Эдуард Асадов - стихи

Спасибо за прекрасную поэзию, Зиночка ! я вот тоже поставила пробный пост, всё у меня по-старому, вопросов нет. Сейчас пойду удалю..

Благодарю...

Люблю я произведения этого поэта. Спасибо, Зина!!!

Очень люблю это стихотворение Асадова.
На просторах интернета, находила много интерпретаций этого стихотворения, и многочисленные споры об авторстве.
Что даже запуталась какой вариант считать Асадовским.

Хорошие стихи!

Асадов... Он не писал плохо, он писал только хорошо. Люблю его поэзию. Стихотворение давно знакомо, но вспоминать и читать Асадова можно и нужно, как можно чаще. так что, Зиночка, спасибо тебе за напоминание.

Знаешь, Зинуля, а мне никогда не нравилась поэзия Асадова.
Даже в юности. Им все увлекались, он был таким модным... а ко мне не прилипало.
Мне его стихи всегда казались какими-то плоскими, неглубокими, бЕзобразными.
Определённо - не мой поэт.

Их много - тех, с кем можно помолчать.
И много тех, с кем хочется проснуться.
И тех, кого любить, с кем замечать
Секунды, что умчавшись, не вернутся.

Их много. Это - все. Все, кто живет.
Все, кто когда-то жил и будет жить.
Их много, это - человечий род.
Но... мало в нас способности любить.

iliza пишет:

Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…

iliza пишет:

Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться...

Дочь моей подруги 10 лет жила с парнем до того, как они поженились.
Родители были против этого союза. Но дочь твердила: "я его люблю, я хочу с ним засыпать и с ним просыпаться"
Жили они прекрасно. Никода! не ссорились. Родили дочку, в которой отец души не чаял.
Ребенку было полтора года, когда отец собрал чемодан и ушел без обяснений. Вот вам и любовь к человеку с которым хотелось заснуть и проснуться.
Оля, конечно, любила Сашу. А Саша, скорее всего никогда не любил, только пользовался любовью Оли. И ничего не ценил.

"Все, кто когда-то жил и будет жить.
Их много, это - человечий род.
Но... мало в нас способности любить"[/quote]
Оля, конечно, любила Сашу. А Саша, скорее всего никогда не любил, только пользовался любовью Оли. И ничего не ценил.

Зина, спасибо.

В продолжение темы об Асадове. В 89-м году я лежала в больнице в Москве. Был какой-то обычный день, я имею в виду, будний, то есть даже не суббота, не воскресенье. Всё было как обычно - с утра процедуры, потом обед, потом, после обеда - школа, потом ужин, туда-сюда, ну, а в девять часов, тоже как обычно - отбой. Но мы угомониться никак не могли - ну, кому охота спать в девять вечера, если тебе тринадцать лет, за окном едва ли не только что стемнело, а с подругой ты за день наговориться так толком и не успела, - несмотря на то, что и на обеде ты с ней вместе, и в школе тоже вместе, и сидишь за одной партой, и после школы тоже вместе, и на ужине, и до отбоя включительно... И вообще ты с ней в одной палате лежишь. И вот прошёл после отбоя уже час, идёт второй, уже почти 11 ночи, а вставать в семь, но это всем, естественно, до лампочки, и спать вообще никто и близко не собирается. Наша постовая медсестра, Наталья Борисовна, заходила в палату уже два раза и пыталась нас урезонить, но толку-то что? И вот приходит она в третий раз. "Ну, что, девчонки, - вижу я, вы спать так и не хотите?" Все, естественно, дружно заявили, что нет, и сна ни в одном глазу ни у кого, и вообще, мол, надоело так рано ложиться каждый день, ну, и т.д., и т.п. И тогда она говорит: ну, ладно, мол. Подождите секунду, я сейчас. Пошла, взяла стул, села с нами рядом и говорит - хотите, стихи почитаю? Ну, мы, конечно, тут же завопили, что да, хотим, и ещё как - интересно же. Она говорит - ну, хорошо, только с уговором. Как только я закончу, вы сразу ложитесь и тихонечко засыпаете. И спите себе спокойно, пока я вас утром не разбужу.
Конечно же, мы согласились. Ну, и после этого она начала читать "Трусиху". Дальше, я думаю, рассказывать вряд ли уже что-то нужно. Тишина стояла в палате такая, что мы бы услышали, как муха летит - только в сентябре-октябре мух-то нет уже почти... А она читала, насколько я помню, даже без книги и без бумажки - просто наизусть. Потом закончила, пожелала нам спокойной ночи и ушла. Дежурить дальше - нас всё-таки было много. А мы с той минуты и до самого утра, кажется, ни звука не проронили. Уже ни к чему было. Наша тётя Наташа, как я её называла, пошла к себе на пост. А в соседней палате, для мальчиков, в это время лежал её сын - тоже с детским церебральным параличом, только в гораздо более тяжёлой форме. Он и не разговаривал-то почти. И когда она ещё успевала быть и с ним и уделять внимание ещё и ему, своё, материнское, когда у неё три палаты было нас на посту, - 8-я и 10-я - мальчики, а в 9-й были мы, девчонки - я до сих пор ума не приложу. И всех надо было вести, делать уколы, проводить процедуры, ещё кучу всего, а потом ещё и сидеть, заполняя истории болезни - а у самой-то в это время... Но это, в общем-то, уже другой разговор, а я сейчас просто хочу сказать - хотя, конечно же, она наверняка этого никогда не увидит и не прочитает - дорогая Наталья Борисовна, тётя Наташенька! Ту ночь тридцать лет назад - кстати, в этом году этому всему на самом деле ровно 30 лет будет - я помню до сих пор. И вспоминаю очень и очень часто - не побоюсь сказать, что, бывает, почти каждый день... И сейчас, спустя столько времени, говорю - СПАСИБО ВАМ ОГРОМНОЕ! За всё - и за то, что в ту ночь познакомили меня с творчеством прекрасного, замечательного поэта, и за тот урок Добра и Любви, который Вы нам тогда преподали. Без всяких порицаний, без упрёков, без скандала... Спасибо огромное с низким поклоном ей - надеюсь, она ещё жива и здорова. Тогда ей было, по-моему, лет 36. Надеюсь, у неё всё хорошо - до определённой степени, конечно, если помнить о её Сашке. Но пусть хоть так... Я не знаю, помнит ли это кто-нибудь ещё из тех, кто был тогда со мной в палате, но я помню. Всегда. Помню, вспоминаю, не забыла. Спасибо за всё огромное...

Вот так бывает... И вам всем тоже - огромное спасибо, если вы это прочтёте...