Повесть "Чужие мои дети", 1 часть

1 ЧАСТЬ

Ей совершенно не подходит имя «Светлана», всё остальное удивительно гармонично – тонкая кость, узкая талия. Одета сдержанно, но со вкусом: чёрный, тонкого трикотажа, джемпер; на высоких бёдрах - серая, словно влитая, юбка; лакированные туфли на изящно вылепленных ножках…
Светлана Ибрагимовна кивнула на стул, красивым отточенным движением поправила чёрную прядь волос. Золотой браслет, скрученный ажурной змейкой, мелькнул на тонком запястье во всём своём великолепии и вновь скрылся в рукаве джемпера.
Мои знакомые «Светы», все как одна - и белокожи, и светловолосы, и нрав имеют лёгкий, весёлый. Но Светлана Ибрагимовна другого поля ягода: кожа смуглая, на высоких скулах – лёгкий персиковый румянец; глаза, яркие, как спелая вишня, по-восточному вытянуты к вискам.
Тонкий аромат духов – терпкий, удушающий, как южная ночь, кажется, проник в каждый уголок её небольшого, но со вкусом обставленного кабинета.
- У вас есть опыт работы в Детском доме?
- Увы, нет.
Светлана Ибрагимовна взглянула оценивающе, выдержала небольшую паузу:
- Вы мне подходите. Отправляйтесь в отдел кадров, и с завтрашнего дня можете приступать к работе.
Директриса улыбнулась уголками красивого рта:
- Надеюсь, мы с вами найдём общий язык.
Я пролепетала «спасибо» и тихо прикрыла дверь.
…
Холодный ветер неистово трепал полы моего пальто и на свой манер укладывал стрижку светло-русых волос. Модную укладку я сделала в салоне красоты, без сожаления избавившись от надоевшего, стянутого тугой резинкой, хвоста.
Правда, Пашка за этот опрометчивый поступок отругал, ну да ладно, переживу как-нибудь!
Ледяными пальцами давлю на кнопку домофона, стучу сапожками друг о друга, совершенно не чувствуя ног и жду, пока Пашка откроет дверь.
- Наконец-то! Потеряшка нашлась!.. Почему до тебя сегодня не дозвониться?
- Ка-ка-жется, т-телефон от холода разрядился, - губы не хотят меня слушаться. – Ты обедал?
- Только что… Ну, рассказывай, густо или пусто?
Я прошла на кухню.
- Замёрзла – ужас! Налей, пожалуйста, супа.
Пашка орудует половником так неловко, словно впервые держит в руках. Это и понятно – руки у него привыкли к топору, пиле и всяческого рода железякам.
- В общем, поплутать пришлось изрядно, пока нашла этот Детский дом.
- Почему?
- Оказалось, он находится внутри дворов и подворотен.
Горячий суп обжёг нёбо, тёплой волной опустился ниже… Только сейчас почувствовала, как сильно проголодалась.
- Когда на работу?
- Завтра.
- Уже завтра?
Пашка присвистнул, поскрёб тёмную щетину на подбородке:
- А как там начальство, обстановочка?
- Нормально.
- Слушай, мышь, сдаётся мне, ты чего-то не договариваешь.
Если муж называет меня «мышью», значит сильно сомневается в правдивости сказанного.
- Ну, что ещё рассказать… Здание двухэтажное, со всех сторон огорожено так, что комар не пролетит. Внутри чисто, фотографии детей на стенах, ковровые дорожки… В общем, уютно.
- А что – не так? – не отставал Пашка.
- Паш, ну чего ты привязался, а?
- Потому что энтузиазма в голосе – ноль.
- Директрису зовут Светлана Ибрагимовна, на вид – тридцать семь… сорок лет.
- … и она похожа на старуху Изергиль!
Пашка сделал страшное лицо.
- Ничуть. Она – красотка!
- Ничего себе!
- Ага, царские манеры, золото и всё такое. Рядом с ней чувствуешь себя этаким гадким утёнком… Чувство дискомфорта такое же ощутимое, как эта осень за окном… Директриса явно подавляет собеседника своим превосходством.
- Юль, может ты, как обычно, всё усложняешь?
- Ничего не усложняю! – Я фыркнула и встала из-за стола.

Пашка, в отличие от меня, слеплен из другого теста: он самонадеян, хамоват, в меру упитан и непрошибаем, как скала. Крупная голова, крупные руки – он словно монолит, без трещинки и изъяна; упрям и горяч, словно кипящий самовар, но отходчив, а иногда даже сентиментален. При верном подходе из Пашки можно вить верёвки.
…
В город мы переехали всего пару недель назад…
Деревенское захолустье, с покосившимися заборами, позеленевшими от времени шиферными крышами, осталось в зоне тёплых, но призрачных воспоминаний. Мы с мужем начинали новую жизнь!
Снятая в кирпичном трёхэтажном доме квартира встретила нас чужим застоявшимся запахом: старых обоев, пыльного, не первой свежести паласа, тяжёлых от скопившейся паутины и времени плюшевых штор с проплешинами.
Мебель «а ля семидесятые», хотя и добротная, но тяжеловесная, заполнила собой все углы, простенки и проходы.
Хозяин, сдавший нам квартиру, отдал Пашке большой железный ключ со словами:
- Ребята, живите, сколько хотите. Можете даже косметический ремонт сделать – я не обижусь!
И, довольный собственной шуткой, загоготал на весь подъезд.
- Ага, щас! Ремонт мы ему сделаем, нашёл дураков. Отмоем квартиру, и ладно. Правда, Юль?
Лишних денег на ремонт у нас, естественно, не было – все сбережения съел переезд.
…
Пашка быстро нашёл работу - устроился на АвтоВаз в покрасочный цех, мне же пришлось побегать. Учебный год в школах уже начался, и вакансии для меня светили не радужные: продавец в магазин, страховщик имущества, техничка в кинотеатр… Ничего более подходящего в колонке «Работа» местные газеты не предлагали.
И вдруг такая удача – нужен педагог в Детский дом!
- Паш, может, тебе на завтра котлет пожарить?
В ответ на свой вопрос я услышала возгласы футбольного комментатора:
- Пас, ещё пас! Мяч на фланге. Навес и удар с головы! Выше ворот. Мяч у испанцев.
Всё ясно – Пашка смотрит свой любимый футбол…
Я вздохнула, выбрала самую большую луковицу и выверенным до миллиметра движением нарубила сочную луковичную мякоть. Слёзы не заставили себя долго ждать – два солёных ручейка, обгоняя друг друга, быстро побежали по щекам, оставляя мокрый след.
…
Первое утро рабочего дня…
Я трясусь, будто осиновый лист под порывами ветра; в горле от волнения пересохло; я не знаю, что говорить, как себя вести, что делать. Чувствую, как загораются щёки, как сильно колотится сердце.
Несколько пар детских глаз смотрят испытующе и, как мне кажется, с долей насмешки.
- Здравствуйте, меня зовут Юлия Ивановна.
- Я – Дима.
- А я – Саша.
Дима и Саша… Саша или Дима? Как не перепутать мальчишек, похожих, как две капли воды? Оба стрижены под «ноль», отчего уши кажутся сильно оттопыренными, а головы на тонких мальчишеских шеях – крупными, как созревшие арбузы.
Даже носами шмыгают одновременно, и щурятся одинаково близоруко.
- Вы, что ли, наш новый «пи-да-гог»?
Смазливая девочка по имени Оля картинно дёргает плечиком, смотрит на меня вызывающе, с усмешкой.
Именно «пи-да-гог», через букву «и» – пренебрежительно, с насмешкой.
Я смотрю на стрелки настенных часов – они словно застыли на отметке «семь часов десять минут»… Как же долго тянется время! Каждая секунда – длинною в минуту, каждая минута – длинною в час… Девять детских душ, девять разных судеб и характеров, за каждую из которых я отвечаю перед государством и своей совестью…
Мне страшно до ужаса! Я боюсь показаться нелепой, смешной, неуклюжей.
А что, если я не смогу наладить с детьми контакт? Тогда меня уволят… нет, выгонят с позором! Лучше бы я устроилась на работу в магазин – торговать цветами или женскими сумками…
Щёлкают замки портфелей, хлопают двери туалета, журчит в кране вода – дети собираются в школу.
Я чувствую себя бабочкой, усевшейся на взведённый курок – одно неосторожное движение, и грянет выстрел. Я чувствую себя солдатом, шагнувшим на минное поле…
А ещё я чувствую себя ужасной трусихой!
…
- Паша, что мне надеть?
- Думаю, деловой костюм.
- Ага, приду такая вся – строгая училка! Нет, костюм я точно не надену.
- Ну, тогда иди в домашнем халате! – Пашка надо мной смеётся, и даже этого не скрывает. – Юль, что ты так переживаешь? Будь смелее, и всё будет хорошо.
- Тебе легко говорить…
Я долго стою перед раскрытым шкафом, не решаясь сделать окончательный выбор. И - как в воду с обрыва! - выбираю то, к чему сама собой потянулась рука, к яркой блузе и джинсам.
- От начальства за самодеятельность не влетит? – Пашка смерил меня оценивающим взглядом.
- Но зато детям понравится – они не жалуют «тётенек в футляре» и «синих чулков».
- Ладно, собирайся быстрее, училка, а то опоздаем.
…
- А вы - ничего себе, - цинично процедил отрок лет примерно двенадцати, смерив меня взглядом с головы до ног.
- Спасибо, - я осторожно улыбнулась, готовая к любому подвоху.
- Я – Миша, - отрок хотел протянуть ладонь, но в последний момент почему-то передумал. Я без стеснения разглядываю мальчишку… Он, словно конструктор, собран из мелких деталей: мелкие зубы, мелкие черты лица, худое телосложение, маленький рост.
- Не бойтесь, Юливанна, мы вас прямо в школу доставим. Вы без нас – никуда!
- Очень на вас надеюсь.
Мишка откровенно скалится…
Он черняв, смазлив, а над верхней губой пробиваются едва заметные усики.
- Вы не городская, да… По вас сразу заметно.
Мишка смотрит хитро, прищурив чёрные, словно маслины, глаза.
- А как ты догадался?
- Я же вырос в городе, много чего повидал… А вы откуда приехали?
- Обязательно расскажу, только чуть позже.
- Замётано!
…
Хмурое утро осеннего дня и такие же несолнечные, недовольные лица у детей.
Улыбается только Мишка, и я хватаюсь за его улыбку, как утопающий – за соломинку.
- Ну что, ребята, все готовы? Тогда спускаемся вниз.
- Без сопливых обойдёмся, - какой-то мальчишка, задев плечом и взглянув искоса, обгоняет меня, лихо съезжая по перилам лестницы на первый этаж. Дерзкого мальчишку, как выяснится позже, зовут Митькой, и у него прогрессирующее косоглазие, а ещё - дерзкий характер.
…
Город просыпался трудно, словно больной – после наркотического сна.
По мокрому асфальту катили автомобили, разбрызгивая грязную взвесь, а небо сыпало такой мелкой сыростью, будто предварительно пропускало дождь через чайное ситечко.
Подъехавший троллейбус, лязгая дверьми, засосал в дрожащее и булькающее от напряжения чрево и меня, и моих закоченевших детдомовцев.
Я вымерзла окончательно, без остатка, от этого холодного утра, от состояния безысходности и потерянности в большом городе точно так же, как неприкаянные полусонные дети.
Господи, что я здесь делаю, куда везу этих несчастных полусонных детей? А вдруг кто-то из них выпрыгнет на следующей остановке – и ищи ветра в поле? А мне – тюрьма? Я же их по именам толком не помню!
- Юливанна, приехали, остановка «Школа». - Самая высокая девочка среди всех остальных осторожно касается моей руки.
- Ой, спасибо…м-мм…
- Гуля, я – Гуля.
У Гули – красиво очерченный рот и беззащитный, словно у газели, взгляд. И вся она словно газель – тонконогая, стремительная и в то же время пугливая, с копной чёрных густых волос.
Дети выпархивают из троллейбуса и дружной стайкой летят в направлении школы, я стараюсь не отставать. Кто кого сегодня сопровождает – непонятно, то ли я детей, или они – меня…
- Предъявите ваш пропуск, - пожилой охранник бдителен и корректен.
Едва взглянув на мой документ, кивает «проходите и ждите вон там, дальше – не положено».
Звенит звонок на урок, раздевалка и школьный коридор пустеют, а я обречённо опускаюсь на лавку подле окна.
…
- Юлия Ведерникова, поясните нам значение слова «педагог».
- Педагог – это раб, сопровождающий ребёнка в афинском семействе.
- Верно. А теперь перечислите основные педагогические принципы Антона Макаренко.
- Основы педагогики Макаренко – это воспитание детей в коллективе, а коллектив – это совокупность людей, основанная на следующих принципах:
общая цель, общая деятельность, дисциплина…
- Садитесь, Ведерникова, «хорошо».

Передо мной никогда не стоял вопрос «кем быть?», потому что с семи лет, как только пошла в школу, определилась в выборе профессии.
Закончив педагогический ВУЗ, я поняла, что слово «педагог» обрело для меня несколько иное звучание: в первую очередь, это – друг, наставник, пример для подражания…
Мои мысли прерывает бегущий по коридору Димка (или Сашка?). Запыхавшись, он шепчет в ухо:
- Юливанна, у вас есть бумажка? Живот скрутило.
Я роюсь в сумочке… Нет, всё-таки определение «педагог – это раб» отчасти верное.
…
Звонок с последнего урока рассыпается по всем этажам радостным эхом.
Топот… смех… визг… крики «ура»… суматоха! Дети вылетают из школьных классов шумными стайками, обгоняя друг друга, устремляются в раздевалку. Конец мучениям и нудным урокам, да здравствует свобода!
Мишка догоняет самую тихую в группе девочку Надю, шлёпает ладонью ниже спины.
- Дурак! – обижается Надя.
Митька, освобождая путь к вешалке, размахивает портфелем, описывая полукруг - «эй, поберегись, не то зашибу!»
Гуля, перебирая газельими ножками, плывёт по коридору, гордо и красиво.
А этот нескладный мальчик?.. Витя или Ваня?.. Точно, Ваня! Держится всё время от меня подальше. Он чем-то напоминает хорька - такие же заострённые черты лица, глаза не глаза - щёлки. Взгляд у Вани неуловимый, коснётся моего - и тут же ускользнёт.

Подгоняя друг друга, вываливаемся на широкое школьное крыльцо. Я вздыхаю с облегчением: все целы и невредимы, никто не пропал, не потерялся, не сбежал…
- Ну, хвалитесь, у кого сегодня удачный день? Двоек много нахватали?
- Нормальный день, как обычно, - солидно говорит Митька.
- Гулька опять пятёрку по русскому получила.
- Гулька ещё стихи умеет сочинять, - манерно растягивая слова, добавляет симпатичная Оля. – И поёт красиво.
Гуля от похвалы преображается – глаза заблестели, щёки залил нежный румянец.
- Митя, а ты?
- Трояк по математике, - мальчишка по-взрослому сплёвывает под ноги.
- Юливанна, а давайте на другую сторону перейдём, - осторожно предлагает Димка, явно ища поддержки у товарищей.
- А зачем? Остановка – она вот, в двух шагах.
Дети переглядываются между собой, и я чувствую какой-то подвох в поступившем предложении, но в то же время ощущаю значимость происходящего, хотя и понимаю, что это – совсем в другую сторону…
- А что там такого интересного?
- Увидите! Пойдёмте, а?
- Пожалуйста!
Все, как один, ждут моего решения, и я ощущаю, что от этого решения зависит многое…
- Ну, хорошо, идёмте, только быстро, а то нас «дома» потеряют.
Читаю на лицах детей удовлетворение…
Оживлённо переговариваясь и обгоняя прохожих, по «зебре» переходим на зелёный, минуем магазин «Спорттовары», «Аптеку»…
- Далеко ещё?
- Уже пришли! – крикнул Сашка и первым рванул к киоску «Булочная».
…
Окно киоска располагалось довольно высоко, поэтому только Гуля смогла дотянуться и постучать по стеклу. Окошко тут же отворилось, выпуская на улицу стойкий запах сдобы, хлеба, тепла. Запах хлеба – что может быть желаннее и вкуснее!
Немолодая улыбающаяся женщина в белой накрахмаленной косынке выглянула в окно, удивлённо воскликнула:
- Ой, ребятушки мои! Как я же рада!
Все дети, толкаясь и перебивая друг друга, разом загалдели, закричали, перебивая друг друга:
- Здравствуйте, тётя Валя!
- А мы по вас соскучились!
- А я сегодня пятёрку получила по физкультуре!
- А Митька мне вчера подножку подставил.
- А я новый стих сочинила!
- Умнички вы мои!
- А меня училка ни за что отругала.
- А разве «ни за что» бывает? – удивляется тётя Валя.
- Бывает!

Я скромно стою в сторонке, не смея помешать общению, нарушить эту сердечную связь, нежную привязанность между двумя сторонами.
- Давайте-ка я вас угощу, - румяная тётя Валя щедро сыплет в детские ладони сушки с маком.
- Спасибо!
- Вам спасибо, что не забываете!
- Нам пора, до свиданья!

И вновь захлопнулись детские души, лица стали серьёзны и сосредоточены, мы спешно двинулись в сторону троллейбусной остановки.
- Юливанна, мы думали, что вы не согласитесь с нами идти.
- А кто такая – тётя Валя?
- Она ещё раньше вас работала в Детском доме, в нашей группе.
- И вы её очень любите…
- Да, очень!
- А теперь она продаёт хлебобулочные изделия. Почему?
- Тётя Валя по секрету сказала, что не сработалась со Светланой Ибрагимовной… А воспиталка, которая после тёти Вали работала, тоже на днях уволилась, ну и пусть, не жалко, потому что эта воспиталка ни разу не захотела идти к тёте Вале, сказала – «неположено».
- Понятно… А вот и наш троллейбус.
Мы возвращаемся почти вовремя, но я замечаю в окне внимательный взгляд Светланы Ибрагимовны.

(продолжение следует)