепче сжав мою руку.
– Кайфолом.
– Неправда!
– Даааа? А кто кормит меня «завтраками» и поет одну и ту же песню о двух днях?!
Пререкаясь, мы подошли к моей комнате.

– Иди, секс-террористка. – он нежно поцеловал меня в губы и отстранился.
– Знаешь, если будешь так издеваться, проберусь ночью в твою спальню, привяжу к кровати – крепко-накрепко, и…
– Саяна! – прорычал Драган, вновь рывком прижав меня к се-бе. – Я же не железный!
– Даааа? – прошептала я, прильнув еще теснее. – А ощущение, что именно железный. В некоторых местах особенно.
– Бессовестная моя! – прорычал Горан. – Тебе нравится драз-нить меня, да?
– Очень. – честное признание сорвалось с губ помимо воли разума. – Сам виноват.
– И не поспоришь ведь.
– Ты же меня дразнишь. Доводишь до кипения и уходишь. Значит, это моя маленькая месть. – я запустила руку в его шеве-люру.
– Жестокая моя, – содрогнувшись всем телом, выдохнул хор-ват.
– Уже жалеешь, что спас?
– Никогда не пожалею! – он обжег горячим дыханием шею. – С ума схожу, когда думаю, что мог не успеть!

– Вот видишь, жизнь коротка, надо торопиться!
– Да, коротка. – эхом повторил мужчина. – Боже, как же хо-рошо с тобой!
– Ты даже не представляешь, как хорошо! – прошептала я. – Не знаешь, от чего отказываешься!
– Пощади, бессердечная моя!
– Пощады не будет! – промурлыкала я, с трудом отстранив-шись от него.
С ним у меня выключались все ограничители. Не знаю, что это. Меня влечет к нему с такой силой, словно мы кусочки мощ-нейшего магнита! Я на самом деле готова проскользнуть к нему ночью, привязать к кровати и сделать все то, что вижу в жарких снах. Потом немного отдохнуть и повторить. Хотя можно и не отдыхать!
– Драган, иди уже куда-нибудь! – стоном вырвалось из моих губ.
Так, отступаем медленно по стеночке. Где вход в эту прокля-тую комнату? Ага, вот он. Я нырнула внутрь, закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Боже, сумасшествие какое-то! Сердце стучало так сильно, что не хватало воздуха. Ноздри затрепетали – нос уловил флер древесно-мускусного аромата. Уже чудится? А, нет, все просто – после «обнимашек» я вся пропахла им. Да-же на запястьях – он! Мужчина словно пометил свою террито-рию! С губ сорвался стон. Самое главное – мне это только в ра-дость!
Стук в дверь заставил подпрыгнуть. Все, бессовестный хорват, больше ждать не буду!
– Мое терпение лопнуло! – прорычала я, распахнув дверь.
Но вместо вожделенного Горана в комнату вплыл стул на ко-лесиках и зеркало с лампочками «по периметру». Следом про-следовали девушки. Одна блондинка с большим кейсом в руках, другая брюнетка с сумкой на колесиках. Она сюда переехать решила? Я нервно хихикнула. Мне уже начинать бояться «или пока обождать», как говорит Глеб?

Две турчанки, визажист и парикмахер, очередной сюрприз предусмотрительного хорвата, долго и красочно расписывали, какой макияж и прически сейчас в моде. Представив себя с тол-стым слоем тональника, накладными ресницами, бордовыми гу-бами и полуметровым начесом, я пришла в ужас и потребовала классическую прическу, легкие smoky-eyes и прозрачный блеск для губ.
Девушки, перебивая друг друга, попытались перетянуть меня на сторону зла, пришлось пойти на хитрость и заявить, что тако-во требование господина Горана. Волшебное заклинание срабо-тало – перестав спорить, негодяйки от высокой моды молча принялись за работу, и через час клиентка имела именно то, что хотела.
Я проводила парикмахершу до двери, помогла выкатить в ко-ридор зеркало, попрощалась и посмотрела на визажистку, кото-рая копалась в кейсе, перекладывая разнокалиберные тюбики, флакончики и коробочки с одного места на другое.
– Вам помочь?
– Это я вам помогу. – тихо сказала девушка, подняв на меня глаза.
Она помолчала, словно собиралась с духом, потом сунула руку в кейс, достала оттуда небольшой листик красной бумаги и, по-медлив, протянула мне. Я развернула его, пробежалась глазами по строчкам. И теперь уже мои руки начали дрожать. До боли знакомый каллиграфический почерк!
«Сайчонок, придем за тобой в любой момент, будь готова. Глеб».
– Пожалуйста, не рассказывайте ничего господину Горану! – взмолилась девушка, едва не плача. – Они меня заставили!
– Кто? – с трудом сфокусировавшись на ней, прошептала я.

– Меня заставили! – продолжала твердить визажистка. – Не говорите господину Горану, умоляю!
– Не скажу, успокойтесь, но объясните…
Стук в дверь заставил девушку вздрогнуть всем телом. Она замолчала, с ужасом глядя на меня.
– Все хорошо. – моя рука смяла красный листок и кинула ка-тышек в кейс. – Войдите.
– Саяна, вы закончили? – Драган вошел в комнату. – Здравст-вуй, Ольга.
– Здравствуйте, господин Горан. – не поднимая на него глаз, она быстро захлопнула кейс и пошла к выходу. – До свидания, госпожа Саяна.
– Я провожу девушку и вернусь. – пообещал санклит и вышел вслед за ней.
Я облегченно выдохнула. Что ж, буду ждать – и возвращения хорвата, и появления Глеба. Пока можно сконцентрироваться на проблемах помельче. Например, связанных с платьем. Похоже, кое-кто самонадеянно поспешил избавиться от турчанок. Пото-му что надеть платье мне удалось самой, но попытки зашнуро-вать корсет самостоятельно, проявляя чудеса изобретательности и гибкости, успехом не увенчались. Но стоило отчаяться, как появился мой спаситель. Как всегда, вовремя.
– Прекрасно выглядишь, – восхищенно прошептал Горан, по-сле стука вновь войдя в комнату. – Помочь?
– Да. Эти гарпии, подосланные тобой, кстати, хотели меня под хохлому расписать! – пожаловалась я, поворачиваясь к нему спиной.
– Это как? – мужчина осторожно стянул половинки корсета друг к другу.
– Это когда слой штукатурки на лице такой толщины, что ее можно пластами снимать.
– Ты никому не позволишь сделать с собой то, чего не хочешь. Уж я-то знаю.
– А ты не позволяешь сделать с собой то, чего как раз хочешь. – на автомате вылетело из моего рта. – Уж я-то знаю.
– Какой острый язычок! – Горан с силой потянул меня на себя, ловко зашнуровывая корсет натуго.

– Ай! Мстительный хорват!
– Неправда. – промурлыкал он, проводя пальцем по моим го-лым плечам.
– А откуда… – его рука крепко сжала теперь уже точно оси-ную талию и мысли смешались.
– Что откуда? – как ни в чем ни бывало, переспросил мужчина, обжигая дыханием мою шею.
– Умение… справляться с корсетами… откуда?
– Через пару дней расскажу. – хрипло прошептал Горан.
– Интриган! – выдохнула я. Стоит ему прикоснуться, как ды-хание сбивается. Дьявольщина какая–то! – Кстати, не через пару дней, срок истекает уже сегодня.
– Как скажешь.
– Тогда, может, к черту этот праздник? Перейдем сразу к сути?
– Ты была такая смелая в обед, что случилось? – не отпуская, Драган осторожно подтолкнул меня к зеркалу в полный рост.
– Корсет сдавил мою храбрость и задушил, – мрачно пошутила я, критическим взглядом окидывая свое отражение.
– Слишком туго?
– Нет, но можешь перешнуровать. – глаза заискрились смехом.
– Ну, уж нет, тогда гостям придется ждать нас до утра.
– Отличная мысль!
– Саяна, посмотри на себя. Ты прекрасна. Я рядом. Никто не посмеет даже подумать о том, чтобы причинить тебе вред под моей крышей. Ты доверяешь мне?
– Да.
– Спасибо. Это много для меня значит.
– А им – нет.
– И правильно. Они этого не заслуживают. – мужчина одобри-тельно кивнул. – Нам нужно просто пережить сегодняшний ве-чер, Саяна. Кстати, может, это поможет? – улыбаясь, он надел на мою шею золотое колье из листиков с дрожащими на них ка-пельками «воды» и положил на ладонь серьги в комплект.
– Спасибо, но…
– Не нравится?
– Горан! – я высвободилась из его объятий. – Мне не нужны дорогие подарки. Не обижайся, но это создает ощущение, что ты пытаешься меня купить, а это неприятно.
– Ну что с тобой делать?
– Понять и простить! Я надену это сегодня, но потом верну, хорошо?
– Как скажешь. – он улыбнулся. – Все уже собрались. Мне нужно переодеться в смокинг с бабочкой. Как будешь готова, спускайся.

– Ради того, чтобы увидеть тебя в смокинге, да еще и с бабоч-кой, я и в ад спущусь!
– Ад пуст, все черти здесь. – пробормотал хорват, отводя взгляд.
– О, Шекспир! Ты полон сюрпризов!
– Твое удивление мне вообще-то не льстит! – он расхохотался.
– Извини. Все, иди уже. – я почти что вытолкала его за дверь, примерила серьги и тут же сняла.
Красивые, но сюда отлично подойдут бриллиантовые капельки на длинных золотых перевитых ниточках, доставшиеся мне от мамы. Они всегда со мной. Там тоже есть крохотные листики, так что практически комплект получится.
Я нашла в сумке маленький бархатный мешочек, надела серь-ги и удовлетворенно улыбнулась. Каждый раз, как маленькие слезинки, покачиваясь, защекочут шею, буду вспоминать о маме и чувствовать ее поддержку и защиту.
Теперь я готова. Хотя нет, есть еще кое-что. Я достала не-большой зеленый флакон в форме паруса из косметички. Духи, которые Глеб заказал для меня, когда мы были в Провансе. Лег-кие, свежие, с нотками только что скошенной травы и цветоч-ным флером. Почти закончились. Ничего, когда мы увидимся, попрошу брата подарить еще одни. Я нанесла пару капель на тело и мечтательно улыбнулась. Теперь и Глеб будет незримо присутствовать рядом. Все, готова!

Глава 2
Бал монстров

Глубокий вдох. Бояться нечего. Все будет хорошо. Я начала осторожно спускаться по лестнице, приподняв подол, чтобы не наступить на платье. А что, веселая была бы картинка, если бы мне пришлось кубарем скатиться по ступенькам на глазах у всех, кто собрался внизу!
Из груди вырвался смешок. Понятно, нервы. Еще один глубо-кий вдох. Ровный гул из голосов и музыки, разбавленный вспле-сками смеха, с каждой ступенькой становился все громче. Но когда весь зал оказался перед моими глазами, все стихло.
Вот так, наверное, чувствовал бы себя русский партизан, при-землившись на парашюте в центре Берлина во время Второй мировой.
От волнения я не видела людей, это просто была яркая разно-цветная шевелящаяся масса с миллионом глаз, каждый из кото-рых дулом пистолета был нацелен на меня.
Чего я волнуюсь? Мое платье все равно самое красивое! Хотя это значит, что все присутствующие особы женского пола меня уже ненавидят. Ничего, буду держаться поближе к мужчинам. А сколько из них санклиты, интересно? Черт, эту мысль надо было думать раньше.
Всем выйти из сумрака! Где же ты, Антон Городецкий, когда так нужен? Ой, мама! Наверное, я поджала бы хвост, если бы он у меня был. Но, раз его нет, улыбаемся и машем. Вернее, спус-каемся.

Мгновенно вспотевшая ладонь намертво сжала перила, я кач-нула головой, чтобы почувствовать, как мамины сережки щеко-чут шею, вдохнула аромат духов – Глеб рядом, и начала пере-считывать ступеньки дрожащими ногами.
Замерев на последней, я подняла голову и утонула в глазах Горана. Его бессовестные чертенята, как всегда, танцевали рум-бу. Он протянул руку. Мне удалось грациозно вложить в нее свою ладошку и завершить спуск с королевской грацией. Теперь бояться нечего. Можно и Наташей Ростовой себя повоображать.
– Ты прекрасна! – прошептал хорват, целуя мое запястье. – И потрясающе пахнешь!
– А ты похож на пингвина. С бабочкой.
Он склонил голову, пряча смешок, и увлек меня подальше от гостей.
– Будешь шампанское?
– Лучше стопку водки. Да шучу, шучу. – я сжала тонкую нож-ку фужера. – А может, и нет. Так что делать дальше? Ждать по-луночи, терять туфельку и улепетывать?
– Ты уже пыталась.
– Черт, ты прав.
– Я не черт.
– Не факт. – я пригубила игристую жидкость, разглядывая иг-норирующих меня роскошных женщин в туалетах стоимостью в годовой оборот нашего фонда и мужчин, с интересом погляды-вающих в мою сторону.
Горан проследил за моим взглядом, скрипнул зубами и взял меня под руку.
– Пойдем в кабинет.
Не слушая возражений, ревнивый хорват успокоился, только когда за нами закрылась тяжелая дверь.
– Ты зря переживаешь. Не съедят же они твою гостью!
– Это не смешно. – мужчина присел на край письменного сто-ла и привлек меня к себе. – Не говори так, пожалуйста!

– Хорошо. – я поправила его волосы и слегка коснулась шеи. – А в чем вообще смысл этого праздника?
– Представить тебя. – его взгляд затуманился. – Заявить, что ты под моей защитой.
– Не понимаю.
– Я объясню чуть позже.
«Саяна, будь осторожна. Горан публично объявил тебя мате-рью своего будущего наследника. Это смертный приговор. Женщина, беременная от санклита, всегда погибает в родах». Корявые буквы заплясали перед глазами. Так некстати. Сердце тоскливо заныло.
– Что с тобой? – Драган обеспокоенно нахмурился и еще креп-че обнял.
– Ничего. – я отвела глаза и уперлась руками в его грудь, что-бы отстраниться, но с таким же успехом можно было пытаться сдвинуть дом. – Отпусти!
– Что с тобой?
– Ничего! – я умудрилась с силой оттолкнуть его как раз в тот момент, когда мужчина разжал руки, и, отлетев от него, угодила прямиком в чьи-то объятия.
– В раю штормит? – с усмешкой произнес мелодичный жен-ский голос.

Поглаживая мою руку, меня довольно крепко обнимала потря-сающе красивая женщина. Я замерла, глядя на нее. Брови враз-лет, огромные ореховые глаза с пушистыми ресницами, как го-ворили раньше – томные, с поволокой, пухлые губы, которые даже мне захотелось поцеловать, водопад роскошных каштано-вых кудрей изпод тиары, подчеркивающей молочную белизну нежного овала лица. Да она безупречна!
Не знаю, сколько длилось мое замешательство. Словно со сто-роны я смотрела, как побледневший Горан бросается к нам, си-лой вырывает меня из объятий этой богини и отводит к окну. Хотелось потрясти головой, словно в ухо попала вода, чтобы развеять морок. Но глаза сами собой притягивались к незнаком-ке. У нее и фигура оказалась под стать – придраться при всем желании не к чему!
– Думала, что этих кружев уже нет, – не сказала, а скорее про-пела женщина, буквально ощупывая взглядом мое платье. – А ты сумел найти, Горан. Удивил!
Почему-то показалось, что этот факт ее раздосадовал. Но ме-довая улыбка скрыла подтекст и отвлекла внимание на неболь-шую щербинку между передними зубами, которая неимоверно шла ей, добавляя в безупречно ограненный образ перчинку. Мой дед называл таких женщин бедовыми. Да, она явно из таких.
– Красивые серьги, дорогая. – незнакомка склонила голову на-бок, разглядывая их. – Где-то я их уже видела. Знакомая вещич-ка, да, милый? – ее глаза переместились на хорвата.
Хм. Милый?

– Саяна, это Лилиана. – проигнорировав вопрос, Горан встал рядом со мной. – Лилиана – Саяна.
– Приятно познакомиться. – кашлянув, пробормотала я.
– Овца в волчьей шкуре. – больше не обращая на мою персону внимания, презрительно бросила женщина. – Сдается мне, ты совершил неравноценный обмен. Уверен, что она того стоит?
– Прекрати!
– Ты не в духе сегодня? Или новая игрушка не радует? Оставь ее на полчаса со мной, научу всему, что ты любишь.
– Сомневаюсь, что есть нужда в ваших уроках! – фыркнула я.
И Горан, и Лилиана, ошеломленные, уставились на меня. Да я и сама была в шоке.
– Кажется, вам есть, что обсудить. – как удалось сохранить видимость невозмутимости, не знаю. – А у меня нет желания выслушивать глупости. – я подошла к двери и потянула ее на себя. Тяжеленная, зараза! Хоть прямо сейчас в банковское хра-нилище ставь!
– Саяна, поднимись к себе, хорошо? – прошептал Горан, по-дойдя вплотную. – Налево от кабинета есть служебная лестница.
– Конечно, милый.
– Точно?
– Точно, точно. – я безмятежно улыбнулась. Да все что угодно пообещаю, только выпусти. – Открой дверь, пожалуйста.

Помедлив, он легко распахнул этого монстра передо мной. Я вышла из кабинета и направилась налево. А вот и лестница. Поднявшись на пару ступенек, я услышала, как дверь кабинета закрылась. Все, можно прекратить строить из себя послушную девочку. Не моя роль. Да и не родился еще тот мужчина, кото-рый заставит меня ходить на задних лапках и послушно подда-кивать!
Кивнув своим же мыслям, я развернулась и вернулась в зал.